Военные диктаторы латинской америки. Латинская америка между диктатурой и демократией. Военные диктаторские режимы

В Латинской Америке практически ни одной стране не удалось в ходе своего социально-политического развития избежать периода авторитарного правления. Чередование гражданских и военных авторитарных режимов характерно для всей истории Латинской Америки. Основными причинами данного политического феномена явились социальная и политическая нестабильность, межэтнические, национальные противоречия и конфликты, которые приводили к политическому насилию, государственным и военным переворотам, а в итоге - к установлению авторитарных - гражданских и военных - систем правления.

При этом звено переворот-армия становилось ключевым фактором в формировании авторитарных режимов на континенте. Но, несмотря на универсальность этого явления, нельзя не учитывать специфику политических процессов и режимов, общие черты и характерные особенности военно-диктаторских систем и роль армии в политической жизни латиноамериканских государств.

Сущность военно-диктаторских режимов и их реакционный характер

Послевоенная история латиноамериканских стран свидетельствует: военно-диктаторские режимы были не только особенностью, но и закономерностью политического процесса. Установление подобного “стиля правления” основано на безоговорочном подчинении народных масс воле военных диктаторов. Механизм их правления был отработан во многих государствах Латинской Америки: в большинстве случаев диктаторы присваивали себе звание президента и создавали политическую систему, опиравшуюся на вооружениях силы и спецслужбы.

Проблемы насильственных форм захвата политической власти в латиноамериканских странах рассматривались в зарубежной политической литературе в рамках концепции “политической нестабильности”. Действительно, связь с общей политической нестабильностью и сопутствующими ей факторами, ведущими к политическому кризису, здесь несомненна. В самом общем виде эти факторы следующие: гражданские и межгосударственные войны и территориально-пограничные конфликты, иностранные интервенции; неэффективность экономики, государственных и политических структур, низкий жизненный уровень большинства населения. Причем зачастую кризисные ситуации усугубляются, казалось бы, самыми благими намерениями с целью их разрешения - попытками восстановления конституционной власти, законности и правопорядка, которые были разрушены предшествующим военным переворотом. Причины политической нестабильности западные политологи, как правило, связывают с экономической отсталостью, с “разрывом между экономическим развитием и политической институционализацией”. С.Хантингтон полагал, что государственные перевороты происходят там, где при низких показателях экономического роста не оказывалось достаточных ресурсов для удовлетворения потребностей населения.

Кроме того, государственные и военные перевороты в нашей и зарубежной литературе также рассматриваются в увязке с необходимостью модернизации латиноамериканского общества, проведением в нем, помимо экономических, и политических реформ, направленных на демократизацию социально-политических структур, повышение образовательного и культурного уровня населения.

Причинами захвата власти военными являются кризис политических структур, политическая нестабильность, чреватая острыми социальными конфликтами. Социальной предпосылкой военных переворотов выступает “преторианское общество”, специфические черты которого, сформулированные Д. Раппопортом, сводятся к следующему: 1) отсутствие консенсуса среди наиболее влиятельных группировок относительно; правил игры”; 2) острый конфликт по поводу перераспределения власти и ресурсов между основными политическими силами; 3) резкая социальная поляризация общества; 4) низкий уровень легитимности и институционализации власти..

Становление военных диктатур, как правило, сопровождается сменой прежней конституции, роспуском парламента, полным запретом любых оппозиционных сил, концентрацией законодательной и исполнительной власти в руках военного совета. Отличительной чертой военных диктатур является широкий размах террористической деятельности, которая осуществляется армией, полицией и спецслужбами. Как правило, военные режимы оказываются не в состоянии обеспечить экономическую эффективность. Им не удается мобилизовать массы на решение социальных проблем, обеспечить себе поддержку, решить проблемы, связанные с институционализацией власти. Подобные режимы существовали во многих странах Африки, Востока, Латинской Америки.

Латиноамериканские политологи считают, что скрытая политическая пружина переворотов связана с внутренними факторами - союзом крупной буржуазии с транснациональными компаниями, которые, опираясь на армию, создают “корпоративистское государство”. Объясняется это тем, что во многих случаях национальные буржуазные круги способны сохранять свое политическое и экономическое господство, используя методы террора и репрессий.

По мнению сторонников идеи “корпоративистского государства”, в странах латиноамериканского региона сформировался консенсус между альянсом крупной буржуазии и ТНК с буржуазией средней, и все они поддерживают тип государственной власти, функционирующей в результате переворота.

Если принять во внимание временные рамки, в которых была выдвинута концепция “корпоративистского государства монополитической буржуазии и вооруженных сил” (вторая половина 70-х гг.), то получалось, что сторонники данной концепции предопределили неизбежную обреченность латиноамериканских стран на перманентные политические кризисы и как следствие - на перевороты. Однако прошедший с того времени период свидетельствует об иной тенденции (даже о закономерности): военно-диктаторские режимы, пришедшие к власти в результате военных переворотов и путчей, постепенно, но повсеместно уступают дорогу новым, гражданским структурам, получившим власть законными, конституционными методами.

Говоря о переворотах как о непременных атрибутах военно-диктаторских режимов (и как о методах захвата власти), их можно определить следующим образом: это антиконституционные акции заговорщиков, возглавляемых представителем реакционной военной верхушки, с целью захвата власти, осуществляемые при поддержке единомышленников со стороны олигархических буржуазных кругов. Заговоры в Латинской Америке в ряде случаев осуществлялись и гражданскими лицами - из числа высших политических и государственных руководителей, но с непременной опорой на вооруженные силы.

При всех ситуационных различиях между военными переворотами можно выделить общие факторы, воздействующие на вызревание заговоров и реализацию захвата власти. Это слабость властных структур; коррумпированность и разложение крупного чиновничества в госаппарате; отсутствие конституционной законности и правопорядка в стране (и вследствие этого - потеря доверия к власти); непримиримые политические противоречия между партиями и организациями; убежденность масс в сфальсифицированных итогах выборов и т.п.

Таким образом, причины военных и государственных переворотов в регионе многообразны. Причины обуславливаются хронической политической нестабильностью в большинстве государств, отсутствием надлежащей институализации и легитимности власти, неадекватностью общественных структур и политических систем, сохранением социального неравенства - господства олигархии с одной стороны, и отсталостью, нищетой, безработицей - с другой. Наличие авторитарных режимов и ограничение демократии, коррупция, наркомания, терроризм, империалистическая эксплуатация и зависимость латиноамериканской “периферии” от “центра” - США и других развитых стран усугубляли политический и экономический кризис на континенте. Это подталкивало военных к активным действиям.

Особое внимание следует обратить на такой фактор, как внушение мысли о высшем, мессианском предназначении военных офицерам вооруженных сил латиноамериканских государств на всех этапах их развития. В исторический час они должны быть готовы взять на себя ответственность за судьбу страны. Поэтому среди офицеров, особенно младшего звена, было немало тех, кто вступал в ряды заговорщиков отнюдь не из худших побуждений. Так, в частности, было во время переворота в Чили в сентябре 1973 года.

Наиболее распространены в Латинской Америке реакционные военные перевороты. По обобщенным данным зарубежных исследователей, за более чем 170-летний период существования латиноамериканских государств в них произошло около 600 военных переворотов и путчей. К началу 70-х гг. XX в. три четверти населения южноамериканских стран жили под пятой военно-диктаторских режимов, пришедших к власти в результате ее захвата.

Ввиду отсутствия четкого определения сущности военно-диктаторского режима как важнейшей категории политической науки необходимо рассмотреть понятие “диктатура”. Это неограниченная политическая, экономическая и идеологическая власть, осуществляемая определенной группой людей во главе с лидером, имя которого, или используемая им социально-политическая идея, может определять тот или иной вид диктаторского правления (цесаризм, абсолютизм, неконституционная монархия, бонапартизм, диктатура класса, партии, тоталитаризм, использующий примат религиозной идеи и т.д.). При этом “бонапартизм” определяется как историческая форма военно-диктаторского режима.

Военно-диктаторский режим, по мнению В.Т.Рощупкина, является крайним выражением авторитаризма, при котором законодательная, исполнительная и судебная власть сосредоточена в руках военного диктатора или элиты, опирающихся на силовые структуры и, прежде всего, армию с целью установления своего господства в экономической, социальной, политической и духовной жизни и отстранения народных масс от участия в управлении государством и обществом.

Подобный режим основан на насилии, грубом произволе, широком использовании жестких мер принуждения, наказания, террористических методов расправы с оппозицией и узурпации политической власти с дальнейшим распространением ее на все сферы жизнедеятельности общественных структур. В большинстве случаев военно-диктаторские режимы неспособны эффективно управлять обществом и государством - ввиду утраты демократических форм правления, отсутствия разделения властей, неприятия широкими массами силовых методов подавления оппозиции.

Военные диктаторы отменяют или приостанавливают действие конституции, ограничивают права и свободы граждан, распускают политические партии, запрещают политическую деятельность, вводят жесткую цензуру на средства массовой информации. Руководство страной осуществляется путем издания декретов и других актов военно-бюрократической машины, которая отвергает демократические государственно-правовые нормы. Отождествляя свои корпоративные интересы с общенациональными, армейская элита стремится использовать военную диктатуру с максимальной для себя выгодой. Классическими примерами военных диктатур являются латиноамериканские политические режимы XX века, представляющую собой жёсткую власть армейской элиты.

При анализе сущности военно-диктаторских режимов довольно сложным представляется определение его основных форм. В целом авторитарные системы управления носили в условиях Латинской Америки реакционный, умеренный либо прогрессивный характер. Наиболее распространенной формой названных политических режимов на континенте являлись правоавторитарные реакционные военно-диктаторские режимы, которым присущи тоталитарные тенденции.

“Типичными представителями” правоавторитарных систем являлись реакционные военные режимы диктатора Сомосы в Никарагуа, Дювалье в Республике Гаити, Стреснера в Парагвае, реакционные военные хунты и правительства в Аргентине, Бразилии, Чили, Гватемале, Уругвае и ряде других стран.

Вышеперечисленные режимы в регионе тесно связаны с таким местным социально-политическим феноменом, как каудильизм. Социально-политическую суть этого явления кратко, но емко выражена У.Фостером: каудильизм представляет собой “прежде всего господство реакционных диктаторов, приходящих к власти и правящих с помощью насилия”.

Помимо реакционных военных диктаторов-каудильо, во многих странах Латинской Америки, в том числе в Аргентине, Бразилии, Чили, Гватемале, Уругвае в результате военных переворотов возникали военные хунты, состоявшие обычно из командующих видами вооруженных сил. Хунты, как правило, выполняли роль временного правительства с законодательными, исполнительными, контрольными и даже судебными функциями. Такие правоавторитарные режимы с тоталитарными тенденциями повсеместно зиждятся на милитаристской системе, политическом терроре. Правление военных хунт порождало произвол и злоупотребление властью, способствовало быстрому и беззастенчивому обогащению генералитета за счет многочисленных экспроприаций чужого имущества и грабежа государственной казны. Подобное беззаконие разлагает вооруженные силы, отвлекая их от выполнения непосредственных задач по обеспечению национальной безопасности государства. В конечном счете, все это приводит к полной дискредитации военной хунты и армии в глазах национального и мирового общественного мнения и готовит социальную почву к активизации выступлений оппозиции. Наиболее остро вышеназванные явления проявились в период крайне неудачного для Аргентины военного конфликта с Англией из-за Мальвинских (Фолклендских) островов (1982 г.).

Таким образом, военно-диктаторские режимы, возглавляемые хунтами, оказывались не в состоянии решать нараставшие социально-экономические проблемы. Эпоха их правления - это периоды перманентной нестабильности во всех сферах. В то же время “в небольших странах и при внешней помощи, как это имело место в Чили, военная хунта может подготовить условия для капиталистической модернизации страны. В 80-е гг. во всех латиноамериканских странах военные хунты пали под напором демократического движения”.

Правоавторитарные реакционные военно-диктаторские режимы характеризуются антиконституционными, противоправными действиями, предпринимаемыми группой заговорщиков во главе с высокопоставленными военными деятелями при прямой или косвенной поддержке наиболее реакционной части армии в лице генералов и офицеров. Заговоры военной верхушки, политическим итогом которых становились перевороты, сопровождались кровавым насилием со стороны армии, органов безопасности и полиции, перешедших на сторону путчистов.

Особое место в политической жизни стран Латинской Америки занимали левоавторитарные военно-диктаторские режимы, которые возникали в результате революционных контрпереворотов. Конечной целью таких режимов являлись ликвидация предшествующих авторитарных систем и восстановление законной демократической власти. Эти режимы формировались при прямом участии или поддержке прогрессивных военных кругов в союзе с демократическими и патриотическими силами. В послевоенный период подобные режимы возникли в результате военных переворотов в Боливии (1979г.), Венесуэле (1945г.), В Панаме и Перу (1968г.). В этот же ряд, но с определенными оговорками, обусловленными особенностями политических сил, выступивших против правивших в то время режимов, можно поставить также Кубу (1959г.) и Никарагуа (1979г.).

Р.Шварценберг называет их прогрессивными: “Эти военные режимы объявляли себя “революционными”, “националистическими” и идеологически поддерживались левыми движениями и партиями... На практике они пытались контролировать иностранное экономическое проникновение и оберегать природные богатства своих стран. И, наконец, они проводили более открытую и менее ориентированную на США внешнюю политику”.

Левоавторитарные военно-диктаторские режимы в Боливии, Венесуэле, Панаме, Перу к концу 70-х гг. ушли в прошлое, показав свою объективную обреченность. Эти режимы - отнюдь не единичное явление в регионе, но они все-таки входят в особую категорию. Ибо этот феномен представляет собой скорее исключение на общем политическом фоне переворотов и правления военных.

Правоавторитарные военные режимы характеризуются директивными методами государственного руководства, осуществляемого военно-бюрократического аппаратом, отсутствием контроля со стороны народных масс за деятельностью правящей военной администрации. Подобные режимы неизбежно порождают коррупцию в вооруженных силах, в том числе и в рядах военных демократов. В Латинской Америке в их среде появились представители военной бюрократии: одни разбогатели на покровительстве наркомафии; другие преуспели в махинациях с государственной казной; третьи - во взяточничестве и т.д. Наряду с крупной буржуазией и олигархией чиновничество военно-бюрократического государственного аппарата процветает, а положение масс вопреки громким популистским лозунгам и программам не улучшается.

Рассмотрим политическую картину реакционных переворотов и последующего правления, военных на примере Аргентины. Переворот, произошедший в 1930 г. в Аргентине, послужил своего рода точкой отсчета последующего длительного (по меркам XX века) периода реакционных военных режимов, характеризовавшихся расправами с демократическим движением, отменой положений конституции, запретом на деятельность политических партий. В последующем военные перевороты в Аргентине имели место в 1943, 1955, 1966 и 1976 гг. Военно-диктаторский режим, пришедший к власти в результате последнего в этом перечне, но не последнего по политической значимости переворота, стоял у власти в этой стране вплоть до 1983г.

Особенностью военного переворота в Аргентине в 1966 г. было выступление армии в качестве цельной, а не раздробленной, обособленной в социально-политическом плане структуры, на которые нередко делились вооруженные силы в ходе предшествующих путчей и после них. Установившейся в стране правоавторитарный военный режим взял курс на внедрение “неокорпоративистской структуры” посредством так называемых “директив участия”. Причем реализация данного курса шла повсеместно - как на общегосударственном, так и на местном уровнях.

Сходная по своим социально-политическим аспектам картина монополизации власти и отмены, демократических начал повторилась и спустя 10 лет - в результате военного переворота 1976 г., произошедшего вследствие слабости и отсутствия единства в стане демократических сил. Глава военного режима генерал X. Видела в обстановке политического хаоса приостановил действие конституции, запретил политическую и профсоюзную деятельность, отменил автономность провинций. Военная хунта, в состав которой вошли командующие сухопутными войсками, ВМС и ВВС (менявшиеся через каждые три года), получила беспрецедентные полномочия: право объявлять войну и заключать мир, контролировать деятельность государственных органов, назначать и отстранять от власти президентов. При этом неформальным, но реальным центром власти по-прежнему оставался “военный парламент”.

Однако основным отличием в результатах военного переворота 1976 г. по сравнению с захватом власти армейской верхушкой в 1966 г. явился отказ от курса на создание корпоративной общественной модели. К 1976 году аргентинские вооруженные силы, хотя и являлись единым государственным институтом, по своему социальному составу, а следовательно и по политическим взглядам, уже не были однородны. К тому же в пестром спектре соперничавших политических течений - от умеренно консервативных до ультраправых - установился относительный баланс сил и интересов. Вследствие дифференциации идейно-политических воззрений военных к середине 70-х годов не только исполнительная власть, но и страна оказались поделенными на “зоны влияния” между разными военными группировками.

В итоге, несмотря на попытки аргентинских военных режимов в 50-60-е гг. придать своему правлению стабильный и долговременный характер, им это не удалось. Дело, очевидно, в неспособности армии как государственного института всецело подчинить себе социально-политическую организацию общества и реформировать ее на подлинно демократических началах. Данная закономерность проявилась и во многих других странах, в которых у власти были военно-диктаторские режимы.

Идеологическим обоснованием вмешательства военных в политическую жизнь Аргентины стала концепция “правого авторитаризма”. Идеологические установки сторонников правого авторитаризма непосредственно предусматривали насаждение военно-диктаторской формы правления на срок, необходимый для стабилизации.

При этом продолжительность “срока” даже не оговаривалась: “правые авторитаристы” прикрывались туманными формулировками о его важности, диктуемой интересами “стабилизации и перехода к новой фазе”. Проповедников подобных воззрений в среде аргентинского офицерства было немало, особенно в его высшем звене. В числе сторонников так называемого “либерального авторитаризма” - генералы X. Видела, Р. Виола, А. Ланусси и другие путчисты.

Но каких бы оттенков ни были идеологические знамена сторонников авторитарного военного правления в Аргентине, все они не останавливались перед тем, чтобы ради захвата власти растоптать конституционные нормы. О цинизме и лицемерии организаторов военных переворотов 1955 и 1966 гг. говорит то, что в последующем бывшие путчисты стали называть совершенные ими перевороты, не иначе как “революцией”.

Чтобы придать перевороту 1966 г. видимость законности, его организаторы заблаговременно позаботились о правовом прикрытии прорыва военных к управлению государством. В своей работе “Вооруженный политик” исследователь К.Фаит свидетельствует: заговорщики разработали и навязали властям так называемый план “Конинтес” - “Военный план на случай внутренних волнений в государстве”. Согласно этому документу ситуация в стране подпадала бы под контроль вооруженных сил.

Исследования военно-диктаторских режимов в Аргентине и в ряде других латиноамериканских государствах показывают, что у них немало общих черт, но есть и свои особенности. Но для более глубокого, полного анализа этих режимов возникает объективная необходимость всесторонне рассмотреть роль армии в политической жизни вышеназванных латиноамериканских государств.

Вспомним ранее изученное: испано-американская ко¬лонизация континента, войны за независимость в 1810-1825 гг., междоусобицы, латифундии, военные перевороты и диктатуры.

1. Каковы основные социальные силы в латиноамериканском обществе и особенности их интересов и взаимоотношений?

Наследие патриархально-патерналистских отношений, сформировавшихся еще в колониальный период, проявилось в сохранении клановых связей между «патроном» (хозяином), лидером, «вождем» (каудильо) и «клиентелой» (от слова «клиент») над связями классовыми и социальными. Поэтому так велика роль лидера в политической жизни большинства латиноамериканских стран даже в XX в.

Значительное место в жизни континента занимает католическая церковь. В Латинской Америке живет большинство католиков мира.

Земельная олигархия - латифундисты были заинтересованы в иностранном капитале и дармовой рабочей силе.

В ряде стран важную роль в политической борьбе играла армия, которая становилась на сторону диктатуры, либо восставала против нее.

2. Чем вы можете объяснить особую остроту социальных конфликтов в латиноамериканском обществе?

С иностранным капиталом и внешними рынками была связана прежде всего земельная олигархия - латифундисты (собственники крупных земельных участков), которые были главным тормозом на пути развития капитализма в странах континента. Они были особо заинтересованы в сохранении сырьевой специализации региона и эксплуатации почти даровой рабочей силы - малоземельных крестьян и батраков.

Если провести сравнение с европейским историческим опытом, то в XX в. в Латинской Америке шла борьба капитализма против пережитков феодализма, сталкивались интересы, с одной стороны, растущей городской промышленной буржуазии, предпринимателей, интеллигенции, крестьян и рабочих, с другой - плантаторов, реакционной военщины и бюрократии и связанной с ними посреднической торговой буржуазии, иностранного капитала.

3. Почему для Мексики стал определяющим эволюционный путь развития, а для Кубы - революционный?

В Мексике руководители авторитарных режимов, выбирая дальнейший путь развития, начали проводить дозированные реформы, которые предопределили эволюционный путь развития страны. На кубе были сильны коммунистические партии, которые своей целью ставили осуществление революции.

4. Почему для стран Латинской Америки характерны военные перевороты, диктатуры, путчи? Подумайте, может ли быть армия самостоятельной силой в обществе.

Цикл революций XX в. в Латинской Америке начала Мексиканская революция (1910-1917), а завершила через 80 лет Сандинистская революция в Никарагуа (1979-1990).

Сложное переплетение различных проблем внутреннего развития и неразвитость политических партий во многих странах определили большую роль в политической борьбе армии, которая выступала в качестве организованного орудия власти.

Калейдоскоп военных переворотов и возвращений к гражданскому правлению и ограниченной демократии - характерная черта вековой истории континента.

Армия может быть самостоятельной силой в обществе, что подтверждается установлением военной диктатуры в некоторых государствах.

После второй мировой войны по всей Латинской Америке в ре­зультате многочисленных военных переворотов, особенно в пе­риод с начала 60-х по конец 70-х годов, были смещены законно избранные гражданские правительства. Согласительные системы вытеснены бюрократическими авторитарными. Военные перевой роты происходили в тех обществах, где слабые гражданские ин­ституты не смогли установить свое влияние над вооруженными силами. В Китае и во Вьетнаме коммунистические партии конт­ролировали армию. Как заявлял Мао, «винтовка рождает власть». Но «наш принцип состоит в том, что этой винтовкой командует партия, а винтовке никогда не будет позволено командовать пар­тией»6. В Латинской Америке ситуация была противоположной: еще со времен испанских поселенцев начала XVI в. армия играла господствующую роль в политической жизни. Даже в XX в. поли­тические партии и социальные группы редко получали власть, достаточную для противостояния активному вмешательству во­енных в осуществление политики. Тем не менее в последнее сто­летие социальный плюрализм сохранял здесь более сильные по­зиции, чем в Китае или Вьетнаме. В таких странах, как Аргенти­на, Бразилия, Чили и Уругвай согласительные и бюрократиче­ские авторитарные режимы периодически сменяли друг друга. Перевороты, происходившие в период с 1964 по 1973 г. и низвер­гавшие законно избранные гражданские правительства, имели своей целью укрепление капиталистической экономики и вытес­нение с политической арены левых сил, поддерживавших социа­листические, коммунистические и популистские программы. Этим переворотам предшествовало усиление структурных, куль­турных и поведенческих конфликтов.

Гражданская проправительственная коалиция была слишком слабой, чтобы помешать вмешательству военных. Вооруженные силы обладали возможностями, позволявшими им не подчинять­ся приказам гражданских лиц. Они держали под контролем ре­прессивные силы, действовали тайно, были хорошими специали­стами и организаторами, что необходимо для управления бюрок­ратическими институтами. Гражданские организации, такие, как политические партии, законодательные органы и суды, в силу разобщенности часто не могли противостоять им. Влиятельные социальные группы (бизнес-корпорации, землевладельцы, рели­гиозные деятели) были настороены против гражданских полити­ков и приветствовали приход к власти военных. Если переворот, направленный на свержение законно избранного правительства, получал поддержку со стороны ТНК или правительства США, то такая помощь приводила к краху согласительной системы.

Кризисы легитимности подрывали структурную власть согла­сительных режимов и повышали вероятность воцарения бюрок­ратических авторитарных систем. Ожесточенные конфликты между группами влияния, выливавшиеся в насилие и политиче­ские беспорядки, делали согласительные системы уязвимыми. Законно избранные правители были не в состоянии примирить противоречивые интересы. Им было трудно выработать консен­сус между различными группами, делящими между собой поли­тическую власть. Кроме того, у них не было репрессивных сил для подавления антиплюралистической оппозиции, считавшей незаконной согласительную систему.

В условиях падения легитимности избранных гражданских чиновников военные лидеры приходили к заключению, что те не обладают ни волей, ни властью для защиты интересов вооружен­ных сил. Цена пребывания у власти гражданских лиц перевеши­вала все выгоды от их правления. Согласительная политика ста­вила под угрозу корпоративные, классовые и идеологические ин­тересы. Всякий раз, когда президентская гвардия, рабочая мили­ция и другие объединения начинали представлять угрозу для кор­поративных интересов военных, происходил переворот. Корпо­ративные интересы заключались в независимости при назначе­ниях на военные должности, в присвоении офицерских званий, выработке оборонительных стратегий, составлении программ во­енного обучения, поддержании порядка и национальной без­опасности. Часто личные интересы сливались с корпоративны­ми: военные хотели получить крупные бюджетные ассигнования не только на вооружение и боевую подготовку, но и на повыше­ние окладов, легковые автомашины, пенсии, медицинское об­служивание и жилье. В переворотах, происшедших в Бразилии и «в южном конусе» (Аргентине, Чили, Уругвае), кроме того, были замешаны и классовые интересы. Большинство старших офице­ров происходили из аристократических землевладельческих се­мей или семей, принадлежавших к высшему звену - промыш­ленникам, государственным служащим и военным чиновникам. По их мнению, радикальные марксистские партии и профсоюзы угрожали безопасности как капиталистов, так и нации в целом. Вооруженные силы, чьей обязанностью было защищать нацию от внешнего и особенно от внутреннего врага, полагали, что закон­но избранные гражданские политики, обещавшие введение эга­литаризма, ставили под угрозу не только экономический рост и капитализм, но и гражданское единство и христианскую веру.

Так, материальные интересы сливались с духовно-нравственны­ми и идеологическими ценностями. Тот факт, что гражданские лидеры не могли отстоять эти интересы и ценности, увеличивал вероятность переворота.

Кризис, порождающий деинституционализацию, заставлял обращаться к бюрократической авторитарной системе. Разрыва­емые жестокими конфликтами, южноамериканские страны не имели процедурного консенсуса, необходимого для согласова­ния разнообразных интересов и ценностей. Офицеры армии не считали себя обязанными по закону подчиняться избранным гражданским лидерам. В условиях слабой зависимости от право­вых норм гражданского контроля вооруженные силы осуществ­ляли переворот всякий раз, когда их интересы были ущемлены.

Поведенческий кризис также усиливал вероятность военного переворота. Слабые гражданские лидеры не могли предложить государственной политики, способной справиться с такими про­блемами, как высокий уровень инфляции, стагнация экономики, внешнеторговый дефицит и политическое насилие в стране. Ориентированные на поддержание политического порядка и экономического роста военные часто осуществляли переворот, в результате которого к власти приходили технократы, профессио­налы и управленцы. Вместе с военной элитой такие гражданские технократы пытались вытеснить с политической арены радикаль­но настроенные профсоюзы, а также те политические партии, ко­торые организовывали общественную деятельность во времена правления согласительного режима. Хотя рядовые граждане ре­дко принимали участие в переворотах, их слабая поддержка на­ходившихся у власти гражданских правительств подталкивала во­енных к действиям7.

Перевороты, произошедшие в Бразилии, Аргентине, Чили и Уругвае с 1964 по 1976 г., имеют общие принципы перехода от согласительного к бюрократическому авторитарному режиму. Гражданские правительства распадались потому, что не могли создать вокруг себя сильной коалиции, которая заставила бы военных считаться с согласительной системой. Правительст­венные институты, политические партии и социальные группы (землевладельцы, деловые ассоциации, религиозные деятели) ослаблены раздробленностью. Вместо того чтобы сплотиться вокруг стоящей у власти гражданской администрации, многие группировки поддерживали военных. Такое положение лишало правительство возможности принимать решения. Президент, как правило, сталкивался с оппозицией со стороны враждебно­го ему конгресса. Институт президентской власти не располагал ни репрессивной, ни консенсуальной властью, необходимой для сдерживания военных: В Чили суд признал правомочным переворот, свергнувший президента Сальвадора Альенде (1973). Ни Альенде, ни президенты Бразилии (1964), Аргентины (1976) и Уругвая (1973) не могли полагаться на сплоченные политиче­ские партии в организации поддержки режиму и создании коа­лиции с сочувствующими группами. Разобщенность рабочего движения лишала гражданских лидеров такого источника под­держки, как солидарность рабочего класса. Деловые ассоциа­ции в этих странах были на стороне организаторов переворота. Землевладельцы отвергали программы перераспределения зем­ли, выдвинутые Сальвадором Альенде и президентом Бразилии Жоао Гулартом. Католическая церковь в Чили и особенно в Ар­гентине приветствовала приход к власти военных, считая, что армейские офицеры восстановят порядок и будут придержи­ваться в своей политике принципов христианства. Президенты Альенде и Гуларт столкнулись с сильной оппозицией со сторо­ны ТНК и правительства Соединенных Штатов; эти иностран­ные институты заявляли, что левые движения составляют угро­зу капитализму, проводят ошибочную социалистическую поли­тику и грозят Западу «коммунистической» агрессией. С начала 60-х и до середины 70-х годов правительство США предоставля­ло аргентинским военным оружие и военных советников, а так­же осуществляло техническую подготовку армии. Это усилило решимость военных элит свергнуть гражданских президентов, не способных обеспечить быстрые темпы экономической мо­дернизации и дать нации правительство, которое бы гарантиро­вало ее безопасность.

Когда политический процесс заходил в тупик, деинституцио-нализация увеличивала вероятность переворота. Большинство латиноамериканских стран, включая и те четыре, о которых шла речь выше, страдали от персонализма правления. Даже в услови­ях раздробленности президент обладал большей властью, чем за­конодательные или судебные органы. Политический процесс опирался на отношения типа «патрон - клиент». Президент вы­ступал в роли суперпатрона, раздающего политическую поддерж­ку в обмен на ресурсы (покровительство, кредиты, контракты, лицензии). Государственные институты оставались слабыми. Личные связи представителей власти играли большую роль, чем нормы гражданского общества. Рассматривая конфликт интере­сов как незаконный, многие латиноамериканские элиты так и не выработали надежного процедурного консенсуса как средства примирения разногласий. Законы не могли оградить гражданскую администрацию от произвола военных. Для многих граж­данских лиц, поддерживавших путчистов, военный переворот представлялся наиболее эффективным и легитимным способом подавления нелегитимных конфликтов.

Деинституционализацию и недееспособность правительст­венных институтов усиливало презрительное отношение воен­ных элит к легитимности согласительных систем. С их точки зре­ния они не принимали во внимание корпоративные, личные, классовые и идеологические интересы вооруженных сил и их со­юзников. Заявляя о том, что ущерб от правления гражданских ад­министраций превосходит выгоды такого правления, военные видели в этом основание для захвата верховной власти. Следуя прусской традиции, чилийские, аргентинские и бразильские во­енные считали, что президенты угрожают их корпоративной ав­тономии, принимая, в противовес офицерам, сторону призывае­мых на военную службу рядовых, организуя рабочую милицию и вмешиваясь в решения армейских чиновников. Хотя угроза кор­поративным интересам являлась более важным мотивом для пе­реворота, чем личные интересы, они полагали, что их правление обеспечит увеличение правительственных ассигнований на их зарплаты, пенсии, жилье и здравоохранение.

Классовые интересы также служили мотивом к перевороту во всех четырех странах. Сторонники ускорения экономического роста, снижения инфляции и осуществления модернизации с по­мощью государственной поддержки развитию частного предпри­нимательства и инвестиций зарубежных корпораций, инициато­ры переворота опасались угрозы капиталистическому развитию со стороны левого движения. По мнению военных и их союзни­ков в лице гражданских бизнесменов, радикально настроенные профсоюзы требовали слишком высоких зарплат. Бразильские и чилийские крестьянские ассоциации захватывали землю; поли­тика перераспределения земли угрожала интересам крупных зем­левладельцев. Под предводительством молодых людей против слабого согласительного правительства организовывались пар­тизанские движения, например: Левое революционное движе­ние в Чили, Перонистское движение, носившее левацкий харак­тер, и троцкистская Народно-революционная армия Аргентины, уругвайское Движение национального освобождения (Тупама-рос) и радикально-католические группы в Бразилии. Предпола­гая, что эти движения связаны с левыми фракциями политиче­ских партий - социалистами, коммунистами, перонистами, - военные считали, что они представляют угрозу национальной безопасности.

Идеологические ценности сливались с капиталистическими интересами, усиливая тем самым военное противостояние граж­данскому правительству. «Внутреннего врага» стали ассоцииро­вать с атеизмом, неверностью и бесчестием. Считая себя стража­ми национальной безопасности и защитниками внутреннего по­рядка, вооруженные силы оправдывали перевороты как единст­венный способ сохранить христианскую, западную, капитали­стическую цивилизацию.

Слабое гражданское правительство и отказ масс от поддержки согласительного режима также способствовали переворотам в Латинской Америке. Политические «патроны» выторговывали правительственные блага для своих «клиентов», однако поддер­живающих их действующих политиков оказалось немного и дей­ственной коалиции не получалось. Рассматривая политику как игру, в которой невозможно выиграть, находившиеся у власти гражданские политики не могли найти компромисс и сформули­ровать политику, способную удовлетворять интересы различных групп. Низкие темпы роста, спад производства, снижение реаль­ных доходов и инфляция мешали им вести выигрышную игру, приносящую достаточно средств для субсидирования правитель­ственной поддержки. Переворотам предшествовала не только экономическая стагнация, но и широкомасштабное насилие. По-" литические убийства, ограбления банков и похищения детей сви­детельствовали о неспособности гражданских правительств ула­живать конфликты мирными средствами. Левые партизаны вели бои с правыми военизированными организациями. Общество поляризовалось, но не на бедных и богатых, а на сторонников правительства и их социально-разнородных противников. Под­держиваемые ведущими оппозиционными организациями и оп­ределенными категориями населения вооруженные силы, свер­гавшие согласительные системы, брали на себя обязательство обеспечить развитие капитализма при сохранении существующе­го политического строя8.

Военная диктатура в Уругвае военный гражданский режим, установленный в Уругвае 28 июня 1973 года в результате переворота и завершившийся 28 февраля 1985 года. Этот период отмечен запретом политических партий, профсоюзов, гонениями на… … Википедия

В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена. Вы можете … Википедия

Военная интервенция в Россию Гражданская война в России Американские войска во Владивостоке Дата 1918 1920 … Википедия

Гражданская война в России Американские войска во Владивостоке Дата 1918 1920 … Википедия

- [[Бакинская коммуна|←]] … Википедия

Формы правления, политические режимы и системы Анархия Аристократия Бюрократия Геронтократия Демархия Демократия Имитационная демократия Либеральная демократия … Википедия

Чёрные полковники (термин, использовавшийся в советской печати), или Режим полковников (греч. το καθεστώς των Συνταγματαρχών) или просто Хунта (греч. η Χούντα) военная диктатура правого толка в Греции в 1967 1974. Лидеры хунты: Георгиос… … Википедия

диктатура - ДИКТАТУРА, ы, ж Форма государственного правления, при которой ничем не ограниченная власть принадлежит определенному лицу, классу, партии, группе; политическая власть, опирающаяся на насилие. Военная диктатура … Толковый словарь русских существительных

Диктатура - Диктатура ♦ Dictature В широком и расплывчатом смысле, распространившемся в новейшее время, – всякая власть, основанная на силе. В узком и историческом смысле – авторитарная или военная власть, ограничивающая не только личные и групповые… … Философский словарь Спонвиля

Книги

• Военная сила доллара Как защитить Россию , Катасонов В.. Валентин Юрьевич Катасонов - профессор кафедры международных финансов МГИМО, доктор экономических наук. Его книги, отличающиеся большим количеством фактическогоматериала и глубоким анализом…
• Военная сила доллара. Как защитить Россию , Валентин Катасонов. Валентин Юрьевич Катасонов - профессор кафедры международных финансов МГИМО, доктор экономических наук. Его книги, отличающиеся большим количеством фактическогоматериала и глубоким анализом…

Лекция №4

Тема: Проблемы развития стран Азии, Африки и Латинской Америки

План

I. Новые индустриальные страны Латинской Америки и Восточной Азии

II. Мусульманские страны. Турция. Иран. Египет

III. Китай. Индия

Новые индустриальные страны Латинской Америки

и Восточной Азии

Новыми индустриальными странами в 1980-х гг. стали называть ряд стран Латинской Америки (Чили, Аргентина, Бразилия и др.) и Восточной Азии (Южная Корея, Тайвань и др.). Несмотря на то, что они принадлежат к разным цивилизационным регионам, у них оказалось много общего. Они сумели за короткий срок совершить скачок в своём экономическом развитии в условиях диктатур авторитарных режимов. Так возникла дискуссия о природе авторитаризма в современном мире, которая на обыденном уровне часто сводится к вопросу, есть ли заслуги у диктаторов.

Латинская Америка: от диктатур к демократии.

Борьба между авторитарными и демократическими методами модернизации с особой остротой стояла в странах Латинской Америки. Особую роль в жизни стран региона играла армия. Военные диктатуры (хунты) периодически сменялись гражданским правлением вплоть до 1980 – 1990-х гг. Иногда армия становилась силой, свергавшей диктатуры, которые в то или иное время существовали почти во всех странах региона. В одних странах они менялись каждые 7 – 8 лет, смещая очередное гражданское правительство, в других они правили десятилетиями. Военные диктатуры с таким же упорством, как и гражданские правительства, в 1950 – 1960-е гг. укрепляли государственный сектор в экономике, стремились заменить ввоз товаров собственным производством (импортозамещающая индустриализация), а в 1970 – 1980-е гг. настойчиво передавали в частные руки государственные предприятия и банки (приватизация), поощряли открытость экономики, сокращали государственные налоги и расходы, ориентируя экономику на вывоз нетрадиционных товаров. Объединяло диктатуры во все времена то, что они запрещали или ограничивали деятельность политических партий, парламентов, свободной прессы, проводили аресты и репрессии против оппозиций, вплоть до произвола в отношении рядовых граждан. Диктатуры традиционно стремятся к внешней экспансии для укрепления своего авторитета внутри страны, но почти всегда терпят фиаско. Так, например, пала военная хунта в Аргентине – после неудачной попытки (1982 г.) захватить Фолклендские острова, находящиеся под контролем Великобритании. Диктаторы и их подручные в ряде стран в конце концов предстали перед судом, а там, где не было массового произвола, обошлось амнистией. Не удалось скрыться от судебных преследований и генералу А. Пиночету, который вошёл в историю как диктатор, осуществивший (1973 – 1990 гг.) авторитарную модернизацию страны (благодаря экономической программе М. Фридмена Чили стали экономическим лидером Латинской Америки). Но так ли велика заслуга диктаторов? «Режим Пиночета хвалить не за что. Фундаментальные принципы военной организации прямо противоположны принципам свободного рынка и свободного общества. Это – крайняя форма централизованного управления. Хунта пошла против своих принципов, когда поддержала рыночные преобразования» (Милтон Фридмен, 1002 г.).

Экономическая политика, которую проводили диктаторы и авторитарные лидеры, находилась в русле тенденций мирового развития, как указывают современные латиноамериканские исследователи. Диктатуры с одинаковой настойчивостью увеличивали или ограничивали роль государства в экономике. Поэтому образ диктатора – реформатора, который длительное время создавался пропагандистским аппаратом самих диктаторов, должен быть пересмотрен, считают учёные. Диктатура там, где проводились реформы, решала только одну задачу – задачу обеспечения социального мира и политической стабильности путём неприкрытого насилия. Главную угрозу стабильности правящие элиты Латинской Америки видели в сильных позициях левых сил – социалистических и коммунистических партиях. Влияние левых сил определялось масштабами нищеты в регионе. Крайне левые в ряде стран были инициаторами гражданских войн. Именно против левых сил в первую очередь и были направлены репрессии диктаторских режимов.

Итак, к концу XX в. военные ушли из правительственных кабинетов в казармы. Диктатура исчезла из истории Латинской Америки не потому, что были решены все проблемы, а крайне левые силы утратили своё влияние, а потому, что в условиях глобализации и перехода к постиндустриальному информационному обществу диктатура не способна решить новые исторические задачи. Курс на ограничение роли государства в экономике, поощрение частной инициативы и открытие страны мировому рынку, который были вынуждены начать диктатуры под влиянием мировых реалий, подтачивал сами основы их существования. Такой курс несовместим с диктатурой. Этот курс с большим успехом стали проводить все демократические правительства стран региона. Он привёл к подъёму, но также выявил серьёзные проблемы. Выявилась уязвимость национальной финансовой системы в условиях глобального движения капитала, что привело к финансовым кризисам в ряде стран. Увеличился разрыв в доходах между богатыми и бедными. Но военные диктатуры не вернулись. К власти во многих странах пришли левые силы в 1990-е гг. и в начале XXI в. (Чили, Бразилия и др.). Они стали сочетать курс снятия ограничений с целью развития предпринимательской инициативы с активной политикой государства в социальной сфере, здравоохранении и образовании.