Главная Дерматология Нет доказательств христианской веры. Почему Православие есть истинная вера? Аскетизм и другие веры

Нет доказательств христианской веры. Почему Православие есть истинная вера? Аскетизм и другие веры

В настоящее время все мы находимся в такой жизненной ситуации, когда уже никоим образом и никакими стенами не можем отделить себя от окружающего мира. Какова она? Мы живем в мире религиозного плюрализма. Мы оказались перед лицом такого множества проповедников, каждый из которых предлагает нам свои идеалы, свои нормы жизни, свои религиозные воззрения, что предыдущее поколение, или мое поколение, пожалуй, не позавидует вам. У нас было проще. Основная проблема, перед которой мы стояли, была проблема религии и атеизма.

У вас, если хотите, появилось нечто гораздо большее и гораздо худшее. Есть Бог или нет Бога – это только первая ступень. Ну, хорошо, человек убедился, что есть Бог. А дальше? Вер много, кем ему стать? Христианином, а почему не мусульманином? А почему не буддистом? А почему не кришнаитом? Я не хочу перечислять далее, сейчас так много религий, вы их лучше меня знаете. Почему, почему, и почему? Ну ладно, пройдя сквозь дебри и джунгли этого многорелигиозного древа, человек стал христианином. Все понял, христианство – это лучшая религия, правильная.

Но какое христианство? Оно столь многолико. Кем быть? Православным, католиком, пятидесятником, лютеранином? Опять несть числа. Вот перед какой ситуацией оказалась сейчас современная молодежь. При этом представители новых и старых религий, представители неправославных конфессий, как правило, гораздо больше заявляют о себе, и имеют значительно большие возможности пропаганды в средствах массовой информации, чем мы, православные. Итак, первое, перед чем останавливается современный человек – это множество вер, религий, мировоззрений.

Поэтому сегодня мне бы хотелось очень конспективно пройтись по этой анфиладе комнат, которая открывается перед множеством современных людей, ищущих истину, и посмотреть хотя бы в самых общих, но принципиальных чертах, почему все-таки человек должен, не только может, а действительно должен на разумных основаниях стать не просто христианином, но христианином православным.

Итак, первая проблема: «Религия и атеизм». Приходится встречаться на конференциях, очень значительных, с людьми, которые действительно образованы, действительно ученые, не верхогляды, и приходится сталкиваться постоянно с одними и теми же вопросами. Кто такой Бог? Есть ли Он? Даже: зачем Он нужен? Или, если Бог есть, то почему Он не выступит с трибуны Объединенных Наций и не объявит о Себе? И такие вещи можно услышать. Что можно сказать на это?

Этот вопрос, как мне кажется, решается с позиции центральной современной философской мысли, которую легче всего выразить понятием экзистенциальности. Существование человека, смысл человеческой жизни – в чем основное ее содержание? Ну, конечно, прежде всего, в жизни . А как же иначе? Какой смысл я переживаю, когда сплю? Смысл жизни может быть только в осознании, «вкушении» плодов своей жизни и деятельности. И еще никто никогда не мог и во веки веков не будет считать и утверждать, что конечный смысл жизни человека может быть в смерти. Здесь и лежит непроходимый водораздел между религией и атеизмом. Христианство утверждает: человек, эта земная жизнь является только началом, условием и средством подготовки к вечности, готовься, тебя ожидает вечная жизнь. Оно говорит: вот, что необходимо для этого сделать, вот каким необходимо быть, чтобы вступить туда. А что утверждает атеизм? Нет Бога, нет души, нет вечности и потому верь, человек, тебя ожидает вечная смерть! Какой ужас, какой пессимизм, какое отчаяние – мороз по коже от этих страшных слов: человек, тебя ожидает вечная смерть. Я уже не говорю о тех, скажу мягко, странных обоснованиях, которые приводятся при этом. Одно это утверждение заставляет содрогнуться человеческую душу. – Нет, избавьте меня от такой веры .

Когда человек заблудится в лесу, ищет дорогу, ищет путь домой и вдруг, находя кого-то, спрашивает: «Есть ли отсюда выход?» А тот ему отвечает: «Нет, и не ищи, устраивайся здесь, как можешь», – то поверит ли он ему? Сомнительно. Не начнет ли искать далее? И найдя другого человека, который скажет ему: «Да, выход есть, и я тебе укажу признаки, приметы, по которым ты сможешь отсюда выйти», – то не ему ли он поверит? То же самое происходит и в области мировоззренческого выбора, когда человек оказывается перед лицом религии и атеизма. Пока у человека еще сохраняется искра искания истины, искра искания смысла жизни, до тех пор он не может, психологически не может принять концепции, утверждающей, что его как личность, и, следовательно, всех людей ожидает вечная смерть, для «достижения» которой, оказывается, необходимо создавать лучшие экономические, социальные, политические, культурные условия жизни. А далее все будет о»кэй – завтра вы помрете и вас отнесем на кладбище. Просто «замечательно»!

Я сейчас указал вам только на одну сторону, психологически очень существенную, которой, как мне кажется, уже достаточно для каждого человека с живой душой, чтобы понять, что только религиозное мировоззрение, только мировоззрение, которое принимает за свою основу Того, Кого мы называем Богом, позволяет говорить о смысле жизни. Итак, я верю в Бога. Будем считать, что мы первую комнату прошли. И, поверив в Бога, я вхожу во вторую… Боже мой, что здесь я вижу и слышу? Народу полно, и каждый кричит: «Только у меня истина». Вот задача-то… И мусульмане, и конфуциане, и буддисты, и иудеи и кого только нет. Много тех, среди которых находится теперь христианство. Вот стоит и он, христианский проповедник, посреди других, а я ищу, кто же прав-то здесь, кому же верить?

Тут имеются два подхода, может быть их и больше, но я назову два. Один из них, который может дать человеку возможность убедиться, какая религия есть истинная (то есть объективно соответствует человеческой природе, человеческим исканиям, человеческому пониманию смысла жизни) заключается в методе сравнительно-богословского анализа. Довольно долгий путь, тут нужно хорошо изучить каждую религию. Но далеко не каждый может пройти этим путем, нужно большое время, большие силы, если хотите, соответствующие способности для того, чтобы изучить все это – тем более, что это отнимет столько сил души… Но есть и другой метод. В конце концов, каждая религия обращена к человеку, ему она говорит: истина вот какова, а не что-то другое. При этом все мировоззрения и все религии утверждают одну простую вещь: то, что сейчас есть, в каких политических, социальных, экономических, с одной стороны, и духовных, моральных, культурных и т.д. условиях – с другой, живет человек – это ненормально, это не может его устроить и даже если кого-то лично это и удовлетворяет, то подавляющее число людей в той или иной степени от этого страдает. Это не устраивает человечество в целом, оно ищет чего-то другого, большего. Стремится куда-то, в неизведанное будущее, ждет «золотого века» – настоящее положение вещей никого не устраивает. Отсюда становится понятным, почему существо каждой религии, всех мировоззрений сводится к учению о спасении. И вот здесь-то мы и сталкиваемся с тем, что уже дает возможность, как мне кажется, сделать обоснованный выбор, когда мы оказываемся перед лицом религиозного многообразия. Христианство в отличие от всех других религий утверждает нечто, чего другие религии (и тем более мировоззрения нерелигиозные) просто не знают. И не только не знают, но когда сталкиваются с этим, то с негодованием отвергают. Это утверждение заключается в понятии т. н. первородного греха . Все религии, если хотите даже все мировоззрения, все идеологии говорят о грехе. Называя, правда, это по-разному, но это неважно. Но ни одно из них не считает, что природа человека в настоящем его состоянии больна. Христианство же утверждает, что то состояние, в котором все мы, люди, родились, находимся, растем, воспитываемся, мужаем, созреваем, – состояние, в котором мы наслаждаемся, развлекаемся, учимся, делаем открытия и так далее – это есть состояние глубокой болезни, глубокого повреждения. Мы больны. Речь идет не о гриппе и не о бронхите и не о психическом заболевании. Нет, нет, мы психически здоровы и физически здоровы – можем задачи решать и в космос летать – мы глубоко больны с другой стороны. В начале бытия человеческого произошло какое-то странное трагическое расщепление единого человеческого существа на как бы автономно существующие и часто противоборствующие между собой ум, сердце и тело – «щука, рак да лебедь»… Какой абсурд утверждает христианство, не правда ли? Все возмущаются: «Я ненормальный? Извините, другие может быть, но не я». И вот здесь-то, если христианство право, и заключен самый корень, источник, того, что человеческая жизнь как в индивидуальном, так и во всечеловеческом масштабе, ведет к одной трагедии за другой. Ибо если человек серьезно болен, а он ее не видит и потому не лечит, то она погубит его.

Другие религии не признают этой болезни в человеке. Отвергают ее. Они считают, что человек – это здоровое семечко, но которое может развиваться и нормально и ненормально. Его развитие обусловлено социальной средой, экономическими условиями, психологическими факторами, обусловлено многими вещами. Поэтому человек может быть и хорошим и плохим, но сам он по своей природе хорош. Вот главный антитезис нехристианского сознания. Я не говорю нерелигиозного, там и говорить нечего, там вообще: «человек – это звучит гордо». Только христианство утверждает, что настоящее наше состояние – это состояние глубокой поврежденности, причем такой поврежденности, что в личном плане человек сам не может исцелить его. На этом утверждении строится величайший христианский догмат о Христе как Спасителе. Эта идея является принципиальным водоразделом между христианством и всеми прочими религиями.

Теперь я попытаюсь показать, что христианство в отличие от других религий имеет объективное подтверждение данного своего утверждения. Давайте обратимся к истории человечества. Посмотрим, чем оно живет всю доступную нашему человеческому взору историю? Какими целями? Конечно же, оно хочет построить Царство Божие на земле, создать рай. Одни с помощью Бога. И в этом случае Он рассматривается не более как средство к благу на земле, но не как высшая цель жизни. Другие – вообще без Бога. Но важно другое. Все понимают, что невозможно это Царство на земле без таких элементарных вещей, как: мир, справедливость, любовь (само собой понятно, какой может быть рай, где идет война, царит несправедливость, злоба и т.д.?), если хотите, уважение к друг другу, снизойдем и до этого. То есть все прекрасно понимают, что без таких основополагающих нравственных ценностей, без их осуществления невозможно достичь никакого благоденствия на земле. Всем понятно? Всем. А что делает человечество всю историю? Что делаем? Эрих Фромм хорошо сказал: «История человечества написана кровью. Это история никогда не прекращающегося насилия». Точно.

Историки, особенно военные, могли бы, думаю, прекрасно проиллюстрировать нам, чем наполнена вся история человечества: войны, кровопролития, насилия, жестокости. Двадцатый век – по идее, век высшего гуманизма. И он показал этот верх «совершенства», превзойдя пролитой кровью все предыдущие века человечества вместе взятые. Если бы наши предки смогли посмотреть на то, что произошло в двадцатом веке, они содрогнулись бы от масштабов жестокости, несправедливости, обмана. Какой-то непостижимый парадокс заключается в том, что человечество по мере развития своей истории делает все точно наоборот основной своей идее, цели и мысли, к которой изначала были направлены все его усилия. Я задаю риторический вопрос: «Может ли вести себя так умное существо?» История просто издевается над нами, иронизирует: «Человечество, поистине, умно и здраво. Оно не душевнобольное, нет, нет. Оно просто творит немножко больше и чуть-чуть хуже, чем это делают в сумасшедших домах». Увы, это факт, от которого никуда не уйти. И он показывает, что не отдельные единицы в человечестве заблуждаются, нет и нет (к сожалению, только единицы не заблуждаются), а это какое-то парадоксальное всечеловеческое свойство. Если посмотрим теперь на отдельного человека, точнее, если у человека хватит нравственных сил «к себе оборотиться», на себя посмотреть, то он увидит картину не менее впечатляющую. Апостол Павел точно ее охарактеризовал: «Бедный я человек, делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу». И действительно, каждый, кто хотя немного обратит внимание на то, что происходит в его душе, соприкоснется с самим собой, то не может не увидеть, насколько он духовно болен, насколько подвержен действию различных страстей, порабощен им. Бессмысленно спрашивать: «Зачем ты, бедный человек, объедаешься, опиваешься, лжешь, завидуешь, блудишь и т. д.? Ты же этим убиваешь самого себя, разрушаешь семью, калечишь своих детей, отравляешь всю атмосферу вокруг себя. Зачем бьешь себя, режешь, колешь, зачем губишь свои нервы, психику, само тело? Ты понимаешь, что это губительно для тебя?» Да, понимаю, но не могу этого не делать. как-то воскликнул: «И не зарождалось в душах человеческих более пагубной страсти, нежели зависть». И, как правило, человек, страдая, не может справиться с собой. Здесь, в глубине своей души каждый разумный человек постигает то, о чем говорит христианство: «Делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу». Это здоровье или болезнь?!

В то же время для сравнения посмотрите, как может меняться человек при правильной христианской жизни. Те, которые очистились от страстей, приобрели смирение, «стяжали, – по слову преподобного , – Духа Святого», приходили к любопытнейшему с психологической точки зрения состоянию: они начинали видеть себя худшими всех. говорил: «Поверьте, братие, куда будет ввержен сатана, туда буду ввержен я»; Сисой Великий умирал, и лицо его просветилось, как солнце, так что на него невозможно было смотреть, а он умолял Бога дать ему еще немного времени на покаяние. Что это? Лицемерие какое-то, смиренничание? Да избавит Бог. Они, даже в мыслях боялись согрешить, потому говорили от всей своей души, говорили то, что действительно переживали. Мы же этого совсем не чувствуем. Я переполнен всякой грязью, а вижу и чувствую себя очень хорошим человеком. Я хороший человек! Но если что-то и сделаю плохо, то кто без греха, другие не лучше меня, да и виноват не столько я, сколько другой, другая, другие. Мы не видим души своей и потому столь хороши в своих глазах. Как разительно отличается духовное зрение человека святого от нашего!

Так вот, повторяю. Христианство утверждает, что человек по своей природе, в его настоящем, так называемом нормальном, состоянии глубоко поврежден. Этого повреждения, к сожалению, мы почти не видим. Странная слепота, самая страшная, самая главная, которая присутствует в нас, – это есть невидение своей болезни. Это действительно самое опасное, потому что когда человек увидит свою болезнь, он лечится, идет к врачам, ищет помощи. А когда видит себя здоровым, то отправит к ним того, кто говорит ему, что он болен. Вот тяжелейший симптом той самой поврежденности, которая присутствует в нас. А что она есть, об этом однозначно со всей силой и яркостью свидетельствует как история человечества, так и история жизни каждого человека в отдельности, и в первую очередь каждому человеку его личная жизнь. Вот на что указывает христианство. Скажу, что объективное подтверждение только одного этого факта, одной этой истины христианской веры – о поврежденности человеческой природы – уже показывает мне, к какой религии я должен обратиться. К той, которая вскрывает мои болезни и указывает средства их излечения, или к религии, которая замазывает их, питает человеческое самолюбие, говорит: все хорошо, все прекрасно, нужно не лечиться, а лечить окружающий мир, нужно развиваться и совершенствоваться? Исторический опыт показал, что значит не лечиться.

Ну, хорошо, дошли до христианства. Вхожу в следующую комнату, а там опять народу полно и вновь крики: моя христианская вера самая лучшая. Католик призывает: посмотри, сколько за мной стоит – 1 миллиард 450 миллионов. Протестанты самых различных деноминаций указывают, что их 350 миллионов. Православных меньше всех, всего 170 миллионов. Правда, кто-то подсказывает: истина не в количестве, а в качестве. Но вопрос в высшей степени серьезный: «Где же оно, истинное христианство?»

К решению этого вопроса также возможны разные подходы. Нам в семинарии всегда предлагали метод сравнительного изучения догматических систем католицизма и протестантизма с православием. Это – метод, заслуживающий внимания и доверия, но мне он все же представляется недостаточно хорошим и недостаточно полным, потому что человеку, не имеющему хорошего образования, достаточных познаний, совсем не легко разобраться в дебрях догматических дискуссий и решить кто прав, а кто виноват. К тому же там используются подчас такие сильные психологические приемы, которые легко могут сбить человека с толку. Вот, к примеру, обсуждаем с католиками проблему примата папы, а они говорят: «Папа? Ой, такая чепуха эти примат и непогрешимость папы, ну что вы!? Это то же самое, что у вас авторитет патриарха. Непогрешимость и власть папы, практически, ничем не отличаются от авторитетности заявлений и власти любого предстоятеля Православной Поместной Церкви». Хотя в действительности здесь принципиально различные догматические и канонические уровни. Так что сравнительно-догматический метод очень не прост. Особенно когда вы будете поставлены перед лицом людей, не только знающих, но и стремящихся во что бы то ни стало убедить вас. Но есть другой путь, который со всей очевидностью покажет, что есть католицизм и куда он ведет человека. Это метод тоже сравнительного исследования, но исследования уже духовной области жизни, наглядно проявляющей себя в жизни святых. Именно здесь во всей силе и яркости обнаруживается вся, выражаясь аскетическим языком, «прелестность» католической духовности, – та прелестность, которая чревата тяжелейшими последствиями для аскета, ставшего на этот путь жизни. Вы знаете, что иногда я выступаю с общественными лекциями, и на них собираются разные люди. И вот нередко задают вопрос: «Ну, а чем католичество отличается от православия, в чем его ошибка? Не является ли оно просто другим путем ко Христу?» И много раз я убеждался, что достаточно привести несколько примеров из жизни католических мистиков, чтобы спрашивающие просто сказали: «Спасибо, теперь все ясно. Больше ничего не нужно».

Действительно, по своим святым оценивается любая Поместная Православная Церковь или инославная. Скажите мне, кто ваши святые, и я скажу вам, какова ваша Церковь. Ибо любая Церковь объявляет святыми лишь тех, которые воплотили в своей жизни христианский идеал, как он видится данной Церковью. Поэтому прославление кого-то является не только свидетельством Церкви о христианине, который по ее суждению достоин славы и предлагается ею в качестве примера для подражания, но и, прежде всего свидетельством Церкви о самой себе. По святым мы лучше всего можем судить о действительной или мнимой святости самой Церкви. Приведу несколько иллюстраций, свидетельствующих о понимании святости в католической церкви.

Одним из великих католических святых является Франциск Ассизский (XIII в.). Его духовное самосознание хорошо открывается из следующих фактов. Однажды Франциск долго молился (чрезвычайно показателен при этом предмет молитвы) «о двух милостях»: «Первая – это чтобы я… мог… пережить все те страдания, которые, Ты, Сладчайший Иисусе, испытал в Твоих мучительных страстях. И вторая милость… – это, чтобы… я мог почувствовать… ту неограниченную любовь, которою горел Ты, Сын Божий». Как видим, не чувства своей греховности беспокоили Франциска, а откровенные претензии на равенство с Христом! Во время этой молитвы Франциск «почувствовал себя совершенно превращенным в Иисуса», Которого он тут же и увидел в образе шестикрылого серафима, поразившего его огненными стрелами в места крестных язв Иисуса Христа (руки, ноги и правый бок). После этого видения у Франциска появились болезненные кровоточащие раны (стигмы) – следы «страданий Иисусовых» (Лодыженский М.В. Свет Незримый. – Пг. 1915. – С. 109.)

Природа этих стигм хорошо известна в психиатрии: непрерывная концентрация внимания на крестных страданиях Христа чрезвычайно возбуждает нервы и психику человека и при длительных упражнениях может вызывать это явление. Ничего благодатного здесь нет, ибо в таком сострадании (сompassio) Христу нет той истинной любви, о существе которой Господь прямо сказал: кто соблюдает заповеди Мои, тот любит Меня (). Потому подмена борьбы со своим ветхим человеком мечтательными переживаниями «сострадания» является одной из тяжелейших ошибок в духовной жизни, которая приводила и приводит многих подвижников к самомнению, гордыне – очевидной прелести, нередко связанной с прямыми психическими расстройствами (ср. «проповеди» Франциска птицам, волку, горлицам, змеям … цветам, его благоговение перед огнем, камнями, червями). Очень показательна и цель жизни, которую поставил перед собой Франциск: «Я трудился и хочу трудиться… потому что это приносит честь» (Святой Франциск Ассизский. Сочинения. – М., Изд. Францисканцев, 1995. – С.145). Франциск желает пострадать за других и искупить чужие грехи (С.20). Не потому ли в конце жизни он откровенно сказал: «Я не сознаю за собой никакого прегрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием» (Лодыженский. – С. 129.). Все это свидетельствует о невидении им своих грехов, своего падения, то есть о полной духовной слепоте.

Для сравнения приведем предсмертный момент из жизни преподобного Сисоя Великого (V в.). «Окруженный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: «Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?» – отвечал: «Это ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться». Когда же на это братия, зная, что Сисой совершен в добродетелях, возразила ему: «Тебе нет нужды в покаянии, отче», – то Сисой ответил так: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего» (Лодыженский. – С. 133.) Это глубокое понимание, видение своего несовершенства является главной отличительной чертой всех истинных святых.

А вот выдержки из «Откровений блаженной Анжелы» (†1309 г.) (Откровения блаженной Анжелы. – М., 1918.). Дух Святой, – пишет она, – говорит ей: «Дочь Моя, сладостная Моя,.. очень Я люблю тебя» (с. 95): «Был я с апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты» (с. 96). И такое открывает о себе Анжела: «Вижу я во мраке Святую Троицу, и в самой Троице, Которую вижу я во мраке, кажется мне, что стою я и пребываю в середине Ее» (с. 117). Свое отношение к Иисусу Христу она выражает, например, в таких словах: «могла я всю себя ввести внутрь Иисуса Христа» (с. 176). Или: «Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и хотела умереть» (с. 101) – при этом она в ярости так начинала бить себя, что монахини вынуждены были уносить ее из костела (с. 83).

Резкую, но верную оценку «откровений» Анжелы дает один из крупнейших русских религиозных мыслителей XX-го века А.Ф. Лосев. Он пишет, в частности: «Соблазненность и прельщенность плотью приводит к тому, что «Святой Дух» является блаженной Анжеле и нашептывает ей такие влюбленные речи: «Дочь Моя, сладостная Моя, дочь Моя, храм Мой, дочь Моя, услаждение Мое, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня». Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный все является и является и все больше разжигает ее тело, ее сердце, ее кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем… Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: «Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена», – эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на собственном теле и т.д. и т.п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: «Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык… И лежала я, и отнялись у меня язык и члены тела» (Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. – М., 1930. – Т. 1. – С. 867-868.).

Ярким свидетельством католической святости является Катарина Сиенская (+1380), возведенная папой Павлом VI в высший разряд святых – в «Учители Церкви». Зачитаю несколько выписок из католической книги Антонио Сикари «Портреты святых». Цитаты, по-моему, не потребуют комментарий. Екатерине было около 20 лет. «Она чувствовала, что в ее жизни должен произойти решающий перелом, и продолжала истово молиться Своему Господу Иисусу, повторяя ту прекрасную, нежнейшую формулу, которая стала для нее привычной: «Сочетайся со мной браком в вере!» (Антонио Сикари. Портреты святых. Т. II. – Милан, 1991. – С.11.).

«Однажды Екатерина увидела видение: ее божественный Жених, обнимая, привлекал ее к Себе, но потом взял из ее груди сердце, чтобы дать ей другое сердце, более похожее на Его собственное»(с.12). Однажды сказали, что она умерла. «Она сама говорила впоследствии, что ее сердце было растерзано силой божественной любви и что она прошла через смерть, «узрев райские врата». Но «вернись, дитя Мое, – сказал мне Господь, тебе нужно вернуться… Я приведу тебя к князьям и властителям Церкви.» «И смиренная девушка начала рассылать по всему свету свои послания, длинные письма, которые она диктовала с поразительной быстротой, часто по три или по четыре одновременно и по разным поводам, не сбиваясь и опережая секретарей. Все эти письма завершаются страстной формулой: «Иисус сладчайший, Иисус Любовь» и часто начинаются словами…: «Я, Екатерина, служанка и раба рабов Иисуса, пишу вам в драгоценнейшей Крови Его…» (12). «В письмах Екатерины бросается в глаза прежде всего частое и настойчивое повторение слов: «Я хочу» (12). Из переписки с Григорием Х1, которого она убеждала вернуться из Авиньона в Рим: «Говорю вам от имени Христа … Я говорю вам, отче, в Иисусе Христе… Ответьте на зов Святого Духа, к вам обращенный» (13). «А к королю Франции обращается со словами: «Творите волю Божию и мою» (14).

Не менее показательны «откровения» и возведенной также папой Павлом VI в «Учители Церкви» Терезы Авильской (XVI в.). Перед смертью она восклицает: «О, Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу!». Этот в высшей степени странный возглас не случаен. Он – закономерное следствие всего «духовного» подвига Терезы, существо которого открывается хотя бы в следующем факте. После многочисленных своих явлений «христос» говорит Терезе: «С этого дня ты будешь супругой Моей… Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг» (Мережковский Д.С. Испанские мистики. – Брюссель, 1988. – С. 88.) «Господи, или страдать с Тобой, или умереть за Тебя!» – молится Тереза и падает в изнеможении под этими ласками…», – пишет Д. Мережковский. Не приходится поэтому удивляться, когда Тереза признается: «Душу зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания». Не случайно поэтому известный американский психолог Вильям Джеймс, оценивая ее мистический опыт, писал, что «ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством» (Джемс В. Многообразие религиозного опыта. /Пер. с англ. – М., 1910. – С. 337).

Еще одной иллюстрацией представления о святости в католицизме является Тереза из Лизье (Тереза Маленькая, или Тереза Младенца Иисуса), которая, прожив 23 года от роду, в 1997 году, в связи со столетием со дня кончины, «непогрешимым» решением папы Иоанна Павла II была объявлена еще одним Учителем Вселенской Церкви. Вот несколько цитат из духовной автобиографии Терезы «Повесть об одной душе», красноречиво свидетельствующие о ее духовном состоянии (Повесть об одной душе // Символ. 1996. №36. – Париж. – С.151.) «Во время собеседования, предварившего мой постриг, я поведала о делании, которое намеревалась совершить в Кармеле: «Я пришла спасать души и прежде всего – молиться за священников» (Не себя спасать, но других!). Говоря о своем недостоинстве, она тут же пишет: «Я неизменно храню дерзновенное упование на то, что стану великой святой… Я думала, что рождена для славы и искала путей к ее достижению. И вот Господь Бог … открыл мне, что моя слава не будет явлена смертному взору, и суть ее в том, что я стану великой святой!!!» (ср.: , которого сподвижники за редкую высоту жизни называли «земным богом», лишь молился: «Боже, очисти мя грешного, яко николиже сотворих благое пред Тобою»).

На методическом развитии воображения основывается мистический опыт одного из столпов католической мистики, родоначальника ордена иезуитов Игнатия Лойолы (XVI в.).Его книга «Духовные упражнения», пользующаяся огромным авторитетом в католичестве, непрерывно призывает христианина к тому, чтобы представить себе, вообразить, созерцать и Святую Троицу, и Христа, и Богоматерь, и ангелов и т. д. Все это принципиально противоречит основам духовного подвига святых Вселенской Церкви, поскольку приводит верующего к полному духовному и душевному расстройству. Авторитетный сборник аскетических писаний древней Церкви «Добротолюбие» решительно запрещает такого рода «духовные упражнения». Вот несколько высказываний оттуда.
Преподобный (V в.) предупреждает: «Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря, и поклонившись врагам-демонам» (Преп. Нил Синайский. 153 главы о молитве. Гл. 115 // Добротолюбие: В 5 т. Т. 2. 2-е изд. – М., 1884. – С. 237).
Преподобный (XI в.), рассуждая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых», прямо говорит, что «это есть знак прелести». «На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное» (Преп. Симеон Новый Богослов. О трех образах молитвы // Добротолюбие. Т. 5. М., 1900. С. 463-464).
Преподобный (XIV в.) напоминает: «Никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или ангела, или святого какого… Приемлющий то… легко прельщается… Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть,.. но паче похваляет его, как мудрого» (Преп. Григорий Синаит. Наставление безмолвствующим // Там же. – С. 224).
Как прав был тот помещик (об этом пишет свт. , который, увидев в руках своей дочери католическую книжку «Подражание Иисусу Христу» Фомы Кемпийского (XV в.), вырвал у нее из рук, и сказал: «Прекрати играть с Богом в роман». Вышеприведенные примеры не оставляют сомнений в справедливости этих слов. К великому сожалению, в католической церкви уже перестали, видимо, отличать духовное от душевного и святость от мечтательности, а следовательно, и христианство от язычества. Это, что касается католицизма.

С протестантизмом, мне кажется, достаточно и догматики. Чтобы увидеть его существо, я ограничусь сейчас только одним и главным утверждением протестантизма: «Человек спасается только верою, а не делами, потому верующему грех не вменяется в грех». Вот основной вопрос, в котором протестанты запутались. Они начинают строить дом спасения с десятого этажа, забыв (если помнили?) учение древней Церкви о том, какая вера спасает человека. Не вера же в то, что Христос 2000 лет тому назад пришел и все сделал за нас?! В чем же отличие в понимании веры в православии от протестантизма? Православие тоже говорит, что спасает человека вера, но верующему грех вменяется в грех. Какая это вера? – Не «умовая», по свт. Феофану, то есть рассудочная, но то состояние, которое приобретается при правильной, я подчеркиваю, правильной христианской жизни человека, благодаря лишь которой он убеждается, что только Христос может его спасти от рабства и мучительства страстей. Как достигается эта вера-состояние? Понуждением к исполнению заповедей Евангелия и искренним покаянием. Преп. говорит: «Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи», то есть открывает ему его бессилие самому без помощи Божией искоренить в себе страсти. Сам, один человек не может – с Богом же, «вдвоем», оказывается, все может. Правильная христианская жизнь как раз и открывает человеку, во-первых, его страсти-болезни, во-вторых – что Господь близ каждого из нас есть, наконец, что Он готов в любое мгновение придти на помощь и спасти от греха. Но спасает Он нас не без нас, не без наших усилий и борьбы. Необходим подвиг, который делает нас способными к принятию Христа, ибо показывают нам, что сами без Бога не можем себя исцелить. Только когда я тону, убеждаюсь, что мне нужен Спаситель, а когда на берегу мне никого не надо, только видя себя тонущим в мучительстве страстей, я обращаюсь ко Христу. И Он приходит, помогает. Отсюда и начинается живая спасительная вера. Православие учит о свободе и достоинстве человека как соработника Бога в своем спасении, а не как «соляном столпе», по словам Лютера, который ничего не может. Отсюда становится понятным значение всех заповедей Евангелия, а не одной только веры в деле спасения христианина, становится очевидной истинность православия.

Так для человека начинается православие, а не просто христианство, не просто религия, не просто вера в Бога. Я все вам сказал, больше ничего не знаю. Впрочем, можете задавать вопросы, но лишь те, на которые я могу ответить.

– В спорах с католиками, используя сравнительный метод, мы приводим разные аргументы, но ведь и в Житиях свт. иногда находят явления, как будто напоминающие католическую мистику. А сейчас порой просто апокрифы пишутся.

– Хороший вопрос, на это отвечу следующее.

Во-первых, относительно Житий святителя Дмитрия Ростовского. Не секрет, что свт. Дмитрий Ростовский без достаточной проверки, не критически, использовал, к сожалению, католические агиографические источники после XI столетия. А они, по исследованиям, например, иеромонаха являются очень недостоверными. Эпоха, в которую жил Дмитрий Ростовский, была у нас эпохой очень сильного католического влияния. Вы же знаете: Киево-Могилянская Академия в начале XVII века, Московская Духовная Академия конца XVII века, вся наша богословская мысль, наши духовные учебные заведения до самого конца XIX века развивались под сильнейшим влиянием католического и протестантского богословия. И сейчас инославное влияние очень ощутимо, учебники-то почти все старые, а по ним нередко и новые составляются, почему наши духовные школы имели и имеют значительный схоластический характер. Школы должны быть в монастыре, сквозь монастырь должны пройти все учащиеся духовных школ, независимо от того, какой они впоследствии изберут путь – монашеский или семейный. Итак, действительно, в Житиях святителя встречаются материалы непроверенные.

– Алексей Ильич, вот мы сейчас издаем Жития святых архиепископа , как Вы именно к этому автору относитесь?

– К нему самое положительное отношение. Слава Богу, что вы взялись за это издание. Архиепископ Филарет (Гумилевский) – авторитет и в исторической, и в богословской науке. Его Жития, с их выверенностью, ясностью изложения, отсутствием экзальтированности, как мне кажется, лучше всего подходят современному человеку, привыкшему на все смотреть критически. Я думаю, что ваше издательство сделает большой подарок как ученым, так и рядовым читателям.

Истоки жизни

Перед нами стоит вопрос: каковы основания доверять христианству и почему оно истинно? Есть ли какие-либо факты, которые подтверждают веру, предложена ли какая-то безусловная аргументация, положены ли действительно серьезные основания? Мне кажется, что есть несколько фактов, которые, безусловно, заставят задуматься каждого человека, ищущего (хотя сейчас это и несколько старомодно) истину, человека, который не может относиться к христианству так, как, например, относятся очень многие простые верующие.

Начну с самых простых. Как происходили и развивались мировые религии? Например, буддизм. Его основатель – царевич высокого происхождения, пользующийся авторитетом, влиянием. Этот образованнейший человек, окруженный уважением и почетом, получает некое озарение. За редчайшими, может быть, исключениями, его встречают в том достоинстве, в котором он родился. Он умирает, окруженный любовью, благоговением, стремлением к подражанию и распространению учения. Налицо почет, уважение и – определенная слава.

Или ислам, другая мировая религия. Как он возник и как распространился? Очень драматическая история. По крайней мере, там сила оружия имела огромнейшее, если не первостепенное значение, в его, как говорят, «популярности в мире». Возьмем так называемые «естественные религии». Они возникали спонтанно у разных народов. Выявляли в различных мифах и сказаниях свое интуитивное ощущение иного мира или Бога. Опять-таки, это был процесс естественный и спокойный.

Присмотритесь на этом фоне к христианству. Мы видим картину не только уникальную в истории религиозных движений, но картину, в которую, если бы не остались достоверные свидетельства, невозможно было бы поверить. С самого начала его возникновения, начиная с проповеди Христа, – непрерывные заговоры против Него, в конце концов заканчивающиеся страшной казнью, затем издание в Римской Империи закона (!), по которому предается смертной казни каждый, кто будет исповедовать эту религию. Многие бы сейчас остались христианами, если бы вдруг такой закон издали в нашей стране? Вдумайтесь: каждый, кто будет исповедовать христианство, предается смертной казни и не какой-нибудь… Почитайте Тацита, когда он пишет, что в садах Нерона христиан привязывали к столбам, осмаливали их и зажигали в виде факела! Какое развлечение! «Христиан – ко львам!», и это продолжалось в течение 300 лет, если не считать некоторых передышек.

Скажите, как могло христианство в таких условиях существовать?! Вообще, как оно могло даже просто сохраниться, как оно не было уничтожено тут же? Вспомните Книгу Деяний Апостолов: ученики сидели в доме, «страха ради иудейского» закрыв замки и двери. Вот в каком они находились состоянии. Но что видим потом? Совершенно поразительное явление: эти робкие люди, которые еще недавно пребывали в страхе, а один из них (Петр) даже отрекся («Нет, нет, я Его не знаю!»), вдруг выходят и начинают проповедовать. И не один – все! А когда их арестовывают, они сами заявляют: «Скажите вы сами, что вы считаете справедливым: кого больше слушаться – людей или Бога?» Смотрят на них люди и удивляются: рыбаки, простецкие люди и – такая смелость!

Потрясающее явление – в самом факте распространения христианства. По всем законам социальной жизни (я настаиваю на этом) оно должно было быть уничтожено в корне. 300 лет – это не малость. А христианство не только становится государственной религией, но и распространяется на другие страны. За счет чего? Вот тут давайте подумаем. Ведь в естественном порядке невозможно предположить подобное. В настоящее время историческая наука, независимо от ее мировоззренческой направленности, признает факт историчности Христа и историчность многих документально подтвержденных совершенно необычайных событий. Это то, с чего мы начали наш разговор. Я не утверждаю, что первые христиане проходили через закрытые двери, но они творили такие чудеса, которые поражали всех.

Могут сказать: это сказки двухтысячелетней давности. Давайте обратимся к нашему столетию. Еще, наверное, живы люди, которые видели многочисленные чудеса святого праведного . Это уже не мифическая фигура, это реальная личность нашего времени. Осталась масса свидетельств, горы книг: ведь не писали же о «чудесах» Распутина, не писали же о Толстом, что он чудеса творил. Писали об Иоанне Кронштадтском и писали поразительные вещи. А преп. ? Какие мыслители, какие писатели, какие деятели науки и искусства шли к нему! Причем не просто шли. Почитайте, что совершалось при этом. Оказывается, сквозь двери проходили не только две тысячи лет тому назад, а на протяжении всей истории христианства, более того, и до настоящего времени.

Это действительно факты, а не фантазии. Как мы должны к ним относиться? Во всяком случае, не так, как относились известные академики бессмертной Французской Академии наук. Ведь один из них прямо зажил: «Если даже метеорит упадет у меня перед глазами, я лучше буду отвергать этот факт, нежели верить». Почему, вы спросите? Причина была простая. В конце ХVII века все были убеждены, что камни с неба может бросать только Бог, а поскольку Бога нет, метеоритов быть не может! Очень логично, ничего не скажешь. Так как мы должны относиться к этим фактам?

Первое , что нужно комментировать, – чудо распространения христианства. Я другого слова не нахожу – чудо!

Второе . Поразительные факты чудес, которые совершались! в течение всей двухтысячелетней истории христианства.

Третье . Я бы хотел обратить внимание и на факты духовного изменения людей, искренне принимавших христианство. Я утверждаю это не потому, что я родился православным и меня повела в церковь бабушка. Я говорю о людях, которые выстрадали христианство, которые прошли даже через отрицание (как Достоевский: «через горнило сомнений» прошла его вера, как современник американец Евгений Роуз, которые впоследствии стал иеромонахом Серафимом. Человек, который проклинал Бога, который прошел через изучение индийских, китайских философских и религиозных систем, который искал, а не просто рассуждал!).

Я полагаю, что даже только что приведенные факты ставят человека перед серьезнейшим вопросом: может быть, христианство указывает на реальности, которых мы не замечаем? Может быть, христианство говорит о том, о чем мы обычно не думаем – ведь христианство не могло возникнуть естественным путем. Даже Энгельс это понимал, когда говорил, что возникшее христианство вступило в резкое противоречие со всеми окружающими религиями. И верно: разве не безумие – проповедовать Спасителя мира, распятого как разбойника, как негодяя, среди двух негодяев? Апостол Павел великолепно это понимал, когда сказал, что «мы проповедуем Христа распятого – иудеям соблазн…» Почему соблазн? Они ждали Мессию, покорителя мира. «…а эллинам – безумие». Ещё бы: преступник – Спаситель мира!

Христианство не выросло, оказывается, естественным путем, из естественных надежд, стремлений, религиозных исканий. Нет, оно утвердило что-то такое, что являлось для людского взора безумием, абсурдом. И победа христианства могла иметь место только в одном случае: если было дано действительно сверхъестественное откровение. Для многих это остается безумием до сих пор. Почему Христос не родился императором, тогда бы все в Него поверили? Какой это Спаситель мира? Что Он сделал, скажите: от смерти освободил? Но все умирают. Накормил? Пять тысяч – и только. А всех прочих? Исцелил бесноватых? Так лучше бы создал систему здравоохранения мирового масштаба. Может, Он кого-то освободил от социальной несправедливости? Даже свой народ еврейский оставил, и в каком положении – в покоренном положении у Рима! Рабства даже не отменил, и это – Спаситель?! Я сомневаюсь, что кто-то может говорить о естественном происхождении христианства перед лицом таких вопиющих фактов.

Вопрос, по-моему, ясен. Источник его происхождения совершенно иной. Только как понять это иное? Почему Он не император и почему Он Спаситель, если никого не накормил и не освободил – это отдельный вопрос. Я сейчас не об этом говорю, я говорю о другом: естественное происхождение христианства немыслимо в рамках логики, которой мы оперируем. Но лишь поняв источник происхождения христианства, можно понять и источники жизни, о которой мы сегодня говорим. Жизнь, конечно, это не просто существование. Какая же это жизнь, когда человек страдает. Он говорит: нет, скорее, я лучше умру. Жизнь – это некое целостное восприятие и переживание блага. Нет блага – нет жизни! Прочее не жизнь, а форма существования.

Поэтому вопрос заключается в том, что такое это благо. Во-первых, если мы говорим по существу, оно должно быть непрекращающимся благом. А если оно то дается, то отбирается, извините, это только в средневековье у католиков была такая пытка надеждой. Узник вдруг замечает после того, как ему принесли кусок хлеба и кружку воды, – дверь камеры осталась незакрытой. Выходит, идет по коридору, никого нет. Видит щель, открывает дверь – сад! Входит крадучись – никого нет. Подходит к стене – стоит, оказывается, лестница. Все, ступил! И вдруг: «Сын, куда же ты уходишь от спасения души своей?» В последнюю минуту этого сына блудного «спасают». Говорят, эта пытка была самая жуткая из всех.

Жизнь – это благо. Благо, конечно же, непрекращающееся. Иначе какое же это благо? Конфетка перед смертной казнью – благо? Едва ли кто согласится с этим. Благо также должно быть всецелым, охватывать все существо человеческое – и духовное, и телесное. Нельзя же, сидя на колу, слушать ораторию «Сотворение мира» Гайдна! Так где оно, это всецелое, непрекращающееся, вечное? Христиане говорят: «Не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем». Это не идеализм, не фантазерство. Перед лицом того, что я сказал о христианстве, это реальность. Да, христианство говорит, что нынешняя жизнь дана как возможность воспитания, духовного роста, а главное, самоопределения человека. Жизнь скоротечна: корабль наш тонет, это я начинаю подозревать, как только я родился. А что, пока он тонет, я захвачу у кого-нибудь побольше богатства? Захватил, и, как у Тургенева (помните, в «Записках охотника»), – «наша лодка торжественно пошла ко дну».

Благо возможно только при условии, что личность имеет возможность вечного существования, если она не прекращает свое бытие. Более того, не растворяется и не умирает. Христианство говорит именно о том, что смерть – это не конец существования человека, это момент, когда из куколки вдруг появляется необыкновенный махаон. Человеческая личность бессмертна. Бог есть благо величайшее, и единение с Ним, Источником этого блага, дает человеку жизнь.

Почему Христос сказал о себе: «Я есть Путь, Истина и Жизнь»? Именно по причине возможного единения человека с Богом. Но обратите особое внимание на отличие христианской от многих других точек зрения: какое единение с Богом? В 451 году состоялся Собор епископов всех Православных Церквей. На нем была выработана уникальная формула понимания того, что же произошло с явлением Христа. Было сказано, что произошло единение Божества и человечества. Какое?

Во-первых, неслитное: две природы – Божественная и человеческая не слились в нечто среднее. Во-вторых, неизменное: остался человек. Неслитно, неизменно, нераздельно отныне и неразлучно. То есть, произошло такое единение Бога с человеком, которое явило собой вершину возможного единения для каждой человеческой личности, при котором она приобретает полноценное развитие и раскрытие. То есть, наступает полноценная жизнь. В программе написано: «Истоки жизни». По христианскому учению, истоки жизни представляют собой совсем не философию, совсем не мнения (за мнения никто бы не пошел на костер и в пасть ко львам). Конечно, и у приверженцев других вер всегда найдутся отдельные единицы. Но у христианства – масштабы, превосходящие человеческое разумение!

Я помню, при посещении римских катакомб мне говорили: здесь погребено около пяти миллионов. Видимо, свозили со всей империи. Но важно по существу: миллионы и миллионы людей шли на смерть, когда было достаточно сказать: «Ни в какого я Христа не верю!» Все – иди, живи спокойно, процветай! Нет. Не за мнения страдали люди, не за предположения, а за веру, проистекающую из непосредственного видения человека, переживания человеком того блага, к которому он стремился. При этом вера во Христа – каким делала человека? Эти христиане были действительно светочами, к ним шли люди, от них получали духовное утешение, они оздоровляли общество вокруг себя, были очагами здоровья и света. Это были не мечтатели и фантазеры, не сумасшедшие, которые на одной идее застряли. Нет, это были здравые люди, подчас широчайше образованные, но которые своей святостью засвидетельствовали, что они прикоснулись к Истоку жизни.

Вконтакте

Ведь в мире бытия нет блага выше жизни.
Как проведешь ее, так и пройдет она...

Атеизм или религия?

Приходится встречаться на конференциях, очень значительных, с людьми, которые действительно образованы, действительно ученые, не верхогляды, и приходится сталкиваться постоянно с одними и теми же вопросами. Кто такой Бог? Есть ли Он? Даже: зачем Он нужен? Или, если Бог есть, то почему Он не выступит с трибуны Объединенных Наций и не объявит о Себе? И такие вещи можно услышать. Что можно сказать на это? Этот вопрос, как нам кажется, решается с позиции центральной современной философской мысли, которую легче всего выразить понятием экзистенциальности.
Существование человека, смысл человеческой жизни - в чем основное ее содержание? Ну, конечно, прежде всего в жизни. А как же иначе? Какой смысл я переживаю, когда сплю? Смысл жизни может быть только в осознании, «вкушении» плодов своей жизни и деятельности. И еще никто никогда не мог и во веки веков не будет считать и утверждать, что конечный смысл жизни человека может быть в смерти. Здесь и лежит непроходимый водораздел между религией и атеизмом. Христианство утверждает: «человек, эта земная жизнь является только началом, условием и средством подготовки к вечности, готовься, тебя ожидает вечная жизнь». Оно говорит: вот, что необходимо для этого сделать, вот каким необходимо быть, чтобы вступить туда. А что утверждает атеизм? Нет Бога, нет души, нет вечности и потому верь, человек, тебя ожидает вечная смерть. Какой ужас, какой пессимизм, какое отчаяние - мороз по коже от этих страшных слов: «человек, тебя ожидает вечная смерть». Мы не говорим о тех, скажем мягко, странных обоснованиях, которые приводятся при этом. Одно это утверждение заставляет содрогнуться человеческую душу. Нет, избавьте меня от такой веры.

Вы спрашиваете, почему атеизм есть вера, а не научное мировоззрение? Потому что на вопрос: «что мне надо сделать, чтобы убедиться, что Бога нет», атеизм не знает, что ответить.

Пока у человека еще сохраняется искра искания истины, искра искания смысла жизни, до тех пор он не может, психологически не может принять концепции, утверждающей, что его как личность, и, следовательно, всех людей ожидает вечная смерть, для «достижения» которой, оказывается, необходимо создавать лучшие экономические, социальные, политические, культурные условия жизни. А далее все будет о"кэй - завтра ты помрешь и отнесем тебя на кладбище.

Мы сейчас указали только одну сторону, психологически очень существенную, которой, как нам кажется, уже достаточно для каждого человека с живой душой, чтобы понять, что только религиозное мировоззрение, только мировоззрение, которое принимает за свою основу Того, Кого мы называем Богом, позволяет говорить о смысле жизни. Итак, я верю в Бога. Будем считать, что мы первую комнату прошли. И, поверив в Бога, я вхожу во вторую…

Иноверные

Боже мой, что здесь я вижу и слышу? Народу полно, и каждый кричит: «Только у меня истина». Вот задача-то… И мусульмане, и конфуциане, и буддисты, и иудеи, и кого только нет. Много тех, среди которых находится теперь христианство. Вот стоит и он, христианский проповедник, посреди других, а я ищу, кто же прав-то здесь, кому же верить?

Тут имеются два подхода, может быть их и больше, но мы назовем два. Один из них, который может дать человеку возможность убедиться, какая религия есть истинная (то есть объективно соответствует человеческой природе, человеческим исканиям, человеческому пониманию смысла жизни) заключается в методе сравнительно-богословского анализа. Довольно долгий путь, тут нужно хорошо изучить каждую религию. Но далеко не каждый может пройти этим путем, нужно большое время, большие силы, если хотите, соответствующие способности для того, чтобы изучить все это — тем более, что это отнимет столько сил души… Да и лень, в конце-то концов... Окупятся ли такие трудозатраты? Но есть и другой метод.

В конце концов, каждая религия обращена к человеку, ему она говорит: истина вот такова, а не что-то другое. При этом все мировоззрения и все религии утверждают одну простую вещь: то, что сейчас есть, в каких политических, социальных, экономических, с одной стороны, и духовных, моральных, культурных и т.д. условиях - с другой, живет человек - это ненормально, это не может его устроить и даже если кого-то лично это и удовлетворяет, то подавляющее число людей в той или иной степени от этого страдает. Это не устраивает человечество в целом, оно ищет чего-то другого, большего. Стремится куда-то, в неизведанное будущее, ждет «золотого века» - настоящее положение вещей никого не устраивает. Отсюда становится понятным, почему существо каждой религии, всех мировоззрений сводится к учению о спасении. И вот здесь-то мы и сталкиваемся с тем, что уже дает возможность, как нам кажется, сделать обоснованный выбор, когда мы оказываемся перед лицом религиозного многообразия.

Христианство в отличие от всех других религий утверждает нечто, чего другие религии (и тем более мировоззрения нерелигиозные) просто не знают. И не только не знают, но когда сталкиваются с этим, то с негодованием отвергают.

Это утверждение заключается в понятии т. н. первородного греха. Все религии, если хотите даже все мировоззрения, все идеологии говорят о грехе. Называя, правда, это по-разному, но это неважно. Но ни одно из них не считает, что природа человека в настоящем его состоянии больна. Христианство же утверждает, что то состояние, в котором все мы, люди, родились, находимся, растем, воспитываемся, мужаем, созреваем, — состояние, в котором мы наслаждаемся, развлекаемся, учимся, делаем открытия и так далее - это есть состояние глубокой болезни, глубокого повреждения.

Мы больны. Речь идет не о гриппе и не о бронхите и не о психическом заболевании. Нет, нет, мы психически здоровы, и физически здоровы - можем задачи решать и в космос летать - мы глубоко больны с другой стороны. В начале бытия человеческого произошло какое-то странное трагическое расщепление единого человеческого существа на как бы автономно существующие и часто противоборствующие между собой ум, сердце и тело — «щука, рак да лебедь»…

Какой абсурд утверждает христианство, не правда ли? Все возмущаются: «Я ненормальный? Извините, другие может быть, но не я». И вот здесь-то, если христианство право, и заключен самый корень, источник того, что человеческая жизнь как в индивидуальном, так и во всечеловеческом масштабе, ведет к одной трагедии за другой. Ибо если человек серьезно болен, а болезнь не видит и потому не лечит, то она погубит его. Другие религии не признают этой болезни в человеке. Отвергают ее. Они считают, что человек - это здоровое семечко, но которое может развиваться и нормально и ненормально. Его развитие обусловлено социальной средой, экономическими условиями, психологическими факторами, обусловлено многими вещами. Поэтому человек может быть и хорошим и плохим, но сам он по своей природе хорош. Вот главный антитезис нехристианского сознания. Мы не говорим нерелигиозного, там и говорить нечего, там вообще: «человек - это звучит гордо». Только христианство утверждает, что настоящее наше состояние - это состояние глубокой поврежденности, причем такой поврежденности, что в личном плане человек сам не может исцелить его. На этом утверждении строится величайший христианский догмат о Христе как Спасителе. Эта идея является принципиальным водоразделом между христианством и всеми прочими религиями.

Теперь мы попытаемся показать, что христианство, в отличие от других религий, имеет объективное подтверждение данного своего утверждения. Давайте обратимся к истории человечества. Посмотрим, чем оно живет всю доступную нашему человеческому взору историю? Какими целями?

Конечно же, оно хочет построить Царство Божие на земле, создать рай. Одни с помощью Бога. И в этом случае Он рассматривается не более как средство к благу на земле, но не как высшая цель жизни. Другие - вообще без Бога. Но важно другое. Все понимают, что невозможно это Царство на земле без таких элементарных вещей, как: мир, справедливость, любовь (само собой понятно, какой может быть рай, где идет война, царит несправедливость, злоба и т.д.?), если хотите, уважение к друг другу, снизойдем и до этого. То есть все прекрасно понимают, что без таких основополагающих нравственных ценностей, без их осуществления невозможно достичь никакого благоденствия на земле.

Всем понятно? Всем.

А что делает человечество всю историю? Что делаем? Эрих Фромм хорошо сказал: «История человечества написана кровью. Это история никогда не прекращающегося насилия». Точно. Историки, особенно военные, могли бы, думаю, прекрасно проиллюстрировать нам, чем наполнена вся история человечества: войны, кровопролития, насилия, жестокости. Двадцатый век - по идее, век высшего гуманизма. И он показал этот верх «совершенства», превзойдя пролитой кровью все предыдущие века человечества вместе взятые. Если бы наши предки смогли посмотреть на то, что произошло в двадцатом веке, они содрогнулись бы от масштабов жестокости, несправедливости, обмана. Какой-то непостижимый парадокс заключается в том, что человечество по мере развития своей истории делает все точно наоборот основной своей идее, цели и мысли, к которой изначала были направлены все его усилия. Зададимся риторическим вопросом: «Может ли вести себя так умное существо?» История просто издевается над нами, иронизирует: «Человечество, поистине, умно и здраво. Оно не душевнобольное, нет, нет. Оно просто творит немножко больше и чуть-чуть хуже, чем это делают в сумасшедших домах». Увы, это факт, от которого никуда не уйти. И он показывает, что не отдельные единицы в человечестве заблуждаются, нет и нет (к сожалению, только единицы не заблуждаются), а это какое-то парадоксальное всечеловеческое свойство. Если посмотрим теперь на отдельного человека, точнее, если у человека хватит нравственных сил «к себе оборотиться», на себя посмотреть, то он увидит картину не менее впечатляющую. Апостол Павел точно ее охарактеризовал: «Бедный я человек, делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу».

И действительно, каждый, кто хотя немного обратит внимание на то, что происходит в его душе, соприкоснется с самим собой, то не может не увидеть, насколько он духовно болен, насколько подвержен действию различных страстей, порабощен ими. Бессмысленно спрашивать: «Зачем ты, бедный человек, объедаешься, опиваешься, лжешь, завидуешь, блудишь и т. д.? Ты же этим убиваешь самого себя, разрушаешь семью, калечишь своих детей, отравляешь всю атмосферу вокруг себя. Зачем бьешь себя, режешь, колешь, зачем губишь свои нервы, психику, само тело? Ты понимаешь, что это губительно для тебя?» Да, понимаю, но не могу этого не делать. Василий Великий как-то воскликнул: «И не зарождалось в душах человеческих более пагубной страсти, нежели зависть». И, как правило, человек, страдая, не может справиться с собой. Здесь, в глубине своей души каждый разумный человек постигает то, о чем говорит христианство: «Делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу». Это здоровье или болезнь?!

В то же время для сравнения посмотрите, как может меняться человек при правильной христианской жизни. Те, которые очистились от страстей, приобрели смирение, «стяжали, - по слову преподобного Серафима Саровского, - Духа Святого», приходили к любопытнейшему с психологической точки зрения состоянию: они начинали видеть себя худшими всех. Пимен Великий говорил: «Поверьте, братие, куда будет ввержен сатана, туда буду ввержен я»; Сисой Великий умирал, и лицо его просветилось, как солнце, так что на него невозможно было смотреть, а он умолял Бога дать ему еще немного времени на покаяние. Что это? Лицемерие какое-то, смиренничание? Да избавит Бог. Они, даже в мыслях боялись согрешить, потому говорили от всей своей души, говорили то, что действительно переживали.

Мы же этого совсем не чувствуем. Я переполнен всякой грязью, а вижу и чувствую себя очень хорошим человеком. Я хороший человек! Но если что-то и сделаю плохо, то кто без греха, другие не лучше меня, да и виноват не столько я, сколько другой, другая, другие. Мы не видим души своей и потому столь хороши в своих глазах. Как разительно отличается духовное зрение человека святого от нашего!

Так вот, повторим. Христианство утверждает, что человек по своей природе, в его настоящем, так называемом нормальном состоянии, глубоко поврежден. Этого повреждения, к сожалению, мы почти не видим. Странная слепота, самая страшная, самая главная, которая присутствует в нас, — это есть невидение своей болезни. Это действительно самое опасное, потому что когда человек увидит свою болезнь, он лечится, идет к врачам, ищет помощи. А когда видит себя здоровым, то отправит к ним того, кто говорит ему, что он болен. Вот тяжелейший симптом той самой поврежденности, которая присутствует в нас. А что она есть, об этом однозначно со всей силой и яркостью свидетельствует как история человечества, так и история жизни каждого человека в отдельности, и в первую очередь каждому человеку его личная жизнь. Вот на что указывает христианство

Объективное подтверждение только одного этого факта, одной этой истины христианской веры - о поврежденности человеческой природы - уже показывает, подсказывает мне, к какой религии я должен обратиться. К той, которая вскрывает мои болезни и указывает средства их излечения, или к религии, которая замазывает их, питает человеческое самолюбие, говорит: все хорошо, все прекрасно, нужно не лечиться, а лечить окружающий мир, нужно развиваться и совершенствоваться? Исторический опыт показал, что значит не лечиться. Ну, хорошо, дошли до христианства. Слава Тебе, Господи, нашел истинную веру, наконец-то.

Христианство

Вхожу в следующую комнату, а там опять народу полно и вновь крики: моя христианская вера самая лучшая! Католик призывает: посмотри сколько за мной стоит - 1 миллиард 45 миллионов. Протестанты самых различных деноминаций указывают, что их 350 миллионов. Православных меньше всех, всего 170 миллионов. Правда, кто-то подсказывает: истина не в количестве, а в качестве. Но вопрос в высшей степени серьезный: « Где же оно, истинное христианство?»

неизвестен , Public Domain

К решению этого вопроса также возможны разные подходы. Обычно на ум приходит, в первую очередь, метод сравнительного изучения догматических систем католицизма и протестантизма с православием. Это — метод, заслуживающий внимания и доверия, но нам он все же представляется недостаточно хорошим и недостаточно полным, потому что человеку, не имеющему хорошего образования, достаточных познаний, совсем не легко разобраться в дебрях догматических дискуссий и решить кто прав, а кто виноват. К тому же там используются подчас такие сильные психологические приемы, которые легко могут сбить человека с толку.

неизвестен , CC BY-SA 3.0

Вот, к примеру, при обсуждениис католиками проблемы примата папы, они не смущаясь говорят: «Папа? Ой, такая чепуха эти примат и непогрешимость папы, ну что вы!? Это то же самое, что у вас авторитет патриарха. Непогрешимость и власть папы, практически, ничем не отличаются от авторитетности заявлений и власти любого предстоятеля Православной Поместной Церкви». Хотя в действительности здесь принципиально различные догматические и канонические уровни! Так что сравнительно-догматический метод очень не прост. Особенно когда ты будешь стоять перед лицом людей, не только знающих, но и стремящихся во что бы то ни стало тебя убедить.

Католики

Действительно, по своим святым оценивается любая Поместная Православная Церковь или инославная. Скажите мне, кто ваши святые, и я скажу вам, какова ваша Церковь.Ибо любая Церковь объявляет святыми лишь тех, которые воплотили в своей жизни христианский идеал, как он видится данной Церковью. Поэтому прославление кого-то является не только свидетельством Церкви о христианине, который по ее суждению достоин славы и предлагается ею в качестве примера для подражания, но и прежде всего свидетельством Церкви о самой себе. По святым мы лучше всего можем судить о действительной или мнимой святости самой Церкви.

Приведем иллюстрации, свидетельствующие о понимании святости в Католической церкви. Итак, какова их святость? Одним из великих католических святых является Франциск Ассизский (XIII в.). Его духовное самосознание хорошо открывается из следующих фактов. Однажды Франциск долго молился (чрезвычайно показателен при этом предмет молитвы) «о двух милостях»: «Первая — чтобы я мог пережить все те страдания, которые, Ты, Сладчайший Иисусе, испытал в Твоих мучительных страстях. И вторая милость — чтобы я мог почувствовать ту неограниченную любовь, которою горел Ты, Сын Божий». Как видим, не чувства своей греховности беспокоили Франциска, а откровенные претензии на равенство с Христом! Во время этой молитвы Франциск «почувствовал себя совершенно превращенным в Иисуса», Которого он тут же и увидел в образе шестикрылого Серафима, поразившего его огненными стрелами в места крестных язв Иисуса Христа (руки, ноги и правый бок). После этого видения у Франциска появились болезненные кровоточащие раны (стигмы) — следы «страданий Иисусовых» (1).

Очень показательна и цель жизни, которую поставил перед собой Франциск: «Я трудился и хочу трудиться потому что это приносит честь» (2). Франциск желает пострадать за других и искупить чужие грехи (3). Не потому ли в конце жизни он откровенно сказал: «Я не сознаю за собой никакого прегрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием» (4). Все это свидетельствует о невидении им своих грехов, своего падения, то есть о полной духовной слепоте.

Для сравнения приведем предсмертный эпизод из жизни преподобного Сисоя Великого (V в.). "Окруженный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: «Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?» — отвечал: «Это ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться». Когда же на это братия, зная, что Сисой совершен в добродетелях, возразила ему: «Тебе нет нужды в покаянии, отче», — то Сисой ответил так: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего» (5) Это глубокое понимание, видение своего несовершенства является главной отличительной чертой всех истинных святых.

Самые чтимые прославленные и покланяемые католические святые своих в «аскетических» подвигах испытывают чуства сладострастного экстаза, зачастую болезненного, а их письменное наследие вызывает подчас недоумение: блаженная Анжела (†1309 г.); Катарина Сиенская (†1380); Тереза Авильская (†1582 г.); Тереза из Лизье, или Тереза Маленькая, или Тереза Младенца Иисуса (†1897).

Известный американский психолог Вильям Джеймс, оценивая мистический опыт Терезы Авильской, писал, что «ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством» (6).
На методическом развитии воображения основывается мистический опыт одного из столпов католической мистики, родоначальника ордена иезуитов Игнатия Лойолы (XVI в.). Его книга «Духовные упражнения», пользующаяся огромным авторитетом в католичестве, непрерывно призывает христианина к тому, чтобы представить себе, вообразить, созерцать и Святую Троицу, и Христа, и Богоматерь, и ангелов и т. д. С нашей точки зрения мы наблюдаем здесь специфический род аутотренинга.

Все это принципиально противоречит основам духовного подвига святых Вселенской Церкви, поскольку приводит верующего к полному духовному и душевному расстройству. Авторитетный сборник аскетических писаний древней Церкви «Добротолюбие» решительно запрещает такого рода «духовные упражнения». Вот несколько высказываний оттуда. Преподобный Нил Синайский (V в.) предупреждает: «Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря, и поклонившись врагам-демонам» (7). Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуждая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых», прямо говорит, что «это есть знак прелести». «На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное» (8). Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) напоминает: «Никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или ангела, или святого какого... Приемлющий то... легко прельщается... Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть, но паче похваляет его, как мудрого» (9). Как прав был тот помещик (об этом пишет свт. Игнатий Брянчанинов), который, увидев в руках своей дочери католическую книжку «Подражание Иисусу Христу» Фомы Кемпийского (XV в.), вырвал у нее из рук, и сказал: «Прекрати играть с Богом в роман». Вышеприведенные примеры не оставляют сомнений в справедливости этих слов. К великому сожалению, в Католической церкви уже перестали, видимо, отличать духовное от душевного и святость от мечтательности, а следовательно, и христианство от язычества. Это, что касается католицизма.

Протестанты

С протестантизмом, кажется, достаточно и догматики. Чтобы увидеть его существо, мы ограничимся сейчас только одним и главным утверждением протестантизма: «Человек спасается только верою, а не делами, потому верующему грех не вменяется в грех». Вот основной вопрос, в котором протестанты запутались. Они начинают строить дом спасения с десятого этажа, забыв (если помнили?) учение древней Церкви о том, какая вера спасает человека. Не вера же в то, что Христос 2000 лет тому назад пришел и все сделал за нас?! В чем же отличие в понимании веры в православии от протестантизма? Православие тоже говорит, что спасает человека вера, но верующему грех вменяется в грех. Какая это вера? — Не «умовая», по свт. Феофану, то есть рассудочная, но то состояние, которое приобретается при правильной, подчеркиваем, правильной христианской жизни человека, благодаря лишь которой он убеждается, что только Христос может его спасти от рабства и мучительства страстей. Как достигается эта вера-состояние? Понуждением к исполнению заповедей Евангелия и искренним покаянием. Преп. Симеон Новый Богослов говорит: «Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи», то есть открывает ему его бессилие самому без помощи Божией искоренить в себе страсти. Сам, один человек не может — с Богом же, «вдвоем», оказывается, все может. Правильная христианская жизнь как раз и открывает человеку, во-первых, его страсти-болезни, во-вторых - что Господь близ каждого из нас есть, наконец, что Он готов в любое мгновение придти на помощь и спасти от греха. Но спасает Он нас не без нас, не без наших усилий и борьбы. Необходим подвиг, который делает нас способными к принятию Христа, ибо показывает нам, что сами без Бога не можем себя исцелить. Только когда я тону, убеждаюсь, что мне нужен Спаситель, а когда я на берегу — мне никого не надо. Только видя себя тонущим в мучительстве страстей, я обращаюсь ко Христу. И Он приходит, помогает. Отсюда и начинается живая спасительная вера. Православие учит о свободе и достоинстве человека как соработника Бога в своем спасении, а не как «соляном столпе», по словам Лютера, который ничего не может. Отсюда становится понятным значение всех заповедей Евангелия, а не одной только веры в деле спасения христианина, становится очевидной истинность православия.

Все религии, в принципе, говорят об одном и том же, называя Бога разными именами. А православие - просто одна из многих религий, не так ли? Разумеется, это должно быть ясно любому образованному человеку.
Неверно. Человек должен, не только может, а действительно должен на разумных основаниях стать не просто христианином, но христианином православным.

Принципиально различные догматические уровни...

Вот полный титул Святейшего Патриарха

Патриарх Московский и Всея Руси . Означает этот титул то, что его носитель является главой Православной Церкви в России с центром в Москве, и отражает, таким образом, приведение церковной организации в соответствие с административным делением, которое сложилось на планете и в государстве.

Единственное и внутренне единое Тело Кафолической Церкви имеет и единую Главу - Иисуса Христа (Ефес. 5:23; Колосс. 1:18). Православное учение не знает иного, чем Господь, Главу Церкви; это не значит, однако, что земная Вселенская Церковь не имеет власти, осуществляемой человеческой инстанцией, что высшая власть в Церкви лежит за пределами, доступными каноническим характеристикам. Сама история Церкви, равно как и православная экклезиология, неопровержимо свидетельствуют: носителем такой власти является вселенский епископат - преемник апостольского сонма. Возглавляя церковные общины, епископы находятся в постоянном каноническом общении между собой, осуществляя тем самым общение между поместными Церквами, хранящими единство православной веры и жизни по вере.

Католическая экклезиология исходит из совершенно иных представлений о высшей власти во Вселенской Церкви, чем те, которые сохранились в Православии. В латинском богословии авторитет Церкви, ее непогрешимость персонифицируются в лице Римского епископа, именуемого верховным первосвященником и наместником, викарием Христа.

Вот полный титул Папы

Епископ Рима, наместник Иисуса Христа, преемник князя апостолов, верховный понтифик Вселенской церкви, патриарх Запада, примас Италии, архиепископ и митрополит Римской провинции, Монарх Ватикана, раб рабов божьих .

Обрати внимание, что этот титул не что иное как самоназвание. Сравни с титулом Урфина Джюса - захватчика сказочного Изумрудного города и повелителя дуболомов: Урфин Первый, могущественный Король Изумрудного города и сопредельных стран, Владыка, сапоги Которого попирают Вселенную, защитник подданых. Невольно возникает ощущение, что оба титула сочинялись из одного и того же духовного состояния.

Упрощенно говоря, Православие считает, что Глава Церкви - Господь Иисус Христос, а Патриарх - один из епископов, которому приходится еще и администрированием заниматься. При этом Патриарх не имеет даже права сместить священника не своей епархии.
Учение католической церкви говорит о том, что Глава Церкви - Римский Папа. Не больше и не меньше. Административное могущество Папы - безгранично. И не только административное.

Посмотри на основные полномочия папы, самоприсвоенные католицизмом в 1870 г. на Первом Ватиканском Соборе, созванным Пием IX, находившимся под полным влиянием иезуитов, истинных авторов догмата о непогрешимости:

папа непогрешим, как Бог, и может делать все, что Бог делает;
папа может изменить природу вещей;
делать из ничего что-либо;
властен из неправды сотворить правду (в русском языке значение слова правда - это одновременно истина и справедливость);
властен без правды и вопреки правде делать все, что ему угодно;
папа может возражать против Апостолов и против Заповедей, переданных Апостолами;
властен исправлять все, что найдет нужным;
в Новом Завете может изменять сами Таинства, установленные Иисусом Христом;
папа имеет такую силу на небесах, что из умерших людей властен возводить в святые, кого захочет;
если папа изрек приговор против суда Божия, то суд Божий должен быть исправлен и изменен.

ПОЧЕМУ ПРАВОСЛАВИЕ ЕСТЬ ИСТИННАЯ ВЕРА

ЛЕКЦИЯ ПРОФЕССОРА А.И. ОСИПОВА ПО ОСНОВНОМУ БОГОСЛОВИЮ, ПРОЧИТАННАЯ В СРЕТЕНСКОМ УЧИЛИЩЕ 13 СЕНТЯБРЯ 2000

У вас, если хотите, появилось нечто гораздо большее и гораздо худшее. Есть Бог или нет Бога — это только первая ступень. Ну хорошо, человек убедился, что есть Бог. А дальше? Вер много, кем ему стать? Христианином, а почему не мусульманином? А почему не буддистом? А почему не кришнаитом? Я не хочу перечислять далее, сейчас так много религий, вы их лучше меня знаете. Почему, почему, и почему? Ну ладно, пройдя сквозь дебри и джунгли этого многорелигиозного древа, человек стал христианином. Все понял, христианство — это лучшая религия, правильная.

Итак, первое, перед чем останавливается современный человек — это множество вер, религий, мировоззрений. Поэтому сегодня мне бы хотелось по скору, очень конспективно пройтись по этой анфиладе комнат, которая открывается перед множеством современных людей, ищущих истину, и посмотреть хотя бы в самых общих, но принципиальных чертах, почему все-таки человек должен, не только может, а действительно должен на разумных основаниях стать не просто христианином, но христианином православным.

Этот вопрос, как мне кажется, решается с позиции центральной современной философской мысли, которую легче всего выразить понятием экзистенциальности. Существование человека, смысл человеческой жизни — в чем основное ее содержание? Ну, конечно, прежде всего в жизни . А как же иначе? Какой смысл я переживаю, когда сплю? Смысл жизни может быть только в осознании, «вкушении» плодов своей жизни и деятельности. И еще никто никогда не мог и во веки веков не будет считать и утверждать, что конечный смысл жизни человека может быть в смерти. Здесь и лежит непроходимый водораздел между религией и атеизмом. Христианство утверждает: человек, эта земная жизнь является только началом, условием и средством подготовки к вечности, готовься, тебя ожидает вечная жизнь. Оно говорит: вот, что необходимо для этого сделать, вот каким необходимо быть, чтобы вступить туда. А что утверждает атеизм? Нет Бога, нет души, нет вечности и потому верь, человек, тебя ожидает вечная смерть! Какой ужас, какой пессимизм, какое отчаяние — мороз по коже от этих страшных слов: человек, тебя ожидает вечная смерть. Я уже не говорю о тех, скажу мягко, странных обоснованиях, которые приводятся при этом. Одно это утверждение заставляет содрогнуться человеческую душу. — Нет, избавьте меня от такой веры.

Когда человек заблудится в лесу, ищет дорогу, ищет путь домой и вдруг, находя кого-то, спрашивает: «Есть ли отсюда выход?» А тот ему отвечает: «Нет и не ищи, устраивайся здесь, как можешь», — то поверит ли он ему? Сомнительно. Не начнет ли искать далее? И найдя другого человека, который скажет ему: «Да, выход есть, и я тебе укажу признаки, приметы, по которым ты сможешь отсюда выйти», — то не ему ли он поверит? То же самое происходит и в области мировоззренческого выбора, когда человек оказывается перед лицом религии и атеизма. Пока у человека еще сохраняется искра искания истины, искра искания смысла жизни, до тех пор он не может, психологически не может принять концепции, утверждающей, что его как личность, и, следовательно, всех людей ожидает вечная смерть, для «достижения» которой, оказывается, необходимо создавать лучшие экономические, социальные, политические, культурные условия жизни. А далее все будет о,кэй — завтра вы помрете и вас отнесем на кладбище. Просто «замечательно»!

Итак, я верю в Бога. Будем считать, что мы первую комнату прошли. И, поверив в Бога, я вхожу во вторую… Боже мой, что здесь я вижу и слышу? Народу полно, и каждый кричит: «Только у меня истина». Вот задача-то… И мусульмане, и конфуциане, и буддисты, и иудеи и кого только нет. Много тех, среди которых находится теперь христианство. Вот стоит и он, христианский проповедник, посреди других, а я ищу, кто же прав-то здесь, кому же верить?

Но есть и другой метод. В конце концов, каждая религия обращена к человеку, ему она говорит: истина вот какова, а не что-то другое. При этом все мировоззрения и все религии утверждают одну простую вещь: то, что сейчас есть, в каких политических, социальных, экономических, с одной стороны, и духовных, моральных, культурных и т.д. условиях — с другой, живет человек — это ненормально, это не может его устроить и даже если кого-то лично это и удовлетворяет, то подавляющее число людей в той или иной степени от этого страдает. Это не устраивает человечество в целом, оно ищет чего-то другого, большего. Стремится куда-то, в неизведанное будущее, ждет «золотого века» — настоящее положение вещей никого не устраивает.

Отсюда становится понятным, почему существо каждой религии, всех мировоззрений сводится к учению о спасении. И вот здесь-то мы и сталкиваемся с тем, что уже дает возможность, как мне кажется, сделать обоснованный выбор, когда мы оказываемся перед лицом религиозного многообразия. Христианство в отличие от всех других религий утверждает нечто, чего другие религии (и тем более мировоззрения нерелигиозные) просто не знают. И не только не знают, но когда сталкиваются с этим, то с негодованием отвергают. Это утверждение заключается в понятии т. н. первородного греха. Все религии, если хотите даже все мировоззрения, все идеологии говорят о грехе. Называя, правда, это по-разному, но это неважно. Но ни одно из них не считает, что природа человека в настоящем его состоянии больна. Христианство же утверждает, что то состояние, в котором все мы, люди, родились, находимся, растем, воспитываемся, мужаем, созреваем, — состояние, в котором мы наслаждаемся, развлекаемся, учимся, делаем открытия и так далее — это есть состояние глубокой болезни, глубокого повреждения. Мы больны. Речь идет не о гриппе и не о бронхите и не о психическом заболевании. Нет, нет, мы психически здоровы, и физически здоровы — можем задачи решать и в космос летать — мы глубоко больны с другой стороны. В начале бытия человеческого произошло какое-то странное трагическое расщепление единого человеческого существа на как бы автономно существующие и часто противоборствующие между собой ум, сердце и тело — «щука, рак да лебедь»… Какой абсурд утверждает христианство, не правда ли? Все возмущаются: «Я ненормальный? Извините, другие может быть, но не я». И вот здесь-то, если христианство право, и заключен самый корень, источник, того, что человеческая жизнь как в индивидуальном, так и во всечеловеческом масштабе, ведет к одной трагедии за другой. Ибо если человек серьезно болен, а он ее не видит и потому не лечит, то она погубит его.

Другие религии не признают этой болезни в человеке. Отвергают ее. Они считают, что человек — это здоровое семечко, но которое может развиваться и нормально и ненормально. Его развитие обусловлено социальной средой, экономическими условиями, психологическими факторами, обусловлено многими вещами. Поэтому человек может быть и хорошим и плохим, но сам он по своей природе хорош. Вот главный антитезис нехристианского сознания. Я не говорю нерелигиозного, там и говорить нечего, там вообще: «человек — это звучит гордо». Только христианство утверждает, что настоящее наше состояние — это состояние глубокой поврежденности, причем такой поврежденности, что в личном плане человек сам не может исцелить его. На этом утверждении строится величайший христианский догмат о Христе как Спасителе.

Эта идея является принципиальным водоразделом между христианством и всеми прочими религиями.

Теперь я попытаюсь показать, что христианство в отличие от других религий имеет объективное подтверждение данного своего утверждения. Давайте обратимся к истории человечества. Посмотрим, чем оно живет всю доступную нашему человеческому взору историю? Какими целями? Конечно же, оно хочет построить Царство Божие на земле, создать рай. Одни с помощью Бога. И в этом случае Он рассматривается не более как средство к благу на земле, но не как высшая цель жизни. Другие — вообще без Бога. Но важно другое. Все понимают, что невозможно это Царство на земле без таких элементарных вещей, как: мир, справедливость, любовь (само собой понятно, какой может быть рай, где идет война, царит несправедливость, злоба и т.д.?), если хотите, уважение к друг другу, снизойдем и до этого. То есть все прекрасно понимают, что без таких основополагающих нравственных ценностей, без их осуществления невозможно достичь никакого благоденствия на земле. Всем понятно? Всем. А что делает человечество всю историю? Что делаем? Эрих Фромм хорошо сказал: «История человечества написана кровью. Это история никогда не прекращающегося насилия». Точно.

Я задаю риторический вопрос: «Может ли вести себя так умное существо?» История просто издевается над нами, иронизирует: «Человечество, поистине, умно и здраво. Оно не душевнобольное, нет, нет. Оно просто творит немножко больше и чуть-чуть хуже, чем это делают в сумасшедших домах».

Увы, это факт, от которого никуда не уйти. И он показывает, что не отдельные единицы в человечестве заблуждаются, нет и нет (к сожалению, только единицы не заблуждаются), а это какое-то парадоксальное всечеловеческое свойство.

Если посмотрим теперь на отдельного человека, точнее, если у человека хватит нравственных сил «к себе оборотиться», на себя посмотреть, то он увидит картину не менее впечатляющую. Апостол Павел точно ее охарактеризовал: «Бедный я человек, делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу». И действительно, каждый, кто хотя немного обратит внимание на то, что происходит в его душе, соприкоснется с самим собой, то не может не увидеть, насколько он духовно болен, насколько подвержен действию различных страстей, порабощен им. Бессмысленно спрашивать: «Зачем ты, бедный человек, объедаешься, опиваешься, лжешь, завидуешь, блудишь и т. д.? Ты же этим убиваешь самого себя, разрушаешь семью, калечишь своих детей, отравляешь всю атмосферу вокруг себя. Зачем бьешь себя, режешь, колешь, зачем губишь свои нервы, психику, само тело? Ты понимаешь, что это губительно для тебя?» Да, понимаю, но не могу этого не делать. Василий Великий как-то воскликнул: «И не зарождалось в душах человеческих более пагубной страсти, нежели зависть». И, как правило, человек, страдая, не может справиться с собой. Здесь, в глубине своей души каждый разумный человек постигает то, о чем говорит христианство: «Делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу». Это здоровье или болезнь?!

В то же время для сравнения посмотрите, как может меняться человек при правильной христианской жизни. Те, которые очистились от страстей, приобрели смирение, «стяжали, — по слову преподобного Серафима Саровского, — Духа Святого», приходили к любопытнейшему с психологической точки зрения состоянию: они начинали видеть себя худшими всех. Пимен Великий говорил: «Поверьте, братие, куда будет ввержен сатана, туда буду ввержен я»; Сисой Великий умирал, и лицо его просветилось, как солнце, так что на него невозможно было смотреть, а он умолял Бога дать ему еще немного времени на покаяние. Что это? Лицемерие какое-то, смиренничание? Да избавит Бог. Они, даже в мыслях боялись согрешить, потому говорили от всей своей души, говорили то, что действительно переживали. Мы же этого совсем не чувствуем. Я переполнен всякой грязью, а вижу и чувствую себя очень хорошим человеком. Я хороший человек! Но если что-то и сделаю плохо, то кто без греха, другие не лучше меня, да и виноват не столько я, сколько другой, другая, другие. Мы не видим души своей и потому столь хороши в своих глазах. Как разительно отличается духовное зрение человека святого от нашего!

Скажу, что объективное подтверждение только одного этого факта, одной этой истины христианской веры — о поврежденности человеческой природы — уже показывает мне, к какой религии я должен обратиться. К той, которая вскрывает мои болезни и указывает средства их излечения, или к религии, которая замазывает их, питает человеческое самолюбие, говорит: все хорошо, все прекрасно, нужно не лечиться, а лечить окружающий мир, нужно развиваться и совершенствоваться? Исторический опыт показал, что значит не лечиться .

Ну, хорошо, дошли до христианства. Слава Тебе, Господи, нашел истинную веру, наконец-то. Вхожу в следующую комнату, а там опять народу полно и вновь крики: моя христианская вера самая лучшая. Католик призывает: посмотри сколько за мной стоит — 1 миллиард 45 миллионов. Протестанты самых различных деноминаций указывают, что их 350 миллионов. Православных меньше всех, всего 170 миллионов. Правда, кто-то подсказывает: истина не в количестве, а в качестве. Но вопрос в высшей степени серьезный: «Где же оно, истинное христианство?»

Но есть другой путь, который со всей очевидностью покажет, что есть католицизм и куда он ведет человека. Это метод тоже сравнительного исследования, но исследования уже духовной области жизни, наглядно проявляющей себя в жизни святых. Именно здесь во всей силе и яркости обнаруживается вся, выражаясь аскетическим языком, «прелестность» католической духовности, — та прелестность, которая чревата тяжелейшими последствиями для аскета, ставшего на этот путь жизни. Вы знаете, что иногда я выступаю с общественными лекциями, и на них собираются разные люди. И вот нередко задают вопрос: «Ну, а чем католичество отличается от православия, в чем его ошибка? Не является ли оно просто другим путем ко Христу?» И много раз я убеждался, что достаточно привести несколько примеров из жизни католических мистиков, чтобы спрашивающие просто сказали: «Спасибо, теперь все ясно. Больше ничего не нужно».

Действительно, по своим святым оценивается любая Поместная Православная Церковь или инославная. Скажите мне, кто ваши святые, и я скажу вам, какова ваша Церковь. Ибо любая Церковь объявляет святыми лишь тех, которые воплотили в своей жизни христианский идеал, как он видится данной Церковью. Поэтому прославление кого-то является не только свидетельством Церкви о христианине, который по ее суждению достоин славы и предлагается ею в качестве примера для подражания, но и прежде всего свидетельством Церкви о самой себе. По святым мы лучше всего можем судить о действительной или мнимой святости самой Церкви.

Приведу несколько иллюстраций, свидетельствующих о понимании святости в католической церкви.

Одним из великих католических святых является Франциск Ассизский (XIII в.). Его духовное самосознание хорошо открывается из следующих фактов. Однажды Франциск долго молился (чрезвычайно показателен при этом предмет молитвы) «о двух милостях»: «Первая — это чтобы я… мог… пережить все те страдания, которые, Ты, Сладчайший Иисусе, испытал в Твоих мучительных страстях. И вторая милость… — это, чтобы… я мог почувствовать… ту неограниченную любовь, которою горел Ты, Сын Божий». Как видим, не чувства своей греховности беспокоили Франциска, а откровенные претензии на равенство с Христом ! Во время этой молитвы Франциск «почувствовал себя совершенно превращенным в Иисуса «, Которого он тут же и увидел в образе шестикрылого серафима, поразившего его огненными стрелами в места крестных язв Иисуса Христа (руки, ноги и правый бок). После этого видения у Франциска появились болезненные кровоточащие раны (стигмы) — следы «страданий Иисусовых» (Лодыженский М.В. Свет Незримый. — Пг. 1915. — С. 109.)

Очень показательна и цель жизни, которую поставил перед собой Франциск: «Я трудился и хочу трудиться… потому что это приносит честь » (Святой Франциск Ассизский. Сочинения. — М., Изд. Францисканцев, 1995. — С.145). Франциск желает пострадать за других и искупить чужие грехи (С.20). Не потому ли в конце жизни он откровенно сказал: «Я не сознаю за собой никакого прегрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием» (Лодыженский. — С. 129.). Все это свидетельствует о невидении им своих грехов, своего падения, то есть о полной духовной слепоте.

Для сравнения приведем предсмертный момент из жизни преподобного Сисоя Великого (V в.). «Окруженный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: «Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?» — отвечал: «Это ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться». Когда же на это братия, зная, что Сисой совершен в добродетелях, возразила ему: «Тебе нет нужды в покаянии, отче», — то Сисой ответил так: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего» (Лодыженский. — С. 133.) Это глубокое понимание, видение своего несовершенства является главной отличительной чертой всех истинных святых.

А вот выдержки из «Откровений блаженной Анжелы» (†1309 г.) (Откровения блаженной Анжелы. — М., 1918.).

Дух Святой, — пишет она, — говорит ей: «Дочь Моя, сладостная Моя,.. очень Я люблю тебя» (с. 95): «Был я с апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты» (с. 96). И такое открывает о себе Анжела: «Вижу я во мраке Святую Троицу, и в самой Троице, Которую вижу я во мраке, кажется мне, что стою я и пребываю в середине Ее» (с. 117). Свое отношение к Иисусу Христу она выражает, например, в таких словах: «могла я всю себя ввести внутрь Иисуса Христа» (с. 176). Или: «Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и хотела умереть» (с. 101) — при этом она в ярости так начинала бить себя, что монахини вынуждены были уносить ее из костела (с. 83).

Резкую, но верную оценку «откровений» Анжелы дает один из крупнейших русских религиозных мыслителей XX-го века А.Ф. Лосев. Он пишет, в частности: «Соблазненность и прельщенность плотью приводит к тому, что Святой Дух является блаженной Анжеле и нашептывает ей такие влюбленные речи: «Дочь Моя, сладостная Моя, дочь Моя, храм Мой, дочь Моя, услаждение Мое, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня». Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный все является и является и все больше разжигает ее тело, ее сердце, ее кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем… Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: «Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена», — эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на собственном теле и т.д. и т.п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: «Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык… И лежала я, и отнялись у меня язык и члены тела» (Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. — М., 1930. — Т. 1. — С. 867-868.).

Ярким свидетельством католической святости является Катарина Сиенская (+1380), возведенная папой Павлом VI в высший разряд святых — в «Учители Церкви». Зачитаю несколько выписок из католической книги Антонио Сикари «Портреты святых». Цитаты, по-моему, не потребуют комментарий.

Екатерине было около 20 лет. «Она чувствовала, что в ее жизни должен произойти решающий перелом, и продолжала истово молиться Своему Господу Иисусу, повторяя ту прекрасную, нежнейшую формулу, которая стала для нее привычной: «Сочетайся со мной браком в вере!» (Антонио Сикари. Портреты святых. Т. II. — Милан, 1991. — С.11.).

Однажды сказали, что она умерла. «Она сама говорила впоследствии, что ее сердце было растерзано силой божественной любви и что она прошла через смерть, «узрев райские врата». Но «вернись, дитя Мое, — сказал мне Господь, тебе нужно вернуться… Я приведу тебя к князьям и властителям Церкви.» «И смиренная девушка начала рассылать по всему свету свои послания, длинные письма, которые она диктовала с поразительной быстротой, часто по три или по четыре одновременно и по разным поводам, не сбиваясь и опережая секретарей. Все эти письма завершаются страстной формулой: «Иисус сладчайший, Иисус Любовь» и часто начинаются словами…: «Я, Екатерина, служанка и раба рабов Иисуса, пишу вам в драгоценнейшей Крови Его…» (12).

«В письмах Екатерины бросается в глаза прежде всего частое и настойчивое повторение слов: «Я хочу» (12).

«Некоторые говорят, что решительные слова «я хочу» она в состоянии экстаза обращала даже ко Христу» (13).

Из переписки с Григорием Х1, которого она убеждала вернуться из Авиньона в Рим: «Говорю вам от имени Христа … Я говорю вам, отче, в Иисусе Христе… Ответьте на зов Святого Духа, к вам обращенный» (13).

«А к королю Франции обращается со словами: «Творите волю Божию и мою» (14).

После многочисленных своих явлений «христос» говорит Терезе: «С этого дня ты будешь супругой Моей… Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг» (Мережковский Д.С. Испанские мистики. — Брюссель, 1988. — С. 88.) «Господи, или страдать с Тобой, или умереть за Тебя!» — молится Тереза и падает в изнеможении под этими ласками…», — пишет Д. Мережковский. Не приходится поэтому удивляться, когда Тереза признается: «Душу зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания». Не случайно поэтому известный американский психолог Вильям Джеймс, оценивая ее мистический опыт, писал, что «ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством» (Джемс В. Многообразие религиозного опыта. /Пер. с англ. — М., 1910. — С. 337).

«Во время собеседования, предварившего мой постриг, я поведала о делании, которое намеревалась совершить в Кармеле: «Я пришла спасать души и прежде всего — молиться за священников » (Не себя спасать, но других!).

Говоря о своем недостоинстве, она тут же пишет: «Я неизменно храню дерзновенное упование на то, что стану великой святой … Я думала, что рождена для славы и искала путей к ее достижению. И вот Господь Бог … открыл мне, что моя слава не будет явлена смертному взору, и суть ее в том, что я стану великой святой !!!» (ср.: Макарий Великий, которого сподвижники за редкую высоту жизни называли «земным богом», лишь молился: «Боже, очисти мя грешного, яко николиже сотворих благое пред Тобою»). Позднее Тереза напишет еще более откровенно: «В сердце моей Матери-Церкви я буду Любовью… тогда я буду всем… и через это моя мечта осуществится!!!»

В высшей степени «замечательно» учение Терезы о духовной любви: «Это было лобзание любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: «Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки». Не было ни прошений, ни борьбы, ни жертв; уже давно Иисус и маленькая бедная Тереза, взглянув друг на друга, поняли все … Этот день принес не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двух, и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океанских глубинах». Едва ли требуются здесь какие комментарии к этому мечтательному роману бедной девушки — Учителю католической церкви.

На методическом развитии воображения основывается мистический опыт одного из столпов католической мистики, родоначальника ордена иезуитов Игнатия Лойолы (XVI в.).

Его книга «Духовные упражнения», пользующаяся огромным авторитетом в католичестве, непрерывно призывает христианина к тому, чтобы представить себе, вообразить, созерцать и Святую Троицу, и Христа, и Богоматерь, и ангелов и т. д. Все это принципиально противоречит основам духовного подвига святых Вселенской Церкви, поскольку приводит верующего к полному духовному и душевному расстройству.

Преподобный Нил Синайский (V в.) предупреждает: «Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря, и поклонившись врагам-демонам» (Преп. Нил Синайский. 153 главы о молитве. Гл. 115 // Добротолюбие: В 5 т. Т. 2. 2-е изд. — М., 1884. — С. 237).

Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуждая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых», прямо говорит, что «это есть знак прелести». «На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное» (Преп. Симеон Новый Богослов. О трех образах молитвы // Добротолюбие. Т. 5. М., 1900. С. 463-464).

Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) напоминает: «Никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или ангела, или святого какого… Приемлющий то… легко прельщается… Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть,.. но паче похваляет его, как мудрого» (Преп. Григорий Синаит. Наставление безмолвствующим // Там же. — С. 224).

Как прав был тот помещик (об этом пишет свт. Игнатий Брянчанинов), который, увидев в руках своей дочери католическую книжку «Подражание Иисусу Христу» Фомы Кемпийского (XV в.), вырвал у нее из рук, и сказал: «Прекрати играть с Богом в роман». Вышеприведенные примеры не оставляют сомнений в справедливости этих слов. К великому сожалению, в католической церкви уже перестали, видимо, отличать духовное от душевного и святость от мечтательности, а следовательно, и христианство от язычества.

Это, что касается католицизма.

С протестантизмом, мне кажется, достаточно и догматики. Чтобы увидеть его существо, я ограничусь сейчас только одним и главным утверждением протестантизма: «Человек спасается только верою, а не делами, потому верующему грех не вменяется в грех». Вот основной вопрос, в котором протестанты запутались. Они начинают строить дом спасения с десятого этажа, забыв (если помнили?) учение древней Церкви о том, какая вера спасает человека. Не вера же в то, что Христос 2000 лет тому назад пришел и все сделал за нас?!

В чем же отличие в понимании веры в православии от протестантизма? Православие тоже говорит, что спасает человека вера, но верующему грех вменяется в грех. Какая это вера? — Не «умовая», по свт. Феофану, то есть рассудочная, но то состояние , которое приобретается при правильной, я подчеркиваю, правильной христианской жизни человека, благодаря лишь которой он убеждается, что только Христос может его спасти от рабства и мучительства страстей. Как достигается эта вера-состояние? Понуждением к исполнению заповедей Евангелия и искренним покаянием. Преп. Симеон Новый Богослов говорит: «Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи», то есть открывает ему его бессилие самому без помощи Божией искоренить в себе страсти. Сам, один человек не может — с Богом же, «вдвоем», оказывается, все может. Правильная христианская жизнь как раз и открывает человеку, во-первых, его страсти-болезни, во-вторых — что Господь близ каждого из нас есть, наконец, что Он готов в любое мгновение придти на помощь и спасти от греха. Но спасает Он нас не без нас, не без наших усилий и борьбы. Необходим подвиг, который делает нас способными к принятию Христа, ибо показывают нам, что сами без Бога не можем себя исцелить. Только когда я тону, убеждаюсь, что мне нужен Спаситель, а когда на берегу мне никого не надо, только видя себя тонущим в мучительстве страстей, я обращаюсь ко Христу. И Он приходит, помогает. Отсюда и начинается живая спасительная вера. Православие учит о свободе и достоинстве человека как соработника Бога в своем спасении, а не как «соляном столпе», по словам Лютера, который ничего не может. Отсюда становится понятным значение всех заповедей Евангелия, а не одной только веры в деле спасения христианина, становится очевидной истинность православия.

Так для человека начинается православие, а не просто христианство, не просто религия, не просто вера в Бога.

Я все вам сказал, больше ничего не знаю. Впрочем, можете задавать вопросы, но лишь те, на которые я могу ответить.

— В спорах с католиками, используя сравнительный метод, мы приводим разные аргументы, но ведь и в Житиях свт. Димитрия Ростовского иногда находят явления, как будто напоминающие католическую мистику. А сейчас порой просто апокрифы пишутся.

— Хороший вопрос, на это отвечу следующее.

Во-первых, относительно Житий святителя Дмитрия Ростовского. Не секрет, что свт. Дмитрий Ростовский без достаточной проверки, не критически, использовал, к сожалению, католические агиографические источники после XI столетия. А они, по исследованиям, например, иеромонаха Серафима Роуза являются очень недостоверными. Эпоха, в которую жил Дмитрий Ростовский, была у нас эпохой очень сильного католического влияния. Вы же знаете: Киево-Могилянская Академия в начале XVII века, Московская Духовная Академия конца XVII века, вся наша богословская мысль, наши духовные учебные заведения до самого конца XIX века развивались под сильнейшим влиянием католического и протестантского богословия. И сейчас инославное влияние очень ощутимо, учебники-то почти все старые, а по ним нередко и новые составляются, почему наши духовные школы имели и имеют значительный схоластический характер. Школа должны быть в монастыре, сквозь монастырь должны пройти все учащиеся духовных школ, независимо от того, какой они впоследствии изберут путь — монашеский или семейный. Итак, действительно, в Житиях святителя Дмитрия Ростовского встречаются материалы непроверенные. Они-то подчас и вызывают смущение у читателя. Но если бы католики указали нам сейчас на то, что вы назвали апокрифами, то наша Церковь с удовольствием бы отказалась от них. А, вот, католики отказались бы от Терезы Великой или Маленькой?

— Алексей Ильич, вот мы сейчас издаем «Жития святых» архиепископа Филарета (Гумилевского), как Вы именно к этому автору относитесь?

— К нему самое положительное отношение. Слава Богу, что вы взялись за это издание. Архиепископ Филарет (Гумилевский) — авторитет и в исторической, и в богословской науке. Его Жития, с их выверенностью, ясностью изложения, отсутствием экзальтированности, как мне кажется, лучше всего подходят современному человеку, привыкшему на все смотреть критически. Я думаю, что ваше издательство сделает большой подарок как ученым, так и рядовым читателям.

— Уважаемый Алексей Ильич, Вы были известны как убежденный противник канонизации Царской семьи. Изменилось ли Ваше отношение после канонизации?

— Я смиряюсь перед соборным решением Церкви.

Почему православие - истинная религия.

Религия - это вид человеческой деятельности. У любой деятельности есть свои особые цели. У религии таких целей две: преодоление смерти и «организация» общения человека - уже здесь в земной жизни - с надчеловеческим духовным миром (обратите внимание: эти цели лежат за пределами материальной жизни). У разных религий представления об устроении невидимого духовного мира различаются, но реальность его существования не отрицает никто. Даже атеисты, которых сегодня осталось совсем немного. (Человека, верящего, например, в гороскопы, атеистом считать уже сложно). «Что-то там, конечно, есть» с этим тезисом согласится большинство человечества. Но вряд ли такое неопределенное утверждение как-то повлияет на повседневную жизнь человека.

Духовный мир, охватывающий и пронизывающий нашу земную жизнь, безусловно, един. Не может его источником одновременно быть и безличный Абсолют религий Востока и личностный Бог христианства. И Бог иудеев, олицетворяющий Закон, «не уживется» с православным Богом, который «есть Любовь». Из нескольких утверждений, противоречащих друг другу, только одно может быть истинно, остальные - ложны.

Человеку, размышляющему о своем религиозном самоопределении, нужно делать выбор. Именно выбор. Потому что тезис экуменистов - все религии ведут к одному Богу, только разными путями - ложный тезис.

Мы выбираем православие. Почему? Мировые религии можно разделить на два класса. Первый - восточные религии - индуизм, буддизм, сикхизм, в которых нет Бога-Творца. Основой мира в них считается духовно-космическая безличная субстанция, «мировой дух», брахман. Вселенная представляется как огромный механизм, действующий по жестко заданным (кем?) законам кармы. Законы работают безоговорочно, им вынуждены подчиняться даже «второстепенные» боги, «сделанные» (кем?) из брахмана.

Подобные религиозные воззрения гениально опроверг Ньютон. Когда его коллега отстаивал идею о том, что мир мог появиться сам собой, без участия разума, Ньютон, вместо возражений, показал ему изящную модель солнечной системы, состоящей из лампочки в центре и шариков на проволочках вокруг нее. Коллега был очарован и попросил у Ньютона адрес мастера, изготовившего модель. Ньютон ответил: «Простите, какой мастер? Вы о чём? Это случайно получилось, здесь у меня валялся всякий хлам, а потом случайно шарики накатились на проволоки, вот так вот завинтились, и вот случайно сложилась эта модель». Абсурдность ответа понятна всем. Еще куда более нелепым выглядит аналогичный способ возникновения самой солнечной системы. Разум - необходимое условие любого творения, а разум всегда принадлежит личности.

Второй класс мировых религий - Авраамические, признающие единого личностного Бога , Творца мира и человека - это иудаизм, христианство и ислам. Яхве иудаизма и Аллах ислама отличаются от обычного человека только неограниченными возможностями как в мире материальном, так и в мире духовном. Бог христианства принципиально иной. Он Троичен: Три Личности - Бог Отец, Бог Сын (Богочеловек Иисус Христос) и Бог Дух Святой - имеют единую Божественную природу. Троичность Бога недоступна рациональному пониманию человека - а это означает, что человек не мог ее «придумать». Только Сам Бог мог открыть человеку это знание о Самом Себе. Троичность христианского Бога - это богооткровенная Истина.

Христианский мир составляют сегодня три конфессии: православие, католичество и протестантство.

Все христианские конфессии принимают и Троический догмат и Богочеловечество Иисуса Христа. Но Бог непостижим в Своей сущности, мы видим Его «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1Кор.13:12), и поэтому не удивительно, что в каждой конфессии формируется свое, отличное от других, вИдение Господа.

Православие эту непостижимость признает полностью, слова: «Мои мысли - не ваши мысли, ни ваши пути - пути Мои, говорит Господь» (Ис.55:8) расценивает как наставление на пути богопознания и не пытается самостоятельно представить себе Бога. Мы помним, что: «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине (Иоан.4:24). Православный в молитве и покаянии очищает свое сердце, потому что сказано: Бога узрят чистые сердцем (Мф.5:8). Мы смиренно ожидаем Божественного посещения и опознаем его по абсолютной новизне: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор.2:9).

Католичество избрало рациональный путь познания Бога. Католики стремятся зримо вообразить Бога - а прообразом им может послужить только человек. И строй мышления, и действия, которые они приписывают Богу, тоже свойственны человеку. Такой бог сурово карает за прегрешения, прощение грехов у него можно купить (индульгенции), иначе придется отбывать «тюремное заключение» (чистилище). Очень человеческий бог у католиков.

Протестантство еще сильнее упростило свое вероучение. Бог у них - автомат для раздаяния земных благ и одновременно гарант спасения. Вставил в автомат карточку с надписью: «Бог, я верю в Тебя» - и Господь обязан предоставить тебе успешную земную жизнь и забронировать место в Небесной Обители. Не надо бороться с грехами, восстанавливать в себе падшую человеческую природу, ведь раз ты уверовал - ты уже святой.

Даже само представление о том, кто может обладать истиной, принципиально различается в разных христианских конфессиях. В Православии истина дана Церкви, соборному единству верующих. Католическая Церковь отдает истину на откуп Папе, который сам заведует спасением адептов. А в протестантстве истина открыта всякой отдельной личности независимо от церкви. Эта идеология, кстати, породила и множество протестантских деноминаций (лютеранство, кальвинизм, англиканство…) и сект (баптисты, пятидесятники, адвентисты…) и модные ныне индивидуальные верования в того бога, который «у меня в душе».

Веками слышится вопрос:
Скажите, что есть истина?
Я - Истина, - сказал Христос,
И это слово истинно!
Раз шел в претории допрос,
Народ кричал неистово.
Глас слышит Мой, - сказал Христос,
Тот, кто есть сам от Истины.
Такой ответ как будто прост,
Пилат в нем видит искренность,
И все же задает вопрос:
А что такое истина?
Так, глядя Истине в глаза,
Мы гоним ее истово,
Забыв, что Сам Христос сказал:
Я - Путь и Жизнь и Истина!

Так что никакой религиозной толерантности быть не может. Есть только одна истинная религия - Православие. Все остальные - ложны.

ПОЧЕМУ ИМЕННО ПРАВОСЛАВИЕ - ИСТИННАЯ ВЕРА?

ЛЕКЦИЯ ПРОФЕССОРА А.И. ОСИПОВА ПО ОСНОВНОМУ БОГОСЛОВИЮ,
ПРОЧИТАННАЯ В СРЕТЕНСКОМ УЧИЛИЩЕ 6 СЕНТЯБРЯ 2000

Сейчас все мы с вами находимся в такой жизненной ситуации, когда уже никоим образом не можем себя отделить никакими стенами от окружающего мира. Какова ситуация вокруг нас? Мы с вами сейчас живем в мире религиозного плюрализма. Мы оказались перед лицом такого множества людей, каждый из которых предлагает нам свои идеалы, свои нормы жизни, свои религиозные воззрения, что предыдущее поколение, или даже мое поколение, пожалуй, не позавидует вам. У нас было проще. В общем-то, основная проблема, перед которой стояло наше поколение, это была проблема религии и атеизма.

У вас появилось нечто гораздо большее и гораздо более сложное, если хотите, это только первая ступень: есть Бог или нет Бога? Ну, хорошо, человек убедился, что есть Бог. А дальше? А кем ему быть? А почему ему нужно быть христианином, скажите, а почему не мусульманином? А почему не буддистом? А почему не кришнаитом? Я не хочу перечислять, сейчас так их много, вы лучше меня знаете. Почему, почему, и почему? Ну ладно, пройдя сквозь дебри и джунгли многорелигиозного этого древа, он становится христианином. Все я понял, христианство - это лучшая религия, правильная.

А какое? А кем мне быть? Православным, католиком, пятидесятником, лютеранином? Опять несть числа. Вот перед какой ситуацией оказалась сейчас наша современная молодежь. Если когда-то это было так просто, знаете, под сурдинку, то сейчас с полной силой. Каждый из представителей новых и старых религий, из представителей неправославных конфессий, пожалуй, гораздо больше трубит о себе, и имеет гораздо больше возможностей выступления по средствам массовой информации, чем даже мы, православные.

Итак, первое, перед чем мы останавливаемся - перед вот этим плюрализмом. И вот сегодня мне бы просто хотелось очень кратко, конспективно пройтись по вот этой лесенке. Лесенке, которая стоит перед каждым современным человеком, и посмотреть хотя бы в самых общих, но принципиальных чертах, почему все-таки человек должен, не только может, а действительно должен, если он разумный, стать не просто христианином, но православным христианином.

Первая проблема: между религией и атеизмом. Приходится встречаться на конференциях, очень значительных, с людьми, которые действительно образованы, не по поверхности проскочили, люди действительно ученые, не верхогляды, и приходится постоянно сталкиваться все с теми же вопросами. Бог. Кто такой Бог? Почему считают что Он есть? Даже зачем Он нужен? Если есть Бог, то почему Он не выступит с трибуны Объединенных Наций и не объявит о Себе. Даже такие вещи предлагаются сейчас. Что можно сказать по этому вопросу?

Этот вопрос, мне кажется, решается с позиции современной главной философской мысли, которую легче всего выразить понятием экзистенциальности. Существование человека, смысл человеческой жизни. Подумайте, в чем смысл человеческой жизни может быть. Ну, конечно, только в жизни. А в чем еще? Если у меня что-то заканчивается, какой смысл моего дела, если, в конечном счете, я потом не могу получить плоды этого своего дела, воспользоваться результатами этого дела. Смысл жизни может быть только в жизни, еще никто никогда и во веки веков не мог считать и не утверждал, что смысл жизни может быть в вечной и окончательной смерти. Христианство говорит: человек, тебя ожидает вечная жизнь, готовься, здешняя жизнь является условием и средством подготовки к вечности. Вот что необходимо для этого сделать, вот каким необходимо быть, чтобы вступить туда. Что утверждает атеизм? Верь, человек, тебя ожидает вечная смерть… Как мороз по коже - какой ужас, какой пессимизм, какое отчаяние… Верь, человек, тебя ожидает вечная смерть. Я уж не говорю о тех обоснованиях, которые приводятся при этом. Одно это утверждение уже заставляет содрогнуться человеческую душу - так избавьте меня от такого мировоззрения.

Когда человек заблудился в лесу, ищет дорогу, ищет путь домой и вдруг, находя, кого-то спрашивает: "Есть отсюда выход?" А тот ему говорит: "Нет выхода и не ищи, все, оставайся здесь и устраивайся, как можешь". Поверит ли он ему? Сомнительно. Когда он найдет другого человека и тот скажет ему: "Да, есть выход, и я тебе укажу признаки, приметы по которым ты можешь отсюда выйти". Кому он поверит? Совершенно ясно. Пока у человека еще сохраняется искра искания, искра искания истины, искра искания смысла жизни, до тех пор он не может, психологически не может принять концепции, утверждающей, что, человек, тебя как личность, и, следовательно, всех людей ожидает вечная смерть.

Я сейчас вам указал на одну сторону, психологически очень существенную и которой, как мне кажется, достаточно для каждого человека с живой душой. Ясно, что только религиозное мировоззрение, только мировоззрение, которое принимает за свою основу Того, Кого мы называем Богом, позволяет говорить о смысле жизни.

Итак, я верю в Бога. Будем считать, что мы первую комнату прошли. Итак, поверив в Бога, я вхожу во вторую… Боже мой, кому же верить? Народу полно, и все кричат: " Я есть истина". Вот задача-то… И мусульмане, и конфуциане, и буддисты, и иудеи и кого только нет. Мы видим, что их много, христианство находится среди них. Вот он стоит, христианский проповедник, посреди других, а я ищу, кто прав, кто виноват.

Тут два пути подхода, может быть даже больше, но я вам назову два. Один из этих путей, который даст возможность человеку выбрать и убедиться, что христианство истинная религия (то есть она утверждает то, что объективно соответствует человеческой природе, человеческим исканиям, человеческому пониманию смысла жизни). Это метод сравнительно-богословского анализа. Довольно долгий путь, тут нужно хорошо изучить каждую религию. Но далеко не каждый может пройти этим путем, нужно большое время, большие силы, если хотите способности, для того чтобы изучить все это, тем более что это отнимет столько сил души…

Но есть и другой метод. В конце концов, каждая религия обращена к человеку, ему она утверждает, что вот такова истина, а не другая. Существо каждой религии, существо всех религий, всех мировоззрений заключается в учении о спасении. Все мировоззрения, все религии утверждают одну простую вещь: вот то, что сейчас есть, - это меня не устраивает и даже если меня лично устраивает, я знаю, что это многих не устраивает. Это не устраивает вообще человечество, они ищут чего-то другого: большего. Стремятся куда-то, настоящее положение вещей никого не устраивает.

Существо каждой религии - это учение о спасении. И вот здесь мы с вами сталкиваемся с вещами, которые уже дают возможность, как мне кажется, сделать обоснованный выбор. Когда мы стоим перед лицом религиозного многообразия. Христианство в отличие от всех других религий утверждает нечто, чего другие религии просто не знают. Не только не знают, а даже с негодованием отвергают это. И это утверждение, заключается в одном понятии - понятии греха. Все религии говорят о грехе, если хотите даже все мировоззрения, все идеологии. Называется, правда, по-разному, но это неважно. Но христианство утверждает, что то состояние, в котором мы все с вами находимся, родились, растем, воспитываемся, мужаем, созреваем - состояние, в котором мы наслаждаемся, развлекаемся, учимся, делаем открытия, обращаемся к народу и человечеству и так далее. Христианство говорит, что это состояние глубокой болезни, глубокого повреждения, мы больны. Речь идет не гриппе и не о бронхите. Речь идет даже не о том, что у нас психическое заболевание, нет, нет, мы психически здоровы, и физически здоровы - можем в космос лететь, но все мы глубоко больны. Христианство утверждает, что это состояние нашей природы человеческой - это ненормальное состояние. Совсем не норма, глубочайшее отступление от нормы, мы находимся в состоянии глубокой ненормальности. Произошло какое-то странное трагическое расщепление единого человеческого существа на противоборствующие, как бы автономно существующие ум, сердце и тело. Щука, рак да лебедь… Какой абсурд, не правда ли? Все возмущаются: "Я ненормальный? Извините, вокруг меня может быть, но не я". Вот это ощущение своей цельности, вот это ощущение, если хотите, своей здравости - это глубочайшее чувство, присущее каждому человеку. И христианство говорит: "Вот здесь-то и заключен тот корень, тот источник, из-за которого человеческая жизнь, как в индивидуальном плане, так и во всечеловеческом плане, ведет к одной трагедии за другой».

Другие религии не признают этого. Отвергают это, они считают, что человек - это семечко, но здоровое. Да это семечко может нормально развиваться, может ненормально. Его развитие обусловлено социальной средой, экономическими условиями, психологическими факторами, обусловлено многими вещами. Да поэтому оно может быть хорошим, может быть плохим, но сам человек по своей природе хорош. Вот главный тезис не христианского сознания. Я не говорю нерелигиозного, там и говорить нечего, там человек - это звучит гордо. И только христианство говорит о том, что вот это наше состояние - это состояние глубокой поврежденности, причем такой поврежденности, что никто в личном плане сам не может исцелить его. На этом утверждении строится величайший христианский догмат о Христе как Спасителе.

Вот это понимание греха является принципиальным водоразделом между христианством и всеми прочими религиями.

Я сейчас попытаюсь вам показать, что именно христианство, а никакие-либо другие религии. Давайте обратимся с вами к истории человечества.

Давайте посмотрим, чем оно живет, всю историю, по крайней мере, доступную нашему человеческому взору. Какими целями? Конечно же, все хотят построить Царство Божие на земле, создать рай. Все понимают, что невозможно это Царство на земле без чего? Без элементарных вещей: без мира. Война? Простите, это ад, а не Царство Божие. Без справедливости. Ну, само собой понятно. Какое Царство, если несправедливость царит? Без, если хотите, уважения к друг другу, снизойдем уже до таких вещей. Невозможно - то есть все прекрасно понимают, что без этих основополагающих нравственных ценностей, без их осуществления невозможно достичь никакого благоденствия на земле. Всем понятно? Всем понятно. Все умные люди? Все умные люди. Что мы делаем, все человечество, всю историю? Что делаем? Эрих Фромм хорошо сказал: "История человечества наполнена кровью". Точно. Историки, военные историки, я думаю, лучше всех могли бы нам проиллюстрировать, чем наполнена эта история: войны, кровопролития, насилия, жестокости. Все, что противоречит той идее, той цели, той мысли, к которой, кажется, все направлены: когда же оно, это Царство Божие, будет? И все делаем точно наоборот. Двадцатый век - это век уже такого гуманизма, о котором и сами гуманисты никогда не мечтали. Кажется, мы дошли уже, кажется до верха человеческого совершенства, и показали этот верх. Если бы предыдущее человечество могло посмотреть на то, что произошло в двадцатом веке. Так оно бы содрогнулось наверно. Каковы масштабы жестокости, несправедливости, обмана. Политика стала обманом, который творится в мире.

Я задаю самый простой вопрос. Простите, может вести себя так умное существо? Когда оно режет и рубит себя? Если бы человечество действительно было умно, если бы действительно оно было бы здраво, если бы действительно оно было разумно, оно сделало бы все возможное, чтоб никогда никаких войн не было. Уничтожив всякую ловушку, всякую зацепку для несправедливости. История опровергает наш ум, издевается над ним, иронизирует: "Посмотрите, вы - человечество умное, вы здравое? Вы не душевнобольные, нет, нет. Поэтому вы творите немножко больше и хуже, чем в сумасшедших домах».

Мне кажется, что это очень сильный факт, от которого никто и никуда уйти не может. И он показывает, что не единицы какие-то в человечестве заблуждаются, нет, нет, а, (действительно) это массовые случаи сумасшествия, это всечеловеческая ненормальность. Если мы обратимся теперь в плане личном, если у человека хватит честности к себе обратиться, взять зеркало и посмотреть на себя.

Недаром апостол Павел сказал золотые слова: "Бедный я человек, я делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу". Каждый, кто немножко соприкоснется с самим собой увидит, что такое действие страсти. Зачем же ты рубишь, режешь себя, колешь и так далее, зачем же ты делаешь это же вредно? Действительно, мы находимся в каком-то порабощении, действительно: делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу. Здесь в глубине души каждый человек увидит, что с ним происходит и что он делает, если человек внимательно присмотрится к себе. Вы подумайте, как может при этом меняться психология человека, обратите внимание: святые отцы, те, которые приобрели особые дарования, которые очистились, по слову преподобного Серафима Саровского "стяжали Духа Святого". К чему они приходили? Это вообще любопытнейшая в психологическом отношении вещь. Они себя видели худшими всех. Они, которые даже в мыслях боялись согрешить. И уж, кажется, ну совсем уж святые были, ничем не грешили. И вдруг заявляют, что они грешнее всех. Что это? Лицемерие какое-то, смиренничание какое-то противное? Да избавит Бог.

Здесь люди, которые даже в мыслях своих боялись допустить ложь, не могли такого говорить. Когда Пимен Великий говорил: "Поверьте, братие, куда будет ввержен сатана, туда буду ввержен я", - не лицемерил он. А он это говорил от всей своей души, он говорил то, что действительно он видел. Когда Сисой Великий умирал, и его лицо просветилось, как солнце, на него невозможно смотреть было, а он умолял Бога дать ему еще немного времени на покаяние. Простите, не лицемерил человек, а говорил от всей души. Что же это такое с человеком происходит, что может совершаться с человеком? Мы, кажется переполнены всякой грязью, а я, знаете чувствую себя очень хорошим человеком. Я хороший человек, но если я когда-то что-то делаю плохо, то только по той причине, что будьте уверены. Все вокруг меня виноваты, один я хороший. Святые говорят, что никто не виноват, только кроме них.

Так вот что я хочу показать. Христианство утверждает, что человек по своей природе, в настоящем состоянии глубоко поврежден. Это повреждение, к сожалению, мы не видим. Самая потрясающая слепота, самая страшная, самая главная, которая присутствует в нас, - это невидение своей болезни. Самая страшная болезнь, потому что, когда человек увидит свою болезнь, он начнет лечиться. Он идет к врачам, он ищет помощи. А когда я вижу себя здоровым? Я сам вас туда отправлю. Вот на что указывает христианство. Вот корень даже самой той поврежденности, которая присутствует в нас. А что она есть, эта поврежденность, об этом однозначно со всей силой и яркостью свидетельствует как история человечества, так и история жизни каждого человека в отдельности, и в первую очередь для каждого человека его личная жизнь.

Скажу, что констатация только одного этого факта, одного этого утверждения христианской веры о поврежденности человеческой природы показывает мне, к какой религии я должен обратиться. К той религии, которая вскрывает мои болезни, и указывает средства их излечения, а не к той религии, которая замазывает их. Говорит: все здраво и хорошо, все прекрасно, вам нечего лечиться. Только создавайте лучшие условия: экономические, социальные, политические, культурные и все будет ок. Завтра вы помрете, вас отнесем на кладбище.

Христианство указывает на основную болезнь, христианство дает пути ее исцеления, потому я избираю христианство, а не те религии, которые льстят моему самолюбию, говорят что я, лучше всех на свете.

Ну, хорошо, дошли до христианства. Слава Тебе, Господи, нашел истинную веру наконец-то. Вхожу в следующую комнату, а там опять народу полно. Католик кричит моя самая лучшая вера, лучшая в мире, если не веришь - посмотри, сколько за мной стоит. Там вон, видишь, православные стоят, всего каких-то 170 миллионов, ну протестанты 350 миллионов, а нас католиков, миллиард 45 миллионов. Правда, там кто-то пищит: да нет, истина не в количестве, а в качестве. Но в общем-то ситуация серьезная. Где же оно, истинное христианство?

Я вам скажу так, здесь есть несколько методов анализа. Нам в семинарии всегда предлагали метод сравнительного изучения догматических систем. В частности, католицизма, протестантизма, и, конечно, православия. Это метод, заслуживающий внимания, заслуживающий доверия, но мне он представляется недостаточно хорошим и недостаточно точным. Вот с католиками мы спорим, к примеру, о "примате Папы". Не раз мы проводили такие встречи с католиками. Я во многих заседаниях участвовал, причем со стороны Римско-Католической церкви всегда была делегация Ватикана. Я вам скажу, что для человека, не имеющего хорошего образования, не имеющего достаточных познаний, трудно будет. Просто разобраться, кто прав, кто виноват. Там используются такие подчас психологические, сильные методы, что вы себе представить не можете. Ну, представьте себе в Ватикане: "Папа? Ой, такая чепуха это примат Папы, такая чушь, ну что вы!? Это то же самое что ваш Патриарх».

И начинаем с ним дискуссию, и это он говорит всем, даже не стесняется говорить профессорам, которые, наверное, немножко хоть да знают. Психологическое воздействие. Это в тех случаях, в которых они чувствуют, что здесь доказать очень трудно, пытаются создать даже саму атмосферу. Так что сравнительный метод очень не прост. Особенно когда вы будете поставлены перед лицом людей, не только знающих, но и хитроумных.

Сравнительный метод, мне кажется, страдает тем изъяном, что он требует очень тщательного изучения, хороших познаний, прежде чем человек действительно сможет сам, не поверить кому-то, каким то профессорам, а сможет убедиться сам. В данном случае есть совсем другой путь, который однозначно говорит о том, что католицизм - это действительно религия заблуждения. Не прав католицизм, неверное это христианство, он ведет человека не туда. И этот метод, метод опознания, лежит на другой дорожке. Это метод исследования, изучения католической духовности и ее сопоставление с православной духовностью.

Здесь во всей силе, во всей яркости, причем в подчас, убийственной яркости обнаруживается все безумие, выражаясь аскетическим языком вся "пре"лестность" католической духовности. Та прелестность, которая чревата колоссальными изъянами и повреждениями для человека, ставшего на этот путь жизни. Вы знаете, вот иногда я выступаю с общественными лекциями бывают, и там собираются разные люди. И порой задают вопрос: "Ну а как же узнать, что католичество неверно? Чем же оно отличается?" И много раз я убеждался, что достаточно привести несколько высказываний католических мистиков, чтобы иногда просто сказали: "Спасибо, теперь нам все ясно. Больше ничего не нужно».

Действительно, по святым оценивается Церковь. Скажите мне, кто ваши святые, и я вам скажу, какая ваша Церковь. Святые это идеал. Это норма жизни, на которую мы должны ориентироваться. Это вовсе не чин и не звание. Это норма жизни. Это те люди, которые показали, что разумеется под святостью в данной Церкви. Поэтому по святым мы лучше всего можем судить о самой Церкви.

Здесь факты вопиющие и мы можем показать их. Возьмите хотя бы книжонку "Откровения блаженной Анжелы". Что там творится с этой блаженной Анжелой. До каких вещей она доходит, какие диалоги она ведет со Святым Духом и с Иисусом Христом. В какой любви ей объясняются эти "лица святой троицы". "Любим мы и апостолов всех, но никого не любим, как тебя, были в апостолах всех, но ни в ком так не были, как в тебе". И видит она себя во "мраке святой троицы". В самой середине, чего там только нет. И то она видит себя припавшей к ребру Христову и пьющей кровь Его. Когда отходит "Христос", она начинает вопить и кричать. Монахиня… Ее другие монахини хватают за руки за ноги, быстрей уносят из костела. Срам. Монахиня, а вопит: "Куда ты ушел? Христе, я еще не насладилась Тобой!". Ужасы какие… Возьмите вы только эту Великую Терезу. Что там происходит? Когда Христос является к Терезе после многих, конечно, явлений, и говорит: "До этого Я был Бог твой, отныне Я и супруг твой". А Тереза закатывает глаза и падает в обморок от восторга. Знаете ли, это просто какой-то кошмар, просто мороз по коже. Когда она восклицает: "О, Бог мой, супруг мой!". Да что ж это такое. Когда она о Христе говорит: "Возлюбленный". Зовет таким пронзительным свистом, что не услышать этого невозможно, и душа ее изнемогает от желания.

Я вам скажу, что этих фактов множество. Причем я обращаю ваше внимание, вы знаете, кто она? Папой Павлом VI она возведена в достоинство учителя Церкви. Учитель Церкви - это высшая ступень в Канонизации в Католической Церкви, то есть она равна Василию Великому, Иоанну Златоусту, Григорию Богослову, святителям. Когда посмотришь на этих святых, чем они живут, то сразу поймешь, с какой религией мы соприкасаемся. Папа Иоанн Павел II возвел опять таки, в достоинство "учителя Церкви" теперь "Терезу маленькую", эту француженку, потому что в предыдущем году он был в Париже, молодежь кричала: "Терезу, Терезу!". Он сказал: "В следующем году будет". Кого он возводит? От роду 22 году прожила. А уж какие там перлы есть в ее книге. Является к ней "младенец Иисус" и вот слова из этой книги: "Мы посмотрели с ним друг на друга, и все поняли».

Вы подумайте как прав был тот помещик (о котором пишет свт. Игнатий Брянчанинов), который, увидев в руках своей дочери книжку "Подражание Иисусу Христу" Фомы Кемипийского, вырвал у нее из рук, и сказал: "Прекрати играть с Богом в романы". Неосуществленные природные склонности, они знаете, суррогатом могут потом проявлять себя, что называется боком выходить.

Вы знаете, это тема такая громадная, католическая мистика, что тут можно говорить много и долго. Нужно быть человеком, ничего не понимающим, или не желающем ничего видеть, чтобы не отшатнуться от этой мистики. Кстати вы знаете, я такой человек, что иногда лезу на рожон, это у меня, к сожалению, такое свойство натуры. Я пытался на русско-католических диалогах иногда проделывать такие штуки. Последний раз было в Минске два года тому назад. Я вставил в свой доклад одну цитату из свт. Игнатия Брянчанинова, где он называет католических святых сумасшедшими. Не больше, ни меньше. Делегацию возглавлял кардинал - все как положено. Там епископы, богословы, да, я думал, все они сейчас возмутятся и набросятся на меня. А мне только и нужно. Я этого именно и хотел. Вы что думаете? Я был поражен - о чем только не спорили, но уходили от этого вопроса. И я понял, что они погрешают против истины. Видят ложь, не могут на нее ответить. Понимают это, понимают, что это прелесть и уходят от этого. А это уже, я вам скажу, это уже беда. Потому что это уже сознательный шаг. Вот это то, что касается католицизма, с протестантизмом, кажется еще проще.

Тут, мне кажется, достаточно даже догматики. Сейчас я ограничусь только одним утверждением протестантизма. "Верующему грех не вменяется в грех". Когда им говоришь, но простите и бесы же веруют и трепещут, и пишет об этом кто? Апостол. Что ж вы говорите? Вот тут вопрос, который они перепутали. Они десятый этаж назвали первым, или наоборот. Все перепутали на свете, они забыли, какая вера спасает человека. Не вера же в то, что Христос 2000 лет тому назад пришел, все в порядке, и сделал все за нас. Перепутали, да еще как перепутали. Православие решительно заявляет, что спасает человека вера, но какая? Не вера умовая, как говорит свт. Феофан, то состояние человека, которое приобретается правильной, я подчеркиваю, правильной христианской жизнью, благодаря которой он убеждается, что он ни одну страсть не может искоренить в себе сам. С Богом, оказывается, может, сам не может. Только когда я тону, мне нужен Спаситель, а когда я на берегу мне никого не надо. Правильная христианская жизнь она как раз и показывает, человеку те болезни, которые в каждом из нас присутствуют. Показывают ему, что сам он без Бога не может их исцелить. Отсюда, видя себя тонущим, он обращается ко Христу. Христос приходит, помогает ему. Вот откуда начинается живая спасительная вера.

Так для человека начинается христианство, а не просто религия, не просто вера в Бога. Я вам сказал все, больше ничего не знаю. Можете задавать вопросы.

В спорах с католиками, используя сравнительный метод мы приводим разные аргументы, но ведь и в Житиях свт. Димитрия Ростовского иногда находят явления, как будто напоминающие католическую мистику. А сейчас порой просто апокрифы пишутся.

Правильный вопрос, я вам могу ответить на это следующее:

Во-первых, относительно Житий святителя Дмитрия Ростовского: уже не секрет, что свт. Дмитрий Ростовский, к сожалению, брал католические материалы, и без достаточной цензуры, не критически, к сожалению их использовал. Вы же должны понять, что эпоха, в которую жил Дмитрий Ростовский, это была эпоха очень сильного католического влияния. Вы же знаете Киево-Могилянская Академия в начале XVII века, Московская Духовная Академия конца XVII века. Посмотрите, что там было, вы даже не представляете, под каким сильнейшим влиянием католическим, а затем и протестанским развивалась вся наша богословская мысль, наши духовные учебные заведения. Почему они носят такой схоластический характер. Школы должны быть в монастыре, сквозь монастырь должны все пройти. Итак, действительно, в Житиях святителя Дмитрия Ростовского встречаются материалы, в которые он не критически поместил туда. Если бы католики указали нам сейчас на это, я бы так и ответил, извините, мы от этих вещей открещиваемся, а вы открещиваетесь от того, что делала Тереза? Отец Серафим Роуз говорил, что все агиографические источники, то есть житийные источники оказались крайне сильно повреждены или испорчены. Источники, которые после XI столетия.

Алексей Ильич, вот мы сейчас издаем Жития святых архиепископа Филарета Гумилевского, как Вы именно к этому автору относитесь?

К нему самое положительное отношение. Слава Богу, что вы взялись за это издание. Архиепископ Филарет (Гумилевский) - безусловный авторитет и в исторической, и в богословской науке. Его Жития, с их выверенностью, ясностью изложения, отсутствием малейшей экзальтации, как мне кажется, лучше всего подходят современному человеку, привыкшему на все смотреть критически. Я думаю, что ваше издательство делает большой подарок как ученым, так и рядовым читателям.

Уважаемый Алексей Ильич Вы были известны как убежденный противник канонизации Царской Семьи. Изменилось ли Ваше отношение после канонизации?

Конечно, изменилось. Я смиряюсь перед соборным решением Церкви.