Доктор богословия игорь корнильевич смолич. Состояние монашества в XVв. Преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий и их уставы

Преподобный Нил Сорский

Вопрос о монастырских вотчинах . Монастырское землевладение было вдвойне неосторожной жертвой, принесенной набожным обществом недостаточно ясно понятой идее иночества: оно мешало нравственному благоустроению самих монастырей и в то же время нарушало равновесие экономических сил государства. Раньше почувствовалась внутренняя нравственная его опасность. Уже в XIV в. стригольники восставали против вкладов по душе и всяких приносов в церкви и монастыри за умерших. Но то были еретики. Скоро сам глава русской иерархии выразил сомнение, подобает ли монастырям владеть селами. Один игумен спрашивал митрополита Киприана, что ему делать с селом, которое князь дал в его монастырь. «Святые отцы, – отвечал митрополит, – не предали инокам владеть людьми и селами; когда чернецы будут владеть селами и обяжутся мирскими попечениями, чем они будут отличаться от мирян?» Но Киприан останавливается перед прямым выводом из своих положений и идет на сделку. Он предлагает село принять, но заведовать им не монаху, а мирянину, который привозил бы оттуда в монастырь все готовое, жито и другие припасы. И преподобный Кирилл Белозерский был против владения селами и отклонял предлагаемые земельные вклады, но вынужден был уступить настояниям вкладчиков и ропоту братии, и монастырь уже при нем начал приобретать вотчины.

Но сомнение, раз возникнув, повело к тому, что колеблющиеся мнения обособились в два резко различных взгляда, которые, встретившись, возбудили шумный вопрос, волновавший русское общество почти до конца XVI в. и оставивший яркие следы в литературе и законодательстве того времени. В поднявшемся споре обозначились два направления монашества, исходившие из одного источника – из мысли о необходимости преобразовать существующие монастыри. Общежитие прививалось в них очень туго; даже в тех из них, которые считались общежительными, общее житие разрушалось примесью особного . Одни хотели в корне преобразовать все монастыри на основе нестяжательности , освободив их от вотчин. Другие надеялись исправить монастырскую жизнь восстановлением строгого общежития, которое примирило бы монастырское землевладение с монашеским отречением от всякой собственности. Первое направление проводил преподобный Нил Сорский, второе – преподобный Иосиф Волоцкий.

Нил Сорский . Постриженик Кириллова монастыря, Нил долго жил на Афоне, наблюдал тамошние и цареградские скиты и, вернувшись в отечество, на реке Соре в Белозерском краю основал первый скит в России.

Скитское жительство – средняя форма подвижничества между общежитием и уединенным отшельничеством. Скит похож и на особняк своим тесным составом из двух-трех келий, редко больше, и на общежитие тем, что у братии пища, одежда, работы – все общее. Но существенная особенность скитского жития – в его духе и направлении. Нил был строгий пустынножитель; но он понимал пустынное житие глубже, чем понимали его в древнерусских монастырях. Правила скитского жития, извлеченные из хорошо изученных им творений древних восточных подвижников и из наблюдений над современными греческими скитами, он изложил в своем скитском уставе. По этому уставу подвижничество – не дисциплинарная выдержка инока предписаниями о внешнем поведении, не физическая борьба с плотью, не изнурение ее всякими лишениями, постом до голода, сверхсильным телесным трудом и бесчисленными молитвенными поклонами. «Кто молится только устами, а об уме небрежет, тот молится воздуху: Бог уму внимает». Скитский подвиг – это умное, или мысленное, делание, сосредоточенная внутренняя работа духа над самим собой, состоящая в том, чтобы «умом блюсти сердце» от помыслов и страстей, извне навеваемых или возникающих из неупорядоченной природы человеческой. Лучшее оружие в борьбе с ними – мысленная, духовная молитва и безмолвие, постоянное наблюдение за своим умом. Этой борьбой достигается такое воспитание ума и сердца, силой которого случайные, мимолетные порывы верующей души складываются в устойчивое настроение, делающее ее непреступной для житейских тревог и соблазнов. Истинное соблюдение заповедей, по уставу Нила, не в том только, чтобы делом не нарушать их, но в том, чтобы и в уме не помышлять о возможности их нарушения. Так достигается высшее духовное состояние, та, по выражению устава, «неизреченная радость», когда умолкает язык, даже молитва отлетает от уст и ум, кормчий чувств, теряет власть над собой, направляемый «силою иною», как пленник; тогда «не молитвой молится ум, но превыше молитвы бывает»; это состояние – предчувствие вечного блаженства, и, когда ум сподобится почувствовать это, он забывает и себя, и всех, здесь, на земле, сущих. Таково скитское «умное делание» по уставу Нила.

Святой Иосиф Волоцкий.

С древней иконы, хранящейся в храме Волоколамского монастыря, основанного преподобным

Перед смертью (1508) Нил завещал ученикам бросить труп его в ров и похоронить «со всяким бесчестием», прибавив, что он изо всех сил старался не удостоиться никакой чести и славы ни при жизни, ни по смерти. Древнерусская агиография исполнила его завет, не составила ни жития его, ни церковной ему службы, хотя Церковь причислила его к лику преподобных. Вы поймете, что в тогдашнем русском обществе, особенно в монашестве, направление преподобного Нила не могло стать сильным и широким движением. Оно могло собрать вокруг пустынника тесный кружок единомысленных учеников-друзей, влить живительную струю в литературные течения века, не изменив их русла, бросить несколько светлых идей, способных осветить всю бедноту русской духовной жизни, но слишком для нее непривычных. Нил Сорский и в Белозерской пустыни остался афонским созерцательным скитником, подвизавшимся на «умной, мысленной», но чуждой почве.

Страница из собственноручной рукописи святого Иосифа Волоцкого, хранящейся в ризнице Волоколамского монастыря

Иосиф Волоцкий . Зато вполне туземная, родная почва была под ногами его противника преподобного Иосифа. Современники оставили нам достаточно черт для определения этой совершенно реальной, вполне положительной личности. Ученик и племянник его Досифей, в своем надгробном слове Иосифу, изображает его с портретной точностью и детальностью, хотя несколько приподнятым тоном и изысканным языком. Проходя суровую школу иночества в монастыре Пафнутия Боровского, Иосиф возвышался над всеми его учениками, совмещая в себе, как никто в обители, разнообразные качества духовные и телесные, остроту и гибкость ума соединяя с основательностью, имел плавный и чистый выговор, приятный голос, пел и читал в церкви, как голосистый соловей, так что приводил слушателей в умиление: никто нигде не читал и не пел, как он. Святое Писание знал он наизусть, в беседах оно было у него все на языке, и в монастырских работах он был искуснее всех в обители. Он был среднего роста и красив лицом, округлой и не слишком большой бородой, темно-русыми, потом поседевшими волосами, был весел и приветлив в обращении, сострадателен к слабым. Церковное и келейное правило, молитвы и земные поклоны совершал он в положенное время, отдавая остальные часы монастырским службам и ручным работам. В пище и питии соблюдал меру, ел раз в день, иногда через день, и повсюду разносилась слава его добродетельного жития и добрых качеств, коими он был исполнен.

Видно, что это был человек порядка и дисциплины, с сильным чутьем действительности и людских отношений, невысоким мнением о людях и великой верой в силу устава и навыка, лучше понимавший нужды и слабости людей, чем возвышенные качества и стремления души человеческой. Он мог покорять себе людей, выправлять и вразумлять их, обращаясь к их здравому смыслу.

В одном из житий его, написанных современниками, читаем, что силой его слова смягчались одичалые нравы у многих сановников, часто с ним беседовавших, и они начинали жить лучше: «Вся же тогда Волоцкая страна к доброй жизни прелагашеся». Там же рассказано, как Иосиф убеждал господ в выгоде снисходительного отношения их к своим крестьянам. Обременительная барщина разорит хлебопашца, а обнищавший хлебопашец – плохой работник и плательщик. Для уплаты оброка он продаст свой скот: на чем же он будет пахать? Его участок запустеет, станет бездоходным, и разорение крестьянина падет на самого господина. Все умные сельскохозяйственные соображения – и ни слова о нравственных побуждениях, человеколюбии. При таком обращении с людьми и делами Иосиф, по его признанию, не имевший ничего своего при поселении в волоколамском лесу, мог оставить после себя один из самых богатых монастырей в тогдашней России.

Если ко всему этому прибавим непреклонную волю и физическую неутомимость, получим довольно полный образ игумена – хозяина и администратора, – тип, под который подходило с большей или меньшей удачей большинство основателей древнерусских общежительных монастырей. При устроении монастыря, когда у него еще не было мельницы, хлеб мололи ручными жерновами. Этим делом после заутрени усердно занимался сам Иосиф. Один пришлый монах, раз застав игумена за такой неприличной его сану работой, воскликнул: «Что ты делаешь, отче! пусти меня», – и стал на его место. На другой день он опять нашел Иосифа за жерновами и опять заместил его. Так повторялось много дней. Наконец, монах покинул обитель со словами: «Не перемолоть мне этого игумена».

Собор 1503 г . На церковном соборе 1503 г. оба борца встретились и столкнулись. Скитское миросозерцание Нила все сполна было против монастырского землевладения. Его возмущали, как он писал, эти монахи, кружащиеся ради стяжаний; по их вине жизнь монашеская, некогда превожделенная, стала «мерзостной». Проходу нет от этих лжемонахов в городах и весях; домовладельцы смущаются и негодуют, видя, как бесстыдно эти «прошаки» толкутся у их дверей. Нил и стал умолять великого князя, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням и кормились бы своим рукоделием. Великий князь поставил этот вопрос на Соборе.

Нил и стоявшие за него белозерские пустынники говорили об истинном смысле и назначении иночества. Иосиф ссылался на примеры из истории Восточной и Русской церквей и при этом высказал такой ряд практических соображений: «Если у монастырей сел не будет, то как честному и благородному человеку постричься, а если не будет доброродных старцев, откуда взять людей на митрополию, в архиепископы, епископы и на другие церковные властные места? Итак, если не будет честных и благородных старцев, то и вера поколеблется». Этот силлогизм впервые высказывался при обсуждении церковно-практического вопроса. Церковные авторитеты не ставили монастырям задачи быть питомниками и рассадниками высших церковных иерархов и не признавали непременным оплотом веры иерархию родовитого происхождения, как это было в Польше. Первое положение Иосиф заимствовал из практики Русской церкви, в которой высшие иерархи обыкновенно выходили из монастырей; второе положение было личной мечтой или личным предрассудком Иосифа, предок которого, выходец из Литвы, сделался волоколамским дворянином-вотчинником.

Собор согласился с Иосифом и свое заключение представил Ивану III в нескольких докладах, очень учено составленных, с каноническими и историческими справками. Но вот что в этих докладах возбуждает недоумение: на Соборе оспаривали только монастырское землевладение, а великому князю отцы Собора заявили, что они не благоволят отдавать и архиерейские земли, против которых на Соборе никто не говорил. Дело объясняется молчаливой тактикой стороны, восторжествовавшей на Соборе. Иосиф знал, что за Нилом и его нестяжателями стоит сам Иван III, которому были нужны монастырские земли. Эти земли трудно было отстоять: Собор и связал с ними вотчины архиерейские, которых не оспаривали, обобщил вопрос, распространив его на все церковные земли, чтобы затруднить его решение и относительно монастырских вотчин. Иван III молча отступил перед Собором.

Итак, дело о секуляризации монастырских вотчин, поднятое кружком заволжских пустынников по религиозно-нравственным побуждениям, встретило молчаливое оправдание в экономических нуждах государства и разбилось о противодействие высшей церковной иерархии, превратившей его в одиозный вопрос об отнятии у Церкви всех ее недвижимых имуществ.

Литературная полемика . После Собора вопрос о монастырских вотчинах перенесен был с практической почвы на более безопасную, литературную. Загорелась оживленная полемика, длившаяся почти до конца XVI в. Она очень любопытна. В ней столкнулись разнообразные и важные интересы, занимавшие тогдашнее русское общество; высказались наиболее мыслящие умы века; с ней прямо или косвенно связались самые яркие явления русской духовной жизни того времени. Ограничусь ее немногими чертами.

Самыми видными противниками «осифлян», как звали последователей Иосифа, выступили в полемике князь-инок Вассиан Косой и пришелец с Афона Максим Грек. Сочинения Вассиана – обличительные памфлеты. Поборая по своем учителе Ниле Сорском, яркими, нередко правдиво резкими чертами изображает он немонашескую жизнь вотчинных монастырей, хозяйственную суетливость монахов, их угодливость перед сильными и богатыми, корыстолюбие, лихоимство и жестокое обращение со своими крестьянами. В нем говорит не одно негодование пустынника-нестяжателя, но часто и раздражение бывшего боярина из рода князей Патрикеевых против людей и учреждений, опустошавших боярское землевладение. Вассиан клонит свою речь к тем же обвинениям, какие потом прямо высказал единомышленник его, князь Курбский: «Любостяжательные монахи своим сельским хозяйничаньем разорили крестьянские земли, а внушениями о спасительности вкладов по душе сделали воинский чин, служилых землевладельцев хуже калик убогих».

Сочинения Максима Грека против монастырского землевладения свободны от полемических излишеств. Он спокойно разбирает предмет по существу, хотя по местам и не обходится без колких замечаний. Вводя строгое общежитие в своем монастыре, Иосиф надеялся исправить монастырский быт и устранить противоречие между иноческим отречением от собственности и земельными богатствами монастырей более диалектической, чем практической, комбинацией: в общежитии-де все принадлежит монастырю и ничего отдельным монахам. Это все равно, возражает Максим, как если бы кто, вступив в шайку разбойников и награбив с ними богатство, потом, пойманный, стал оправдываться на пытке: я не виноват, потому что се осталось у товарищей, а я у них ничего не взял. Качества истинного монаха никогда не совместятся с отношениями и привычками любостяжательного монашества: такова основная мысль полемики Максима Грека. Литература тогда значила еще меньше для правительственной деятельности, чем стала значить позднее.

При всех полемических усилиях и успехах нестяжателей, московское правительство, после Собора 1503 г., покинуло наступательные планы против монастырских вотчин и ограничилось обороной. Особенно после того, как попытка царя Ивана около 1550 г. воспользоваться ближайшими к Москве землями митрополичьей кафедры для хозяйственного устройства служилых людей встретила решительный отпор со стороны митрополита. Длинный ряд указов и пространные рассуждения на Стоглавом соборе о монастырских непорядках, не решая вопроса по существу, пробовали различные меры с целью остановить дальнейшее земельное обогащение монастырей на счет служилого класса, «чтоб в службе убытка не было и земля бы из службы не выходила»; усиливался и правительственный надзор за монастырскими доходами и расходами. Все отдельные меры завершились приговором церковного собора с участием бояр 15 января 1580 г. Было постановлено: архиереям и монастырям вотчин у служилых людей не покупать, в заклад и по душе не брать и никакими способами своих владений не увеличивать; вотчины, купленные или взятые в заклад у служилых людей архиереями и монастырями до этого приговора, отобрать на государя, который за них заплатит или нет – его воля. Вот все, чего могло или умело добиться от духовенства московское правительство XVI в. в деле о церковных вотчинах.

Вид Иосифо-Волоколамского монастыря в XIX веке

Спор между «нестяжателями» и «иосифлянами» -- замечательная страница истории Русской Церкви, где ярко проявились и русский менталитет и все основные стороны проблемы собственности: личный идеал, социальный идеал, церковная собственность, власть и Церковь. Но сначала познакомимся с наиболее значительными фигурами -- зачинателями спора: св. Нилом Сорским и св.Иосифом Волоцким.

Свою нестяжательскую позицию св. Нил подтверждал жизнью в устроенном им на р. Соре ските - крохотной церкви и нескольких келий вокруг, где селятся вместе с Нилом его единомышленники - «заволжские старцы». Все ориентировано на безмолвие, изучение Писания и молитву. Общей трапезы нет. Каждый старец ведет свое убогое хозяйство, кормится своим трудом. Допускается продажа «трудов своих рукоделия» (за малую цену) («Устав св. Нила»), и «милостыня от христолюбцев нужная, а не излишняя». Наконец, «церкви не украшати» и никаких ценных вещей в келлии «не подобает имети». Иначе говоря, нестяжание - как личное, так и коллективное. Причем, настолько радикальное, что «не подлежит творити милостыни», ибо «нестяжание вышше есть таковых подаяний» и монах должен творить «душевную милостыню» (помогать брату словом), а не «телесную». Вокруг Нила образовалась «партия нестяжателей», которая впоследствии стала вести острую полемику со св. Иосифом Волоцким и его последователями.

Воззрения же св. Иосифа были существенно иными. Он считал, что можно прекрасно сочетать личное нестяжание монахов с богатством всего монастыря. Эти идеи Иосиф сумел воплотить в основанном им Успенском монастыре в Волоколамске. Благодаря огромному организаторскому таланту и исключительному авторитету, полученному Иосифом в борьбе с ересью жидовствующих, монастырь стяжал значительные земельные наделы и очень большие материальные ценности. Но эти богатства были общими: каждый монах имел минимум личных вещей (количество которых, впрочем, зависело от «духовного возраста» монаха). Иосиф стал лидером его многочисленных стронников - «иосифлян».

Формально спор шел о том, должны или не должны монастыри владеть селами. Может показаться, что это вопрос частный и сугубо внутрицерковный. Но это не так. На самом деле были подняты вопросы исключительной важности: об идеальном устроении имущественной стороны Церкви и Ее роли в социальном развитии страны.

Экстраполируя скитскую идеологию св. Нила Сорского, можно представить вполне определенную социальную «модель» Церкви. Полное личное и коллективное нестяжание должно резко повысить духовный уровень Церкви, служители которой имеют нравственный, а не канонический авторитет. Такая старческая, молитвенная, вобравшая в себя и древнюю традицию пустынножительства и новые веяния исихазма, Церковь должна стать подлинной духовной водительницей людей всех сословий - от крестьянина до Великого князя.

Иначе себе представляет Церковь св. Иосиф Волоцкий. Церковь, имеющая большие материальные средства, а значит - независимая от государства (хотя и тесно сотрудничающая с ним в рамках «симфонии»); Церковь с жесткой дисциплиной, сильным епископатом и множеством богатых монастырей; Церковь-орден, где послушание является главной добродетелью; Церковь, которая стремится и к высокой духовности, и к широкой благотворительности - такая Церковь, по мысли Иосифа, должна быть не только духовным вождем народа, но и социально-образующей силой русского государства.

Последнее наиболее интересно и требует комментариев. Дело в том, что богатства своего монастыря св. Иосиф широко использовал на благотворительные цели. В голодные годы от монастыря кормились до семи тысяч человек монастырских крестьян, а обычно - 400-500 человек, «кроме малых детей», причем для этого монастырь продавал скот и одежду и даже залез в долги; для беспризорных детей был построен приют. Известный историк русского средневековья Сергей Зеньковский считает, что Иосиф имел в виду глобальные социальные преобразования, когда монастыри станут главным институтом распределения аккумулируемых в них богатств между бедным крестьянским людом. По сути дела это не что иное, как грандиозная попытка воцерковить всю социально-экономическую сферу путем вбирания всего мирского хозяйства в монастырское. Зеньковский пишет: «Не будет преувеличением назвать Иосифа Волоцкого христианским социалистом, стремившимся во имя Бога превратить всю Русь в одну монастырскую общину иноков и мирян» («Преп. Иосиф и иосифляне»).

Планам св. Иосифа воплотиться не привелось: он умирает в 1515г., долгое время будучи в опале у Василия III. Часто рисуют портрет Волоцкого игумена как начетчика, виртуозного мастера демагогически использовать Писание, как человека, приверженного внешней дисциплине в ущерб духовности, противопоставляя Иосифа проповеднику «умного делания» св. Нилу. Однако его поражающий воображение замысел (если он действительно имел место - прямых документальных подтверждений мы не имеем) рисует нам совершенно другой образ - широко мыслящего человека, который в монастырской дисциплине видел не самоцель, а средство не только личного совершенствования, но и социального служения ближнему.

В замысле св. Иосифа Волоцкого можно видеть еще одну - удивительную - попытку русского духа преодолеть падшесть мира сего.

Николай Сомин

Источник изображения: www.pravoslavie.ru

Заставила обратить внимание и на церковные неустройства. Еретики постоянно корили православных, что у них священники ставятся на мзде. На соборе 1504 г. было поставлено отменить пошлины при постановлении на священнослужительские места, чтобы не вводить людей в соблазн. С этих пор строго стали смотреть, чтобы это постановление не нарушалось. Даже сам Геннадий должен был отказаться от своего сана и поселиться в монастыре, когда его враги, которых у него было очень много, стали жаловаться, будто он по-прежнему брал «мзду» со священников.

Поднят был на соборе и другой весьма важный вопрос – вопрос о том, следует ли монастырям владеть селами. Именно он и разделил приверженцев Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Монастыри, эти «тихие пристанища», куда удалялись люди, чтобы вдали от мирских забот проводить жизнь в покаянии, слезах и молитве, казались благочестивым и набожным людям лучшим местом для спасения души, а монашеское житие образцом праведной жизни. Оно представлялось им «лучше царской державы»; о нем говорили: «Свет инокам ангелы, свет же мирянам иноки». И в самом деле, подвижники, подобные святому Феодосию Печерскому и святому Сергию Радонежскому , были таким светом для мирян: они своею жизнью напоминали, что, кроме мирских забот, есть заботы высшие, духовные, воочию показывали примеры христианского милосердия и кротости. Толпы богомольцев наполняли монастыри, прославленные подвигами святых угодников, несли сюда свои пожертвования. Во времена Нила Сорского и Иосифа Волоцкого князья, бояре и богатые люди жертвовали часто земли, деревни, села и разные угодья: кто делал вклад, чтобы молились о здравии и долголетии его, вкладчика, и его родичей; кто жертвовал «на вечный помин души». Особенно много делалось вкладов и завещаний в пользу монастырей во второй половине XV столетия, когда ожидалась скорая кончина мира.

Нил Сорский

Чем больше богатели монастыри, тем сильнее монахи втягивались в мирские дела: приходилось управлять имениями, собирать доходы, а иногда даже и тяжбы вести. Кстати ли было всем этим заниматься инокам, посвятившим свою жизнь Богу, отрекшимся от грешного мира и корыстей его? Не повреждалось ли этим монашество в самом корне своем? Этими вопросами еретики кололи глаза православным. Этими вопросами смущались и сами благочестивые люди. На соборе 1504 года восстал против права монастырей владеть селами Нил Сорский, из рода бояр Майковых (родился в 1433, умер в 1508 г.).

Нил Сорский был один из самых замечательных русских подвижников. Постригся он в Кирилло-Белозерском монастыре; затем ходил странствовать на восток, по монастырям, побывал и в афонских обителях. Особенно полюбилась ему строгая жизнь отшельников, и Нил ревностно изучал сочинения отцов-пустынников. На востоке было три вида иноческой жизни: общежитие, скитское житие и совершенное одиночество. Общежитие, которое господствовало в русских монастырях, было не по душе Нилу Сорскому: оно требовало большого хозяйства, управления, власти и могло легко вести к тем злоупотреблениям, какие сказывались в то время в русских монастырях. Совершенное одиночество тоже не нравилось Нилу Сорскому. «Уединение, – говорил он, – требует ангельского жития, а неискусных убивает». Человек в уединении дичает, озлобляется, да и Христову заповедь о любви к ближнему он не может исполнять. Полюбился Нилу третий вид иноческой жизни – скит. Скит – это две-три особые келий; два-три инока составляют всю братию.

В 15 верстах от Кириллова монастыря, в дремучем лесу, в самом глухом месте, на речке Соре, устроил он скит. Так возникла Сорская пустынь.

Чтение молитв и богослужение, по мнению Нила Сорского, не ведут к спасению без «внутреннего делания». Настоящее подвижничество, по учению его, есть борьба с дурными помыслами, очищение души от них. Вот эту борьбу и называет он «внутренним, или умным, деланием». Победа над помыслами дает душе блаженное спокойствие, приближает ее к блаженству. Инок, по словам Нила, должен умереть для всякого земного попечения. Церковь в ските отнюдь не должна была иметь никаких богатств и украшений. Серебро и золото из церкви строго изгонялось: «Лучше бедным помогать, чем церкви украшать», – говорит Нил Сорский. Только в крайней нужде, в случае немощи или болезни, позволялось инокам, жившим в ските, принимать подаяние, и то самое маленькое. Все необходимое для жизни иноки должны были добывать своими руками. «Если кто не хочет работать, пусть и не ест!» – говорит Нил. Понятно, что при таком взгляде на монастырскую жизнь Нил Сорский должен был восстать против обычая монастырей – приобретать имения. На соборе 1504 г. он предложил, «чтобы сел у монастырей не было и чтобы монахи кормились трудами рук своих».

Многим не по душе были эти речи Нила; но сильнее всех противником был Иосиф Волоцкий. Он доказывал, что имения дают возможность монастырю приносить бедным людям большую пользу; что монастыри принимают приношения богатых, чтобы помогать бедным (во время голода в его монастыре кормилось постоянно 400–500 человек). Находил Иосиф Волоцкий и другую пользу в монастырских имениях.

Иосиф Волоцкий

«Если у монастырей не будет сел, – говорил Иосиф, – то как честному (знатному) и благородному человеку постричься в монахи; если же не будет честных старцев в монастырях, то откуда взять на митрополию, или архиепископа, или епископа и на всякие честные (почетные) власти? А не будет честных старцев и благородных, то и вере будет поколебание».

Это было и справедливо. Монастыри в то время были единственным приютом грамотности; здесь только и встречались «книжные» люди.

Мнение Иосифа Волоцкого на соборе взяло верх. Но у Нила Сорского тоже были сторонники, и вопрос о том, подобает ли монахам, отказавшимся от всех мирских забот, владеть селами, был скоро снова поднят. Приверженцы Нила Сорского стали называться нестяжателями, а люди, разделявшие взгляд Иосифа Волоцкого, – иосифлянами.

Данная статья является предисловием к книге с одноимённым названием, вышедшей в мае 2011 года. Книга затрагивает одну из наиболее популярных и болезненных тем истории русской святости – спор заволжских старцев-нестяжателей с последователями преподобного Иосифа, радевшего о монастырских землевладениях. В предлагаемой статье даётся лишь обозначение заявленной темы, поэтому всем, интересующимся данным вопросом предлагаем прочесть и саму книгу.

Преподобный Иосиф Волоцкий и преподобный Нил Сорский, «иосифляне» и «нестяжатели», – тема, которая занимает умы, начиная с ХVI века и кончая сегодняшним днем.

При жизни святых такое противопоставление было необходимо самим правителям Московской Руси. Стремительный рост монастырского землевладения тревожил великокняжескую власть, остро нуждавшуюся в свободных землях для раздачи служилым людям. И здесь для нее гораздо более выгодной была проповедь заволжцев-нестяжателей, говоривших, чтобы «у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием» в полном отрешении от мира. Однако для преподобного Иосифа была совершенно очевидна неразрывность Церкви и государства, когда культурная, грамотная Церковь является помощницей христианского государства. Не должно быть раздвоения духовной и материальной сторон, а необходимо «симфоническое» согласие, предписанное IV Вселенским Собором. Государственное процветание мыслилось им, как идеал и норма, в единении с просвещенной церковной иерархией.

Но прошло немного времени, и эти взгляды преподобного Иосифа были объявлены корыстными и ошибочными. Для господствовавшего антирелигиозного большинства выгодно было поддерживать то, что разрывает связь Церкви со всем мирским. Отсюда и возникло превозношение «чистого евангельского христианства» преподобного Нила Сорского.

Еще более популярной стала эта тема во второй половине ХIХ веке, когда проявился совершенно четко курс на разрушение Православия. Именно тогда было сформулировано и закреплено представление о преп. Иосифе Волоцком и его последователях, «иосифлянах», как о консерваторах и формалистах, а о преп. Ниле Сорском и его последователях, «нестяжателях», как о либералах критическо-нравственного направления (В.И.Жмакин и др.).

ХХ век, время безбожное и богоборческое, вычеркнув из учебников имена людей Церкви, не смог уничтожить интереса к выдающимся деятелям Средневековья. Однако даже серьезным ученым-исследователям в обстановке атеистической пропаганды невозможно было удержаться в рамках объективности: все, что касалось церковной истории, должно было преподноситься со знаком «минус».

В результате такого политизированного, конъюнктурного подхода оказались замутненными и искаженными порой до неузнаваемости образы двух великих святых, ярчайших звезд русского Православия.

Новый всплеск интереса к названной теме происходит уже в наше время. Во множестве публикаций мы встречаем эти знакомые нам имена. Причем, если речь идет об одном святом, то через несколько строк, в качестве уже ставшего обязательным противопоставления, упоминается второй.

Однако теперь используют ярлыки полуторавековой давности несколько в других целях. Люди отказались от векового безбожия, снова приняли Православие в сферу своих «жизненных интересов». Только «вдруг» оказалось, что оно никак не вписывается в наше представление о том, что жить надо, как теперь принято говорить, «комфортно», счастливо и беззаботно. И здесь православная вера оказалась очень неудобной и даже трудной. А нельзя ли ее как-нибудь приспособить к нашему образу жизни, чтобы не была она такой обременительной?

Но тут нас ждет горькое разочарование. Достаточно открыть Евангелие, чтобы понять всю безплодность этих попыток. Везде только: «оставь все, возьми свой крест и следуй за Мной» (см.: Мф. 10,38; 16,24; 19,21; Мр. 8,34; 10,21; Лк. 9,23; 14,27, 18,22).

И здесь выручают все те же околоцерковные писатели, теперь уже нового поколения. Оказывается, по их мнению, не надо нам строго держаться «консервативных» взглядов преподобного Иосифа Волоцкого, когда у нас есть не менее великий, но более «удобный» старец – критически настроенный «либерал» преподобный Нил Сорский, вроде бы позволяющий нам слегка перестроить Православие по своему вкусу.

Но так ли все обстоит на самом деле? Задумаемся хотя бы над тем фактом, что обычно реформаторы тут же приходили к отрицанию монашества, женились и жили достаточно вольно, не связывая себя уже никакими строгостями. А жизнь преп. Нила Сорского – от вступления в монашество и до самой кончины – это совершенное отречение от всех мирских благ, по его собственному выражению, «жестокость тесного и прискорбного пути». Кроме того, целью реформаторов является отмена церковной иерархии, но преподобный Нил никогда не рвался к власти и признавал решения соборов и архиереев, безусловно подчиняясь им, не настаивая на своем мнении и тем более не уходя в раскол. Свою позицию реформаторы всегда утверждали на истолкованных в своих интересах или вырванных из контекста словах Священного Писания, однако в сочинениях преп. Нила Сорского не найдено ни единой фразы, которая перетолковывала бы Слово Божие и была бы отступлением от учения святых Отцов. Нет, никак не получается обнаружить в нем либерала, с какой стороны ни посмотри. Никакой свободы (liberalis - лат., «свободный»), а только уже хорошо нам знакомые оковы веры, которыми преподобный Нил добровольно и намертво себя связал.

Получается, что «либеральный» св. Нил Сорский ничем не отличался от своего современника-«консерватора» - игумена одного из богатейших монастырей Руси - св. Иосифа Волоцкого, жизнеописания которого свидетельствуют все о том же: скудное питание, худая одежда, тяжелый физический труд, ношение вериг. Оба они были старцами, оба занимались литературными трудами. Причем преп. Нил Сорский высоко чтил труды преп. Иосифа Волоцкого, а в волоколамском монастыре иноки с вниманием изучали писания сорского подвижника. Не лишним будет упомянуть и том, что те скудные сведения о жизни преподобного Нила, которые мы имеем, стали известны во многом благодаря рукописи ХУ1 века архимандрита Волоколамского монастыря, переписавшего в свой сборник письмо неизвестного о преп. Ниле Сорском.

Преподобный Нил был воспитан в Кирилло-Белозерском монастыре, а преподобный Иосиф некоторое время жил в этой знаменитой обители, устав которой взял за образец для своего монастыря.

Разницу мы обнаружим в устроении их собственных монастырей.

Здесь надо пояснить, что традиционно монашеское житие делится на три вида: первый – когда многие иноки живут и подвизаются вместе (родоначальником общежительных монастырей считается святой Пахомий Великий), второй вид – отшельничество, когда инок живет в полном уединении (основоположником такого жития является преподобный Антоний Великий), третий вид – скитничество, когда инок подвизается вместе с двумя-тремя другими монахами (этот вид традиционно процветал на Афоне).

Преп. Нил Сорский устроил свою обитель по скитскому принципу. Этот тип жительства он считал как бы средним между двумя первыми, называл его царским. Здесь было всего 12 иноков, жили они достаточно обособленно. Принимал к себе преподобный Нил только духовно опытных монахов. Главным предметом и заботой у скитников должно было стать «умное делание», которое преп. Нил изучал и наблюдал на горе Афон.

Монастырь преп. Иосифа Волоцкого был основан на принципах общежития: все общее – труд, молитва, трапеза. Братии было много, придти сюда мог любой человек, желающий вступить на путь монашества. И в том и в другом монастыре был провозглашен принцип совершенного нестяжания. При этом волоколамский монастырь был крупным землевладельцем, а сорская пустынь не имела ни земель, ни крестьян.

Традиционно считается, что преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий спорили по поводу земельных владений монастырей. Однако при жизни преп. Нила Сорского до 1508 года они оба ничего не пишут по этому вопросу. Не сохранилось и достоверных свидетельств об их выступлении на соборе 1503 года. В качестве источника принято обычно использовать знаменитое «Письмо о нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей». Но письмо это было написано неизвестным уже в 40-е годы ХVI века и по содержанию далеко не безупречно. К примеру, среди участников собора автор называет учителя преп. Нила Сорского - старца Паисия Ярославова, который к тому времени уже скончался. А так часто цитируемая речь преподобного Иосифа на соборе – «Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися?..» - не находит подтверждения в его собственных посланиях. В них нет даже намека на приписываемую преподобному аргументацию. Причем противнику преп. Иосифа Волоцкого Вассиану Патрикееву вообще неизвестна речь волоцкого игумена на соборе. Трудно представить, что он не подверг бы критике слова преподобного Иосифа, будь они действительно произнесены.

Но даже если противостояние на соборе было, мог ли быть преп. Нил Сорский таким ярым противником монастырских имений? Вряд ли. Он прекрасно понимал, что если стяжательность не истреблена как личная страсть, как страсть сребролюбия, то она может существовать, как говорит об этом преп. Иоанн Кассиан, «и при крайней видимой нищете». То есть наличие или отсутствие у монастыря богатых вотчин в принципе никак не отражается на соблюдении каждым отдельным монахом обета нестяжания.

Кроме того, преподобный Нил, как человек образованный и мыслящий, не мог не знать, какую роль сыграло монастырское землевладение и на Руси, и в Греции, где он прожил несколько лет на Святой горе Афон. Ситуация была схожая. Русь находилась под властью монголо-татар, а Греция – под гнетом турок. Так вот, те земли, которыми владели монастыри, были ограждены от произвола «оккупационных» властей. На Руси в силу ханских привилегий и грамот князей церковные земли не платили государственных пошлин и были освобождены от уплаты дани татарам, что позволяло крестьянам выжить в условиях тяжкого ига. Древние святогорские монахи в период турецкого господства не переставали покупать земельные участки, и принадлежавшая им территория сохранила свою абсолютную эллинизацию. Из разных мест прибегали сюда греки, ища спасения от жестокого рабства. Кроме того, монастыри Святой горы получали земельные владения от императоров и князей. И эти земли они ограждали от турецкого насилия, делая богатые подношения турецким султанам. В архивах афонских монастырей веками хранились турецкие фирманы, ограждавшие их от любых притеснений. Таким образом, крестьяне, населявшие монастырские вотчины, получали защиту и помощь, в свою очередь, обеспечивая монахам необходимые доходы. Кроме того, монастырское землевладение было экономически выгодным, поскольку сами монахи за свой труд никакой платы не получали.

К этому можно добавить, что в своей пустыни преп. Нилу Сорскому не удалось осуществить заявленного им высокого принципа – кормиться только трудом собственных рук. Запретив братии принимать даже милостыню, он, в конце концов, вынужден был обратиться за помощью к великому князю Василию Иоанновичу. Ежегодно монахи получали от князя 155 четвертей ржаной муки. Причем «нестяжатели» предлагали всем монастырям пойти по такому пути. Жизнь показала абсолютную утопичность этих планов: Екатерина II, проведя секуляризацию, т.е. конфисковав у Церкви земли, просто закрыла основную массу монастырей.

После кончины преп. Нила Сорского место его на позициях нестяжательства занял Вассиан Патрикеев (ок. 1470 – после 1531), которого только очень с большой натяжкой можно называть учеником преподобного Нила, да и монахом вообще. Монашеский постриг он принял, чтобы сохранить свою жизнь, в монастыре практически не жил, а имел свою «пустыню на Белоозере», откуда вскоре перебрался в Москву. В Москве, находясь в Симоновом монастыре, вел жизнь достаточно вольную, получал яства и вина со стола великого князя, гнушаясь монашеской трапезой. В полном противоречии с уставом ел и пил, когда хотел и что хотел.

Вассиан стал доверенным лицом великого князя Василия III. Он был знатного происхождения, являлся родственником князя. До своего вынужденного пострига князь Василий Патрикеев был заметной фигурой в государстве и одним из богатейших землевладельцев, но теперь, будучи иноком, Вассиан уже никакой опасности в сфере политической для московского князя не представлял. О его роли при дворе так говорит писарь Михаил Медоварцев: «А блюлся есми, господине, преслушать князь Васьяна старца, потому что он был великой временной человек, у великаго князя ближней и яз так и государя не блюлся, как его блюлся и слушал».

Свою славу в истории, в том числе в истории литературы, Вассиан Патрикеев приобрел писаниями против преп. Иосифа Волоцкого и его последователей - «иосифлян». Причем Вассиан не обладал особыми талантами и дарованиями, и если бы не была так известна и значительна личность преп. Иосифа Волоцкого, вряд ли бы мы знали «выдающегося русского публициста ХVI века» («Литература Древней Руси». Биобиблиографический словарь). Нападая на преподобного Иосифа, Вассиан, с одной стороны, хотел угодить великому князю, которому насущно необходимы были земли для раздачи в качестве поместий, а с другой стороны, стремился ослабить влияние на князя Волоцкого игумена, высокий авторитет которого мешал Вассиану единолично властвовать при дворе.

Сочинения Вассиана Патрикеева обычно называют полемическими. Однако полемики никакой не было. Великий князь просто запретил преподобному Иосифу отвечать Вассиану и устно и письменно, чему преподобный полностью подчинился. Таким образом, «Прение с Иосифом Волоцким», написанное Вассианом Патрикеевым в форме диалога, не может считаться документом, свидетельствующим о полемике лидеров двух партий. При этом сочинения Вассиана отличает резкость, страстность, в его речи сквозит гордость, презрительность, что лишний раз показывает, насколько далек он был от монашеских, да и христианских идеалов вообще и от взглядов своего учителя, в частности. Только высокое покровительство оберегало князя от ссылки под строгий надзор с формулировкой «за безпокойную гордость и сварливость, несвойственную монашескому сану, за низкие средства и бездоказательные изветы».

То же самое можно сказать и еще об одном яром ненавистнике «иосифлян» - князе Андрее Курбском (1528-1583), бежавшем в Литву и прославившемся своими сказаниями, в которых больше лжи, чем правды. Он называл себя учеником другого известного представителя партии «нестяжателей» - преп. Максима Грека (+1555). Перейдя на службу к литовскому князю, Курбский получил крупные земельные владения вместе с Ковельским замком, будто начисто забыв, что нищета – идеал-то общехристианский. Хотя это и неудивительно. Мы почему-то никак не относим лично к себе слова Христа, сказанные не одним только апостолам, а народу: «Тако убо всяк от вас, иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик» (Лк. 14,33). Как верно заметил уже в ХХ веке священномученик Иларион Троицкий: «У нас есть весьма распространенный среди мирян предрассудок, будто аскетизм – специальность монахов». Добавим – есть и был.

Об исторической объективности князя Курбского свидетельствует такой пример: Вассиана Патрикеева по строгости жизни он уподоблял ни больше, ни меньше, как преп. Антонию Великому и св. Иоанну Крестителю. Комментарии, как говорится, излишни.

Следующее противопоставление двух великих святых, которое возникло сравнительно недавно, - по поводу монастырского устава. Сейчас принято восхищаться Уставом преподобного Нила, как высокодуховным, и уничижать Устав преподобного Иосифа, как приземленный, «бытовой». В защиту Устава преп. Иосифа Волоцкого можно привести фразу, написанную еще в VI веке преп. Венедиктом Нурсийским: «Этот Устав написали мы, чтоб соблюдающие его могли достигнуть чистоты нравов или показать начатки христианского преспеяния. Для тех, которые желают востечь на высшия степени совершенства, есть наставления Святых Отцев». В таком духе и написал свой Устав преп. Иосиф Волоцкий – игумен крупного общежительного монастыря. Устав наставлял в иночестве внешнем, а для внутреннего совершенствования каждый пользовался советами своего старца, руководствовался житиями древних подвижников и святоотеческими писаниями, которые постоянно читались и в храме, и за трапезой, и в келиях. В монастырской библиотеке имелось богатейшее собрание книг, в связи с чем преподобному Иосифу не было нужды переписывать в своем Уставе поучения великих учителей монашества.

Устав преп. Нила Сорского – это руководство для пустынников, испытавших себя в монастыре, утвердившихся в духовной жизни и удалившихся в пустынь в поисках безмолвия и уединения. С одной стороны, им уже не нужны подробные наставления, касающиеся внешнего образа жизни и поведения, хотя они тоже присутствуют в Уставе. С другой стороны, монаху не всегда могут быть доступны книги, а общение со старцем ограничено, поэтому преподобный Нил последовательно изложил все ступени внутреннего самоусовершенствования в строгом соответствии с учением Святых Отцов. Преп. Нил не отвергал важности внешнего делания иноков, но, в первую очередь, он хотел напомнить им, что ограничиваться этим нельзя, что очень важно и существенно подвижничество внутреннее, которое необходимо соединять с внешним.

А вообще говоря, так ли важно «внешнее» монашество, и нужно ли это? Оказывается, да. Поверим опыту святителя Василия Великого, утверждавшего: «Если же внешний не благоустроен, не доверяй благоустроению и внутреннего человека».

Таким образом, никаких преимуществ ни один из этих уставов перед другим не имел. Они были созданы применительно к разным условиям жизни в монастыре, адресованы людям, совершенно разным по монашескому опыту, ничем друг другу не противоречат и вполне могут дополнять один другой. И, конечно же, большой ошибкой со стороны исследователя или читателя является попытка на основании только устава делать выводы об уровне духовной жизни в каком-либо монастыре.

Что же касается самого образа монашеской жизни, то тут преимущество на стороне общежительных монастырей. Как отметил преп. Венедикт Нурсийский: «Киновиты, живущие в одном монастыре по общему уставу, - род иночества самый благонадежный». Не все избирают пустынножительство как усиленный подвиг после долгого пребывания в общежительном монастыре. Бывает, что пустынь привлекает отсутствием всякого контроля и возможностью жить по своей воле, хотя иногда и кажется, что эта воля согласна с волей Божией. Святые Отцы разрешают уходит в пустыню только монаху, совершенно очистившемуся от страстей, а это мало кому удавалось и удается. В истории русского монашества пустынножительство так и осталось подвигом редким, исключительным.

Еще одно противопоставление позиций преп. Нила Сорского и преп. Иосифа Волоцкого, изобретенное образованными, но не просвещенными умами, – это отношение к «писаниям».

Из книги в книгу, от автора к автору перекочевывает фраза из письма преп. Нила Сорского: «Писания многа, но не вся божественна суть. Ты же, истинная известне испытав от чтения, сих держися», которая толкуется как призыв к критическому разбору всех писаний. Тут, прежде всего, еще раз надо напомнить, что нигде, ни в одной строке сам преподобный Нил не отступил от святоотеческого толкования Священного Писания и Священного Предания. Мог ли он учить этому других? Конечно, нет.

Он был очень строг по отношению к содержанию текстов, если случалось так, что в результате переписывания или попытки осовременения теряли смысл старые тексты. К примеру, составляя свой «Соборник житий греческих святых», преподобный Нил отдавал предпочтение более древним, классическим образцам житий. Он стремился достичь наибольшей ясности смысла повествования, для чего сравнивал разные списки, избирая наиболее доступные для понимания выражения. Но если все же не мог найти такого текста, который бы его устраивал, оставлял в своей рукописи чистое место, не дерзая что-то писать по собственному разумению: «а яже невозможна, сия оставлях, да имущие разум больше нас, ти исправят неисправленная, и недостаточная наполнят».

«Соборник» преподобного Нила долгое время считался не сохранившимся, а обнаружили его среди книг библиотеки Волоколамского монастыря. Два тома «Соборника» - автограф преп. Нила Сорского – были дополнены иноками обители словами и поучениями о нестяжательстве, подкрепляющими взгляды преподобного Нила. Добавим: и взгляды преп. Иосифа Волоцкого.

Следует также учитывать тот факт, что наряду с житиями святых во все времена имели хождение так называемые апокрифы, создаваемые на темы из Священного Писания, но содержание которых было нередко так далеко от божественного, что приходилось их запрещать, поскольку они порождали (и в наши дни это тоже происходит) всевозможные ереси и секты. Кроме того, бывали случаи, когда неизвестный монах подписывал собственное сочинение небезупречного содержания именем кого-то из святых Отцов. Вероятнее всего, что преп. Нил Сорский предупреждал своего корреспондента об осторожном отношении именно к такого рода писаниям.

Неверно истолковано и само понятие «испытывать писания». О себе преподобный Нил пишет так: «Живя уединенно, испытую Божественные Писания, по заповеди Господней, и их толкование, также и Апостольские предания, жития и учение св. Отцев и внимаю им». Слово «испытывать» в данном случае означает «изучать, узнавать». Вообще в церковно-славянском языке оно не имеет того оттенка, который придается ему в русском языке «убеждаться исследованием, пробовать, разбирать», и уж тем более «подвергать сомнению или критическому осмыслению».

Здесь позиция святых Отцов совершенно определенна и незыблема. Вот как пишет преп. Симеон Новый Богослов о такого рода «испытании»: «…нам повелено не пытать разумом догматов Писания… Кто испытывает, тот не имеет твердой веры». Предупреждают святые Отцы и об опасности следования собственному вкусу: «Из сказанного нами никто да не берет и не выводит чего-либо отдельно и, отложив в сторону все прочее, да не удерживает неразумно это одно в руках своих» (преп. Исаак Сирин).

Святой Василий Великий в своем кратком поучении наставляет, как надо изучать Божественные Писания таким примером: «…будем в отношении к учению Господню, каково в обучении отроча, которое не прекословит, не оправдывается пред учителями, но верно и благопокорно принимает уроки».

Безусловно, преп. Нил Сорский все это знал, ведь в его «Уставе скитского жития» содержится много цитат и из св. Исаака Сирина, и из св. Симеона Нового Богослова, и из св. Василия Великого. Возможно ли, - зададимся таким вопросом, - чтобы преподобный Нил, решившись сам стать наставником монахов, отверг наставления великих учителей монашества? Невозможно это даже помыслить. Ведь предупреждают нас, что отступление от святоотеческого учения «ведет к гордыне и затем ввергает в погибель», и, как показывает история, именно это порождает протестантизм и всевозможные ереси и секты.

Возьмем лучше другие строки из письма преподобного Нила: «…не ведаем Божественного Писания и не стремимся изучать его со страхом Божиим и смирением». Не про нас ли, нынешних, это сказано, когда на фоне полного «религиозного одичания», по выражению старца Иоанна Крестьянкина, что ни голова – то своя вера? Надо бы нам вот эти самые слова преп. Нила Сорского почаще цитировать, а главное, помнить и знать - что «испытание» писаний должно начинаться со страха Божия и смирения, а не с собственных умствований и критических настроений, чтобы «не носиться в вихре вредительных помыслов» (преп. Симеон Новый Богослов).

С другой стороны, преп. Иосифу Волоцкому часто приписывают слова: «Всем страстем мати - мнение. Мнение – второе падение», выводя отсюда в противовес «свободомыслию» преп. Нила Сорского запрет личных мнений преп. Иосифа Волоцкого. Однако мы не найдем этой цитаты ни в «Просветителе», ни в текстах других писаний, автором которых является преподобный Иосиф. Этой фразой заканчивается все то же «Письмо о нелюбках», причем с конкретным указанием: «якоже святии отцы рекоша». А коль скоро так было сказано святыми Отцами, авторитет которых незыблем, то предостережение об опасности собственных мнений одинаково принимали и ему подчинялись и преп. Иосиф Волоцкий и преп. Нил Сорский.

За долгие века имена двух великих святых Русской Церкви успели обрасти мнениями, домыслами, преданиями различной степени достоверности. Кто только не использовал и не использует это мнимое противостояние в качестве аргумента! Тем интереснее попытаться разобраться, где правда, а где ложь, и заодно выяснить, что навсегда осталось в прошлом, а что нужно сохранить для будущего. Это и является целью издания настоящего сборника. Нисколько не претендуя на полноту картины, мы объединили здесь статьи, которые отражают взгляды наших современников.

Прежде всего, это два видных церковных иерарха – митрополит Сурожский Антоний (Блум, 1914-2003) и митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев, 1926-2003).

Митрополит Питирим (Нечаев) – доктор богословия, профессор Московской Духовной академии, долгое время возглавлял Издательский отдел Московской Патриархии. В 1989 году стал игуменом возвращенного Церкви Иосифо-Волоцкого монастыря. Он известен как глубокий знаток Священного Писания и истории Церкви.

Митрополит Антоний (Блум) возглавлял Западно-Европейский экзархат. Он вырос в эмиграции и всю жизнь провел за границей. Богословского образования не имел, однако за свои труды получил звание почетного доктора богословия Московской и Киевской академий. Известен как выдающийся проповедник и мудрый пастырь.

Еще один из авторов – Вадим Валерианович Кожинов (1930-2001), литературовед, публицист, историк. Он обладал энциклопедическими знаниями, как ученого его характеризует исключительная научная добросовестность. Его работы посвящены проблемам истории и культуры русского народа.

Владимир Михайлович Кириллин, профессор Московской Духовной академии – автор многих трудов по истории древнерусской литературы, один из авторитетнейших специалистов в этой области. Его отличает широкий научный кругозор и стремление донести до нынешних читателей сокровища древней книжности.

Историк, кандидат наук Елена Владимировна Романенко посвятила себя углубленному, подробному исследованию жизни и трудов преп. Нила Сорского и истории Нило-Сорской пустыни с древних времен до наших дней.

Хотелось бы пожелать читателям, чтобы главным итогом прочтения этой книги было чувство благодарности нашим великим святым: одному - за пример жизни, отделенной от всего мирского, другому - за пример жизни, где все мирское подчинено духовному. Несомненно, и то и другое очень трудно и почти нереально, но недостижимость идеала не означает, что к нему не надо стремиться.

Елена Васильева, архивариус монастыря.

Различия во взглядах Иосифа и Нила на смысл иночества и на характер монастырской жизни, различия в их аскетических воззрениях наиболее ярко выразились при обсуждении двух мировоззренческих вопросов, которые особенно волновали московское общество в начале XVI в.

Первый вопрос затрагивал основы христианского учения; второй был скорее вопросом практическим и касался отношений между Церковью и государством в Московской Руси.

Ереси и еретики, пытавшиеся извратить учение православной Церкви, были очень редким явлением в Древней Руси. Церковь в ее внутренней миссии боролась лишь с суевериями, остатками язычества и уродливыми формами внешнего благочестия. Еретические движения не потрясали древнерусского христианства.

Определенную роль в истории сыграла, правда, ересь стригольников, возникшая в Новгороде в XIV в. Лишь по полемическим сочинениям, направленным против этой ереси, можно составить некоторое общее представление об этом религиозном движении. В конце XV в., опять-таки в Новгороде, появилось новое еретическое движение, известное под названием «ереси жидовствующих», поскольку в нем принимало участие несколько евреев.

Это движение приобрело сравнительно широкое распространение в Новгороде и в Москве. Мы не станем подробно распространяться о нем - для нас важнее разница в отношении к ереси со стороны Иосифа и Нила. В главном своем сочинении, «Просветителе», Иосиф очень резко выступает против жидовствующих, спорит с ними и с их религиозными взглядами, поэтому «Просветитель» является очень важным источником по этому вопросу. В других сочинениях, в некоторых посланиях Иосиф предлагает практические меры против еретиков. Будучи сторонником суровых мер, Иосиф допускает даже смертную казнь. Такие взгляды Иосифа натолкнулись на очень сильную оппозицию со стороны нестяжателей из окружения Нила Сорского. Иосиф в полемике против жидовствующих, отстаивая необходимость жестких мер, опирался главным образом на Ветхий Завет, а нестяжатели, возражая ему, исходили из духа Нового Завета. Они решительно восставали против применения смертной казни христианами; еретики - это грешники, которых, если они не отрекутся от своих заблуждений, следует отлучить от общения с другими христианами и запереть в монастыри, чтобы там чрез поучение они пришли к познанию истины. Хотя на Соборе 1504 г. практически победила точка зрения Иосифа и Церковь осудила некоторых еретиков на смерть, все же это различие во взглядах остается очень характерным для двух направлений в монашестве, которые мы рассматриваем.

Другим вопросом, по которому обнаружились расхождения в религиозных воззрениях этих двух направлений, был вопрос о монастырских владениях.

Рост монастырских богатств в Московской Руси приобретал все больший размах. Монастыри, возникшие в XIII–XIV вв., постепенно выросли в экономические колонии русского Центра и Севера. Они занимались сельским хозяйством и ремеслами; на монастырских землях жили крестьяне, которые либо работали на монастырь, либо платили оброк. Различные привилегии на земельные владения, полученные монастырями от князей и великих князей, умножали их благосостояние. Монастыри и сами покупали уже распаханные земли и получали имения по дарственным или по завещаниям от князей, бояр, купцов и других лиц; кроме того, монастырские владения росли за счет вкладов, которые вносили поступавшие в монастырь состоятельные люди. Сосредоточение значительной части пригодной для сельского хозяйства земли в руках Церкви наталкивало правительство на мысль вернуть себе земли, потерянные для государственных целей.

В церковной иерархии и в монашеской среде сложились два мнения по вопросу о монастырских владениях: одно - иосифлянское, другое - нестяжательское. У нестяжателей, или заволжских старцев, которые отрицали права Церкви и монастырей на земельные владения, были и некоторые предшественники среди русского епископата и монашества.

На Соборе 1503 г. московское правительство пыталось опереться на партию нестяжателей и мирно разрешить вопрос о монастырских владениях. Точку зрения противников монастырских владений на Соборе представляли Нил Сорский и Паисий Ярославов. Нил Сорский уже в своих сочинениях не раз решительно высказывался против монастырских владений и личной собственности монашествующих. Но когда на Соборе епископы и другие духовные лица должны были принять решение по этому вопросу и Нил Сорский выразил свое пожелание, «чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием», то, хотя Нила и поддержал старец Паисий Ярославов, это предложение не нашло сочувствия у большинства присутствовавших на Соборе, и всего менее у игумена Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого.

В то время как Нил исходил из чисто аскетических воззрений, которые к тому же основывались на канонических правилах Восточной Церкви, Иосиф руководствовался больше церковно-практическими соображениями. Главной задачей монастыря является забота о подготовке церковной иерархии. Эту задачу монастырь может решать лишь в том случае, если в нем созданы для братии (Иосиф подразумевает общежительный монастырь) такие условия жизни, когда монахи освобождены от забот о хлебе насущном, когда они могут целиком посвятить себя подготовке к будущему служению в рядах церковной иерархии - как епископы, настоятели монастырей и т. д. «Аще у монастырей сел не будет,- формулирует на Соборе 1503 г. свою точку зрения Иосиф,- како честному и благородному человеку постричися?» Взгляды Иосифа нашли на Соборе поддержку у епископов и одержали верх: земли остались во владении монастырей.

Расхождения во взглядах по этому вопросу между главными представителями обеих партий доказывают, насколько противоположными были их аскетические воззрения в целом. Для Нила Сорского главное - внутреннее совершенствование инока в атмосфере подлинной аскезы; воспитанные в этом духе поколения монахов, если им придется совершать свое служение в миру, будут стремиться к чисто христианским целям. Иосиф Волоцкий видел в монастырской аскезе прежде всего средство для подготовки монахов к исполнению церковно-административных задач. Он говорил о необходимости тесной связи церковных и государственных дел; Нил, напротив, требовал их разделения и совершенной независимости друг от друга. Монастыри, по мысли Иосифа, должны нивелировать личность инока; поэтому он сказал однажды, что личное мнение - мать всех страстей, что мнение - это второе грехопадение. Нил же защищал человеческую личность, отстаивал внутреннюю свободу подвижника в его духовном делании.

Победа Иосифа имела эпохальное значение. Его приверженцы набирали силы, в особенности со 2-й четверти XVI в.,- краткий промежуток, связанный с митрополитом Иоасафом (1539–1541), который сочувствовал нестяжателям, не имел особого значения для судеб Церкви, и вскоре иосифляне превратились в самую влиятельную, правящую группу в Русской Церкви.