Теория хаоса в гибридной войне (Доктрина Герасимова). Ученый: основная цель путинского режима – воссоздание империи в границах ссср и заполучение европы в сферу влияния. Способность Финляндии противостоять России

Глава Генштаба ВС России Валерий Герасимов, как никто другой из российских военных, привлекает к себе внимание зарубежных военных экспертов и СМИ. Не так давно издание Wall Street Journal назвало Герасимова наиболее влиятельным офицером своего времени в России. Его работы переводятся на английский язык и вызывают масштабные обсуждения. За высказываниями и действиями генерала внимательно следят. Именно Герасимова сегодня на Западе называют главным идеологом "гибридной войны".

"Кардинал" Герасимов

Герасимов попал в фокус внимания зарубежных военных аналитиков и СМИ даже не столько после назначения на должность начальника Генштаба ВС РФ в 2012 году, а позже — в феврале 2013 года — после публикации его статьи "Ценность науки в предвидении" в газете "Военно-промышленный курьер".

После событий в Крыму и Донбассе эта статься стала хитом на Западе, ее неоднократно переводили на английский язык и разобрали на цитаты. Герасимов стал считаться основным теоретиком действий России в современных военных конфликтах, в Сирии и Украине.

В 2016 году глава Корпуса морской пехоты США генерал Роберт Неллер признался, что перечитывал статью Герасимова целых три раза и много размышлял о том, как русские планируют вести войны будущего.

В статье генерал армии, кстати, не столько формулировал некую новую доктрину, сколько анализировал и критиковал действия стран Запада по смене политических режимов в Ливии и Сирии, оценивал развитие событий времен "арабской весны" и возможности защиты от таких действий.

Герасимов писал: "В XXI веке прослеживается тенденция стирания различий между состоянием войны и мира. Войны уже не объявляются, а начавшись, идут не по привычному нам шаблону. Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия. Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, реализуемых с задействованием протестного потенциала населения".

В самой статье, кстати, ни разу не упомянуто слово "гибридная", лишь три раза есть отсылка к "асимметричным" формам конфликтов. В первую очередь речь идет об информационном давлении на население и политическую элиту участников противоборства. Нет даже упоминания о кибердеятельности, хотя сегодня в зарубежных СМИ в связи с обвинениями, что Россия вмешивалась в выборы в США, Герасимову без тени сомнения приписывают уже и создание теоретической базы для проведения кибератак на США и страны Европы.

В 2014 году главу Генштаба ВС РФ внесли в санкционные списки Европейского союза и Канады, в мае 2017 года Герасимов попал в расширенный санкционный список СНБО Украины, а в июне этого года запрет на посещение страны генералом объявила Черногория.

В марте Герасимов опубликовал еще одну статью — "Мир на гранях войны", где уже действительно обсуждается "гибридная война", действия США в Сирии и на Ближнем Востоке, кибератака на Иран в 2015 году и значение социальных сетей. Но вторая работа генерала пока не получила такого широкого распространения и не столь мифологизирована за рубежом, как первая.

© AP Photo / Musadeq Sadeq

© AP Photo / Musadeq Sadeq

Как росла тень "гибридной войны"

"Гибридную войну" нельзя назвать чем-то новым. В России о "полувойнах" начали размышлять очень давно. Теоретиком данного типа войны выступал полковник и профессор Евгений Эдуардович Месснер (1891-1974), один из крупнейших представителей военной мысли русского зарубежья. Он всесторонне разработал теорию и спрогнозировал развитие такого типа войн в своих книгах: "Мятеж — имя третьей всемирной" и "Всемирная мятежевойна".

Месснер рассуждал так: "В будущей войне воевать будут не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников, потому что позади оружного фронта возникнут фронты политический, социальный, экономический; воевать будут не на двумерной поверхности, как встарь, не в трехмерном пространстве, как было с момента нарождения военной авиации, а в четырехмерном, где психика воюющих народов является четвертым измерением".

Еще одним знаковым идеологом был Георгий Самойлович Иссерсон (1898-1976) — советский военачальник, полковник, профессор, один из разработчиков теории глубокой операции. Его труды "Эволюция оперативного искусства" и "Основы глубоких операций" вызывают сегодня большой интерес как в России, так и на Западе, где его переводят на английский язык. Герасимов, кстати, упоминает Иссерсона в своих работах.

В Штатах вплоть до 2010 года словосочетание "гибридная война" практически не употреблялось — американские военные не видели в нем смысла, ведь в их доктринах уже давно существовали такие термины, как "иррегулярная война" и "неконвенциональная война". Но прошло семь лет, и сегодня это обозначение глубоко укоренилось в лексиконе западных военных, когда они говорят о России.

В США в 2005 году, еще задолго до всех статей Герасимова, американский генерал Джеймс Мэттис, ныне глава Пентагона, и полковник Фрэнк Хоффман опубликовали знаковую статью "Будущее ведение войны: восход гибридных войн", в которой они добавили к военной доктрине 90-х годов генерала Чарлза Крулака о трех блоках войны четвертый блок. Три блока Крулака — это непосредственное ведение боевых действий, миротворческие действия по разводу противоборствующих сторон и оказание гуманитарной помощи. Четвертый, новый блок Мэттиса и Хоффмана — психологические и информационные операции и работа с населением.

© AP Photo / Matt Dunham

© AP Photo / Matt Dunham

В 2010 году в концепции НАТО, получившей название NATO"s Bi-Strategic Command Capstone Concept, "гибридные" угрозы официально определяются как угрозы, создаваемые противником, способным одновременно адаптивно использовать традиционные и нетрадиционные средства для достижения собственных целей. В 2012 году выходит ставшая известной в узких кругах книга "Гибридные военные действия: борьба с комплексным оппонентом с древних времен и до наших дней" за авторством историка Вильямсона Мюррея и полковника Питера Мансура.

В мае 2014 года в армии и Корпусе морской пехоты США приняли очень интересный документ — новую редакцию Боевого устава 3-24 под названием "Восстания и подавление восстаний". Новый вариант устава ориентирован на косвенное (непрямое) участие Америки в деле подавления восстаний в той или иной стране, когда американские войска в массовом порядке не вводятся вовсе, а всю работу на земле делают силовые структуры принимающей американскую помощь страны. Описания повстанческого движения, предпосылок его возникновения, стратегии и тактики действий настолько детально отображены, что иногда и вовсе непонятно, где речь идет о подготовке восстания, а где — о его подавлении. То есть главами из американского устава можно пользоваться кому угодно — в качестве неплохой общей инструкции к действию и подготовке к мятежу.По сообщениям СМИ, руководство НАТО осознает опасность гибридной войны и готовит новую концепцию, которая позволит быстрее реагировать на угрозы нового характера.

Сравнить недавние работы Герасимова и работы десятилетней давности от американских теоретиков и практиков, включая нынешнего министра обороны США, не составляет особого труда. Но идеологом "гибридной войны" объявлен все же именно Герасимов.

Впрочем, и со стороны зарубежных коллег звучат здравые мысли. Майкл Кофман, политолог из Института Кеннана при Международном научном центре имени Вудро Вильсона, пишет: "На Западе этой фразой обозначаются теперь любые действия России, которые пугают говорящего. Опасность в том, что многие военные и политики убеждены, что полноценная российская доктрина гибридной войны — реальность. А веря в это, они склонны видеть проявления гибридных видов противоборств повсюду — особенно там, где их нет. Ведь практически любое действие России — в информационной, политической или военной области — может быть теперь интерпретировано как гибридное. Бессмысленные фразы могут оказаться смертельным оружием в устах людей, облеченных властью".

"В последнее время Россия, кажется, атакует США по совершенно различным, взаимоисключающим направлениям. Российские боты поддерживали Дональда Трампа в ходе предвыборной кампании, но теперь, когда он занял президентский пост, прокремлевские СМИ изображают его слабым. Владимир Путин депортирует американских дипломатов из России, ограничивая возможности для улучшения отношений с администрацией, победы которой он хотел. На фоне того как Конгресс проводит против России более жесткую линию, многочисленные заголовки провозглашают провалившейся ставку Путина на Трампа", - пишет Молли К.Маккью, эксперт по информационной войне и политический консультант экс-президента Грузии Михаила Саакашвили и бывшего премьер-министра Молдавии Владимира Филата, в статье для Politico .

"Вы сбиты с толку? Только если вы не понимаете доктрину Герасимова", - говорится в статье.

В феврале 2013 года генерал Валерий Герасимов - начальник Генштаба России - опубликовал статью под заголовком "Ценность науки в предвидении", напоминает автор. "Герасимов взял тактику, разработанную в Советском Союзе, смешал ее со стратегическим военным представлением о тотальной войне и изложил новую теорию современного ведения войны - которая больше напоминает хакерскую атаку на враждебное общество, нежели непосредственное нападение на него", - пишет Маккью.

Подход к военным действиям - партизанский; они ведутся на всех фронтах с участием целого ряда действующих лиц и с применением всевозможных инструментов - хакеров, СМИ, бизнесменов, утечек и фальшивых новостей. "Благодаря интернету и соцсетям все те операции, о которых советские команды по психологическим операциям могли только мечтать (повергнуть в хаос внутренние дела государств с помощью одной информации), сейчас стали возможны", - отмечает Маккью.

США стали последней их мишенью. Русские знают, что они не могут с нами соперничать на равных в экономическом, военном, технологическом отношении, рассуждает Маккью. "Они стремятся не стать сильнее нас, а ослабить нас до такой степени, чтобы мы стали ровней", - считает эксперт.

Россия могла и не взламывать американские машины для голосования, но, выборочно раздувая конкретную дезинформацию и ложные сведения в соцсетях и устанавливая фактические информационные альянсы с конкретными организациями в США, она, возможно, выиграла значительную битву, причем большинство американцев не поняли, что таковая имело место, говорится в статье.

"В этом заключается истинная сила теневой войны в духе Герасимова: трудно мобилизовать сопротивление врагу, которого не видишь, и даже не уверен, что он здесь находится", - полагает автор. Но этот подход не всесилен. Эта тактика начинает давать сбои, если пролить свет на то, как она работает и какую цель преследует, отмечает специалист.

Когда кажется, что ещё больше исказить образ России на Западе невозможно, западные СМИ доказывают обратное. Некогда довольно компетентное в вопросе освещения России издание Financial Times опубликовало захватывающий материал о несуществующей военной доктрине. С таким же успехом они могли написать о кругах на полях или Приорате Сиона.

Речь идёт о пустышке под названием «доктрина Герасимова», порождённой статьёй 2013 года. В ней начальник Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации Валерий Герасимов перечисляет различные современные методы ведения войны, которые в широком смысле можно назвать гибридной войной. При этом он рассуждает об операциях Запада, а не России, в частности, на примере Ливии, Сирии и связанных с событиями «арабской весны» усилий, направленных на «смену режима».

В докладе Герасимова термин «гибридная война» не встречается. Самым близким к нему понятием можно назвать асимметричный конфликт, который упоминается трижды. К тому же не стоит забывать, что впервые это выражение стало известным после грузинского вторжения в Южную Осетию в 2008 году и реакции Кремля на гамбит Михаила Саакашвили. В тот момент пост начальника Генерального штаба Вооружённых сил занимал не Герасимов, а Николай Макаров. Так что, существуй такая доктрина, она должна была бы носить именно его имя.

Военные манёвры подчас весьма странно действуют на людей. Например, проводимые сейчас Россией и Белоруссией учения «Запад-2017» настолько испугали страны Балтийского региона, что те передали контроль над своим воздушным пространством Америке. Президент Украины выдвинул предположение , что эти манёвры — лишь прикрытие для вторжения в его страну, а заместитель министра обороны Польши усмотрел в них предлог для постоянного размещения участвующего в учениях российского военного контингента в Белоруссии.

Из статьи Financial Times мы узнали , что Москва проводит «военные игры», а НАТО — «манёвры», а также что в представлении многих официальных лиц Америки и Европы Владимир Путин задействовал в учениях ровно 100 000 военнослужащих. Очевидно, из любви к внушительным круглым числам. Однако, согласно данным Кремля, в манёврах участвует лишь 13 000 человек.

Мнимая угроза

Подобно чемпионату мира по футболу, учения «Запад» проходят каждые четыре года, а значит, они вряд ли стали сюрпризом для остального мира. Но сам факт их существования очень неплохо подпитывает индустрию, занимающуюся раздуванием «российской угрозы». Весьма показательно то, что лоббисты американской оборонной промышленности из Центра анализа европейской политики (CEPA) даже создали сайт с обратным отсчётом до начала манёвров, чтобы слегка помочь бизнесу своих спонсоров.

Ещё одна расхожая в последнее время страшилка — околесица про «доктрину Герасимова», которую изо всех сил продвигает лоббистка Молли Маккью, вдруг ставшая «экспертом по России» — видимо, потому, что её бредни отлично вписываются в текущую риторику Соединённых Штатов. Однако загвоздка в том, что этой великой стратегии попросту не существует. Никто в России о ней и слыхом не слыхивал, ни один мало-мальски достойный доверия источник не подтверждает факт её существования.

Разумеется, есть западные «эксперты по России» и «кремлинологи», которые строят домыслы на этот счёт, но всерьёз этих проходимцев воспринимать не стоит. Ведь если бы в Москве с неба лил суп, они бы стояли на улицах с вилками. Причем за сотни километров от столицы.

А теперь давайте расставим все точки над «и»: никакой «доктрины Герасимова» не существует. Это явление того же порядка, что и Лохнесское чудовище или Проклятие фараонов. При этом о ней с умным видом рассуждают взрослые люди, зачастую прикрывающиеся затейливыми псевдоучёными званиями.

Последний из могикан

Несколько лет назад издание Financial Times можно было назвать единственным западным СМИ, которое хоть немного приблизилось к пониманию России. Но затем журналиста Чарльза Кловера перевели на другую должность, а его преемникам явно не хватало опыта, компетентности и способностей предшественника. В конечном итоге всё это привело к тому, что на прошлых выходных газета Financial Times повелась на эту ерунду с «доктриной Герасимова». Приправив её напыщенными рассуждениями о российско-белорусских учениях, издание выдало раздутую до карикатурных масштабов фантасмагорию.

И действительно, как заметил эксперт финансируемого американским правительством «Радио Свобода» Марк Галеотти, «это, по сути, состряпанная за час статейка в духе белиберды Молли Маккью с вкраплениями взятой из «Википедии» биографии Герасимова». И это, кстати, ещё мягко сказано.

Начальник российского Генштаба Валерий Герасимов оказался в опубликованном министерством финансов США списке должностных лиц, которые могут в перспективе попасть под новые американские санкции. Примечательно, что этот генерал некоторое время тому назад приобрел просто-таки невероятную известность на Западе. Там его считают отцом-основателем новой российской военной доктрины, которую в публикациях СМИ и даже в официальных документах называют «доктриной Герасимова».

По иронии судьбы, сам Валерий Герасимов ничего подобного не придумывал и доктрины такой на самом деле, конечно, не существует. Между тем западные специалисты по России сейчас разделились на два лагеря. На тех, кто во всё это верит, и на тех, кто прекрасно понимает, что всё это - выдумки. При этом синдром «доктрины Герасимова» отражает раскол западного экспертного сообщества.

Тот факт, что так много людей поверили в историю о «доктрине Герасимова», вызывает одновременно и смех, и разочарование. Всё началось в феврале 2013 года со статьи Валерия Герасимова, озаглавленной «Ценность науки в предвидении», которая представляет собой краткое изложение его ежегодного выступления в Академии военных наук. В этой публикации генерал, исходя из опыта «арабской весны», изложил российское видение западного подхода к ведению войн и природы современных военных конфликтов. Откровенно говоря, в этой его речи трудно найти какие-то отклонения от основных трендов российской военной мысли, которые прослеживаются и у других авторов.

Сперва на статью Герасимова просто не обратили внимания. Но после присоединения Крыма ее стали воспринимать как программный документ, образец российского подхода к ведению войны. На самом же деле очень немногие поняли истинный смысл статьи и почти никто не удосужился прочитать целиком исходную речь генерала. Предложенная им интерпретация американского подхода к ведению политической и военной конфронтации была воспринята как изложение новой российской доктрины борьбы с Западом. Такая реакция вполне типична для тех политиков и военных, которые ищут простые ответы и броские детали, чтобы объяснить происходящее.

Герасимов перечисляет новые типы и методы ведения войны и позиционирует их как набор проблем, с которыми российским военным теоретикам приходится иметь дело.В статье кратко описаны несколько основных трендов: ведение войн без официального объявления или признания факта их ведения, рост значения асимметричных или невоенных средств по сравнению с традиционными формами ведения войны, широкое применение пропаганды и спецподразделений, информационные войны, влияние высокоточных вооружений, которые могут массированно применяться на всю глубину боевых порядков противника, а также распространение беспилотников и роботизированных систем.

В совокупности все эти пункты имеют много общего с ведущимися в США дискуссиями о природе гибридных конфликтов. Большинство наблюдений Герасимова касаются непреходящих проблем военного дела, возникших из-за геополитической конфронтации между великими державами, способными сочетать невоенные и военные инструменты.

Следует отметить, что в России есть множество официальных доктрин, как опубликованных, так и секретных. Тем не менее предположение, будто начальник российского Генштаба излагает оперативные планы в своих статьях или использует их, чтобы донести свои доктринальные соображения до собратьев-генералов за рубежом, выглядит просто нелепо. Более того, все совпадения были поверхностными, а Герасимов охватил настолько широкий спектр конфликтов, что любая военная или политическая активность России могла вписаться в эти рамки. Проблема неправильной интерпретации российской доктрины и действий РФ усугубилась из-за нехватки квалифицированных специалистов по России и неопытности западного руководства в данном вопросе.

Среди западных военных экспертов Герасимов имеет репутацию хорошего специалиста по применению бронетанковых сил, но для выработки новой доктрины обычно требуется кропотливая работа целого сонма военных мыслителей. Сам Герасимов вместо того чтобы продвигать свою модель ведения войн, цитирует слова другого известного российского военного теоретика Александра Свечина: «Для каждой войны надо вырабатывать особую линию стратегического поведения, каждая война представляет частный случай, требующий установления своей особой логики, а не приложения какого-либо шаблона». Суть размышлений Герасимова в том, что нужно не копировать иностранный опыт или пытаться догнать США, в том, что российским военным надо осваивать новые формы и методы ведения войны.

Несмотря на то, что термин «доктрина Герасимова» часто мелькает в западных публикациях, внимательный наблюдатель может заметить, что о ней нет ни слова в недавно опубликованном докладе Разведывательного управления министерства обороны США «Российская военная мощь». В разделе, посвященном российской военной доктрине, нет никаких упоминаний о Герасимове. Для серьезных специалистов по российским вооруженным силам слова «доктрина Герасимова» уже стали своего рода профессиональной шуткой.

Тем не менее квалифицированное мнение по данному вопросу, а также по российской проблематике в целом, является редкостью на Западе. В результате репутация Валерия Герасимова как мрачного творца новой российской военной доктрины только укрепляется. Он уже стал настолько знаменит, что скоро ему начнут завидовать.

В XXI веке прослеживается тенденция стирания различий между состоянием войны и мира. Войны уже не объявляются, а начавшись - идут не по привычному нам шаблону.

Опыт военных конфликтов, в том числе связанных с так называемыми цветными революциями в Северной Африке и на Ближнем Востоке, подтверждает, что вполне благополучное государство за считаные месяцы и даже дни может превратиться в арену ожесточенной вооруженной борьбы, стать жертвой иностранной интервенции, погрузиться в пучину хаоса, гуманитарной катастрофы и гражданской войны.

Уроки «Арабской весны»
Конечно, легче всего сказать, что события «арабской весны» - это не война, поэтому нам, военным, там изучать нечего. А может быть, наоборот - именно эти события и есть типичная война XXI века?

По масштабам жертв и разрушений, катастрофическим социальным, экономическим и политическим последствиям такие конфликты нового типа сравнимы с последствиями самой настоящей войны.

И сами «правила войны» существенно изменились. Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия.

Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, реализуемых с задействованием протестного потенциала населения. Все это дополняется военными мерами скрытого характера, в том числе реализацией мероприятий информационного противоборства и действиями сил специальных операций. К открытому применению силы зачастую под видом миротворческой деятельности и кризисного урегулирования переходят только на каком-то этапе, в основном для достижения окончательного успеха в конфликте.

Отсюда вытекают закономерные вопросы: что такое современная война, к чему надо готовить армию, чем она должна быть вооружена? Только ответив на них, мы сможем определить направления строительства и развития Вооруженных Сил на долгосрочную перспективу. Для этого необходимо четко представлять, какие формы и способы их применения будем использовать?

В настоящее время наряду с традиционными внедряются нестандартные приемы. Повышается роль мобильных межвидовых группировок войск, действующих в едином разведывательно-информационном пространстве за счет использования новых возможностей систем управления и обеспечения. Военные действия становятся более динамичными, активными и результативными. Исчезают тактические и оперативные паузы, которыми противник мог бы воспользоваться. Новые информационные технологии позволили значительно сократить пространственный, временной и информационный разрыв между войсками и органами управления. Фронтальные столкновения крупных группировок войск (сил) на стратегическом и оперативном уровне постепенно уходят в
прошлое. Дистанционное бесконтактное воздействие на противника становится главным способом достижения целей боя и операции. Поражение его объектов осуществляется на всю глубину территории. Стираются различия между стратегическим, оперативным и тактическим уровнем, наступательными и оборонительными действиями. Применение высокоточного оружия приобретает массовый характер. В военное дело активно внедряются вооружение на новых физических принципах и роботизированные системы.

Широкое распространение получили асимметричные действия, позволяющие нивелировать превосходство противника в вооруженной борьбе. К ним относятся использование сил специальных операций и внутренней оппозиции для создания постоянно действующего фронта на всей территории противостоящего государства, а также информа ционное воздействие, формы и способы которого постоянно совершенствуются.

Происходящие изменения находят отражение в доктринальных взглядах ведущих стран мира и апробируются в военных конфликтах.

Уже в 1991 году ВС США в ходе «Бури в пустыне» в Ираке на практике реализовали концепции «Глобальный размах - глобальная мощь» и «Воздушно-наземная операция». В 2003-м в операции «Свобода Ираку» военные действия велись в соответствии с так называемой Единой перспективой-2020.

В настоящее время разработаны концепции «Глобального удара» и «Глобальной ПРО», которые предусматривают нанесение в течение нескольких часов поражения объектам и войскам противника практически в любой точке земного шара и при этом гарантированно не допустить неприемлемого ущерба от его ответного удара. В США также воплощаются в жизнь положения доктрины глобально интегрированных операций, направленной на создание в кратчайшие сроки высокомобильных межвидовых группировок войск (сил).

В последних конфликтах появились новые способы ведения военных действий, которые нельзя рассматривать как исключительно военные. Примером этого является операция в Ливии, где создавалась бесполетная зона, применялась морская блокада, широко использовались частные военные компании при их тесном взаимодействии с вооруженными формированиями оппозиции.

Надо признать, что если мы понимаем сущность традиционных военных действий, которые ведут регулярные вооруженные силы, то об асимметричных формах и способах наши знания поверхностны. В связи с этим возрастает роль военной науки, которая должна создать целостную теорию подобных действий. В этом могли бы помочь работы и исследования Академии военных наук.

Задачи военной науки
Рассуждая о новых формах и способах вооруженной борьбы, мы не должны забывать отечественный опыт. Это применение партизанских отрядов в годы Великой Отечественной войны, борьба с иррегулярными формированиями в Афганистане и на Северном Кавказе.

Хочу подчеркнуть, что в ходе афганской войны зародились специфические формы и способы ведения военных действий. В их основе лежали внезапность, высокие темпы выдвижения, умелое применение тактических воздушных десантов и обходящих отрядов, что в совокупности позволяло упреждать замыслы противника, наносить ему ощутимый урон.

Еще одним фактором, влияющим на изменение содержания современных способов вооруженной борьбы, является применение современных робототехнических комплексов военного назначения и исследования в области искусственного интеллекта. В дополнение к летающим сегодня беспилотникам завтра поле боя будет наполнено шагающими, ползающими, прыгающими и летающими роботами. В недалеком будущем возможно создание полностью роботизированных формирований, способных вести самостоятельные боевые действия.

Как воевать в таких условиях? Какими должны быть формы и способы действий против роботизированного противника? Какие нам нужны роботы и как их применять? Уже сейчас наша военная мысль должна задуматься над этими вопросами.

Важнейший блок проблем, требующий пристального внимания, связан с совершенствованием форм и способов применения группировок войск (сил).

Необходимо переосмыслить содержание стратегических действий Вооруженных Сил Российской Федерации. Уже сейчас возникают вопросы: есть ли необходимость в таком количестве стратегических операций, каких и сколько их нам потребуется в будущем? Пока ответов нет.

Существуют и другие проблемы, с которыми приходится сталкиваться в повседневной деятельности.

Сейчас мы находимся на завершающем этапе формирования системы воздушно-космической обороны (ВКО). В этой связи актуальным является вопрос развития форм и способов действий привлекаемых к ВКО сил и средств. Генеральный штаб эту работу уже ведет. Предлагается АВН принять в ней самое активное участие.

Информационное противоборство открывает широкие асимметричные возможности по снижению боевого потенциала противника. В Северной Африке мы стали свидетелями реализации технологий воздействия на государственные структуры и население с помощью информационных сетей. Необходимо совершенствовать действия в информационном пространстве, в том числе по защите собственных объектов.

Операция по принуждению Грузии к миру выявила отсутствие единых подходов к применению формирований Вооруженных Сил за пределами Российской Федерации. Нападение в сентябре 2012 года на американское консульство в ливийском городе Бенгази, активизация пиратских действий, недавний захват заложников в Алжире подтверждают значимость построения системы вооруженной защиты интересов государства за пределами его территории.

Несмотря на то, что дополнения в федеральный закон «Об обороне», позволяющие оперативно использовать формирования Вооруженных Сил России за ее пределами, внесены еще в 2009 году, формы и способы их действий не определены. Кроме того, на межведомственном уровне не решены вопросы обеспечения оперативного использования. К их числу относятся введение упрощенных процедур пересечения государственной границы, использования воздушного пространства и территориальных вод иностранных государств, порядок взаимодействия с властями страны пребывания и другие.

Необходимо проведение совместной работы с научными организациями заинтересованных министерств и ведомств по данной проблематике.

Одной из форм применения формирований Вооруженных Сил за границей является миротворческая операция. В ее содержание кроме традиционных способов действий войск могут входить и специфические: специальные, гуманитарные, спасательные, эвакуационные, санитарно-кордонные и другие. В настоящее время их классификация, сущность и содержание четко не определены.

Кроме того, сложные и многоплановые задачи миротворчества, которые, возможно, придется решать регулярным войскам, подразумевают создание принципиально иной системы их подготовки. Ведь задача миротворческих сил состоит в том, чтобы развести конфликтующие стороны, защитить, спасти мирное население, содействовать снижению потенциала враждебности и наладить мирную жизнь. Все это требует научной проработки.

Контроль территории
Особую актуальность в современных конфликтах приобретает защита населения, объектов и коммуникаций от действий сил специальных операций противника в условиях возрастания масштабов их применения. Решение этой задачи предусматривается организацией и ведением территориальной обороны.

До 2008 года, когда численность армии на военное время составляла более 4,5 миллиона, эти задачи решались исключительно Вооруженными Силами. Но условия изменились. Теперь противодействие диверсионно-разведывательным и террористическим силам можно организовать только комплексным применением всех силовых структур государства.

Такая работа Генеральным штабом развернута. Она основывается на уточнении подходов к организации территориальной обороны, которые нашли свое отражение во вносимых изменениях в федеральный закон «Об обороне». С принятием законопроекта предстоит уточнить систему управления территориальной обороной, законодательно закрепить роль и место в ее ведении других войск, воинских формирований, органов и иных государственных структур.

Требуются, в том числе и от военной науки, обоснованные рекомендации по порядку использования разноведомственных сил и средств при выполнении ими задач территориальной обороны, способам борьбы с террористическими и диверсионными силами противника в современных условиях.

Опыт ведения военных действий в Афганистане и Ираке показал необходимость проработки совместно с научными структурами других министерств и ведомств Российской Федерации роли и степени участия Вооруженных Сил в постконфликтном урегулировании, выработки перечня задач, способов действий войск, установления пределов применения военной силы.

Важным вопросом является развитие научно-методического аппарата поддержки принятия решений с учетом межвидового характера группировок войск (сил). Необходимо провести исследование интегральных возможностей, сочетающих потенциал всех входящих в их состав войск и сил. Проблема здесь заключается в том, что существующие модели операций и боевых действий не позволяют это сделать. Нужны новые модели.

Изменения в характере военных конфликтов, развитие средств вооруженной борьбы, форм и способов их применения обусловливают новые требования к системам всестороннего обеспечения. Это еще одно направление научной деятельности, о котором нельзя забывать.

Идеи невозможно генерировать по приказу
Состояние отечественной военной науки сегодня нельзя сравнить с расцветом военно-теоретической мысли в нашей стране накануне Второй мировой войны.

Конечно, на то есть и объективные, и субъективные причины и нельзя винить за это кого-то конкретно. Не мной сказано, что идеи невозможно генерировать по приказу.

Согласен с этим, но не могу не признать и другого: тогда не было ни докторов, ни кандидатов наук, не было научных школ и направлений. Были неординарные личности с яркими идеями. Я бы назвал их фанатиками от науки в хорошем смысле этого слова. Может быть, нам сегодня как раз и не хватает таких людей.

Таких, как, например, комдив Георгий Иссерсон, который, несмотря на сложившиеся в предвоенный период взгляды, издал книгу «Новые формы борьбы». В ней советский военный теоретик предсказал: «Война вообще не объявляется. Она просто начинается заранее развернутыми вооруженными силами. Мобилизация и сосредоточение относятся не к периоду после наступления состояния войны, как это было в 1914 году, а незаметно, постепенно проводятся задолго до этого». Трагически сложилась судьба «пророка в своем Отечестве». Большой кровью заплатила наша страна за то, что не прислушалась к выводам профессора
Академии Генерального штаба.

Отсюда следует вывод. Пренебрежительное отношение к новым идеям, нестандартным подходам, к иной точке зрения в военной науке недопустимы. И тем более недопустимо пренебрежительное отношение к науке со стороны практиков.

В заключение хочу сказать, что каким бы сильным ни был противник, как бы ни были совершенны его силы и средства вооруженной борьбы, формы и способы их применения, у него всегда найдутся уязвимые места, а значит, существует возможность адекватного противодействия.

При этом мы должны не копировать чужой опыт и догонять ведущие страны, а работать на опережение и самим быть на лидирующих позициях. И здесь военной науке отводится важная роль.

Выдающийся советский военный ученый Александр Свечин писал: «Обстановку войны... предвидеть необычайно трудно. Для каждой войны надо вырабатывать особую линию стратегического поведения, каждая война представляет частный случай, требующий установления своей особой логики, а не приложения какого-либо шаблона».

Этот подход сохраняет свою актуальность и поныне. Действительно, каждая война представляет собой частный случай, требующий понимания своей особой логики, своей уникальности. Поэтому характер войны, в которую может оказаться втянутой Россия или наши союзники, сегодня предвидеть очень трудно. Тем не менее решать эту задачу надо. Грош цена любым научным изысканиям в сфере военной науки, если военная теория не обеспечивает функцию предвидения.

В решении многочисленных проблем, стоящих перед военной наукой сегодня, Генштаб рассчитывает на помощь АВН, собравшей в своих рядах ведущих военных ученых и авторитетных специалистов.

Убежден, что тесные связи Академии военных наук с Генеральным штабом Вооруженных Сил Российской Федерации будут и далее развиваться и совершенствоваться.