Тростников виктор николаевич философские беседы. Из математика - в философы. Для православной империи характерна веротерпимость

Виктор Тростников
профессор российского православного
Иоанно-Богословского университета
канд. физ.мат.наук, доктор философии

Главы из вышедшей в 2004 году
новой книги
«Православная цивилизация»

Справедливость

Эта категория принадлежит к тому же обширному кусту понятий, что и «правота», «праведность», «правильность», «правдивость» и т.п. Все они произрастают от слова «правда». Справедливость часто бывает просто синонимом правды. Когда сетуют, что на земле нет правды, имеют в виду отсутствие на ней справедливости. Или вот мужик, который в сказке пошёл к царю искать правды, – чего он искал? Конечно, справедливости. Да и ленинская газета «Правда», ставшая потом центральным органом КПСС, намекала своим названием на то, что большевики будут бороться за справедливость.

Итак, правда. Приставка «с», с которой начинается слово «справедливость», означает сопричастность к правде, стояние в правде, а значит, и правоту. Тот, кто стоит в правде, прав. А что такое с точки зрения христианина быть правым? Это значит оказаться справа от Христа на Страшном Суде. «Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25, 34). Этот Божий суд, изображённый на знаменитой фреске Микельанджело в Сикстинской капелле, как раз и является апофеозом справедливости, её окончательным торжеством, которое было изначально предопределено и которому не могли помешать никакие усилия врага рода человеческого. Она не может не восторжествовать, поскольку является основным несущим элементом, на котором держится всё мироздание. Она имманентна Бытию, и если бы её не было, не удержалось бы и само Бытие.

Такой взгляд на справедливость отражает самую суть православного миропонимания. Развивая его дальше, мы приходим к странному, но логически неизбежному заключению: несправедливости в мире не существует. Это утверждение кажется странным, потому что оно вроде бы опровергается нашей речевой практикой: если мы обратим внимание на то, какие разговоры звучат вокруг чаще всего, окажется, что это жалобы на какую-нибудь несправедливость – без них просто невозможно представить нашу повседневную жизнь. Но если бы её не было, то не на что было бы жаловаться, не так ли? Нет, не так. То, что мы называем в быту несправедливостью, есть невознаграждённость добрых дел и ненаказанность злых дел здесь и сейчас. А об отсутствии мировой справедливости можно было бы заявить только после того, как будет подведён итог всем заслугам и наградам каждой индивидуальной души и обнаружится, что у какой-нибудь из них заслуг больше, чем полученных ею наград. Но православное учение не допускает такого варианта. Согласно этому учению, баланс во всех случаях будет даже не нулевым, а положительным – суммарное вознаграждение всегда намного превзойдёт суммарные заслуги, ибо Бог бесконечно человеколюбив и милостив. И если современный православный верующий всё-таки поддаётся нынешнему поветрию постоянного недовольства жизнью, то он делает это вопреки установкам своей религии и тем самым совершает грех, который из-за его широчайшей распространённости в наше время следует выделить особо и назвать, например, грехом брюзжания». Впадая в этот грех, христианин должен помнить слова преподобного Серафима Саровского, обращённые им к своим духовным чадам: «Нет нам дороги унывать!» Следует также отдавать себе отчёт в том, что сетования на несправедливость являются симптомом недостаточной веры, который должен насторожить того, кто следит за состоянием своей души. Вера есть «уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1), т.е. в существовании инобытия, где восторжествует справедливость и с лихвой возместится то плохое, что выпало на долю земного фрагмента нашего бытия, поэтому оскудение веры лишает надежды на такое возмещение и приводит к унынию.

Когда вера исчезает полностью и наступает господство атеизма, понимание термина «справедливость» претерпевает качественное изменение. Это происходит по двум причинам. Во-первых, последовательный атеизм неизбежно влечёт за собой материализм, и подлинным благом начинает признаваться только вещественное благо, т.е. имущество. Во-вторых, не признавая потусторонней действительности, где, по убеждению верующих, Бог одарит благами тех, кто их здесь недополучил, атеист требует произвести такую компенсацию в течение земной жизни человека. Из этих двух посылок следует вывод: отнять имущество у богатых и распределить его между бедными. Это – социализм.

Эта идея играла огромную роль в истории последних веков и играет её по сей день. Причина этого заключается в том, что, возникая вначале именно как идея, как кабинетная выдумка, социализм легко переходит в идеологию политического движения и начинает требовать своего осуществления на практике. Томас Мор поместил изобретённый им социализм на острове с название «Утопия», что означает «находящийся нигде», а через некоторое время эта система образовала гигантский «лагерь», занявший половину земного шара. Иначе и не могло быть, ибо в самой идее социализма есть нечто такое, что оказывается необычайно привлекательным для отпавшего от Бога человека: она пленяет его ум простотой и ясностью, а сердце – кажущейся нравственной обоснованностью. Эта решающая для популярности социализма апелляция к душе, к чувствам, есть не что иное, как призыв к установлению справедливости. Учитывая направление европейского развития, обозначившееся в эпоху гуманизма, можно сказать, что победа социализма на значительной части нашей планеты была неизбежной. Коль уж «наука доказала, что Бога нет», значит, в освободившийся центр картины мира нужно поместить человека. Но кто этот новый пуп земли – «я» или «мы»? Протестантизм, из которого вырос капитализм, сказал: «я», но это вело к легализации такого неприглядного свойства, как эгоизм, и далеко не всем понравилось. Поэтому, как только возник индивидуальный антропоцентризм, рядом с ним заявил о себе и коллективный антропоцентризм, приверженцы которого сказали: место бывшего бога займём мы, объединённые братством и взаимопомощью, и нам не будет преград ни в море, ни на суше. И вот что следует подчеркнуть: сторонники второго вида антропоцентризма по своим моральным качествам были выше сторонников первого, среди них встречались даже люди исключительного благородства и бескорыстия; как сказал о. Сергий Булгаков о первых русских революционерах – «почти святые». Недаром некоторые разновидности социализма, особенно в Латинской Америке, сочетают свою установку на «справедливость здесь и сейчас» с формальной церковностью. Фидель Кастро, например, считает себя образцовым католиком, посещает мессу и причащается (в Советском Союзе этот факт скрывался от населения), а самыми великими людьми мировой истории объявляет Маркса, Ленина и … Иисуса Христа.

Это не смешно, а очень грустно. Сближение, тем более отождествление иерусалимской апостольской коммуны и коммунизма как высшей стадии социализма, где у людей тоже всё общее, – свидетельство утраты апостасийным сознанием того ценнейшего дара, который святые отцы называют различением духов. Это – особый род нравственной чуткости, который можно сравнить с музыкальным слухом, позволяющим сразу уловить фальшивую ноту. Различение духов есть способность схватывать метафизическую суть, которая у внешне схожих явлений может быть разной и даже противоположной. Она даётся лишь тому, кто посвящает себя служению Богу, желая быть его верным рабом: в этом случае небесный Хозяин посвящает его в тайны своих владений, подсказывая, какие и в каких местах возникают проблемы и каковы их духовные причины. Различению духов может научить только повелитель всех духов Бог, поэтому тот, кто в Бога «верит средне», при любой эрудиции и учёности останется в жизни глупцом, так как никаких подсказок свыше не получит. Вот для таких-то глупцов социализм становится суррогатом христианства, ибо он представляет собой наиболее нравственный по видимости вариант атеистического общественного жизнеустроения. Говоря совсем коротко, это христианство безбожников. Разумеется, разница между ним и подлинным христианством столь же велика, как между «милостивым государем» и просто Государем.

Уравниловка, которую насильно устраивают захватившие власть социалисты, не имеет ничего общего с призывом Христа к благотворительности, которая тоже сокращает дистанцию между имущими и неимущими. Христос говорит богатому: поделись с бедным, а социалист говорит бедному: отними у богатого. Не почувствовать здесь принципиальной разницы может только человек, совершенно одичавший во внерелигиозном существовании.

Глупость социалистов вылезает наружу в тот самый момент, когда они приступают к реализации своего проекта, т.е. к перераспределению благ между гражданами. Поскольку, будучи материалистами, они признают только вещественные блага, имущество, а имущественные отношения в социуме являются только частью сложной системы всех межчеловеческих отношений, грубое вмешательство в эту сферу вызывает повреждения и в других сферах общественного бытия и делает выбитыми из колеи и несчастными не только тех, у кого отнимают добро, но и тех, кто его отнимает. Мы, русские, хорошо это знаем: после нашей социалистической революции страдали все, и вместо «счастья на века» получилась национальная трагедия.

Но хуже всего в социализме то, что, относя понятие справедливости только к земному существованию, он делает это понятие относительным. Судить о том, что справедливо, а что нет, теперь начинают сами люди, а людские оценки всегда субъективны. У разных индивидов или групп на этот счёт разные мнения, обусловленные их частными интересами. Ленин сказал: нравственно то, что служит победе мирового пролетариата, и это заявление привело большевиков в восторг. Но почему именно пролетариата? Почему не к победе купечества или духовенства? Эти сословия, вероятно, не были согласны с Лениным. Значит, у каждого своё определение справедливости, так ведь? Но какая же тогда это справедливость? Ведь слово «справедливость» происходит от слова «правда», а правда в мире только одна.

Достигший пика своего могущества в шестидесятые годы двадцатого века «социалистический лагерь» не дожил лет двадцать до конца столетия и рухнул. Но поклонникам капитализма обольщаться не следует. Когда индивидуалистический антропоцентризм, оплотом которого является сегодня Америка, в полной мере обнажит свою уродливую суть, социализм, уродства которого успеют к тому времени забыться, снова станет притягивать сердца прекраснодушных маловеров, и тогда станут вполне возможными новые социалистические перевороты. Не являются ли предтечами грядущих революционеров современные антиглобалисты и террористы? Ведь гнев и тех и других обращён исключительно против буржуазной западной цивилизации и её приспешников, содействующих её экспансии, к каковым приспешникам причисляют и Россию. Так что «призрак коммунизма» может в будущем ожить и бродить уже не только по Европе.

Православное сознание видит только один способ избежать этих потрясений: не искать карикатурной рукотворной справедливости, а предоставить вершить её Всемилостливому Богу, вспоминая слова апостола Павла: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12. 19).
А ещё короче отношение к справедливости в Православии выражается четырьмя словами Иоанна Златоуста: СЛАВА БОГУ ЗА ВСЁ!

Собственность

Может показаться, что это понятие очень близко к предыдущему, поскольку широко распространено мнение, будто в самом институте собственности заложена несправедливость, которая при развитии этого института приобретает чудовищные размеры. Но ведь и при социализме, который якобы устраняет эту несправедливость, тоже существует собственность, и не только коллективная, но и личная. Просто пропорции этих двух форм собственности при социализме не таковы, как при капитализме. Поэтому нам надо вначале выяснить, как Православие относится к собственности вообще, т.е. к владению отдельным человеком, какой-то группой людей или всем человечеством чем-то внешним. Есть ли у нас право, указывая на какой-то объект, говорить «это моё» или «это наше»?

Если этот объект является плодом человеческого труда, тут нет вопроса. Смастерив своими руками книжную полку, я вправе считать её своей. Сложнее обстоит дело, когда объект является природным, никем из людей не сделанным. Хотя, сотворив человека, Бог сказал: «… да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землёю, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт. 1, 26), однако мы читаем дальше: «взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (2, 15). Из этого добавления следует, что отдание человеку созданной в предыдущие пять дней природы не было безусловным, ибо оговаривалась функция заботы о ней человека. На юридическом языке это означает, что Бог дал людям землю в аренду, оставляя за собой право отобрать её, если они не выполнят условия.

То, что мир в действительности является собственностью Бога и только Его, становится очевидным из другого библейского текста.

«У Возлюбленного Моего был виноградник на вершине утучнённой горы, и Он обнёс его оградою, и очистил его от камней, и насадил в нём отборные виноградные лозы, и построил башню посреди его, и выкопал в нём точило, и ожидал, что он принесёт добрые грозды, а он принёс дикие ягоды. И ныне, жители Иерусалима и мужи Иуды, рассудите Меня с виноградником Моим. Что ещё надлежало бы сделать для виноградника Моего, чего Я не сделал ему? Почему, когда Я ожидал, что он принесёт добрые грозды, он принёс дикие ягоды? Итак Я скажу вам, что сделаю с виноградником Моим: отниму у него ограду, и будет он опустошаем; разрушу стены его, и будет он попираем. И оставлю его в запустении; не будут ни обрезывать, ни вскапывать его, – и зарастёт он тёрнами и волчицами, и повелю облакам не проливать на него дождя. Виноградник Господа Саваофа есть дом Израилев, и мужи Иуды – любимые насаждения Его» (Ис. 5, 1-7).

Здесь отсутствие у человека каких-либо «неотъемлемых прав», о которых так любит рассуждать нынешняя постхристианская западная культура, провозглашено в предельно категоричной форме, поскольку Бог через пророка Исайю отнимает у него самое, казалось бы, фундаментальное право – просто жить, делая при этом не то, что от него требуется. Народ, который перестаёт работать на своего Создателя, будет попран другими народами, лишён защиты и ограды, превращён в растворённое в окружающих нациях неприкаянное жалкое племя. Таков закон бытия: если кто-то перестаёт заботиться о принесении плода Богу, Бог перестаёт заботиться о нём, а без небесного покрова никому не выжить.

Понимание этого закона – одна из самых характерных черт православной цивилизации. В сфере культуры эта религиозная посылка претворяется в то, что генетически православное искусство, например русское, всегда наделяет положительного героя чувством долга, стремлением послужить чему-то высокому. Эта особенность сохранилась и в искусстве советского, атеистического периода, когда мы формально разорвали с Православием, но инерция ума и чувств оставила неприкосновенной прежнюю шкалу ценностей. Особенно энергично пропагандировали служение как прекраснейшую из человеческих доблестей советские кинофильмы.

Итак, отношение нормативного православного сознания к праву собственности понятно: оно у человека не абсолютно и предоставляется ему в обмен на обязательство возделывать и хранить полученное. Но в повседневной речи можно каждый раз не подчёркивать условность людской собственности, а подразумевать её и говорить просто «собственность». Так вот, собственность бывает двух видов: частная и общественная, и в течение последних пятисот лет в Европе велись жаркие споры о том, какой из этих видов должен быть узаконен как основной, и правильное решение этого вопроса представлялось панацеей от всех бед и ключом к процветанию и счастью. Чью же сторону должен принять в этой полемике православный человек?

Несмотря на то, что иерусалимская апостольская община, где ни у кого не было ничего своего, изображается в «Деяниях» как нечто весьма похвальное, ни в одном месте Священного Писания, святоотеческих творений и соборных определений Православной Церкви нет даже отдалённого намёка на осуждение института частной собственности. Неприкосновенность же её провозглашается уже в Моисеевом законе, полностью принятом и христианством, причём запрет нарушать эту неприкосновенность в нём повторяется дважды – в восьмой заповеди «не кради» и в десятой «не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20, 15-17). Как мы видим, здесь пресекается не только лишение человека его собственности, но даже и мысль о таком лишении, и это, конечно, свидетельствует о том, что право частной собственности является священным.

Главное здесь не в том, что при частной собственности возникает персональная ответственность за объект владения, что есть конкретный его хозяин, заинтересованный в поддержании его в должном порядке, тогда как при обобществлении материальных ценностей они становятся ничьими и быстро приходят в запустение (опыт построения социализма в двух десятках стран доказал это с математической точностью). Более принципиальным аргументом в пользу частной собственности служит то, что без неё не может быть благотворительности, а она является, пожалуй, самым доступным средством вхождения в Царство Божие. Спасительную для меня заповедь Христа «отдай ближнему рубашку» я могу выполнить только в том случае, когда эта рубашка моя, а не выданная мне под расписку со склада общенародного имущества. И, как это ни покажется странным, чем значительнее принадлежащая человеку собственность, тем больше у него возможностей попасть в рай – конечно, при условии, что он разумно ею распорядится. А в чём тут наибольшая разумность? Ответ на этот вопрос даёт евангельская притча.

«Когда выходил Он в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй; не убивай; не кради; не лжесвидетельствуй; не обижай; почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: Учитель! Всё это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе не достаёт: пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошёл с печалью, потому что у него было большое имение» (Мк. 10, 17-22).

В этой замечательной притче есть один тонкий момент. Не сразу понятно, почему Иисус вдруг «возлюбил» вопрошающего. Причина состояла в том, что этот человек захотел не просто спасения – оно уже было обеспечено ему исполнением с младых ногтей «закона», – а вхождение в обители, предназначенные для совершенных. Такая серьёзная заявка не могла не вызвать одобрения Сына Божия, почувствовавшего, что эта чистая душа может принести Отцу особенно ценный плод. И плод был бы принесён, и будущее блаженство возле Бога было бы душой обретено, сделай человек то, что посоветовал ему Иисус. Всё было в этот момент в его руках, головокружительная перспектива открылась перед ним, и всё благодаря тому, что у него была не только рубашка, как у меня, а большое имение. Но ему стало жалко расстаться с имением, и он упустил потрясающую возможность. Но, конечно, в истории Православия были и другие богатые люди, которым именно их богатство, их собственность помогла подняться к Богу – например, Серафим Вырицкий, купец-миллионщик, отдавший все деньги церквам и постригшейся в монахи. Во время войны с нацистами он тысячу ночей молился на камне о России, и, надо думать, это стало не последним вкладом в нашу победу.

Если же вернуться к хозяйственной целесообразности частной собственности, то её можно обосновать не только многочисленными фактами, но и философскими доводами. Как было уже сказано, человеку, вступающему во владение не им произведёнными благами, вменяется в обязанность беречь их и приумножать. Но «обязанность» есть категория, относящаяся к субъекту, а коллектив, в строгом смысле этого слова, не является субъектом, поскольку у него нет единого целостного центра самосознания, а значит, и единой ответственности. Поэтому даже когда какая-либо группа людей совершает наказуемый поступок единодушно, следователи и судьи обязательно ищут зачинщиков, коноводов, провокаторов и т.п. Субъект ответственности всегда «я», а «мы» может быть приравнено к «я» только иносказательно.

И ещё одно соображение, уже научное. Неорганическая материя подчинена закону возрастания энтропии (второму началу термодинамики): предоставленная самой себе она теряет упорядоченность и приходит в состояние хаоса. Понижают энтропию только живые существа. И если какой-то фрагмент материального мира сделался собственностью человека, это означает, что он превратился в его продолжение, стал частью его «я», а это сразу выводит его из подчинения энтропийному закону. Так что институт частной собственности способен спасти не только души людей, но и неодушевлённую составляющую земного бытия.

Власть

Православные христиане всегда одобряли общественное установление, называемое властью, безропотно подчинялись власти и в этом смысле неизменно представляли собой самую лояльную и законопослушную часть населения, в какой бы стране они ни жили. Митрополит Макарий в своём «Догматическом богословии» (вторая половина ХIХ в.) справедливо утверждает, что христиане являются самыми благонадёжными гражданами любого государства, которые никогда не доставят ему никаких проблем. Но они одобряют институт власти не потому, что находят его самоценным, а потому, что считают его необходимым для существования общества. Необходимость же власти вытекает из повреждённости человека первородным грехом, так что православная политология определяется православной антропологией.

Иммануил Кант говорил, что личная мораль должна быть такой, чтобы её можно было положить в основу общественного законодательства. Но если бы людская мораль и вправду стала такой, то законодательство вообще оказалось бы не нужным, ибо то, что должно регулировать, регулировалось бы моралью, которую каждый человек носит в своём сердце. Осуществлялась ли такая идиллия когда-нибудь в истории? Да, но очень давно, более трёх тысяч лет тому назад. Сразу после исхода из Египта, который стал возможным благодаря великой милости Бога к своему избранному народу, этот вызволенный Им из рабства народ проникся благочестием и соблюдал законы Моисея по доброй воле, не нуждаясь в том, чтобы власть заставляла его это делать, и начальников у него поэтому не было. Вот как повествует об этом библейская история: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд. 17, 6). Однако позже, когда воспоминания о египетских казнях и манне небесной выветрились, израильтяне потребовали у пророка Самуила помазать им царя, ибо жить в мире только по совести уже не могли.

Необходимость власти для грешных людей иллюстрируется таким примером. Представьте, что удильщик уронил в речку спички. Он выловил их, высыпал из коробка и разложил на солнышке. Когда они высохли, он попытался снова сложить их в коробок, но не тут-то было: покоробившись от намокания, они туда не влезали. Что ему надо сделать? Сильно надавить сверху рукой и надвинуть крышку. Так и нас, покоробленных грехом, надо сдавить, и только тогда мы поместимся в обществе. Это необходимое насилие и производит над нами власть. Нельзя сказать, что такой нажим нам приятен, но без него никак не обойтись. Как сказал один философ, власть нужна не для того, чтобы наша жизнь раем, а для того, чтобы она не стала адом. Эти слова точно отражают позицию Православия в отношении власти, которая наиболее полно выражена апостолом Павлом.

«Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё; ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Рим. 13, 1-5).

Об этом же говорит и другой первоверховный апостол – Пётр.

«Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от Него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, – ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей, – как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии. Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите» (1 Пётрю 2, 13-17).

Если кто-то подумает, что в эпоху Петра и Павла в стране правила какая-то особо хорошая власть и поэтому они призывали служить ей не за страх, а за совесть, напомним, что кесарем в то время был Нерон, устроивший первое массовое гонение на христиан, обвинив их в поджоге Рима, организованного им же самим. Вряд ли такого царя можно назвать хорошим, однако его отрицательные личные качества никак не могли повлиять на положительную оценку апостолами власти, как таковой.

Но признавая власть, как установленную Богом для наведения порядка и законности, Православие всё же различает разные её формы. Какую же форму оно считает наилучшей?

Абсолютного, внеисторического ответа на этот вопрос не существует. Как религия, Православие не может заниматься такими оценками. Ему всё равно, какую политическую систему избирает для себя окружающий его мир, ибо Царство православных «не от мира сего» (Ин. 18, 36). Когда ученики подбивали Иисуса использовать свой авторитет, чтобы свергнуть римских наместников, Он гневался и говорил, что такие вещи Его не касаются. Политические дискуссии, одобрение или осуждение тех или иных форм государственности совершенно чужды духу Нового Завета, там ничего этого нет. Но если говорить о чисто умозрительных и эстетических предпочтениях, то православный человек отдаст их единоначалию, так оно ближе всего напоминает устроение Небесного Царства с его единым Хозяином и иерархией ангельских чинов.

Однако по непостижимой диалектике Божьего Промысла произошло нечто непредвиденное: неотмирность раннего христианства оказалась более мощным средством воздействия на этот мир, чем прославленный прагматизм мудрейших римских политиков, и на основе христианской религии начала формироваться новая цивилизация, постепенно изменившая весь облик Европы. А цивилизации уже не всё равно, в какой ей жить политической системе, и самой подходящей для православного культурно-исторического типа системой является империя. Причины этого понятны: хранительница и носительница духа Православная Церковь нуждается в едином каноническом пространстве, на котором она могла бы вести свою окормляющую деятельность, а этого пространства не будет, если нет единого и однородного правового пространства, обеспечиваемого сильной централизованной властью. Идеалом же для православной цивилизации является установление на этом пространстве симфонии – единодушия и взаимной поддержки авторитарной светской власти, охраняющей «тихое и безмолвное житие» своих граждан, и Церкви, которая учит народ проводить это житие «во всяком благочестии и чистоте». Этот идеал никогда не был в полной мере осуществлён, но стремление к нему было главным двигателем европейской, а затем русской истории на протяжении полутора тысяч лет, и наибольшее приближение к нему достигалось именно в империях – в Первом, Втором и Третьем «Римах».

Таким образом, отношение Православия к власти можно выразить краткой формулой: «если из-за греховности человека невозможно безвластие, то пускай будет единовластие».

(р. 10.09.1928) - по образованию физик, математик; разрабатывает проблемы теор. и прикладной филос. и богословия; канд. филос. наук. Род. в Москве.

Окончил физ.-техн. ф-т МГУ в 1953. Работал в Ленинграде, затем вел в Москве преп. деятельность по высшей математике в разл. вузах. Был доц. по каф. высшей математики МИИТа. Имеет ряд публикаций по разл. вопросам физики и математики, в т.ч. монографии по матем. логике.

В 1970 стал канд. филос. наук. В 1980 за участие в альманахе "Метрополь" был уволен с работы.

Работал сторожем, чернорабочим, каменщиком, прорабом (1986). Все эти годы продолжал печататься в самиздате и за рубежом.

В 1988 по приглашению Рус. Православной Церкви за границей ездил в США, где сделал доклад на тему "Тысячелетие крещения Руси". Совершив еще несколько заруб. поездок, сосредоточился на лит. работе, т. к. появилась возможность публиковаться на родине.

Его работы проблемного характера по богословию, теор. и прикладной филос., истории, политике печатались в ж. "Москва", "Молодая гвардия", "Православная беседа", "Литературная учеба" и др. С 1996 читал курс лекций по филос. на юрид. ф-те Росс. Православного ун-та. Характеризуя эволюцию своего мировоззрения от материализма к богопознанию, сам Т. отмечает, что его внутр. развитие определялось потребностью понять, "вчувствоваться", усвоить всем своим существом весь миропорядок, мироустройство, "взятое во всех деталях сразу, как нечто единое и целостное". Это стремление, пишет в своей биографии Т., и есть ключ к его творч. и его судьбе.

Вначале универсальным средством познания для него была физика, затем - математика.

Убедившись, что наиболее глубокие ее проблемы связаны с теорией вывода, Т. стал специализироваться в обл. матем. логики.

Поняв, что специфика матем. знания отражает и особенности человеч. сознания, самой интересной сферой знания для него стала филос.; важнейшей ее частью Т. считал гносеологию.

Тяга ко все более общему знанию и более глубокому пониманию вывела Т. на богослов-ствование, ибо, отмечает он, понятие Бога является той последней "скрепой", к-рая удерживает в единстве общего порядка единство Вселенной и единство человека, и "создает то самое единство всего, к которому истинный философ идет всю жизнь". Об огромной объяснительной силе этого понятия Т. написал в кн. "Мысли перед рассветом". Это была кн. по "научной апологетике" с привлечением совр. науч. материала.

Обращение к богословию, давшему Т. "всеобщую скрепу" для ума, чувства и жизни, привело его к "воцерквлению". Кроме того, Т. считает, что отдание приоритета этой "скрепе" перед всеми др. ведет к отождествлению познания с Бо-гопознанием, а Бог как личное и творч. начало открывается человеку в той мере, в какой Сам этого хочет, и этот процесс бессильны ускорить образование, науч. знания и др. интеллектуальные накопления человеч. цивилизации.

Так Т. пришел к убеждению, что задача философа состоит лишь в том, чтобы формулировать вечные истины на языке своего поколения и иллюстрировать их наиболее убедительными для этого поколения фактами.

Выполнению этой задачи и посвящены труды Т. 80-х гг. 90-е гг., кроме лекционной деятельности, кн. и статей по "науч. апологетике", знаменуются постепенным переходом философа от апологетики к экзегетике и от космологии к сотериологии.

Центр. темой в них становится тема спасения.

В этой связи Т. ставит вопрос о природе и происхождении нашей цивилизации, считая, что она целенаправленно препятствует делу спасения, и вводит в свои произведения размышления эсхатологич. порядка.

Кроме того, важной темой считает он проблему спасения в браке. Из многочисленных публикаций по вопросам науки, филос. и богословия сам автор считает осн. те, к-рые приводятся ниже. Соч.: Мысли перед рассветом.

Париж, 1979; М., 1997; Мысли о России // Русское возрождение.

Нью-Йорк, 1987; Научна ли научная картина мира? // Новый мир. 1989. № 12; Мысли о любви // Кубань, 1994; "Им же вся быша" // Москва. 1995, № 1; Понимаем ли мы Евангелие? М., 1997; Бог в русской истории.

Одесса, 1998; Философия супружества.

Наш современник, философ Тростников пришел в философию из математики. Он не просто философ, но продолжает династию православных русских философов, среди которых - П. А. Флоренский, Н. А. Бердяев, В. В. Розанов, а в более позднее время П. Флоренский, А. Ф. Лосев, С. С. Аверинцев и другие.

Православная философия как яркое направление появилось в 19 веке и не теряет актуальности сегодня. Православные философы пытаются ответить на вопросы, которые мы чаще всего задаем себе на протяжении нашей жизни. Особенно, когда проблемы заводят нас в тупик.

Философ из столицы

Виталий Николаевич Тростников родился в 1928 году. Он всю жизнь прожил в Москве, где родился, за исключением военного периода. В 2017 году писатель ушел из жизни. Это случилось 29 сентября. Тростницкому было 90 лет.

После Тростникова остались многочисленные труды. Из наиболее часто цитируемых Тростникова Виктора Николаевича книг - «Кто мы?», «Православная цивилизация», «Вера и разум», «Мысли перед рассветом», «Мысли перед закатом», напечатанная в 2015 году. "Мысли перед закатом" получили приз в области литературы «Золотой Дельвиг».

Из математика - в философы

Что привело математика в философию? Виктор Николаевич окончил физико-техническое отделение Московского государственного университета, получил звание доцента, преподавал.

В возрасте 42 лет с блеском защитил кандидатскую диссертацию. Не на математические темы, а в области философских наук.

Как стать диссидентом

В 1980 г. вышла его первая книга. Первая из тех, что автор посвятил проблемам религии в современной жизни «Мысли перед рассветом». В ней он рассуждает о теории дарвинизма, о высшем промысле, о том, чего достигла наука, когда пошла в своих объяснениях о сотворении мира путем древнегреческого метода: чтобы понять истину, надо привести исходные данные до абсурда.

Виктор Николаевич аргументировано разбирает дарвинизм и его проблемы, также пишет о зарождении атеизма в 19 веке. Книга была издана в Париже, и этого оказалось достаточным, чтобы стать диссидентом.

Математики, они всю жизнь ищут решение формул. Какая же формула подтолкнула Тростникова к божественному? Какая тема увела его от истории математики и логики к Богу? Ведь отказавшись от привычного уклада жизни, математик оказался записанным в диссиденты, потерял работу на кафедре.

Ради любимого дела Тростников был готов принять лишения. Потеряв должность в университете, он работал сторожем. Вплоть до перестройки.

Но, уйдя в чернорабочие, он продолжал писать о вере и смысле жизни. К этому периоду жизни относится «Увольнение». В этом произведении автор размышляет о перспективах духовного развития страны.

Тростников дружит и общается со многими известными представителями научной и культурной интеллигенции того времени. В одном публицистическом сюжете он рассказывает о своих встречах и дружбе с Владимиром Высоцким.

Виктор Николаевич познакомился с ним на встречах писателей из альманаха «Метрополь». Этот труд представляет собой тексты таких известных писателей, как Е. Рейн, Б. Ахмадулина, А. Вознесенский, В. Высоцкий, Ю. Карабчиевский и др. Этих авторов редко печатали или не печатали вовсе. Сборник издали самиздатом в количестве 12 журналов.

Новая творческая жизнь

С 90-х гг. Виктор Николаевич уже часто публикуется в различных периодических изданиях, выходят его книги.

В течение долгих лет он занимал должность профессора в Университете православия.

Если первая книга, посвященная философским проблемам, называлась «Мысли перед рассветом», то последняя книга Виктора Николаевича Тростникова носит название «Мысли перед закатом». Автор перебрасывает мостик между началом философской карьеры и завершением жизненного пути. Однако после «Мысли перед закатом» Тростников успел закончить действительно последнюю книгу - «После написанного». Она создавалась в течение 2016 года, а издали книгу зимой следующего года.

Труд Виктора Николаевича Тростникова «Мысли перед закатом» начинается с цитаты из Блаженного Августина: "Если я пойму время, я пойму всё".

История как промысел Божий

Виктор Николаевич Тростников публиковался и в сборнике, посвященном одной теме, - историософии и размышлению об истории. Сборник называется «История как промысл Божий». Под одной обложкой здесь находятся историософические размышления православных мыслителей Г. М. Шиманова, В. Ю. Катасонова (экономист-международник) и В. Н. Тростникова (православный мыслитель, писатель, один из идеологов русского национального возрождения). Все произведения объединены попыткой понять смысл всеобщей истории и подробней - российской. «История как промысел божий» Тростникова Виктора Николаевича появилась на свет в 2014 г.

В текстах размышляет о мироздании, современных проблемах цивилизации с позиций православия. Тростников мечтал, чтобы те, кто живет в России, знали историю страны и встали бы на путь, ведущий к Богу. Путь, по мнению философа, потерянный западной цивилизацией и посему обреченный на разрушение.

Одна из любимых тем Виктора Николаевича Тростникова - философия истории, размышления о ней с точки зрения православия. Этой идее посвящены такие книги, как «Путь России в XX столетии», «Имея жизнь, вернулись к смерти», «Бог в русской истории», «Православная цивилизация», «Россия земная и небесная», «Быть русскими — наша судьба».

Философские разговоры

Знакомые Виктора Николаевича отмечают его энциклопедический ум, превосходное знание предмета и рассказывают, что Тростников умел увлечь рассказами на тему истории людей разного возраста и легко захватывал внимание детей.

Популярностью пользовалась и передача «Философская беседа», где вел Виктор Николаевич Тростников философские беседы, рассказывая об известных мыслителях человечества.

Центральной идеей Тростникова стало то, что история пишется нам свыше. А многополярность цивилизаций - это элемент божественного замысла. И что божий промысел, несмотря на катаклизмы, сберегает от разрушения православную страну.

Тростников, Виктор Николаевич

(р. 10.09.1928) - по образованию физик, математик; разрабатывает проблемы теор. и прикладной филос. и богословия; канд. филос. наук. Род. в Москве. Окончил физ.-техн. ф-т МГУ в 1953. Работал в Ленинграде, затем вел в Москве преп. деятельность по высшей математике в разл. вузах. Был доц. по каф. высшей математики МИИТа. Имеет ряд публикаций по разл. вопросам физики и математики, в т.ч. монографии по матем. логике. В 1970 стал канд. филос. наук. В 1980 за участие в альманахе "Метрополь" был уволен с работы. Работал сторожем, чернорабочим, каменщиком, прорабом (1986). Все эти годы продолжал печататься в самиздате и за рубежом. В 1988 по приглашению Рус. Православной Церкви за границей ездил в США, где сделал доклад на тему "Тысячелетие крещения Руси". Совершив еще несколько заруб. поездок, сосредоточился на лит. работе, т. к. появилась возможность публиковаться на родине. Его работы проблемного характера по богословию, теор. и прикладной филос., истории, политике печатались в ж. "Москва", "Молодая гвардия", "Православная беседа", "Литературная учеба" и др. С 1996 читал курс лекций по филос. на юрид. ф-те Росс. Православного ун-та. Характеризуя эволюцию своего мировоззрения от материализма к богопознанию, сам Т. отмечает, что его внутр. развитие определялось потребностью понять, "вчувствоваться", усвоить всем своим существом весь миропорядок, мироустройство, "взятое во всех деталях сразу, как нечто единое и целостное". Это стремление, пишет в своей биографии Т., и есть ключ к его творч. и его судьбе. Вначале универсальным средством познания для него была физика, затем - математика. Убедившись, что наиболее глубокие ее проблемы связаны с теорией вывода, Т. стал специализироваться в обл. матем. логики. Поняв, что специфика матем. знания отражает и особенности человеч. сознания, самой интересной сферой знания для него стала филос.; важнейшей ее частью Т. считал гносеологию. Тяга ко все более общему знанию и более глубокому пониманию вывела Т. на богослов-ствование, ибо, отмечает он, понятие Бога является той последней "скрепой", к-рая удерживает в единстве общего порядка единство Вселенной и единство человека, и "создает то самое единство всего, к которому истинный философ идет всю жизнь". Об огромной объяснительной силе этого понятия Т. написал в кн. "Мысли перед рассветом". Это была кн. по "научной апологетике" с привлечением совр. науч. материала. Обращение к богословию, давшему Т. "всеобщую скрепу" для ума, чувства и жизни, привело его к "воцерквлению". Кроме того, Т. считает, что отдание приоритета этой "скрепе" перед всеми др. ведет к отождествлению познания с Бо-гопознанием, а Бог как личное и творч. начало открывается человеку в той мере, в какой Сам этого хочет, и этот процесс бессильны ускорить образование, науч. знания и др. интеллектуальные накопления человеч. цивилизации. Так Т. пришел к убеждению, что задача философа состоит лишь в том, чтобы формулировать вечные истины на языке своего поколения и иллюстрировать их наиболее убедительными для этого поколения фактами. Выполнению этой задачи и посвящены труды Т. 80-х гг. 90-е гг., кроме лекционной деятельности, кн. и статей по "науч. апологетике", знаменуются постепенным переходом философа от апологетики к экзегетике и от космологии к сотериологии. Центр. темой в них становится тема спасения. В этой связи Т. ставит вопрос о природе и происхождении нашей цивилизации, считая, что она целенаправленно препятствует делу спасения, и вводит в свои произведения размышления эсхатологич. порядка. Кроме того, важной темой считает он проблему спасения в браке. Из многочисленных публикаций по вопросам науки, филос. и богословия сам автор считает осн. те, к-рые приводятся ниже.

Соч.: Мысли перед рассветом. Париж , 1979 ; М. , 1997 ; Мысли о России // Русское возрождение. Нью-Йорк , 1987 ; Научна ли научная картина мира? // Новый мир. 1989. № 12 ; Мысли о любви // Кубань , 1994 ; "Им же вся быша " // Москва. 1995 , № 1 ; Понимаем ли мы Евангелие? М. , 1997 ; Бог в русской истории. Одесса , 1998 ; Философия супружества. М. , 1999.

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

Смотреть что такое "Тростников, Виктор Николаевич" в других словарях:

У этого термина существуют и другие значения, см. Метрополь. Альманах «Метрополь» сборник неподцензурных текстов известных литераторов (Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Рейн, Владимир Высоцкий, Юз Алешковский, Генрих Сапгир, Юрий… … Википедия

Эту страницу предлагается переименовать в Русский Дом (журнал). Пояснение причин и обсуждение на странице Википедия:К переименованию/20 августа 2012. Возможно, её текущее название не соответствует нормам современного русского языка… … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Русский дом. Русский Дом … Википедия

Книги

• История как Промысл Божий , Катасонов Валентин Юрьевич, Тростников Виктор Николаевич, Шиманов Геннадий Михайлович. В книге современных русских мыслителей раскрывается суть промысла Божьего в истории человечества, показана божественная деятельность мировой жизни, сохраняющаямир и направляющая его к…
• Трактат о любви. Духовные таинства , Тростников Виктор Николаевич. Цель "Трактата о любви" В. Н. Тростникова - разобраться в значении одного-единственного, но часто употребляемого нами слова" любовь" . Неужели этому надо посвящать целое исследование? Да,…

Виктор Николаевич Тростников отошел ко Господу, перенеся тяжелые страдания от болезни и, уверен, не менее тяжелые от сознания того, что покидает привычный мир, насыщенный работой, новыми впечатлениями, яркими переживаниями и встречами с близкими друзьями.

Яркий и самокритичный, с неизменным искрящимся чувством юмора, добрый не простой добротой, а каким-то необыкновенным душевным настроем, всегда понимающий тебя с полуслова и снисходящий к твоим ошибкам и шероховатостям, он был по-своему уникальным человеком.

Например, мне было очень трудно представить, что Виктор Николаевич – выдающийся математик, настолько мы близко общались с ним, как «лирики». Но дело, конечно, совсем не в этом, не в моих ощущениях и представлениях.

В качестве автора Радио «Радонеж» Виктор Николаевич был мне знаком достаточно давно: пожалуй, с середины 90-х годов прошлого века, когда я слушал его блистательные передачи, часто записанные вместе с такими же «мэтрами» философии и культурологии, как Игорь Шафаревич, Владимир Махнач, Георгий Ансимов и Александр Стрижов. Почему-то тогда, в далекие 90-е все это многообразие, вся эта удивительная палитра имен (как и имя Виктора Николаевича Тростникова) воспринимались само собой разумеющимися. Не могло быть на «Радонеже» других авторов! Это были представители лучшей части нашего народа, выразители его идей и стремлений, мыслей и чаяний. Для этого ведь и была создана радиостанция: дать возможность аудитории услышать лучших из лучших, познать культуру и Церковь, что называется «из первых уст»!

Если сейчас подумать о том, какой вклад внес Виктор Николаевич в воцерковление множества русских людей еще тогда, когда только рухнул богоборческий режим, становится радостно и невероятно светло и отрадно! Если Господь, по неложному Своему слову, обещал награду лишь за стакан холодной воды, поданной жаждущему, - чего удостоится тот, который отдал лучшие годы своей жизни на проповедь Христа и Его Божественного Евангелия!

Особенно ценным, на мой взгляд, является то, что Виктор Николаевич принадлежит к миру ученой интеллигенции. Он сам, своим собственным умом и жизненным опытом, пришел к Богу и, открыв Ему свое сердце, опытно постигал научно доказуемые принципы Божественного мироздания, пути Промысла и неизреченную любовь Создателя к Своему созданию. Многие так называемые «атеисты», заявляющие о себе с такой гордостью и самомнением, мне кажется, просто до конца не честны перед собой самими. Они еще просто не прониклись тем вниманием и любовью к самим себе, насколько был полон этими чувствами В. Н. Тростников. И если они будут перед лицом своей совести и своего накопленного научного опыта такими же честными, как Виктор Николаевич, они обязательно встретят Бога и так же, как и он, будут лицезреть пути Промысла о мире и человеке.

Наука никогда не противоречила христианству: это целожизненная теорема, доказанная творчеством и самой жизнью приснопоминаемого Виктора Николаевича Тростникова. Наоборот, чем больше ученый вторгается своим умом и интеллектом в этот видимый мир, тем ближе он становится Богу.

Яркая, четкая и, повторюсь, искрометная речь Виктора Николаевича зафиксирована на века на магнитной пленке в архивах радио «Радонеж». Его образ – с неизменной доброй улыбкой и чуть хитрым прищуром глаз, немного наморщенным лбом, образным и всегда чрезвычайно интересным словом, навсегда останется в сердцах тех, кто его знал.

Мы много записывались в последние годы у него дома, в скромной квартире, неподалеку от бывшей Сталинской дачи, у метро «Славянский бульвар». Я предвкушал нашу встречу еще задолго до того, как она состоится: путешествие от метро до дома Виктора Николаевича даже в быстром темпе занимало около 40 минут. Как сейчас, вижу эти краски осени, как-то внезапно схватившие почти еще свежую зелень (наши встречи часто начинались после отпусков в августе), уютные дворики, покрытые уже опавшими листьями, случайных прохожих, смотря на которых я мысленно задавал себе вопрос: а они не знают своего знаменитого соседа?

И вот, начинался разговор. Виктору Николаевичу было интересно все, но он твердо держался в стороне от критики церковной жизни и каких бы то ни было ситуаций или прецедентов, которые могли бы бросить хотя бы малую тень на Церковь. Ему нравилось говорить о прошлом – о нашей великой Родине, Советском Союзе, о России – сегодняшней и уже ушедшей, о достижениях и духовном богатстве нашего великого русского народа, его фольклоре и творчестве, о наших гениях и простых русских людях, из которых эти гении рождались.

Был замысел многих и многих циклов и передач, которые бы помогли сломать некое средостение между периодами советской и исконно русской истории, осознать и осмыслить прожитое и перенесенное, понять и простить.

Что-то удалось осуществить, но многое, я уверен, осталось только в его планах.

От нас ушел великий русский человек: философ, писатель, лирик, поэт, публицист и православный христианин. Ушел к Своему Отцу, Которого он искал всю свою жизнь и встречу с Которым предвидел и предвосхищал всем своим творчеством. Он ждал этой встречи! Он оставил нам свои мысли о том, как эта встреча может состояться. «Мысли перед рассветом»… Не только близкий рассвет в нашей России имел в виду Виктор Николаевич Тростников, созидая свою книгу в далекой свободной Франции, - конечно, он прикровенно говорил о «рассвете Божественном» в душе русского человека. Для Виктора Николаевича же, верим, воссияла уже заря Жизни Будущего Века, в которой «несть ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание». Вечная и блаженная память тебе, дорогой Виктор Николаевич! Помяни и нас в «стране живых», в Царстве Небесном!