История бархатных революций связана с именем. Бархатные революции в восточной европе, их последствия. Возможно ли было избежать этих событий

17 ноября на улицы вышли студенты — демонстрация была организована в память Яна Оплетала, чешского студента, погибшего в 1939 году во время протестов против нацистской оккупации Чехии. Около 15 тысяч человек прошли от пражского района Альбертов на холм Вышеград к гробу поэта Карела Гынека Махи.

После завершения демонстрации студенты направились в центр Праги на Вацлавскую площадь. Постепенно к ним присоединялись горожане. Эта акция уже было несогласованной, поэтому полиция не позволила процессии дойти до площади. День закончился тем, что демонстранты были разогнаны, некоторые были избиты.

20 ноября студенты столицы объявили о забастовке. Одновременно в центре Праги и в других городах начались массовые демонстрации. К акциям студентов присоединились представители интеллигенции, а впоследствии и рабочие. На пятый день массовых демонстраций ушло в отставку политбюро ЦК КПЧ, пало правительство.

26 ноября в центре Праги митинг с участием около 700 тысяч человек. На следующий день люди устроили забастовку с требованием отменить статью конституции о главенствующей роли коммунистической партии, а также отправить в отставку скомпрометировавших себя представителей партии и правительства и провести свободные выборы.

29 ноября 1989 года парламент отменил статью конституции о руководящей роли коммунистической партии. В течение месяца парламент был реорганизован.

В начале 1993 года Чехословакия перестала существовать, на ее месте возникли два новых государства — Чешская и Словацкая Республики. В Чехии 17 ноября объявлено Днем борьбы за свободу и демократию.

Понятие «бархатной революции» возникло в период демократического переходного процесса в странах Центральной и Восточной Европы в период крушения коммунистической системы. Речь шла о мирном переходе власти от однопартийного режима к оппозиции. Этот мирный переход предполагал (в Польше, Чехословакии, Венгрии) диалог между властью и оппозицией (выражавшийся в так называемых Круглых столах). Что касается государств СНГ (Грузия, Украина, Киргизия), то сходство с восточноевропейской моделью неполное: отсутствует такой существенный элемент перехода власти как поиск консенсуса, взаимных договоренностей. В связи с этим ситуацию следует определить скорее как переворот, то есть захват власти оппозицией на не правовой основе.

"Бархатная революция" в Чехии

В «бархатных революциях» есть много различий (в конкретной ситуации, расстановке сил, побудительных причинах). Но есть и общие черты. К ним относятся: конфликт легитимности и законности, неправовая передача власти – фактический государственный переворот, поддержанный организацией массового движения с целью придания легитимности (прежде всего – молодежного); смена поколений элиты с отстранением старой партийной номенклатуры; декларация либеральных экономических реформ как альтернатива предшествующей политике; выраженный национализм; ориентация новых политических режимов на Европейский Союз и НАТО, пересмотр отношений с Россией во внутренней и внешней политике.

Обращает на себя внимание синхронность проведения революций, принадлежность стран к определенному региону, существенное сходство технологий реализации, что наводит на мысль о возможности внешних влияний. Однако ясно, что свести все дело к ним – значит существенно упростить его.

Главная причина революций – неэффективность и утрата легитимности режимов в условиях глобализации, использованная (внутренней оппозицией и внешними силами) для смены правящей элиты (и поколений лидеров) на постсоветском пространстве. Это позволило реализовать новую технологию переворотов. Ее новизна определяется сочетанием массированной информационной компании по дискредитации старой власти с одновременным навязыванием ей таких демократических процедур, которые она не способна обойти традиционными мерами (например, применением административного ресурса) в условиях направленной мобилизации сторонников оппозиции.

Приход оппозиции к власти в этих условиях легитимируется как защита демократии от ее противников.

Трудно говорить о власти в целом, поскольку она не едина (в ней представлено более консервативное и либеральное крыло). Выводы состоят в стремлении предотвратить подобный сценарий путем направленной системной мобилизации. Известно, что для того, чтобы победить революцию, надо «возглавить» ее.

Для этого необходимы рычаги и инструменты влияния, превосходящие традиционную практику административного ресурса, в частности – целенаправленная социальная политика, проведение диалога с политическими силами, их группировка в выгодном для элиты направлении (создание политических партий, общественных движений, изменение избирательной системы). Но главный ресурс власти – это ее эффективность и способность к самореформированию в условиях чрезвычайно глубоких и быстрых изменений в мире.

В результате такого переворота, если он состоится, власть перейдет не к либералам, а скорее к социалистически ориентированным (левым) элементам политического спектра. Это произойдет тогда, когда авторитарная модернизация утратит свой динамизм и вступит в стадию политической инерции. На этой стадии в действие могут вступить другие факторы – от нефтяных цен до раскола в элите.

«Бархатная революция» – это типичное порождение постиндустриального общества, когда имитация бунта оказывается зачастую эффективнее самого бунта. В классических тоталитарных государствах подобная тактика не эффективна, слишком легко подавить подобную «революцию» в реальной крови. Блестящий пример – Пражская Весна, одна из первых бархатных революций в Чехословакии, моментально раздавленная советскими танками.

Париж 1968 года тоже был классической «бархатной революцией», потерпевшей неудачу. С другой стороны именно методом «бархатной революции» в те же годы был скинут вполне диктаторский полуфашистский режим в Португалии. Методы ненасильственного сопротивления развивались и совершенствовались в течении последних сорока лет. И достигли своего триумфа в 1991 году. Большинство народных волнений, включая «Атмоду», развивались по одной схеме. Сильное недовольство властью части населения, появление альтернативного центра власти, куда стекаются все несогласные, перехват альтернативным центром полномочий официального, переход на сторону новой власти полиции и армии и затем выборы, окончательно прекращающие период двоевластия.

Таким образом, мы рассмотрели понятие «бархатной революции» и привели несколько ярких примеров ее применения в европейских государствах.

Необходимо отметить также, что Чехословакия, будучи самым структурно изменчивым европейским государством, пережила несколько «бархатных революций», которые меняли внутреннюю политику государства и делали некоторые серьезные поправки во внешней.

Бескровная смена политических режимов в Восточной Европе в 1989–1990 годах получила название «бархатных революций». ОУ приводит (в сокращении) статью британского историка Тимоти Гартона Эша «„Бархатная революция“ как мирный способ смены режима», опубликованную к 20-летию падения коммунизма в Центральной Европе.

Термин «бархатная революция» был введен в оборот осенью 1989 года, для того чтобы подчеркнуть особый характер смены режима, достигнутой путем договоренностей и представлявшей собой настоящее действо с участием мирных масс, которая произошла в маленьком центральноевропейском государстве, ныне уже не существующем. Насколько мне удалось выяснить, первоначально это выражение стали использовать западные журналисты, а потом его взяли на вооружение Вацлав Гавел и другие лидеры чешской и словацкой оппозиции. Затем это весьма привлекательное словосочетание употребляли многие авторы, в том числе и я, применительно ко всей совокупности эпохальных перемен, произошедших в Польше, Венгрии и Восточной Германии, именуя их «бархатными революциями 1989-го».

Двадцать лет спустя, летом 2009 года, в Исламской Республике Иран был организован показательный процесс над политическими лидерами и мыслителями, которых обвинили в попытке организации enghelab-e makhmali, что в точности и означает «бархатная революция». За прошедшие годы важные события, имевшие место во многих странах, включая Эстонию, Латвию, Литву, Южную Африку, Чили, Словакию, Хорватию, Сербию, Грузию, Украину, Белоруссию, Кыргызстан, Ливан и Бирму, получили свое название путем прибавления к слову «революция» того или иного определения. Мы читали о «поющей революции» в прибалтийских государствах, о «мирной», «совершенной путем переговоров» революции в Южной Африке и Чили, о «революции роз» в Грузии, об «оранжевой революции» на Украине (теперь, после оранжевой революции, цвет вообще широко используется), о «кедровой революции» в Ливане, о «революции тюльпанов» в Кыргызстане, электоральной революции (общее название для подобного рода явлений), «шафранной революции» в Бирме и наконец, совсем недавно - о «зеленой революции» в Иране. Часто, как и в самом первом случае, в Чехословакии, эти броские определения становились популярными в ходе взаимодействия иностранных журналистов и политических активистов в странах, где происходили эти события.

События, о которых идет речь, с очень разной степенью достоверности можно было бы описать как попытки (и отнюдь не всегда удачные) осуществить мирную, путем договоренностей смену режима (подобно тому как это происходило в 1989-м), которая включала бы в себя элементы массового протеста, социальной мобилизации и ненасильственных действий. Создается впечатление, что «бархатная революция» - это не только прошлое, но и настоящее, а также, возможно, и будущее. Возникнув первоначально как название уникального исторического события - «бархатной революции» 1989 года в Чехословакии, - это выражение стало нарицательным, просто «бархатной революцией» и теперь обозначает определенную категорию событий.

Ненасильственная революция

Если воспользоваться намеренно широким обобщением, идеальный тип «бархатной революции» 1989 года контрастирует с идеальным типом революции 1789-го, который затем получил свое развитие в российской революции 1917 года и китайской революции под руководством Mao. Идеальный тип революции 1789-го - это революция насильственная, утопическая, с явно выраженным классовым характером, для которой характерна нарастающая радикализация, достигающая наивысшей точки в терроре. Как известно, Мао Цзэдун однажды заметил, что революция - не званый обед, и продолжил: «Революция - это восстание, акт насилия, в ходе которого один класс свергает другой… Чтобы устранить несправедливость, необходимо выйти за установленные пределы, и нельзя устранить несправедливость, не выходя за эти пределы».

Идеальный тип революции 1989 года - это, напротив, революция ненасильственная, антиутопическая, реализующая интересы не какого-то одного класса, а широких социальных коалиций, в ходе которой используется социальное давление масс, «власть народа», с тем чтобы заставить действующее руководство пойти на переговоры. Наивысшая точка здесь - не террор, а компромисс. Если символ революции образца 1789-го - это гильотина, то революции 1989 года - это круглый стол.

Термин «ненасильственная революция», по мнению многих, содержит внутреннее противоречие. На протяжении двухсот лет революция ассоциировалась с насилием. В этом кроется одна из причин того, что, классифицируя революции нового типа, люди стараются использовать смягчающие прилагательные. В процессе споров, которые осенью 1989-го вели между собой лидеры первой «бархатной революции» в Праге, один чешский диссидент поставил вопрос о том, применимо ли вообще в данном случае слово «революция», поскольку оно подразумевает насилие. «Давайте откажемся от любых форм террора и насилия, - призывал информационный бюллетень Гражданского форума от 2 декабря 1989 года. - Наше оружие - любовь и ненасилие».

В случае папы римского Иоанна Павла II и Аун Сан Су Чжи, а также других бирманских буддистов можно сказать, что для них выбор мирных средств определялся моральными и религиозными соображениями. «Побеждать зло добром!» - часто повторял польский Папа. Но в большинстве случаев это не моральный, а стратегический выбор (и в этом нет ничего плохого). Определяющая особенность революции, подобной 1989 году, состоит в том, что те, кто желает изменений, делают стратегический выбор в пользу ненасильственных действий. Таким образом, понятие «бархатная революция» можно также рассматривать как и другую категорию или частично совмещать с другой категорией - гражданским неповиновением.

В свое время Лев Троцкий охарактеризовал революцию как «насильственное вторжение масс в область управления их собственными судьбами» 23. В «бархатных революциях» есть элемент принуждения, но нет насилия. В разговорной речи мы употребляем выражение «сила численного превосходства», и именно этот вид силы мы здесь имеем в виду. «Если я увижу двести тысяч человек, я уйду в отставку», - опрометчиво заявил украинский президент Леонид Кучма в связи со сравнительно небольшой демонстрацией оппозиции за несколько лет до «оранжевой революции». В 2004 году на улицах Киева собралось примерно 500 000 «оранжевых» протестующих - и ставленник Кучмы был вынужден уйти в отставку вскоре после своей полученной обманным путем победы на выборах. Подобные события характеризуются массовостью, так что, оценивая численность протестующих, журналисты прямо-таки складывают поэмы. Сколько демонстрантов с зеленой символикой заполнили улицы Тегерана от площади Революции (Enqelab) до площади Свободы (Azadi) в незабываемый день 15 июня 2009-го? Два миллиона? Три миллиона? Никто точно не знает и никогда не узнает.

Революции 1789 года во Франции, 1917-го в России, 1949 года в Китае носили очевидно утопический характер: все они обещали рай на земле. В противоположность этому «бархатная революция» - типично антиутопическая или, по крайней мере, не утопическая. В какой-то конкретной стране такая революция стремится создать политические и юридические институты и социально-экономические структуры, уже существующие в других местах (например, в уже сложившихся либеральных демократических государствах) и/или, как утверждается (зачастую неверно или с большой долей ретроспективной идеализации), те, которые существовали в этой стране прежде. Историограф Французской революции Франсуа Фюре высказывал сомнение, можно ли вообще называть «бархатные революции» 1989 года революциями, поскольку они не породили «ни одной новой идеи». В этом смысле они ближе к более ранним революциям, имевшим место до 1789-го, которые и дали этому явлению такое название, означавшее «виток», «вращение», поворот колеса назад к реальному или воображаемому лучшему прошлому.

В качестве замечательного примера понимания революции как реставрации, восстановления утраченного Ханна Арендт приводит надпись на большой печати кромвелевского Содружества 1651 года (на пике Английской революции): «Свобода, Божиим благословением восстановленная». В 1989-м Польша могла бы написать на своей печати (если бы она была) те же самые слова. «Возвращение в Европу» - один из главных девизов Центральной Европы в 1989 году - еще одна вариация на тему революции как реставрации. Большинство последующих событий, претендующих называться «бархатной революцией», представляют собой примерно такое же сочетание идеализируемого национального прошлого и лучшего настоящего, которое существует где-то в другом месте. И хотя этим движениям свойственны некоторые нереалистичные, идеалистические ожидания, безусловно, ни одно из них не основано на утопической идеологии и не обещает нового рая на земле. «Новая идея» здесь кроется не в сути идеологических устремлений, а в самой форме революционных изменений.

Термин «ненасильственная революция», по мнению многих, содержит внутреннее противоречие. На протяжении двухсот лет революция ассоциировалась с насилием. В этом кроется одна из причин того, что, классифицируя революции нового типа, люди стараются использовать смягчающие прилагательные.

Сказать, что революции 1789–1917–1949 годов имели классовую основу, было бы, конечно, грубым историческим упрощением и, пожалуй, даже искажением. Как известно, большевистская революция на самом деле не была героической массовой акцией рабочего класса. Тем не менее будет справедливо сказать, что революционные лидеры, такие как Ленин и Mao, нередко утверждали, что они действуют от имени класса или классов - «рабочих и крестьян» и т. п. В «бархатных революциях» призыв, как правило, обращен ко всему обществу, нации, народу. Движущей силой здесь часто выступает национализм (или патриотизм, смотря по обстоятельствам и в зависимости от интерпретации); он же может породить и более насильственные движения. На практике стратегический ключ к мобилизации масс, когда мирные толпы, численность которых не поддается точной оценке, выходят на улицы и появляется та самая «власть народа», часто заключается именно в создании самых широких коалиций между классами, между сегментами общества, между различными группами интересов, которые в обычных условиях не сотрудничают друг с другом и в отношении которых недемократические лидеры могли применять принцип «разделяй и властвуй».

В революциях старого типа экстремистски настроенные революционные лидеры - якобинцы, большевики, маоисты - подстрекали разъяренные толпы на улицах к радикальным действиям, в том числе к насилию и террору, во имя утопии. Вспомните хунвейбинов! В революциях нового типа народ выходит на улицы, чтобы заставить власти сесть за стол переговоров. Момент максимальной мобилизации масс - это и есть момент поворота к переговорам, то есть к компромиссу. В некоторых случаях - к жестким репрессиям, по крайней мере на какое-то время. Еще одна особенность «бархатной революции» состоит в том, что для достижения успеха зачастую требуется довольно много времени и приходится переживать немало неудачных попыток, в процессе которых лидеры оппозиции, а также кое-кто из находящихся у власти извлекают уроки из собственных ошибок и провалов, как это было, например, в Польше, Сербии и на Украине. Говоря словами Сэмюэля Беккета, «fail again, fail better» («еще неудача, еще провал - тем лучше»). В следующий раз обе стороны поступят иначе. В конечном счете наступает момент, когда обе стороны готовы к согласованным действиям.

Итак, данное явление имеет и другое название - «революция через договоренности» (negotiated revolution). Исключительно важный вопрос - что будет с правящей элитой? При новом руководстве представителей прежнего режима, готовых к переменам, - от президентов, таких как Фредерик Виллем де Клерк, до местных аппаратчиков и агентов тайной полиции - вместо гильотин и фонарных столбов ожидает вполне сносное, а то и прямо-таки радужное будущее. Они не только останутся в живых и не просто останутся на свободе; они смогут частично сохранить свое социальное положение и материальное состояние или превратить свою прежнюю политическую власть в экономическую («номенклатурная приватизация»), что иногда удивительным образом помогает им вернуться к власти политической, но уже в соответствии с более демократическими процедурами (как, например, это произошло с бывшими коммунистами по всей посткоммунистической Европе). В «бархатных революциях» выживают не только такие, как аббат Сийес. Людовику XVI удается сохранить приятный небольшой дворец в Версале, а Мария-Антуанетта создает новую, пользующуюся успехом линию высококачественного дамского белья.

Подобного рода непростые и с моральной точки зрения даже неприятные компромиссы с деятелями прежнего режима присущи «бархатным революциям» и являются их неотъемлемой частью. Это, по точному выражению Эрнеста Геллнера, - цена бархата. Однако такие компромиссы порождают свои собственные формы постреволюционной патологии. Проходят годы, и возникает ощущение отсутствия революционного катарсиса; какие-то подозрительные разговоры о подозрительных сделках между старыми и новыми элитами за закрытыми дверями, и среди всего прочего - чувство глубокой исторической несправедливости. Вот он я, средних лет рабочий судоверфи в Гданьске, оставшийся без работы в результате болезненного неолиберального перехода к капитализму, в то время как там, за высокими оградами новых вилл с бассейнами, полными полуголых девочек, которые бокалами глушат шампанское, бывшие коммунистические руководители и бывшие агенты тайной полиции наслаждаются жизнью, что твои миллионеры-капиталисты. И свой первый миллион каждый из них украл у государства именно во время «бархатной революции».

Никакого идеального решения этой проблемы не существует, но я могу предложить два частичных. Во-первых, в отсутствие революционного катарсиса (того момента дикой оргии, когда палач поднимает отрубленную голову короля) и уголовного правосудия в отношении совершенных ранее преступлений тем более важно публично и честно рассказать о непростом прошлом своей страны, что стало бы символическим шагом. Только это позволит провести четкую черту между тяжелым прошлым и лучшим будущим. Вот почему я утверждаю, что важнейшим дополнением к «бархатной революции» должна быть так называемая комиссия правды. Во-вторых, для достижения длительного успеха жизненно важно как можно скорее установить верховенство закона; коррупция же оказывает глубоко разрушительное действие. «Скорость важнее точности» - известный девиз по-своему беспощадного чешского приватизатора и приверженца свободной торговли Вацлава Клауса, который означает, что долгосрочные перспективы приносятся в жертву краткосрочным. Следует отметить и еще одну особенность некоторых «бархатных революций». Мы привыкли думать о революции как о чем-то диаметрально противоположном выборам: здесь - насильственное свержение диктатуры, там - мирная передача власти в условиях демократии. Тем не менее в последнее десятилетие появилось немало примеров «бархатных революций» (от Сербии до Украины и Ирана), когда именно выборы становились катализатором революции нового типа. В гибридных, полуавторитарных режимах проведение выборов (хотя и не полностью свободных, с серьезным искажением в виде контроля властей над телевидением) дает толчок к мобилизации сторонников оппозиционного кандидата, будь то Воислав Коштуница в Сербии, Виктор Ющенко на Украине или Мир-Хоссейн Мусави в Иране. В этом случае реальная или предполагаемая подтасовка результатов выборов действующими властями приводит к еще более широкой социальной мобилизации, когда уже выдвигаются требования не просто изменить что-то в системе, а изменить саму систему. Цветная символика оппозиционного кандидата - оранжевая на Украине, зеленая в Иране - становится или, по крайней мере так утверждается сегодня, должна стать цветом всей обманутой нации, цветом «цветной революции». Таким образом, можно предложить еще одно название для рассматриваемого явления или большого подмножества подобных явлений - «электоральная революция».

Глядя на недавнюю историю электоральных революций, благоразумный авторитарный правитель мог бы прийти к следующему умозаключению: не надо рисковать и проводить вообще какие-либо выборы! Но поразительно, сколь немногие из них действительно делают такой вывод. Формальная демократия, понимаемая как периодическое проведение публичных церемоний под названием «выборы», была установлена как одна из наиболее широко распространенных международных норм. Выборы представляют собой не только (если можно так выразиться) дань, которую порок платит добродетели; сегодня это, вероятно, еще и часть общепринятых способов легитимизации, к которым прибегает любой уважающий себя диктатор. В девяти случаях из десяти авторитарные правители могут стать победителями на этих выборах (или «выборах») в результате некоторой комбинации подлинной общественной поддержки, клановых предпочтений, контроля над СМИ, пропаганды, коррупции, запугивания и прямой подтасовки бюллетеней. Например, в Сербии Слободан Милошевич действительно выиграл ряд по меньшей мере полусвободных (даже на три четверти свободных) выборов, прибегая лишь к незначительной подтасовке бюллетеней, прежде чем утратить власть в ходе электоральной революции 2000 года. Высокомерие, основанное на прежних успехах, услужливо подталкивает таких правителей в объятия Немезиды.

Революция нового типа: попытка научной гипотезы

Моя задача здесь сводилась к тому, чтобы представить, схематично и в самых общих чертах, свою гипотезу, с тем чтобы впоследствии уточнить и проверить ее, в том числе указав условия, при которых - со временем - ее можно было бы признать более или менее убедительной. («Большая или меньшая убедительность» означает качественное, вероятностное дополнение историка к строгому, количественному научному подтверждению или опровержению.) Гипотеза моя состоит в том, что 1989-й утвердил новую модель ненасильственной революции, которая сейчас все чаще вытесняет прежнюю модель насильственной революции, ассоциирующейся у нас с 1789 годом (или как минимум конкурирует с ней).

Во-первых, очень важно обратить внимание на особо подчеркнутое слово «утвердил» (established) (в противоположность слову «создал заново» - invented). Чехословацкая революция, возможно, была первой, получившей название «бархатной», но в 1989-м Центральная Европа не взяла такую модель развития событий из воздуха. Подобные процессы возникали и раньше, и не только в Центральной Европе: неудавшиеся попытки освобождения в 1953 году (Восточная Германия), в 1956-м (Венгрия), в 1968-м (Чехословакия), в 1970–1971-м и в 1980–1981 годах (Польша), - но и в Чили: мобилизация масс с целью свержения генерала Пиночета, где плебисцит 1988 года предшествовал событиям 1989-го в Центральной Европе; и на Филиппинах: отстранение от власти Маркоса в 1983–1986 годах (в результате этих событий в обиход вошел замечательный филиппинско-английский термин «people power» - «власть народа»); и в Португалии: «революция гвоздик» в 1974–1975-м (вероятно, это и была первая «бархатная революция» в послевоенной Европе); и так далее, в глубь истории, вплоть до знаковой фигуры Ганди в Индии.

Итак, мое предположение состоит только в том, что в 1989 году эта модель утвердилась, в том смысле, что, будучи событием гигантского масштаба, изменившим мир (или цепочкой таких событий), произошедшее в 1989-м стало главной исторической точкой отсчета для преобразований подобного рода, а также в том смысле, что начиная с 1989 года в истории, похоже, было уже намного больше революций нового, нежели старого типа. По крайней мере, так нам говорят те, кто называет эти события бархатными, цветными, мирными, электоральными, совершенными путем переговоров, оранжевыми, шафрановыми, кедровыми, зелеными и прочими революциями, а также революциями роз, тюльпанов и т.д.

Во-вторых, здесь содержится преувеличение. Не все, что называют революцией, является таковой на самом деле. Наши глянцевые журналы полны всякой ерунды о «революции» в обувном дизайне, в английской кулинарии, в банковских услугах для физических лиц и в конструкциях пылесосов; но все мы знаем, что это всего лишь гипербола. В последние двадцать лет иностранные журналисты поспешно прилепляли штамп «революция» (плюс броский эпитет) к любым событиям, связанным с массовыми уличными протестами, которые внешне, быть может, и напоминали Прагу 1989-го, но по сути могли быть совершенно иными. Иногда оказывается, что сами эти журналисты - ветераны прежних революций, в том числе и 1989 года; а другие, возможно, просто хотели бы быть таковыми. И для того чтобы ваш репортаж попал на первую полосу, лучший способ - употребить слово «революция», которое по силе почти не уступает сообщению о реальном кровопролитии. Это, в свою очередь, отчасти объясняется тем, что и читатели, и редакторы осознанно или не совсем соотносят слово «революция» с кровопролитием. Прежние стереотипы живучи.

Однако с прозвучавшим предостережением не все так просто. Дело осложняется тем, что этот, казалось бы, поверхностный журналистский штамп иногда помогает самим участникам событий по-другому охарактеризовать или даже иначе осознать то, что они делают. Рассказ, изложенный иностранным журналистом, становится частью их собственной истории. Осмысление событий как революции помогает их таковой и сделать. Образуется замкнутый круг «наблюдатель - действующее лицо - наблюдатель».

И все же нам необходимы более серьезные критерии, нежели просто наименование, чтобы должным образом определить, что именно следует считать революцией нового типа. В литературе, посвященной революциям, обычно различают революционную ситуацию, революционные события и последствия революции. С последним труднее всего. Мне нравится новое определение революции - или определение революции нового типа, - предложенное Джорджем Лоусоном в его важном труде «Революции через договоренности». Революция, пишет он, - это «быстрая, массовая, решительная системная трансформация основных институтов и организаций общества». (Такое определение справедливо подразумевает, что массовые ненасильственные акции могут быть «решительными», но без кровопролития.)

Применить тест Лоусона к каждой отдельной стране и региону - дело специалистов. Полагаю, что большинство стран Восточной и Центральной Европы, включая страны Балтии, этот тест очевидным образом пройдут, равно как и Южная Африка. Для Юго-Восточной Европы определение «быстрая» в ряде случаев может оказаться не вполне подходящим, но по большей части происходившие там преобразования имели системный характер. Что касается Грузии и Украины, здесь уместно поставить очень большие знаки вопроса. Кыргызстан, безусловно, не пройдет тест Лоусона. Что можно сказать относительно Ливана? В некоторых странах (по крайней мере на данный момент) движение, ставившее своей целью быстрые, массовые, решительные системные преобразования, было просто подавлено. Один из самых ярких примеров - Бирма, но нам не следует забывать, что подобные случаи встречались и в Европе: в 2006 году попытки «бархатной революции» были успешно пресечены в Белоруссии. Многие считают, что наиболее значимым из всех поражений было подавление движения китайских студентов и рабочих, начавшееся с кровопролития на площади Тяньаньмэнь 4 июня 1989-го (напомню, в тот самый день, когда в Польше состоялись первые полусвободные выборы).

Список несомненно успешных случаев не так уж велик. По большей части они сосредоточены только в одном регионе - в посткоммунистической Европе, и опять же в большинстве своем в пределах культурно-исторического Запада, если (с позволения Сэмюэля Хантингтона) включить в него Латинскую Америку и мир православного христианства. Возможным исключением могли бы стать Филиппины, но Филиппины - в значительной степени христианское общество. Независимо от того, пройдет ли тест Лоусона «кедровая революция» в Ливане или не пройдет, она имела место в стране, которая также почти на 40 процентов христианская. Большое значение «зеленой революции» в Иране состоит в том, что она происходила в сугубо мусульманском обществе, в своеобычной исламской республике, и даже избрала своим цветом зеленый цвет ислама. Но может ли кто-нибудь назвать хотя бы одну очевидно успешную «бархатную революцию» в преимущественно мусульманской стране? (Мали? Мальдивы?) Либо в стране, где преобладает буддизм или конфуцианство?

Похоже, существует статистическая корреляция между выбором в пользу ненасильственных действий и в целом либерально-демократическими последствиями. Однако не следует совершать ошибку и принимать формальную корреляцию за причинно-следственную связь. Не исключено, что общества, которые делают выбор в пользу ненасильственных методов, также более восприимчивы (и лучше приспособлены) к становлению и укреплению либеральной демократии.

Выражение "бархатная революция" появилось в конце 1980-х - начале 1990-х годов. Оно не вполне отражает характер событий, описываемых в общественных науках термином "революция". Этот термин означает всегда качественные, коренные, глубокие изменения в социальной, экономической и политической сферах, которые приводят к трансформации всей общественной жизни, смене модели устройства общества.

Что это такое?

"Бархатная революция" - то общее название процессов, протекавших в государствах Центральной и Восточной Европы в период с конца 1980-х по начало 1990-х годов. Крушение в 1989 году Берлинской стены стало своеобразным их символом.

Название "бархатная революция" эти политические перевороты получили потому, что в большинстве государств совершались бескровно (кроме Румынии, где произошло вооруженное восстание и самовольная расправа c Н. Чаушеску, бывшим диктатором, и его женой). События везде, кроме Югославии, произошли относительно быстро, почти мгновенно. На первый взгляд, схожесть их сценариев и совпадение по времени вызывает удивление. Однако давайте разберемся в причинах и сущности этих переворотов - и мы увидим, что эти совпадения не случайны. Данная статья даст определение термина "бархатная революция" кратко и поможет разобраться в ее причинах.

События и процессы, происходившие в Восточной Европе в конце 80-х и начале 90-х годов, вызывают интерес политиков, ученых, широкой общественности. Каковы же причины революции? И в чем их сущность? Попробуем ответить на эти вопросы. Первой в целом ряду подобных политических событий в Европе стала "бархатная революция" в Чехословакии. С нее и начнем.

События в Чехословакии

В ноябре 1989 года произошли коренные перемены в ЧССР. "Бархатная революция" в Чехословакии привела к бескровному свержению коммунистического строя в результате акций протеста. Решающим импульсом стала организованная 17 ноября студенческая демонстрация в память Яна Оплетала, студента из Чехии, погибшего во время протестов против оккупации государства нацистами. В результате событий 17 ноября ранения получили более 500 человек.

20 ноября студенты объявили забастовку, и во многих городах начались массовые демонстрации. 24 ноября в отставку подал первый секретарь и некоторые другие руководители коммунистической партии страны. 26 ноября прошел грандиозный митинг в центре Праги, участниками которого стали около 700 тысяч человек. 29 ноября парламент отменил действие конституционной статьи о руководстве коммунистической партии. 29 декабря 1989 года Александр Дубчек был избран председателем парламента, а Вацлава Гавела избрали президентом Чехословакии. Причины "бархатной революции" в Чехословакии и других странах будут описаны ниже. Ознакомимся также с мнениями авторитетных экспертов.

Причины "бархатной революции"

Какими же причинами мотивирована столь коренная ломка общественного строя? Ряд ученых (например, В. К. Волков) внутренние объективные причины революции 1989 года видят в разрыве между и характером производственных отношений. Тоталитарные или авторитарно-бюрократические режимы стали препятствием для научно-технического и экономического прогресса стран, тормозили интеграционный процесс даже в пределах СЭВ. Почти полувековой опыт стран Юго-Восточной и Центральной Европы показал, что они сильно отстали от передовых капиталистических государств, даже от тех, с кем были когда-то на одном уровне. Для Чехословакии и Венгрии это сравнение с Австрией, для ГДР - с ФРГ, для Болгарии - с Грецией. ГДР, лидируя в СЭВ, по данным ООН, в 1987 году по ВОП на душу населения занимала лишь 17-е место в мире, ЧССР - 25-е место, СССР - 30-е. Увеличивался разрыв в уровне жизни, качестве медицинского обслуживания, социальной обеспеченности, культуре и образовании.

Стадиальный характер начало приобретать отставание стран Восточной Европы. Система управления с централизованным жестким планированием, а также сверхмонополизмом, так называемая командно-административная система порождала неэффективность производства, его загнивание. Это стало особенно заметно в 50-80-е годы, когда в данных странах задержался новый этап НТР, выведший Западную Европу и США на новый, "постиндустриальный" уровень развития. Постепенно, к концу 70-х годов, началась тенденция к превращению социалистического мира во второстепенную социально-политическую и экономическую силу на мировой арене. Лишь в военно-стратегической области у него оставались сильные позиции, да и то в основном из-за военного потенциала СССР.

Национальный фактор

Другим мощным фактором, благодаря которому осуществилась "бархатная революция" 1989 года, стал национальный. Национальная гордость, как правило, была ущемлена тем, что авторитарно-бюрократический режим напоминал советский. Бестактные действия советского руководства и представителей СССР в этих странах, их политические ошибки действовали в том же направлении. Подобное наблюдалось в 1948 году, после разрыва отношений между СССР и Югославией (результатом которого стала затем "бархатная революция" в Югославии), в ходе судебных процессов по образцу московских предвоенных и т. д. Руководство правящих партий, в свою очередь, перенимая догматический опыт СССР, вносило свою лепту в изменение местных режимов по советскому типу. Все это рождало ощущение, что такой строй навязан извне. Этому способствовало вмешательство руководства СССР в события, происходившие в Венгрии в 1956 году и в Чехословакии в 1968-м (позднее совершилась "бархатная революция" в Венгрии и Чехословакии). В сознании людей закреплялась мысль о "доктрине Брежнева", то есть ограниченном суверенитете. Большинство населения, сравнивая экономическое положение своей страны с положением соседей на Западе, начинало невольно связывать воедино политические и экономические проблемы. Ущемление национальных чувств, социально-политическая неудовлетворенность оказывали свое воздействие в одном направлении. В результате этого начались кризисы. 17 июня 1953 года кризис произошел в ГДР, в 1956 году - в Венгрии, в 1968-м - в Чехословакии, а в Польше он происходил неоднократно в 60-х, 70-х и 80-х годах. Они, однако, не имели позитивного разрешения. Эти кризисы только способствовали дискредитации имеющихся режимов, накоплению так называемых идейных сдвигов, которые обычно предшествуют политическим переменам, созданию негативной оценки партий, находящихся у власти.

Влияние СССР

В то же время они показали, почему авторитарно-бюрократические режимы были стабильными - они принадлежали к ОВД, к "социалистическому содружеству", испытывали давление со стороны руководства СССР. Любая критика существующей реальности, любые попытки внести коррективы в теорию марксизма с позиций творческого понимания с учетом существующей действительности объявлялись "ревизионизмом", "идеологическими диверсиями" и т. д. Отсутствие в духовной сфере плюрализма, единообразие в культуре и идеологии приводило к двоякомыслию, политической пассивности населения, конформизму, что разлагало личность нравственно. С этим, конечно, не могли смириться прогрессивные интеллектуальные и творческие силы.

Слабость политических партий

По нарастающей начали возникать революционные ситуации в странах Восточной Европы. Наблюдая за тем, как происходит перестройка в этих стран ожидало подобных реформ у себя на родине. Однако в решающий момент выявилась слабость субъективного фактора, а именно отсутствие зрелых политических партий, способных осуществить серьезные перемены. Правящие партии за долгое время своего бесконтрольного правления потеряли творческую жилку, способность к обновлению. Утратился их политический характер, который стал всего лишь продолжением государственной бюрократической машины, все больше терялась связь с народом. Интеллигенции эти партии не доверяли, молодежи уделяли недостаточно внимания, не могли найти с ней общий язык. Политика их лишилась доверия населения, особенно после того как руководящий состав все сильнее разъедала коррупция, стало процветать личное обогащение, утратились моральные ориентиры. Стоит отметить репрессии против недовольных, "инакомыслящих", которые практиковались в Болгарии, Румынии, ГДР и других странах.

Казавшиеся мощными и монопольными правящие партии, отделившись от государственного аппарата, постепенно начали разваливаться. Начавшиеся споры насчет прошлого (оппозиция считала компартии ответственными за кризис), борьба между "реформаторами" и "консерваторами" внутри них - все это парализовало в известной мере деятельность данных партий, они понемногу теряли боеспособность. И даже в подобных условиях, когда политическая борьба сильно обострилась, они все же надеялись, что имеют монополию на власть, но просчитались.

Возможно ли было избежать этих событий?

Неизбежна ли "бархатная революция"? Вряд ли можно было ее избежать. Прежде всего это объясняется внутренними причинами, о которых мы уже упоминали. То, что случилось в Восточной Европе, во многом результат навязанной модели социализма, отсутствия свободы для развития.

Начавшаяся в СССР перестройка, казалось, дала толчок для социалистического обновления. Но многие руководители стран Восточной Европы не смогли понять уже назревшую необходимость кардинального переустройства всего общества, оказались неспособны принять сигналы, посылаемые самим временем. Привыкшие лишь получать указания сверху партийные массы оказались в этой ситуации дезориентированными.

Почему не вмешалось руководство СССР?

Но почему же предчувствовавшее скорые перемены в странах Восточной Европы советское руководство не вмешалось в ситуацию и не отстранило от власти прежних руководителей, своими консервативными действиями лишь усиливавших недовольство населения?

Во-первых, не могло быть и речи о силовом давлении на эти государства после событий апреля 1985 года, вывода Советской Армии из Афганистана и заявления о свободе выбора. Это было ясно для оппозиции и руководства стран Восточной Европы. Одних это обстоятельство разочаровывало, других оно "окрыляло".

Во-вторых, на многосторонних и двухсторонних переговорах и встречах в период с 1986 по 1989 год руководство СССР неоднократно заявляло о пагубности застоя. Но как же реагировали на это? Большинство глав государств в своих действиях не показывали стремления к изменениям, предпочитая осуществить лишь самый минимум необходимых перемен, который не затрагивал в целом механизм сложившейся в этих странах системы власти. Так, лишь на словах приветствовало перестройку в СССР руководство БКП, пытаясь с помощью множества перетрясок в стране сохранить действующий режим личной власти. Главы КПЧ (М. Якеш) и СЕПГ (Э. Хонеккер) сопротивлялись переменам, стремясь ограничить их упованиями на то, что якобы перестройка в СССР обречена потерпеть крах, влияние советского примера. Они все еще надеялись на то, что при сохранившемся относительно неплохом уровне жизни можно пока обойтись без серьезных реформ.

Сначала в узком составе, а потом и с участием всех представителей Политбюро СЕПГ 7 октября 1989 года в ответ на аргументы, приводимые М. С. Горбачевым о том, что необходимо срочно брать инициативу в свои руки, руководитель ГДР заявил, что не стоит учить их жить, когда в магазинах СССР "нет даже соли". Народ в тот же вечер вышел на улицу, положив начало развалу ГДР. Н. Чаушеску в Румынии запятнал себя кровью, сделав ставку на репрессии. А там, где реформы прошли с сохранением прежних структур и не привели к плюрализму, реальной демократии и рынку, они лишь способствовали неконтролируемым процессам и разложению.

Стало ясно, что без военного вмешательства СССР, без ее страховочной сетки на стороне действующих режимов их запас стабильности на поверку оказался невелик. Необходимо учесть также психологические настроения граждан, которые сыграли большую роль, поскольку люди хотели перемен.

В государствах ЦВЕ наконец стабилизировалась парламентская система. Ни в одном из них не утвердилась сильная власть президента, не возникла президентская республика. Политическая элита посчитала, что после тоталитарного периода подобная власть может замедлить ход демократического процесса. В. Гавел в Чехословакии, Л. Валенса в Польше, Ж. Желев в Болгарии попытались укрепить президентскую власть, однако общественное мнение и парламенты воспротивились этому. Президент нигде не определял экономическую политику и не брал на себя ответственности за ее осуществление, то есть он не являлся главой исполнительной власти.

Полнота власти находится у парламента, исполнительная власть принадлежит правительству. Состав последнего утверждает парламент и следит за его деятельностью, принимает госбюджет и закон. Свободные президентские и парламентские выборы стали проявлением демократии.

Какие силы пришли к власти?

Почти во всех государствах ЦВЕ (кроме Чехии) власть перешла безболезненно из одних рук в другие. В Польше это случилось в 1993 году, "бархатная революция" в Болгарии вызвала переход власти в 1994-м, а в Румынии - в 1996-м.

В Польше, Болгарии и Венгрии к власти пришли левые силы, в Румынии - правые. Вскоре после того, как была осуществлена "бархатная революция" в Польше, на парламентских выборах в 1993 году, победил Союз левых центристских сил, а в 1995 году А. Квасневский, ее лидер, одержал победу на выборах президента. В июне 1994 года на парламентских выборах победила Венгерская социалистическая партия, Д. Хорн, ее лидер, возглавил новое социал-либеральное правительство. Социалисты Болгарии в конце 1994 года получили 125 мест из 240 в парламенте в результате выборов.

В ноябре 1996 года в Румынии власть перешла к правоцентристам. Э. Константинеску стал президентом. В 1992-1996 годах в Албании власть была у Демократической партии.

Политическая обстановка к концу 1990-х

Однако вскоре положение изменилось. На выборах в в сентябре 1997 года победила правая партия "Предвыборное действие солидарности". В Болгарии в апреле этого же года на выборах в парламент победили также правые силы. В Словакии в мае 1999 года, на первых выборах президента, победу одержал Р. Шустер, представитель Демократической коалиции. В Румынии после выборов в декабре 2000 года на пост президента вернулся И. Илиеску, лидер социалистической партии.

В. Гавел остается В 1996 году, во время выборов в парламент, чешский народ лишил В. Клауса, премьер-министра, поддержки. Он лишился своего поста в конце 1997 года.

Началось формирование новой структуры общества, чему способствовали политические свободы, складывающийся рынок, высокая активность населения. Реальностью становится политический плюрализм. Например, в Польше к этому времени существовало около 300 партий и различных организаций - социал-демократических, либеральных, христианско-демократических. Возродились отдельные довоенные партии, например Национал-царанистская партия, существовавшая в Румынии.

Однако, несмотря на некоторую демократизацию, все еще имеют место проявления "скрытого авторитаризма", что выражается в высокой персонификации политики, стиле государственного управления. Показательны возросшие в ряде стран (например, в Болгарии) монархические настроения. Бывшему королю Михаю в начале 1997 года было возвращено гражданство.

Ровно 27 лет назад, 17 ноября 1989 года начались события в Чехословакии, которые позже войдут в историю под названием "Бархатная революция". Такое название получили массовые выступления людей в Праге и по всей Чехии — на пике протестов на улицы Праги выходило около 700.000 (по другим оценкам — до 1.000.000) протестующих. События были относительно бескровными, поэтому революцию называют "бархатной".

Протестующие добились от властей тогдашней Чехословакии полного исполнения всех своих требований — отставки президента Густава Гусака и всего коммунистического правительства, а также поворот страны в русло демократии западного образца.

Под катом — фоторассказ о тех событиях.

02. Началось всё с в конце октября 1989 года с забастовок чешских рабочих — самой крупной забастовкой тех дней считается политическая демонстрация в день чехословацкого государственного праздника 28 октября — в этот день на пражские улицы вышло почти 100.000 человек. Во время подавления демонстрации погиб студент, смерть которого послужила новым поводом для еще большего усиления демонстраций.

Весьма известное фото — рабочие одного из чешских предприятий наблюдают за ходом демонстраций через заводские окна:

03. Решающим импульсом к событиям "Бархатной революции" стало выступление пражских студентов, которое произошло 17 ноября — примерно 15.000 студентов вышли на манифестацию в память о событиях 1939 года — в то время оккупационные нацистские войска закрывали чешские университеты и отправляли чешских студентов и преподавателей в концлагеря. Чешские студенты 1989 года вышли на манифестацию против коммунистической партии — считая, что она занимается примерно тем же, что и нацисты.

На фото — противостояние пражских студентов и полиции в те дни.

04. Тысячи участников студенческого собрания направились в центр Праги в сторону Вацлавской площади. Демонстрация считалась несанкционированной — колонны студентов остановили полицейские в районе Вышеградской улицы.

На фото — студенческая колонна и полицейские. Полиция, кстати, экипирована весьма неплохо даже по современным меркам — шлемы с защитой шеи и прозрачными забралами, легкие прозрачные щиты, дубинки. Дубинки, кстати, судя по всему, не резиновые, а сделаны из чего-то вроде пластика.

05. Демонстрация проходила достаточно мирно, протестующие скандировали, обращаясь к полиции: "Ваша задача защищать нас", "мы безоружны". Однако в итоге демонстрация была всё же разогнана, многие из протестующих были жестоко избиты. Согласно рассладованию, которое было проведено в 1990 году, 17 ноября при разгоне демонстрации получили ранения более 500 человек.

На фото — жесткие полицейские задержания времен "Бархатной революции":

06. Были в толпе протестующих и переодетые полицейские — они определяли неформальных лидеров протестов и просто активных митингующих и также их задерживали:

07. Демонстранты и сочувствующие им жители Праги восприняли произошедшее как нежелание властей начать диалог в обществе. Среди людей стали распространяться слухи о том, что вмешательство полиции привело к жертвам среди демонстрантов — это вызвало новую волну протестов, направленных против коммунистического режима.

А вот заседание коммунистической партии Чехословакии в те дни:

08. Знаменитые пражские кафе тех времен— люди активно обсуждают события в стране, на фото — кафе Славия, это самое старое кафе Праги из ныне действующих, оно было открыто в 1881 году.

09. В 20-х числах ноября на центральные улицы Праги вышло около полумиллиона человек — люди требовали изменений в стране, и прежде всего — отстранения от власти коммунистической партии. Наибольшее количество граждан собралось 25 и 26 ноября на Летенском поле в Праге — около 700.000 человек, по другим оценкам — до миллиона.

10. 27 октября в стране была проведена большая двухчасовая забастовка — она продолжалась с 12 до 14 часов дня, а сигналом к ней послужил сигнал сирены. Примерно в эти дни коммунистическая партия Чехословакии пошла на уступки протестующих и отменила параграф в законе, который декларировал главенство компартии по всем вопросам.

Протестующие на улицах Праги:

11. Кордоны полиции и автозаков на пражских улицах:

12. Военная техника на улицах города. Насколько мне известно — применять ее не собирались, пригнали просто для устрашения митингующих.

14. Вацлав Гавел общается с одним из протестующих в дни "Бархатной революции". 29 декабря 1989 года он станет президентом новой демократической Чехии.