Информационно развлекательный портал
Поиск по сайту

Отрывок из книги михаила моргулиса «тоска по раю». Тоска по раю

Мы ощущаем время как врага, ибо скользим по нему к смерти. После смерти жены Льюис писал, что глядит в ночное небо и знает точно, что нигде во времени и в пространстве не найдет ее лица, ее голоса, ее рук. Время и есть это «нигде», это «никогда». Даже если мы не умираем со смертью, мы уходим, мы - часть прошлого. «А прошлое - прошло, (...) и время - еще одно имя смерти» , и «храм достижений человеческих погибнет в развалинах вселенной» .

«Ночное небо», страшившее Льюиса, как страшило Паскаля «вечное молчание бесконечного пространства» , - это не пространство, а время. Пустота пространства - символ пустоты прошлого, в котором уже нет жизни, реальности, «настоящего».

Однако время и смерть - друзья нам, не только враги: обрамляя нашу жизнь, они придают ей великую ценность, как придает ее земле космос. Когда мы подумаем о том, что умрем, жизнь многократно повышается в цене. Считают, что в минуту смерти мы проглядываем заново всю нашу жизнь и по-новому ценим ее. Но для этого не надо ждать смерти, можно прямо сейчас поставить такой опыт. Вспомните какое-нибудь обычное событие. Потом представьте - хорошо представьте, - что вам осталось жить несколько минут. Теперь вспомните снова то же самое. Каким драгоценным оно покажется вам!

Проделаем это со всей нашей жизнью и увидим, что смерть не только превращает жизнь в «прошлое», но и придает прошлому жизнь; не только обращает все ценное в «былое», но и придает былому великую ценность. Тоскуя по безвозвратно ушедшему, мы видим его глазами смерти, хотя еще живы.

Однако этого мало. Время и смерть делают жизнь драгоценной, но не вечной. Мы же тоскуем по вечности, даже если не знаем, что это такое. Нас не удовлетворяет разумный мир повторений, вселенский верстак, где все на своем месте («все соделал Он прекрасным в свое время (...), время рождаться и время умирать, (...) время разрушать и время строить») (Екк 3:11,2,3). Мы радуемся рождению, но не смерти; мы не плачем на крестинах и не смеемся на поминках. Мы любим созидание, а не разрушение. Нам не все равно. Мы судим. Мы выбираем.

Вселенная не выбирает и не судит. Ей совершенно безразличны наши горести.

Проведем опись мироздания. Сколько в ней всего - от атомов до агностиков, от голотурий до галактик? Пусть сумма этого будет «х». Скольких уже нет или скоро не будет? Тоже «х». Никакой разницы. Не «х+1» или «х-1», а «х». Мироздание ни на йоту не предпочитает жизнь смерти. Звезды, и те смертны. Закон вселенной - цикл рождений и смертей, река времени, буддийская сансара. «То, что возникает, то и исчезает». Таково «чистое и бесспорное око учения» .

Но Будда неправ. Со всем почтением к такому гиганту духа, скажу, что кое о чем он забыл. Мы возникаем и не исчезаем - не безличный космический разум, ведомый только мистикам, а мы с вами, люди, множество «я». Над рекой времени торчат наши головы (или сердца?). Будда считал нас иллюзией, мнимостью, мы рождаемся и умираем, но страстно хотим жить после смерти. То, что нам нужно,- за рекой. Если мы не можем через нее перебраться, если мы не можем увидеть лик Божий и жить - значит, мы жили впустую, мы проиграли, нам ничего не удалось.

Вселенная удовлетворяет все наши желания, кроме главного. Она -аладинова лампа, древо желаний, шведский стол, где есть все, пока не дойдет до коронного блюда. Мы раззадорим аппетит закусками, и тут нам предложат пустоту. Если это все, миром правит не случай, а злой Бог, вселенский садист, который раскладывает приманки, чтобы вернее погубить нас . Последняя истина за стенами мира - или добрый Бог, или злой, слишком уж тут все сходится. Сквозь мир проступают замысел, план, рисунок; вопрос лишь в том, хорош ли художник.

Чтобы это узнать, лучше всего с ним встретиться. Но как? Мы сосланы в страну времени. Как выбраться в вечность?

Сейчас появилась какая-то эпидемиальная боязнь красоты в искусстве. Очевидно, это подсознательно скептическое отношение к выражению Достоевского, что якобы красота спасёт мир и ко всяческим восклицаниям типа - «мы ещё увидим небо в алмазах» или «человек это звучит гордо». Конечно, нелегко это всё принимать за чистую монету после Холокоста и Архипелага Гулага и после вопиющей пропасти неравенства, когда безвкусное хвастовство виллами, брильянтами, яхтами унижает честных людей, когда они, чтобы выжить, бьются, как рыбы об лёд, а престиж зазнавшейся политики катастрофически обвалился после повальной двустандартности и параноидального взаимоподслушивания. Тем не менее, красота поведения людей, ухитряющихся не пачкаться, существует, и их больше, чем нам иногда кажется. Они то и есть настоящие герои, но кажутся неудачниками-чудаками на фоне преуспеяния тех, чья кажущаяся смелость предприимчивости основывается лишь на беззастенчивости, с которой они переступают через других. Вообще, духовная красота сейчас Золушка.

Первые абстрактные картины Кандинского были очень красивыми, в них было что-то от красоты природы - от закатов, от рассветов, от радуг, от северного сиянья. Картины Поллока, особенно его «Собор», были полны красоты его ошеломляющего трагического темперамента и саморазрушительно задыхающейся от самой себя великой энергии. Картины Миро с его «миробами» были очаровательны, как воскресшие в нём наскальные мотивы преисторических предков.

Все это ещё было живописью. Концептуализм с его туалетными афоризмами, надписями, со ржавыми кроватями в которых валяются презервативы, и грязными носками, заполонил современные музеи. Этот бывший бунт против мелкобуржуазной слащавости ныне с циничным практицизмом превратился в доходный «снобизнес». Гениальные скульптуры Генри Мура, Альберто Джакометти сменились не мыслящими и не сострадающими людям инсталляциями. Из музыки исчезла красота мелодии, хотя ещё Скрябин нашёл такие дивные таинственные феромоны между звуками и красками. В литературе преобладает сарказм, скептицизм, переходящий в пессимизм, не достаёт кислорода, чувствуется смертельная боязнь авторов выглядеть слишком сентиментальными, быть обвинёнными в высокопарности. Красота сиротливо жмется в угол, а то ещё, не дай Бог, обвинят в красивости. Искусство сейчас или слишком подножно заземлено, или создаёт подделки неземного в бесконечных «фэнтези», представляющих лишь трусливое бегство от действительности. Но секрет состоит в том, что все подлинно неземное находится именно на земле.

На сегодняшнем фоне повесть писателя и священника Михаила Моргулиса - «Тоска по раю» - рискованное предприятие. Она написана с бесстрашной красивостью. Она сама подставляется под насмешки, издевательства, пародии. Но у неё есть одно редкое сейчас для книг качество – в неё можно влюбиться. Со мной случилось именно это! Чего стоит одно незабываемое выражение «абрикосовый поцелуй». С кем же он мог произойти у автора-героя книги?

Представьте, что героиня оказалась своего рода агентом дьявола, «князя тьмы», вроде бы его послушной Матой Хари, чьей задачей, внушённой ей «князем тьмы», было рекрутирование других послушников. Но лишь притворяясь исполнительницей его воли, приказа, на самом деле она исполняла только то, что ей подсказывала любовь. Боже, какая фэнтезийная безвкусная мелодрама, всплеснут руками скептики. Увы, сама жизнь наша иногда похожу на мелодраму, да ещё и побезвкуснее. Но героиня Моргулиса все- таки сошла в жизнь не из комиксов, а со страниц рассказа Джона Стейнбека «Рыжий пони», который я тоже знал с детства, как Моргулис, так и назвавший свою героиню - Пони. В повести Моргулиса я нашёл столько романтической сентиментальности, по которой столько людей так истосковалось среди циничного стёба, так давно не слыша красивых сказок, что закрыл последнюю страницу с огорчением, что она последняя, но и с детской благодарностью за то, что эта повесть или поэма в прозе смыла с меня недетскую, недоверчивую к сказкам усталость. Неизлечимые скептики легко найдут в этой повести всё, чтобы безжалостно разгромить её. А я нашёл в ней всё, чтобы от неё не оторваться.

Но разве своими сказками и Арина Родионовна, и Ганс Христиан Андерсен, и Александр Грин обманывали нас, как это делали те, кто загонял нас в бараки и газовые камеры своих политических утопий? Моя детская вера даже в добрые сказки вот-вот уже могла перейти в безверие. Безверие во что? Да во все.. за исключением людей, которых я люблю. А их, к счастью, много, и они есть во всех странах, где я был. Разве дорога к людям - это не есть дорога к Богу? Земля людей дорога нам тем, что именно она вызывает в нас самые неземные чувства. Трагедия и лермонтовского, и врубелевского демонов в том, что они были этих чувств лишены их несыновней непринадлежностью к земле, и при всей разнице характеров, как холоднокровные братья-близнецы, были обречены на одиночество одним и тем же проклятием пушкинского Демона: «Не верил он любви, свободе; На жизнь насмешливо глядел - И ничего во всей природе Благословить он не хотел».

Поэтому лишённое простой человеческой теплоты все сверхчеловеческое, чего изо всех сил хотят добиться лишь закомплексованные посредственности, ведёт к единственному счастью по заслугам несчастных - к ненависти. Один из моих сыновей - Саша, процитировал мне в рождественском письме этого года то, что сказал однажды Нельсон Мандела, от которого даже за 27 лет тюрьмы его мучители не добились ненависти:

«Ненависть - это тот яд, который мы пьём, думая что он убьёт наших врагов.» (Буквальный перевод: Обижаться и негодовать - это все равно, что выпить яд в надежде, что он убьёт твоих врагов)

Я даже попытался превратить эту статью в диалог афоризмов, но вдруг почувствовал, что он самовольно перестраивается в нечто не столь умственное, сколь в шаловливо-живое, песенное, залихватское, чуть лещенковское, что ли, и почему бы и нет:

Что взгрустнула ты Машенька, Маша,

радость, что ли тебя обошла?

жизнь, как будто бы каша-малаша,

твои губы опять обожгла?

Даже если любовь и наивна,

она ненависти умней,

Зависть ведьмой вещает надрывно,

но давай не доверимся ей.

Вы не верьте дурному слову

от соперниц и от жлобов.

Пусть подсовывают вам злобу

все равно выбирайте любовь.

Среди всяких тусовок и шаек,

осторожней лети кувырком

наш земной сумасшедшенький шарик,

я люблю тебя - весь целиком!

Никого не любить- некрасиво,

Как зимою снежков не лепить

и любить невозможно Россию,

если в ней никого не любить!

Январь. 2014

Вот куда меня занесло порывом рождественской метели от страниц повести моего дорогого Михаила Моргулиса. Впрочем, от его прозы можно было ожидать всяких приключений, ибо она весьма недисциплинированная, если подходить к ней со строгими правилами.

Точных аналогов у этой книги нет - есть только нежные точки соприкосновения с «Маленьким Принцем» Сент-Экзюпери или с повестью «Джонатан Ливингстон, чайка» - одного американского пилота Ричарда Баха, вышедшей в семидесятом году, ею зачитывались почти все американцы тинейджерной психологии, что не всегда совпадает с возрастом, в том числе и с моим.

Когда-то удивительная по своей нравственной чистоте моя американская подружка чуть старше двадцати двух лет, читала мне вслух, когда, выражаясь библейским языком, «изнемогали от любви». Над этой книгой в США высокомерно посмеивались критики и прозаики, но думаю, что от зависти, ибо она лежала под сотнями тысяч подушек, надышанных снами. Эта повесть была слишком простодушна для скептиков, но зато многих отчаявшихся она спасала и от наркомании, и от самоубийств, вернув им веру в себя и в жизнь через слова из клюва чайки.

Моргулис понял силу сказки, созданной им, и сам в неё вошёл, и пережил её, не подозревая что с ним случится. А случилось самопреображение. Любовь преображает нас, и рыжая Пони стала и Ариадной его, но и самой собой. Они оба преобразились, и дар этого самопреображения подарили и появившемуся в книге мальчику, который как будто ждал своего часа, когда же его заметит какая-нибудь сказка и даст ему руку. О, как нам нужна редчайшая духовная порода земных и одновременно неземных людей, потому что только с неземной высоты иногда можно увидеть то, как можно людям помочь избавиться от грозящих им бед на земле, что стало уже составляющей практического провидчества космонавтики. Опять, невежливо ломая строй прозы, откуда-то из меня лезут ритмы и рифмы, хотя и не такие уж плохие:

Есть мальчики особые.

что называют их всех заодно-

Эта книга и адресована в общем-то таким мальчишкам, даже задержавшимся в тинейджерстве надолго, как один мой знакомый, которого я частенько вижу в зеркале, и девчонкам, в чем-то похожим на мальчишек, в том числе и моей жене, которая до сих пор гордится тем, что у неё на носу до сих пор горбинка от хоккейной шайбы, когда они играла в Петрозаводске не на катке, а просто на улице проволочными клюшками.

Я сразу уловил, что в этой книге есть особая мелодия, как будто между строк у неё скрыты ноты, и подумал, что это, видимо, «Концерт детства» Шумана. Оказывается, я догадался. Попробуйте сделать то же самое, поставьте этот концерт и начните читать эту книгу. Это волшебное соитие. Не воспринимайте эту книгу лишь религиозно. Завистливая борьба «князя тьмы» с его соперником за человеческие души - это поэтическая метафора борьбы человечности – с бесчеловечностью, вооружённой столькими соблазнами, и самый опасный из них это гибельное лицемерие, притворяющееся спасением, хотя в его глазах нет-нет и проблеснёт дьявольщинка. Автора повести спасла его же сказка. Я вам, кажется, забыл сказать, как она называется: «Тоска по раю». Если на самом деле рая на свете и нет, то тоска по нему получилась самая райская. Её лет восемь назад напечатало издательство «Конкордия», и двухтысячный тираж молниеносно испарился вместе с издательством. Сейчас её красиво переиздали. Ищите. Я ведь её нашёл. В ней вы увидите в конце концов лучик света за тёмным лесом. Это вам посветила красота-спасительница. Я надеюсь, что и у вас на губах после чтения этой книги окажется вкус абрикосового поцелуя.

ЗЕМЛИ ВОЛШЕБНЫЕ МЕСТА И ТОСКА ПО РАЮ

(на книгу Михаила Моргулиса «Тоска по раю»)

«Говорю тебе, тоска умрет только вместе с тобой».

Эта строка из Джона Стейнбека («На восток от Эдема») - первая часть эпиграфа к роману Михаила Моргулиса «Тоска по раю», - красная нить, на которую нанизаны сюжеты...

Я, читатель, обладаю свойством-роскошью не иметь сомнений, зачастую одолевающих профессиональных критиков, когда, «выводя», «разгадывая» писателя, просеивая его «плоды» через мелкое сито, просматривая тексты на свет, - они мучают себя и нас вопросом: а не маловато ли материала для?..

Моя «бессомнительность» - не в самоуверенности и не в индуктивном ясновидении, дескать, дайте каплю, и я скажу море...

(Хотя, если взять такую вот фразу из романа: «С тех пор, как Адам и Ева покинули рай, всё человечество и каждый человек, осознанно или неосознанно, мечтает о возвращении в потерянный рай» , - разве это не та самая капля, в которой?..)

Допускаю, что моя «роскошь» - смесь нахальства делать выводы из малого и страха обмануться в надеждах перед дальнейшим узнаванием... Результат: соприкасаясь с достойным, в небольшом количестве доступном, и боясь разочароваться в открывшейся вдруг драгоценности, я, в конце чтения, радостно захлопываю книжку, и кричу: довольно! - ведь я уже узрел то, что хотел (на самом деле это автор нарисовал во мне, якобы мое от начала, хотение)!..

Мне кажется, прочитав всего одну книгу Михаила Моргулиса, я ощутил на вкус соль (soul? - душу?) эпистолярного творчества этого «райско-земного» писателя, емкие строки которого дышат и пахнут, цветут и сверкают, охлаждают и согревают, слушают и шумят, пугают и успокаивают...

[«От земли молочными виноградными побегами извивался пар. ... Только что прошел дождь: внезапно по мирному брюху неба бритвенно резанула молния, и на землю обрушилась вода. Налет был по-бандитски коротким, дождь быстро умчался в горы, поспешно цокая по перепуганным красным крышам одиноких домиков. И сразу же с распахнутого неба просвистели раскаленные копья солнца. Неизвестно почему пахло арбузами, розовой переспелою мякотью-слякотью, усеянной черным перламутром косточек. Сладкий розовый запах теснил и перебивал даже медовый дурман недавно скошенной травы. Но уже ощущалось дыхание черного коня, на котором скакал с гор одетый во все черное Вечер». - («Бывают дни у человеков»)]

Писатель-священник Михаил Моргулис назвал свою книгу «Тоска по раю». Наверное, легко обмануться названием труда (вкупе с духовным статусом автора), - и «обман» вполне может усилиться последним сюжетным движением героев одноименного романа (авангардным - только ли по расположению? - произведением в сборнике), мужчины и женщины («Адама» и «Евы»), - движением к Раю...

Да, «Адам» и «Ева» в «Тоске...» - почти святые... И можно предположить, что и вся книга, весь ее замысел - в воспевании святости, непорочности...

Однако: к Раю - а не в Рай!.. (По тексту: «Мне казалось, что мы Ева и Адам, возвращающиеся в Рай») .

(«Казалось», - получается: остающемуся на земле, а не взмывающему в небо).

То есть, на самом деле, именно в этом месте, с последними словами «Тоски...», начинает лавинно таять титульно-статусный «обман» (и это подтвердится последующим рассказами) и расти понимание: книга не о святых...

Книга - о нас грешных; о нас - живых, которые, согласно природе, тоскуют по Раю. О каждом из нас, не знающих, не представляющих себе Рая на небе, однако имеющих свой, локальный, приватизированный от рождения или от первого осознания себя человеком, рай на Земле:

«...на земле есть такое место, где ты когда-то, ухватившись ручонками за поручни, стал вылезать на заплеванную палубу жизни. И в это место должна, взмахнув усталыми крыльями, опускаться для отдыха твоя душа. Это двор, где осталось твое детство» . («Земли волшебные места»)

(Не оттого ли, что он и сам, подобно его герою из «Тоски...» - «...видел бешеные зрачки страсти и холод, упоительный визг злобы и цветочную засушеность доброты» ? Прочтите «Уйти в дождь» - и, возможно, вы услышите, как «кричат раненые синие птицы, падая крючковатыми клювами в зовущую их воду озер...» )

До чего, до каких верхних пределов Знающий - неизвестно; но то, что От самых Нас (простых и вечно виноватых друг перед другом, пока живем), - этого уже достаточно, потому что и так бесконечно много для творчества.

Порой кажется, что в рассказах нет сюжета, - что автор, закинув голову к божественному небу, перебирает, у самой грешной земли, исключительно на ощупь, какие-то чудесные чётки, с безмерным количеством бусинок разнообразных, непредсказуемых форм, - как камешки на обочинах городских и сельских дорог (где нет только «правильных» фигур - шаров, конусов, кубов, тетраэдров...) Что следующее придет в пальцы - и чем отзовется: согреет ли бархатно полированным боком, уколет ли острым углом, поранит ли до крови ножевой гранью... Но непременно перебежит каждая бусинка, талантом автора, в строчки, а строчки нарисуют в нас картинки, которые заставят улыбнуться, задуматься, заплакать... Потому что в каждой картинке - человек, в диапазоне от смешного до трагического, как воплощение земной Жизни, быстротечной, но насыщенной, укладывающейся во вселенское мгновение - от рождения до смерти.

Каждый внимательный читатель воскликнет, сквозь смех и слёзы: так оно и было, так и есть, - верю...

[«Как теплая ручная мышь в рукав, забралось в него счастье. Да нет же, какая мышь, это лодочка ворвалась в его кровь. Маленькие гребцы неслись в лодке по стремительному течению сосудов и пели песни. Странная песня, как будто это были голоса инков из мертвого государства. Они неслись и пели, и вот, на повороте, вдруг подняли головы, потому что где-то запели им в ответ». («Голос озера Мичиган»)]

И это простое, житейское доверие к автору, возможно, вылепит в читателе истинный образ поведения, искупающий библейскую вину потомков Адама и Евы, живущих на «проклятой земле», на которых произрастают «терния и волчцы», с которой питаются они во все дни жизни, добывая хлеб в поте лиц...

Любовь к ближнему, к природе, - это проекции, слагаемые вектора любви к Нему, дарующему надежду на Эдемский Сад. Другого, более прямого и легкого, не напрягающего ум, душу и сердце пути нет.

И если хоть один из сотни поЧитателей после прочтения книги скажет не только «верю...», но и «Верую!» - это и будет великой наградой Автору-бессребренику, наградой, ради которой он творит.

Заключительные строки эпиграфа к «Тоске по раю» - из Томаса Вульфа («Стремится ветер, и струятся реки»):

«Тогда я еще не знал истины, что подлинно выше других лишь тот, в ком есть смирение, и терпимость, и умение слышать чужую душу».

Это, вульфовской фразой, от Михаила Моргулиса, автора, - читателям...

Но пусть и он, Михаил Моргулис, знает, что этой же фразой я, поЧитатель, - ему, Автору... о нём; с небольшим, уже от себя, акцентом на предварительное незнание и последующее открытие: «не знал, не был уверен... пока не прочитал...»

[«Жизнь кричала тоске, поймавшей сердце в капкан, что та не удержит сердце, отпустит, потому что скоро придет нежность и сделает нас всех счастливыми». - («Тоска по раю»)]

Леонид Нетребо,

Стремление к Довольству Аллаха, и Его Раю, в примерах наших любимых «праведных предков».

Описывая Рай, Аллах, Всевышний сказал:

«Поистине, Аллах введёт тех, которые уверовали и творили благое, в сады, где внизу текут реки. Разукрашены они там будут браслетами из золота и жемчугами, и одеяние их там — шёлк». (Сура аль-Хадж 22:23).

«Поистине, богобоязненные — среди садов и источников: «Входите сюда с миром в безопасности!». И изъяли Мы злобу, что в их груди; братьями они на седалищах обращены друг к другу. Не коснётся их там забота, и не будут они оттуда выведены». (Сура аль-Хиджр 15: 45-48).

Рай: это сокровище, к благу которого веками устремлялись верующие.

Рай: это горящее пламя, что было в сердцах наших салаф- салих (праведных предков), пламя, вдохновлявшее их устремляться к высочайшим примерам доблести в джихаде и самопожертвовании.

Рай: это благородная цель, к которой прикованы глаза жаждущих, и по которой тосковали души томящихся везде и во все времена. Они соглашаются на мирские страдания ради достижения Рая. Воистину, войти туда и остаться там, представляет собой высочайшую цель для верующих, и такая надежда, лелеется ими на протяжении всего жизненного пути. Как часто Рай был побудителем добра и правды, даже, несмотря на опасности, страдания и мучения, которые находятся на этом пути, и даже если речь шла о смерти.

Это произошло во времена Посланника Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует), как передаёт Анас (да смилуется над ним Аллах): «Посланник Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует) и его сподвижники направились в Бадр и достигли его раньше, чем многобожники Мекки. Когда подошли неверные, Посланник Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует) сказал: «Никто не должен ничего предпринимать, пока я не скажу». Затем неверные выдвинулись по направлению к нам и Посланник Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует) сказал: «Подымайтесь (и сражайтесь) за Рай, ширина которого равна небесам и земле». Умайр ибн аль-Хумам аль-Ансари (да смилуется над ним Аллах) спросил: «О Посланник Аллаха, (ты действительно считаешь) Рай по ширине равным небесам и земле?». Он сказал: «Да». Тогда Умайр сказал: «Превосходно!». Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) спросил: «Что ты имеешь в виду под этим словом?». Умайр сказал: «О Посланник Аллаха, клянусь Аллахом, (я ничего не имел в виду) кроме надежды оказаться среди его обитателей!». Посланник Аллаха сказал: «Поистине, ты — среди его обитателей». Умайр достал финики из своей сумки и начал их есть. Затем он сказал: «Если я проживу до того, как съем эти финики, тогда, воистину, эта жизнь слишком длинна!». Он выкинул финики, что были у него, и вступил в бой, пока не был убит». (Муслим, 1901).

Таким было их отношение (к Раю), равно как и того поколения, которое последовало после сахабов. Во время одной из битв, Абу Муса аль-Ашари (да смилуется над ним Аллах) сказал: «Посланник Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует) сказал нам: «Поистине, Рай располагается под тенью меча». Человек в оборванной одежде спросил: «О Абу Муса! Ты действительно слышал, как Посланник Аллаха сказал это?». Абу Муса сказал: «Да». Тогда тот человек возвратился к товарищам и сказал: «Мир вам!». После чего, он вынул из ножен свой меч, отбросил ножны и ринулся в бой, пока не был убит». (Муслим (1902), Тирмизи (1659); из книги «Джанна» шейха Али Хассана (стр. 5-6)).

Имам аш-Шафии (да смилуется над ним Аллах) сказал:

«Душа моя! Осталось лишь немного дней терпенья,

Подобных нескольким мгновеньям сновиденья,

Душа моя! Пройди скорее в спешке этот мир,

Покинь его, ведь истинная жизнь пребудет впереди».

Ибн Раджаб Ханбали в книге “Фадль `Илмус-Салаф”.

Вы читаете первыми! Отрывок из книги Михаила Моргулиса “Тоска по раю”, из главы “Встреча с дьяволом”. Критик К.Андреев назвал книгу Михаила Моргулиса “ответом нашему поколению”.

ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ МИХАИЛА МОРГУЛИСА «ТОСКА ПО РАЮ».

(ВСТРЕЧА С ДЬЯВОЛОМ)

(Этот писатель дал ответ целому поколению!).

Критик Константин Андреев, Москва)

Мы вышли на тропинку, что вилась рядом с горной дорогой. Вдруг подул ветер, и сильно пахнуло серой. Голова закружилась, я с силой сжал руку Пони.

Раздался звонкий заразительный смех. Это был счастливый смех. И мягкий, нежный голос произнёс:

– Милое моё дурачьё… Думаете, вы вырвались из рабства ада на свободу?! На самом деле? Безумные романтики…

Немного помолчав, голос волнующе прошептал:

– На самом же деле из свободного царства князя тьмы вы снова угодили в земные лживые джунгли добра. Простофили милые, вы думаете, что земля – это травка, реки и поля. Глупцы! Земля – место для жертвоприношений. И, знаете, кого приносят в жертву? Людей. И, знаете, кому? Богу. Теперь вы снова станете несчастными червяками-людьми. Вы будете, обязательно будете грешить, и всё равно вернётесь ко мне.

Иисус? Да, это всё правда, но попадёте вы опять ко мне.

Голос полминуты выводил рулады на незнакомом языке, звуки лились, как будто тревожно рокочущий ручей летел с горы в бездну. И снова счастливо заговорил:


– Милое моё дурачьё. И чего вы добились? Ну, остались вы здесь, на земле Адама и Евы. И снова стали смертными! Поменяли жизнь со мной на призрачную не сбывающую надежду. Но всё же ради справедливости я хочу вспомнить и превознести великое деяние Адама и Евы. Они ведь не знали, что Бог в Эдемском саду допустил испытать мне их верность. И они поверили мне. После того, как я уговорил их уйти от Бога, они создали на земле смесь рая и ада. И вот, вы вернулись в эту жуткую мешанину, давайте будем называть это Раад. Здесь есть любовь и ненависть, правда и ложь, добро и зло, здесь Он и я. А Ева и Адам мои приёмные дети. И никому не позволено забывать об их подвиге. Но, конечно, вам, как и многим, хочется унизить их великое деяние, людей, ушедших из рая… Настоящих революционеров, а не лицемеров! Вам хочется быть в молчаливом кругу тех, кто недоволен их решением. Вам, как и другим, очень хочется вернуться в рай, из которого вас когда-то выгнали. Но, милые глупцы, без Адама и Евы вы до сих пор оставались бы рабами в раю, загипнотизированными кроликами. Но никто до конца не оценил их подвига. А ведь благодаря им, вы теперь можете грешить, раскаиваться, плакать, страдать и смеяться сквозь слёзы! Да, правда, потом приходит расплата… И это особая расплата… Но поймите, милые невежды, после Евы и Адама у всех людей, появилась свобода выбирать между раем и адом. Ведь вам после земли Раад надо куда-то идти… Благодаря этим двум революционерам, я многих сумел убедить на земле Раад: теперь вы можете убивать и прощать, умирать и любить, вы владеете птицей, которую мы с Ним дали вам, по нашему общему согласию. Эта птица – ваша душа, чудесная и мерзкая. Одно крыло у неё белое, а второе, чёрное.

Итак, вы выбрали Раад… Ну, идите, милое дурачье! Радуйтесь и плачьте, грешите и расплачивайтесь. Не хотели быть у меня, оставайтесь здесь… Главное, не возвращайтесь в рай…

И тут опять возник острый запах серы. А голос вновь заразительно рассмеялся, и произнёс, захлёбываясь от смеха:

– Не бойтесь, я ничего плохого вам не сделаю. Вы сами были себе судом и сами подписали свой приговор. Вы уже наказаны, глупцы любимые. Наказание мира будет на вас, впрочем, как и на Нём. Вы ещё будете искать меня, и я найдусь, и мы вместе посмеёмся над вашими надеждами в Рааде. Я добрый, я приму вас как лучших друзей. Мне немного жаль, что вы такие упрямые, ведь вы мне симпатичны. Я буду ждать вас у себя…

Я тихо и хрипло спросил:

– Так что же такое жизнь?

На мгновенье голос запнулся, но тут же громко и отчётливо произнёс:

– Жизнь – это враг, прикидывающийся другом.

Потом голос стал отдаляться, но ещё было слышно:

– Ищите меня, зовите меня, мне передадут. Я добрый, я добрее Его.

Запах серы стал ослабевать. И, всего только раз, уже издалека, донёсся звонкий смех. А потом ветер прекратился, и стало тихо.

* * *

Мы так и не разжали рук. Наши пальцы оставались сплетёнными. Мы тяжело дышали, как будто долго находились под водой и наконец вынырнули. На Пони было трудно смотреть. Её лицо покрыла белая маска. Рыжие волосы нависали над этой маской Пьеро. Я обнял её и почувствовал холод её тела. Она не просто была холодна, холод глубоко проник в неё. Я стал изо всех сил обнимать её, целовать в промёрзшие губы. И она стала теплеть и оживать.

– Пони, вечный друг, ты слышала великого Лгуна, которому нет равного в этом мире по лжи и искренности во лжи. И он самый великий актёр. Все лучшие исполнители Гамлета рядом с ним становятся бледной тенью. Но он лгун, всё, что он говорит – неправда. Есть рай, который для нас сохраняет Господь, и там, в Эдемском саду Он ждёт нашего возращения. Это Его слова: «Придите ко мне все труждающиеся и обременённые и Я успокою вас».

– Иеремия, почему Христос молчал?

– Он бывало и раньше замолкал. Но сегодня Он не молчал. Мы были Его ответом. Что будет завтра, не знаю. Но сегодня Он победил зло нами. И остался с нами.

И, вновь обвив пальцы друг друга, мы пошли наугад.

– Я знаю, Пони, нельзя привыкать к счастью. Счастье часто рвут падшие ангелы, их имена – зависть и злость. Человек, жаждущий всегда быть счастливым, – обречён. Когда рвётся его счастье, он видит впереди одну смерть. Если рвётся любовь, перед ним опять возникает смерть. Любовь – не только чувство, это одно из многих чувств. Оно становится самым главным – когда Бог касается этой любви. И тогда меняется состояние души, тогда ты постоянно чувствуешь в ней небесную нежность Святого Духа. Пони, Пони, я бы хотел всех утешить, но я только человек. А даже Господь не утешит тех, кто не ищет у Него утешения. Все бегут к Нему, как к врачу, полицейскому, судье, чиновнику. А Он стоит одинокий посреди стадиона, который тысячами глоток освистывает Его. А Он только тихо говорит в их обезумевшие от ярости глаза. И человеческая слеза, одинокая как Он, скатываетсяпо Его щеке.

И я стал вспоминать слова о Нём, записанные в псалмах:

«Душа была во мне, как дитя, отнятое от груди.

Душа избавилась, как птица из сети ловящих, сеть расторгнута, и мы избавились.