Василий О. Ключевский - краткая биография. Российский историк Василий Ключевский: биография, цитаты, афоризмы, высказывания и интересные факты

Ключевский Василий Осипович был одним из наиболее известных историков Российской Империи, он был известен как блестящий лектор, а также как создатель знаменитой концепции истории России.

Родился Василий Осипович в Пензенской губернии в семье бедного священника, начальное образование получил там же в духовном учебном заведении. В 1961 году получив денежную ассигнацию от своего дяди, имевшего духовный сан, поступает студентом в 1861 году в Московский университет. Современники отмечают, что Василий Осипович учился просто блестяще. Его выпускная работа «Сказания иностранцев о Московском государстве» была рекомендована к публикации, а сам наш герой получает приглашение остаться работать на кафедре российской истории стипендиатом с последующим получением профессорского звания.

На кафедре российской истории наставником Василия Осиповича становится С.М. Соловьев, под руководством которого и была написана диссертация «Древнерусские жития святых как исторический источник». Работу над диссертацией наш герой совмещал с преподаванием в Александровском военном училище, также он давал частные уроки.

В 1871 году Василий Осипович занимает кафедру русской гражданской истории Московской духовной академии, где он прослужил вплоть до 1906 года, при этом он не прерывал своей преподавательской деятельности в Московском университете, где пробыл до 1911 года.

Более десяти лет, без отрыва от преподавательской деятельности он пишет докторскую диссертацию «Боярская Дума Древней Руси», которую он блестяще защитил в актовом зале Московского университета в 1882 году. Впоследствии Василий Осипович Ключевский становится профессор и занимает кафедру российской истории после своего наставки С.М. Соловьева.

Василий Осипович Ключевский получил широкую известность как блестящий оратор (любил шутки, часто использовал афоризмы) и лектор, он читал огромное количество публичных лекций – в Политехническом музее, Училище живописи, ваяния и зодчества. Кроме того, он прославился как выдающийся публицист своего времени, после себя он оставил 9 томов публицистического наследия.

Непродолжительное время наш герой был деканом историко-филологического факультета и проректором Московского университета, однако должности тяготили его, и он старался наискорейшим образом избавиться он них.

Вместе с другими профессорами отстаивал права студентов, к этому времени Василий Осипович как ученый достиг всероссийской славы. В 1900 году Академия наук избрала его своим действительным членом. В 1908 году был также избран почетным членом Академии по разряду изящной словесности.

Участвовал Василий Осипович Ключевский и в общественно-политической жизни страны. Так, в 1905 году его привлекли к работе комиссии по пересмотру законов в печати и в совещаниях по проекту учреждения Государственной думы и ее полномочий. На этих заседаниях он выступал за свободу слова и печати, настаивал на законодательном статусе Думы, бессословном порядке выборов.

Наиболее известным результатом его научных трудов стал «Курс русской истории», которая была написана на основе лекционного материала, начитанного на протяжении всей преподавательской деятельности Ключевского. Василий Осипович придерживался позитивистской концепции исторического процесса, творчески развивал «теорию факторов». Вопреки традиции рассматривать историю России как явление исключительно самобытное, ученый рассматривает ее в общем русле истории всеобщей.

Три основные силы, утверждал ученый, «строят людские общежития»: человеческая личность, людское общество и природа страны. В истории России природный фактор, фактор колонизации сыграли огромную роль наряду с факторами экономическими и политическими.

В целом суть концептуального опыта, предложенного Василием Осиповичем Ключевским – попытка показать значение различных факторов в общеисторическом процессе и отдельных периодах русской истории, а также выявить общие закономерности при комплексном подходе к определению ведущих проблем в историческом процессе.

Память, обращенная к личности любого крупного деятеля культуры и науки, содержит в себе не только чувство благодарности за все им содеянное, но и чувство почтительности к оставленному наследию, оказавшемуся необходимым для последующих поколений, уважающих свое прошлое и умеющих извлекать из него уроки.

Нас отделяет от расцвета творческой мысли Ключевского почти столетие. И все это время существует вовсе не праздный вопрос, как бы сложен он ни был,— о ценности опыта его мысли для нашей современной научной и преподавательской жизни, а также для общественного сознания ныне здравствующих поколений .

К осмыслению итогов этого опыта обратились младшие современники Ключевского сразу же после его кончины. Множество некрологов было лишь данью скорбного чувства, возникшего при вести о кончине ученого. К 1912 г. ведущая московская и петербургская профессура успела подготовить и опубликовать в Москве сборник «Характеристики и воспоминания», посвященный В.О. Ключевскому.

При всем разнообразии анализа его творчества ученые, хорошо лично знавшие Василия Осиповича и его опубликованные произведения, задавались одной целью — провозгласить его основателем в русской исторической науке первой истинно научной школы, создателем научной истории России. Примечательно, что среди авторов воспоминаний, помещенных в этом издании, были представители историко-правового направления, с которым у В.О. Ключевского с 1880-х гг были очень сложные, а порой и открыто враждебные отношения. Так, Б.И. Сыромятников решительно противопоставил Ключевского Б.Н. Чичерину, одному из основных идеологов «государственной школы», и доказывал, что Василий Осипович утверждал новый метод в русской исторической науке и давал «новые ответы на старые вопросы» 1.

Кстати, чуть раньше, в юбилейном сборнике статей, посвященном Ключевскому, другой историк права — С. А. Котляревский — очень высоко оценил его монографию «Боярская дума Древней Руси» именно с методических позиций 2. Тогда же подготавливались три сборника произведений Ключевского, опубликованных им при жизни в различных журналах и иных изданиях, — «Опыты и исследования», «Очерки и речи», «Отзывы и ответы».

В 1914 г. эти сборники увидели свет, а Б Чтениях Общества истории и древностей российских (1914, № 1) был опубликован послужной список Ключевского со всеми административными подробностями его служебной карьеры, награждениями и т. п. В 1913 г. ученик Ключевского А. Юшков по выправленной ранее самим автором литографии издал его монографию «История сословий в России». Вместе с изданными при Александров Вадим Александрович, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии им Н Н Миклухо-Маклая АН СССР жизни Ключевского монографиями «Сказания иностранцев о Московском государстве», «Боярская Дума Древней Руси» и «Курсом русской истории» посмертные издания надолго составили тот корпус произведений Ключевского, на который до 1950-х гг. опирались ученые в своих теоретических оценках его творчества.

Этот этап изучения наследия Ключевского как теоретика исторического пррцесса России можно представлять лишь оценочным, коль скоро судить о развитии творческой мысли ученого можно было только на основе уже опубликованных трудов. На протяжении 20—40-х гг. в общей критике культурного и научного наследия дореволюционной России В. О. Ключевскому посвящались отдельные воспоминания и разделы в обобщающих работах историографического характера, но специальных монографических исследований его творчества не предпринималось.

Для всех его критиков была очевидна научная значимость Ключевского Как одного из крупнейших представителей буржуазной исторической науки Россци, но оценивалась она весьма поразному. Историографы пытались определить в многообразии научной проблематики В. О. Ключевского ведущее для него теоретическое направление, уловить его колебания «вправо» и «влево», а отсюда и личностные политические позиции.

Все эти попытки на сегодняшний день сохраняют лишь значение для истории познания исторической науки, но уже мало что дают для понимания Ключевского как ученого. В этом отношении не утратили интереса наблюдения младших современников Ключевского — его ученика П. Н. Милюкова и профессора Петербургского университета С. Ф. Платонова, которые, быть может, объективнее, чем кто-либо иной, представляли внутренний мир Ключевского. П. Н. Милюков, активный деятель кадетской партии, не преминувший, было, в своих воспоминаниях отметить политическую активность Ключевского, писал, что Василий Осипович оставался «демократом», стоявшим «ближе к демократически-народническому, Чем к конституционно-либеральному течению нашей интеллигенции» 3. В той же тональности вспоминал о Ключевском С. Ф. Платонов, человек не склонный к каким-либо преувеличениям в своих оценках.

Имея в виду неожиданные «проблески некоторого пессимизма и скорбного настроения» у Ключевского, проявлявшиеся у него в пожилые годы, в частности, в статье «Грусть», посвященной памяти М. Ю. Лермонтова, и тем более «неожиданный лиризм» в речи памяти Александра III, Платонов писал: «Эти два выступления Ключевского были учтены как симптомы душевного перелома, переместившие его вправо от прежних позиций. Но прошло десятиление, и последние годы застали нашего историка на прежних позициях. Душевный „перелом" не был переменой взглядов и чувств; он оказался только симптомом большой душевной сложности, в которой сплелись мудреным узлом самые разнородные элементы русской стихии и общечеловеческой мысли»4.

Сейчас, по дневникам Ключевского и его рукописным наброскам, относящимся к последней, пятой, части «Курса русской истории», не законченной; и не увидевшей свет в окончательной авторской редакции, можно утверждать cпpaведливость слов и тонкость ощущений Платонова. С 50-х гг. после перехода из частных рук на государственное хранение архива В. О. Ключевского и образования его специальных фондов (прежде всего в рукописных отделах Государственной библиотеки им. В. И. Ленина и академическом Институте истории СССР) начался качественно новый, исследовательский этап изучения творческого процесса и жизненного пути историка. Результативность этого этапа ни в какой степени не сравнима со всеми предшествующими публикациями произведений Ключевского, и с исследовательскими опытами, им посвященными. Более того, даже по сравнению с С. М. Соловьевым, К имени которого в это же время с особым вниманием вернулась историография, разноплановая деятельность по исследованию творчества В. О. Ключевского, безусловно, преобладала и преобладает поныне.

Весьма показательно, что эта работа, диктовавшаяся прежде всего возникшими документальными возможностями, отвечала запросам читателя; сочинения В. О. Ключевского, издававшееся в 50-х гг. тиражом в десятки тысяч экземпляров, в настоящее время даже при достижении миллионной «отметки» остаются раритетами. Инициатива в разработке архива В. О. Ключевского с 50-х гг. по праву принадлежит Александру Александровичу Зимину.

В 1951 г. от подвел первые итоги своих наблюдений о составе архива Ключевского и тех возможностях, которые имеются для дальнейшего исследования его жизни и творчества. Опираясь на материалы архива, он обратил особое внимание на формирование исторических взглядов Ключевского на ранних этапах его творчества, начиная со студенческой скамьи Московского университета, в процессе общения со своими учителями, прежде всего Ф. И. Буслаевым и С. М. Соловьевым 6. Ему же принадлежит большая заслуга в организации первого академического восьмитомного издания Сочинений В. О Ключевского (1956—1959 гг.).

Основная ценность этого издания, к сожалению, не охватившего все научное наследие историка, заключалась, во-первых, в публикации его специальных курсов, прочитанных студентам университета в 1880-х — начале 1900 г. и оставшихся неведомыми читателям. Речь идет о лекциях по источниковедению, терминологии русской ‘истории и русской историографии. Во-вторых, что, пожалуй, еще более существенно, в процессе подготовки издания был восстановлен весь ссылочный аппарат и проведен источниковедческий анализ состава «Курса русской истории» путем сличения текстов литографий, на которые опирался автор при подготовке к изданию Курса, с его окончательным текстом.

При публикации ряда своих произведений, и прежде всего «Курса русской истории», Ключевский не давал ссылок на издания документов, мемуаров и сочинений других историков; однако на полях своих литографированных лекций карандашом он кратко упоминал все издания, на которые считал необходимым опираться. Тем самым эта работа впервые позволила вникнуть в «лабораторию» ученого и воссоздать окончательного текста «Курса русской истории», часть которого складывалась Из уже имевшегося, но очень часто перерабатывавшегося ученым текста, содержащегося в литографиях прошлых лет, а часть писалась заново, причем порой в дальнейшем, при переизданиях отдельных томов она дополнялась вставками и редакционными уточнениями. Издание Сочинений В. О. Ключевского в 1956—1959 гг. послужило серьезным импульсом для монографического исследования его творчества. В 1966 г. вышла монография Р. А. Киреевой «В. О. Ключевский как историк русской исторической науки», в 1970 г.— Э. Г. Чумаченко — «В. О. Ключевский — источни-ковед». В 1974 г. появился объемный труд М. В. Нечкиной «Василий Осипович Ключевский», представлявший собой первый опыт обобщающей характеристи-ки всего жизненного и творческого пути ученого. Одновременно продолжалась публикация материалов архива В. О. Ключевского 6. В 1988 г. А. И. Плигузов и В. Л. Янин впервые переиздали исследование В. О. Ключевского «Древнерусские жития святых как исторический источник», увидевшее свет 117 лет тому назад и с тех пор превратившееся в библиографическую редкость. Наконец, в 1987—1990 гг. были изданы Сочинения В. О. Ключевского в 9 томах, основывавшиеся на текстологически выверенном издании 1956—1959 гг. и с учетом архивных материалов, опубликованных в 1968 и 1983 гг., и содержавшие неизвес¥ный читателям специальный университетский курс «Методология русской истории».

В 1990 г. появился и однотомник сочинений В. О. Ключевского «Исторические портреты. Деятели исторической мысли», само название которого отражало одно из направлений научного творчества ученого. При всей масштабности внимания к доставшемуся нам наследию ни в коем случае нельзя думать о какой-либо завершенности в его изучении ни с публикаторской, ни с исследовательской точек зрения. В частности, остается на архивных полках наиболее ранний вариант «Курса русской истории», датируемой 1870-ми годами; вовсе не освещена преподавательская деятельность В. О. Ключевского в Александровском училище, в Духовной академии, на Высших женских курсах, и, разумеется, не столь однозначно, как ныне, может трактоваться созданная им научная концепция исторического процесса в России. 59 Тем не менее уже на современном уровне знаний настоятельно возникает вопрос о значении теоретического наследия В. О. Ключевского, а отсюда могут определяться причины неослабевающего интереса к его творчеству.

Иначе говоря, речь идет о том, рассматривать ли это наследие как выдающийся памятник исторической мысли или видеть в нем источник непреходящих идей и все еще не разрешенных спорных проблем. Уже в процессе издания первого Собрания сочинений В. О. Ключевского один из суровых критиков ученого — М. Н. Тихомиров — очень высоко оценил его научную добросовестность. В 1958 г. он писал: «Теперь, когда вышли три первые части „Курса", мы имеем возможность заглянуть в ранее недоступный для нас процесс его создания. Наше внимание останавливает1 крайняя тщательность, с которой Ключевский изучал основные источники; на основе которых он создавал свои построения. Круг книг и источников, использованных для составления „Курса", сравнительно невелик, но в то же время показателен. Ключевский выбирал, так сказать, наиболее надежные источники, сведения которых не вызывали у него сомнения и не могли быть заподозрены в неточности.

Отсюда и проистекала та „фундаментальность" исторической цитации, которая поражает историков-специалистов при чтении „Курса". Историческим фактам и цитатам, приводимым в „Курсе», можно верить. Характеристики тех или иных исторических источников, сделанные Ключевским, сохраняют свою ценность и в наше время» 7. Научная добросовестность Ключевского и его источниковедческая прозорливость придают особую актуальность постановке вопросов о современном понимании его наследия. При этом наиболее существенны два момента — методический подход Ключевского к преподаванию и своей лекционной деятельности и принципы, вырабатывавшиеся им в создании концепции русской истории. Сохранившиеся свидетельства мемуарного свойства единодушно подтверж дают лекционное-мастерство Ключевского; этот дар был дан ему не только «от бога», вырабатывался им самим целеустемленно и последовательно.

Развитый им талант тем более поразителен потому, что Ключевский никогда не был оратором в общепринятом понимании этого слова. Златоустов в России в то время хватало. Имевшийся у Ключевского с детства физический недостаток — заикание — он преодолел той манерой, в которой проявлялось его лекционное мастерство. В. О. Ключевский говорил негромко, очень отчетливо и не спеша; богатство интонаций создавало ту музыку речи, которая завораживала аудиторию, сидевшую не шелохнувшись, а тонкое психологическое восприятие той или иной эпохи и артистическое воплощение в ее персонажи, чеканность фразиров ки при удивительном использовании всего богатства русского языка держали слушателей в напряженном ожидании какой-либо изысканной образности или ядовитой шутки.

При сравнении литографии лекций 70-х и 80-х гг. бросается в глаза постоянная работа Ключевского над текстом, замена отдельных слов и выражений ради достижения краткости и четкости изложения, преодоления его растянутости н замены дешевых эффектов яркими афоризмами и экспромтами, «неожиданно» выпускаемыми в свет, а в действительности заранее заготовленными. Ключевский был великим мастером таких «заготовок» и для лекционных выступлений, и для повседневного общения с окружающими его людьми; сохранилось их великое множество и в текстах его сочинений, и заносимых про запас в специальную тетрадь и в записную книжку. Сам Ключевский емко выразился об этом в широко известном афоризме — «легкое дело — тяжело писать и говорить, но легко писать и говорить — тяжелое дело» 8.

Сам для себя Ключевский однажды сформулировал в Записной книжке 90-х гг. свой же опыт «подчинения» аудитории: «Развивая мысль в речи, надо сперва схему ее вложить в ум слушателей, потом в наглядном сравнении предъявить ее воображению и, наконец, на мягкой лирической подкладке осторожно положить ее на слушающее сердце, 60 и тогда слушатель — Ваш военнопленный и сам не убежит от Вас, даже когда Вы отпустите его на волю, останется вечно послушным Вашим клиентом» 9. Стихия лекционной деятельности захватила Ключевского с самого начала его самостоятельной работы и никогда не отпускала. Только этой стихией можно объяснить его необъяснимую трудоспособность на этом поприще. В 1867— 1883 гг. он преподавал в Александровском военном училище, в 1871 — 1906 гг.— в Московской духовной академии, в 1872—1887 гг.— на Высших женских курсах, в 1879—1911 гг.— в Московском университете; к тому же он эпизодически читал курсы публичных лекций в Политехническом музее, в Училище живописи, ваяния и зодчества, а также постоянно выступал с докладами и речами.

Слава лектора пришла к нему уже в 70-х гг., и студенческая молва разнесла ее за стены учебных заведений задолго до получения им профессорского звания в конце 1882 г. Популярность имени Ключевского зависела не только от лекторского мастерства, на чем обычно фиксировали свое внимание мемуаристы. Помимо чисто внешнего умения завораживать любую аудиторию, было более глубокое по своему существу обстоятельство. В. О. Ключевский как никто иной своей преподавательской практикой и своими произведениями вносил воспитательное, назидательное, но ненавязчивое, ярко и четко сформулированное и научно доказуемое начало. Его целью было воспитание самосознания, и его слушатели и читатели редко когда не получали четко нацеленных этических «зарядов».

Для каждой эпохи, любого эпизода или действовавшего лица Ключевский умел находить словесно безупречно выраженный образ или понятие, так или иначе обращенный к национальному и общественному самосознанию. Уже во второй лекции своего знаменитого «Курса русской истории» он, заключая ее, апеллировал к чувству человека, которое может быть воспитано пониманием своего исторического прошлого; «Определяя задачи и направление своей деятельности, каждый из нас должен быть хоть немного историком, чтобы стать сознательно и добросовестно действующим гражданином» 10. Та же мысль о важности исторического мышления не покидала добросовестного ученого даже при сборах в Абастуман ради царского повеления просвещать царевича Георгия: «Наше дело сказать правду, не заботясь о том, что скажет какой-нибудь гвардейский штаб-ротмистр…

У России общие основы жизни с Западной Европой, но есть свои особенности… историческое изложение покажет, что новое начало не произвол мысли, а естественное требование жизни» 11. В начале XX в., давая отпор отечественной историографии второй половины XIX в., он сурово упрекал мышление общественности, которая после реформ 1860-х гг. на новом этапе истории проявила «равнодушие к отечественному прошлому». «Исторический закон,— писал Ключевский,— строгий дядька незрелых народов и бывает даже их палачом, когда их глупая детская строптивость переходит в безумную готовность к историческому самозабвению» 12. В этих обращениях к человеческому мышлению Ключевский исключительно образно рассматривал исторический опыт. В своем «Курсе русской истории» он бросал серьезное предупреждение современникам: «История народа, научно воспроизведенная, становится приходо-расходной его книгой, по которой подсчитываются недочеты и передержки его прошлого» 13, и объяснял, что вырабатывающееся из знания прошлого «историческое сознание дает обществу, им обладающему, тот глазомер положения, то чутье минуты, которые предохраняют его как от косности, так и от торопливости» 14.

В своей речи «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства» историк как бы перелистывал эту приходо-расходную книгу. Обращаясь к страшной эпохе монгольского ига и Куликовской битве, Ключевский в миллионах людей, пять столетий приходивших к могиле Сергия, чувствовал вневременную память народа, превратившуюся в высокую нравственную идею и свидетельствующую, что «одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения» 15. Не менее направленно он строил свою речь 61 «Добрые люди Древней Руси», прочитанную на публичном собрании в пользу пострадавших от неурожая в Поволжье в начале 1890-х гг. Эту речь он начинал словами: «Благотворительность — вот слово с очень спорным значением и очень простым смыслом» 16, а далее развивал мысль о ней как условии «нравственного здоровья, исторически бытовавшего среди народа» 17. Назидательные уроки прошлого он постоянно распространял и на исторические типы людей, волею судьбы и случая оказывавшихся во главе народа.

Противник самодержавия, он долго приходил к итоговой оценке деятельности Петра I, пока не нашел необходимую суровую формулировку, далекую от панегирика и достойную, с его точки зрения, великого императора, вся деятельность которого по созиданию силой произвола правового государства представляла собой моральный и юридический нонсенс. «Самовластие само по себе противно как политический принцип. Его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с самопожертвованием» 18. Тут историк единственный раз позволил себе извинить человека, обладающего самодержавной властью, В. О. Ключевский был великим мастером не договаривать свои мысли, высказывать их «между строк». Дело заключалось не только в необходимости оглядываться на цензуру. В этом просматривался определенный принцип, который внушал Ключевский своим слушателям и читателям. Заключая свои воспоминания о Ключевском как научном руководителе, его ученик, ставший затем очень крупным ученым,— Ю. В, Готье — удачно раскрыл этот принцип «в требовании, чтобы такое лицо "само доходило", само углубляло свои познания и привыкало к самостоятельной научной деятельности… во всем этом нельзя не видеть сознательных приемов своеобразной ученой педагогики, выработанной многолетней практикой, долгими думами сильного и оригинального ума» 19. В этом-то самопознании Ключевский видел основу дальнейшей человеческой самодеятельности, о чем он и сказал 12 января 1880 г., выступая перед широкой аудиторией как преемник С. Мю Соловьева по кафедре.

Спустя же четверть века, в 1904 г., он сам подводил читателя своего «Курса» к пониманию на основе изучения прошлого практических потребностей «текущей минуты» 21. Можно определенно думать, что проводимая В. О. Ключевским просветительная функция истории, особенно подчеркиваемая им в понимании человеческой личности, ее соотношения с обществом особо обостряла популярность его лекций и произведений. В наследии В. О. Ключевского немало высказываний об ушедших из жизни коллегах. В таких откликах можно заметить мотив, наиболее отвечавший творчеству самого Ключевского. Обращаясь к памяти Т. Н. Грановского, Ф. И. Буслаева, трижды к имени С. М. Соловьева, он непременно связывал воедино их преподавательскую и научную деятельность. Именно такая связь снимает вопрос (если кто-либо его поставит) о том, кто в Ключевском превалировал — педагог или исследователь. Вникая в научную «лабораторию» ученого, можно увидеть, как в его масштабной преподавательской практике отражалась оригинальная концепция исторического процесса.

Внимательно присматриваясь к опыту своих университетских учителей, Ключевский резко порвал с упрочившейся традицией (и поныне сохраняющей свои позиции) систематически последовательного изложения исторических событий и сосредоточил свое внимание на теоретических обобщениях. В результате его «Курс русской истории», ставший научным завещанием, в котором была сконцентрирована творческая энергия, отражавшаяся в поисках концепционных положений в отдельных монографиях и лекционных курсах, стал первой и поныне единственной попыткой проблемного подхода к изложению всей русской истории. Наследие Ключевского рассматривалось в разных аспектах на разных этапах истории исторической науки. Разумеется, основное внимание уделялось его общетеоретическим положениям, причем, как правило, прослеживалось стремление определить направления социально-экономического порядка, будто бы превалировавшие в его построениях.

При всех исканиях в этом направлении в 62 послереволюционной историографии вплоть до относительно недавнего времени Ключевского укоряли, правда, в разной тональности, в порочности методологии, ограниченности классового анализа, неспособности преодолеть «неверные» представления буржуазно-либеральной , даже в конституционном монархизме и т. п. В результате его творчество прочно связывалось с различными представлениями о его политических взглядах. Можно согласиться с выводом М. В. Нечкиной о том, что «историческое значение Ключевского очень велико. Он дал русской науке одну из самых ярких концепций исторического прошлого страны — противоречивую, недосказанную, но полную проблем» 22.

Но при верности этих слов вызывает недоумение покровительственно-соболезнующее сожаление М. В. Нечкиной о невозможности для Ключевского преодолеть все то, что свидетельствовало о кризисе предреволюционной исторической науки 23. С подобным подходом к любому памятнику или деятелю культуры можно обращаться только вопреки историко-диалектической логике, при высокомерной уверенности в собственном превосходстве над человеком другой эпохи. Приведенные выше свидетельства М. Н. Тихомирова о высоком уровне источниковедческого анализа Ключевского, убежденность Р. А. Киреевой в совершенстве для того времени разработки им истории исторической науки 24, наконец подробные разделы книги М. В. Нечкиной об историографической и источниковедческой работе Ключевского заставляют иначе оценить соотнесенность теоретического наследия ученого с кризисом буржуазной исторической науки. Именно «мудреный узел», завязанный, по словам С. Ф. Платонова, Ключевским, заключал в себе уникальность его концепции, причем не отвлеченно социологической, а опирающейся на исследования, т. е. имевшей конкретно прикладной характер. Она содержала опыт осмысления исследователем истории при мотивации ее процессов суммой разных по своему существу, но точно определенных «исторических сил».

До сих пор такой подход представлялся историографам эклектикой, хотя вряд ли только социально-экономическая доминанта может проявляться как руководящая во всех конкретных исторических ситуациях, тем более при учете особенностей «местной истории» (по терминологии Ключевского). Именно эта принципиальная особенность концепционного подхода Ключевского должна привлекать первостепенное внимание. Концепция русского исторического процесса у Ключевского складывалась десятилетиями. Недаром в одном частном письме он очень самокритично признавал еще в 1872 г.: «Неуменье мое работать скоро и споро для меня теперь доказанный исторический факт» 25.

Развивая свою концепцию, Ключевский безусловно проявлял научную скромность. В поисках «тайны» исторического процесса он лишь возлагал надежду на познание сочетаний разных условий развития той или иной страны, что позволило бы в дальнейшем создать науку «об общих законах строения человеческих обществ, приложимых независимо от преходящих местных условий» 26. Он, был далек от мысли об исключительности русской истории и рассматривал ее только как вариант истории всеобщей, со своими «местными» особенностями. Основу своего поиска он видел в индивидуальной человеческой личности и человеческом обществе во всем их историческом многообразии, живущих в определенных природных условиях. Этот подход был впервые им сформулирован в 1 лекции «Курса русской истории», но был результатом всех его исследований с конца 1860-х гг. «Итак, человеческая личность, людское общество и природа страны — вот те три основные исторические силы, которые строят людское общежитие» 27,— определял в 1904 г. свои позиции Ключевский в противовес теоретическим установкам «государственной школы». Роль природного фактора в истории народа выдвигалась и до В. О. Ключевского. В 1870-х гг. в своих лекциях он в объяснении этого фактора шел за С. М. Соловьевым. Однако скоро его трактовка приобрела самостоятельное звучание. С. М. Соловьев ведущей силой в системе народ — государство — личность считал, что в государстве воплощался народ и, в частности, государство «организовывало» народ в процессе постоянных перемещений. Ключевский в работе над «Боярской думой» приходил к совершенно иному пониманию соотношения роли народа и государства. Именно колонизационные движения, по его мнению, определяли политический порядок в удгльное время и процесс создания Московского государства. «Эта колонизация (с юго-запада, из Киевской Руси на северо-восток.— В. А.) создавала мир русских поселков, послуживших готовой почвой для удельного княжеского владения» 28,— утверждал Ключевский. Он рассматривал колонизацию Заволжья как продолжение процесса заселения центрального междуречья; географическое ее расширение и создание Московского государства он считал «делом народности», создавшей свой «народный лагерь» с Москвой как стратегически наиболее удобным центром борьбы на три фронта — восточный, южный и западный.

Это государство «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты» 29,— не удержался от очередного афоризма Ключевский. При подготовке первого тома «Курса русской истории» к печати Ключевский теоретически емко, афористически сформулировал свое понимание сути народных миграций: «История России есть история страны, которая колонизируется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией. То падая, т.о поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней» 30. Более того" исходя из современной ему ситуации, он делал далеко идущее и оправдавшееся предположение — это движение со временем «неминуемо отзовется на общем положении дел немаловажными последствиями»31. Итак народу как понятию этническому и этическому в концепции Ключевского отводилась основная сила в истории образования и развития государства. До настоящего времени этой мысли в этническом аспекте в историографии отводилось мало внимания. Сам Ключевский, выдвинув тезис о роли народных миграций, исследовательски опирался лишь на свои ранние работы, посвященные Соловецкому монастырю и житиям святых, а после него проблема так и остается неисчерпанной.

Так или иначе, но миграционные движения имели немаловажные для государства последствия социального, экономического, политического и демографического характера. Они рассматривались в исследованиях, посвященных огульным регионам, но никогда не подвергались обобщающему анализу Между тем очевидна прямая связь миграционных движений прежде всего русского населения с упрочением в составе многонационального государства вновь вошедших в него территорий, социальными протестами против крепостной зависимости, распространением сельскохозяйственной практики и т. д. Расцвет творческой деятельности В. О. Ключевского во второй половине 1870-х — 1880-х гг. отразился в его специальных курсах: «Методология русской истории», «Терминология русской истории», «История сословий в России», «Источники русской истории», «Лекции из русской историографии», в которых он развивал свои теоретические представления прежде всего об основных «слагающих» элементах исторического процесса. Эти представления звучали в складывавшемся общем курсе, на основе которого он готовил в дальнейшем к печати свой «Курс русской истории».

С полным основанием констатировал М. Н. Тихомиров, что «вдумчивая и многолетняя работа Ключевского по вопросам источниковедения, терминологии и др. помогает понять уровень фактической обоснованности как его монографических исследований, так и „Курса русской истории"» 32. В курсе «Методология», сохранившемся по литографии записи слушателей в 1884/85 г., В. О. Ключевский признавал «четыре исторических силы, создающих и направляющих общежитие: 1) природа страны; 2) физическая природа человека; 3) личность и 4) общество» 33. Каждой из этих сил В. О. Ключевский отводил особую, специфическую, по его мнению, роль; «можно сказать, что природа страны направляет хозяйственную жизнь; физическая природа человека завязывает и направляет жизнь частную, домашнюю; личность есть сила творческая в умственной и нравственной жизни, а обществом создается жизнь 64 политическая и социальная.

Но участие каждой силы в указанных сферах не исключительное, а только преобладающее» 34 В дальнейшем он устранил из своей концепции вторую указанную «силу» и рассматривал личность в «историческом ее действии» во взаимосвязи с природой и обществом. Можно полагать, что, именно обращаясь к личности, В О. Ключевский пытался подойти к характеристике народа с его духовностью и этикой в исторической перспективе, что до недавнего времени представлялось проблемой полузабытой и не заслуживающей внимания.

Бурное развитие в России во второй половине XIX в этнографических исследований и непосредственное влияние Ф И. Буслаева, следует думать, определили подход В. О. Ключевского к роли народа в историческом процессе именно как к личности Особенно яркие страницы посвятил Ключевский великороссу в его отношениях с природой, сосредоточивая внимание на его борьбе с трудными природными условиями, Ключевский по существу ставил проблему, только сейчас понятую как непреходящую, о взаимоотношении человека с природой. В лекционном курсе он раскрывал психологический склад великоросса, создававшийся «могущественным действием» природы, которая направляла его хозяйственную жизнь: его изворотливость, непритязательность, осмотрительность, удивительную наблюдательность и работоспособность, без которой невозможен успех земледельческого труда в короткое лето. «Ни один народ в Европе не способен к такому напряженному труду на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному постоянному труду, как в той же Великороссии» 35,— писал Ключевский. При подготовке же «Курса русской истории» к печати он нашел удивительно меткое, художественно выразительное заключение к лекции, посвященной великороссу: «Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями.

Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла А попробуйте пройти прямее — только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу» 36. Обращаясь к отдельным типам людей, Ключевский не стремился подробными жизнеописаниями иллюстрировать , как это делал Н И. Костомаров, оказавший на него в этом отношении известное влияние В курсе «Методология» Ключевский рассматривал личность как силу, «которой именно и принадлежит инициатива исторического движения» 37 А потому он искал типы людей, но рассматривал их силой отнюдь не самодовлеющей.

Индивидуальность ума и.. таланта он относил к области исторического изучения, коль скоро они подготовлены совокупной работой среды, общества, а потому и «усиливают связь между людьми, составляющими известный союз, и в жизни союза не может быть вполне одиночной деятельности» 38, причем, по его мысли, существует и обратная связь — «личность, имевшая несчастие стать вне союза, теряется для истории. Далее, этот факт есть для каждого вступающего в жизнь лица необходимость: личность не может жить вне союза, эта настоятельная необходимость превращается в дальнейшем своем развитии в потребность: лицо не только не может, но и не хочет обходиться без общения с другими» 39.

Итак, для В О. Ключевского личность исторична и представляет первостепенную силу в «людском общежитии»; она не только воспитанный природой и средой субъект, но она социальна, носительница нравственности и культуры. Именно с этой точки зрения Ключевский создал целую галерею образов с их морально-этическим обликом, принадлежавших к разным социальным слоям общества, и не упускал возможности больно уколоть за социальную «неряшливость» При подготовке к печати «Курса русской истории» Ключевский ввел в текст даже специальный раздел, в котором доказывал значение воспитания для чередующихся поколений, в результате чего создавалось историческое преемство материального и духовного достояния 40 Понятие «историческое воспитание» народа раскрывалось В О. Ключевским через «исторические типы», а в них самих для него главным была роль в жизни общества. 3 История СССР, № 5 65 В галерее этих типов были назидательные образы Сергия Радонежского, Ульяны Осорьиной, Федора Михайловича Ртищева, государственных деятелей Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина и Василия Васильевича Голицына, большинства русских самодержцев — от Ивана Грозного с его безумствами до «захватчицы престола» Екатерины II, презираемых им дворян Простаковых и предков Евгения Онегина, чьи характеры порождены и домашним, и государственным воспитанием и т. д. Особое место в этой галерее занимают портреты гениев русской культуры и науки. Для Ключевского А. С. Пушкин, Н. И. Новиков, М. Ю, Лермонтов, русские историки XVIII—XIX вв. при всей их разноликости и неравнозначности — предмет национальной гордости и «русский народный отзвук общечеловеческой работы».

Портреты (типы), понимаемые Ключевским в исторической обусловленности их появления, далеко выходят за пределы историографической значимости. Это образцы творческого опыта раскрытия личности в истории, без которых невозможно познание культурной и общественной жизни предшествующих поколений с их ошибками, достижениями и взлетами мысли. «Проблема общества» занимала в творчестве В. О. Ключевского особое положение. В его «триаде» это — основная проблема в понимании сущности исторического процесса. В резком противостоянии с теорией «государственной школы» она рассматривалась им в ракурсе развития общественных классов, а лишь затем государства. В курсе «Методология» он ставит непреходящий вопрос: «Что личность дает обществу и насколько последнее гнетет первую?» 41 К «проблеме общества» Ключевский обращался неоднократно в своих теоретических и исследовательских поисках и посвятил ей две монографии — «История сословий в России» и «Боярская дума Древней Руси». Последней работе, особенно первоначально, в процессе создания и первых журнальных публикаций отдельных ее частей, придавалось четко выраженное социальное звучание как опыту истории правительственных учреждений в связи с историей общества, классов, их эволюции и проявлявшимися интересами. М. В. Нечкина, скрупулезно исследовавшая процесс создания В. О. Ключевским «Боярской думы», писала: «Восемь веков развития центрального правительственного учреждения, взятые в разрезе истории общества в связи с его классами и классовыми интересами, открывали широчайший простор для трактовки любой крупной проблемы, любой существенной стороны в общей концепции истории России» 42 По се мнению, изучение истории классов и классовых интересов было совершенно новой в буржуазной исторической науке задачей 43.

Действительно, Ключевский в курсе «Методология» свою задачу определял так: «на вопрос, что составляет предмет исторического изучения, мы должны дать такой простой ответ: этим предметом служат происхождение, развитие и свойства людских союзов» 44. Сейчас было бы странно критиковать Ключевского с позиций марксистского подхода к формационному социально-экономическому пониманию исторического процесса, которого он, разумеется, не придерживался. Он шел своим путем, и речь может идти только о другом — о ценности комплексного подхода к истории «людских союзов» В. О. Ключевский считал государство силой надклассовой, но и при этом в курсе «История сословий», имея в виду соотношение положения сословий на отдельных этапах исторического процесса, он говорил об «общественных формациях» в своем, конечно, понимании. Так, «третий период в истории русских сословий — это общественная формация, сложившаяся в Московском государстве в XV, XVI и XVII вв.» 45 К положению сословий он в большей степени подходил с государственноюридической позиции, вовсе не обходя вниманием экономические интересы каждого из них, а в эволюционно-государственном развитии одну из причин их (сословий) возникновения видел экономическое деление общества и неизбежность в конце концов исчезновения сословного неравенства 46.

В этой схеме сословного строя наибольший интерес представляют сейчас наблюдения Ключевского о роли общественных «союзов», в частности, в связи с все еще дискус66 сионным вопросом о существовании в России этапа сословнопредставительной монархии. В. О. Ключевский не признавал этого этапа и в то же время не мог пройти мимо проблемы представительства и роли «союзов» в системе управления. Еще в 1874 г. на III Археологическом съезде в Киеве на него произвел впечатление доклад Н. И. Костомарова о значении княжеской дружины47; он подробно записал осноные положения его доклада и сопроводил их критическими замечаниями 48. Судя по пространности этой записи, можно думать, насколько сам Ключевский уже в это время размышлял о ходе общественного развития древней Руси; не случайно он записал мысль Костомарова об участии в совете киевского князя Владимира недружинных элементов — епископов и старцев градских. Эта мысль проводилась им в первом (журнальном) варианте «Боярской думы». В книжном варианте книги Ключевский обошел эту мысль, но развил положение, касавшееся удельного времени, о земледельцах, которые как вольные слуги князя составляли «земский класс» 49.

В журнальном варианте «Боярской думы» он прослеживал целые фазы развития местного управления в России, которое в удельное время «не носило строго сословного характера»; при развитии централизации в нем были «заметны признаки всесословности», а Боярская дума представляла Государственный совет с представительством разных классов, и только в период самодержавия местное управление становилось односословным — дворянским. Таким образом, сословные союзы прослеживались в канве общей периодизации исторического процесса. Эту схему Ключевский сопровождал выводом, сохраняющим и поныне интерес для дальнейших исследований: «Итак, в истории наших древних учреждений остаются в тени общественные классы и интересы, которые за ними скрывались и через них действовали» 50.

Так представлял Ключевский роль «союзов» в управлении, пока дворянство, опять же через свой «союз» — гвардию, имевший четко социальный характер, не стало «господствующим элементом». Итак, суть концептуального опыта В. О. Ключевского заключалась в попытке показать значение различных факторов в общем историческом процессе и в отдельные периоды русской истории. Выдвигая четыре основных периода в этой истории, Ключевский стремился оттенить прежде всего географические условия, в которых жила основная масса населения. Далее следовал критерий политического свойства, определявший период, и, наконец, критерий хозяйственно-экономический. Во взаимосвязи с природными условиями в каждом периоде рассматривались особенности личности — исторические типы и общество с его «союзами», отражавшими основное в его структуре — социальность с ее интересами и требованиями. Иначе говоря, концепция подчинялась истории народа при взаимосвязи основных проблем — природно-территориальной, государственности, социальности общества и его хозяйства.

Рассматривая концепцию В. О. Ключевского как концепцию истории народа на разных этапах развития государства, нельзя подходить к ней только как к явлению историографическому. В общих чертах она сложилась в начале 1880-х гг. как результат научного и преподавательского творчества ученого на основе исследований и специальных курсов и воплощалась в постепенно создававшемся общем «Курсе русской истории» в том виде, в котором он увидел свет в начале XX в. Трудно сказать, какому периоду истории России В. О. Ключевский отдавал исследовательское предпочтение; складывалось впечатление, что XVII веку. Вряд ли это верно. С концепционной точки зрения большее внимание, причем в очень специфическом аспекте, он уделял «всероссийскому, императорско-дворянскому» периоду. XVIII век русской истории со всем блеском императорского могущества, внешнеполитических успехов и созданной дворянской культуры он рассматривал очень своеобразно и с далеко идущей целью. Отходя от убеждения в надклассовости государства, В. О. Ключевский вовсе не случайно в этой части «Курса русской истории» народу уделял как бы второстепенное вниз* 67 мание и вместе с тем создавал у читателя четкое впечатление, как в условиях самодержавного правления и дворянского господства государство задавило народ, его труд и жизнь.

Именно в этой части «Курса» наиболее отчетливо проявляются антимонархические и антидворянские взгляды В. О. Ключевского, нарочито доходившие до гротеска при характеристике культурно психологического облика дворянства. Теоретически и познавательно творческий поиск не совместим с кризисом науки, к которому так щедро относили творчество В.О.Ключевского. Поиск общих закономерностей и комплексный подход к определению ведущих проблем в историческом процессе, соотношение их значимости, первостепенное внимание к духовности личности и общества, разносторонность источниковедческого и историографического анализа — лишь основные черты научного метода ученого. Поэтому в концепции В. О. Ключевского следует видеть прежде всего творческий поиск, сохраняющий преемственную связь с путями познания истории России.

Заключая свой доклад «Евгений Онегин и его предки» в 1887 г, Ключевский сказал о Пушкине, о нем «всегда хочется сказать слишком много, всегда наговоришь много лишнего и никогда не скажешь всего, что следует» 51 О Ключевском же наговорили много лишнего, но все же еще не сказали всего, что следует. Примечания

1 Сыромятников Б. И. В. О. Ключевский и Б. Н. Чичерин // В. О. Ключевский Характеристики и воспоминания М, 1912. С. 81, 88.

2Котляревский С. Что дает «Боярская дума» В. О. Ключевского для государствоведения // Сборник статей, посвященных Василию Осиповичу Ключевскому М, 1909. С. 253.

3Милюков П. Н. В. О Ключевский // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. С. 211, 212. 4Платонов С. Ф. Памяти В. О. Ключевского. Там же. С. 98, 99. 5Зимин А. А. Архив В. О. Ключевского // Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина. Вып. 12 М, 1951. С. 76—86, его же. Формирование исторических взглядов В. О. Ключевского в 60 е годы XIX в // Исторические записки Т. 69. М. , 1961. С. 178— 196, его же В. О. Ключевский Записки по всеобщей истории (из лекций, читанных в Александров ском военном училище в 1871/72 и 1872/73 учебных годах) // Новая и новейшая история 1969 № 5, 6. (в соавт. с Р. А. Киреевой), его же. Из рукописного наследия В. О. Ключевского (новые материалы к курсу по русской историографии) // История и историки. Историографический ежегодник. 1972 г. М., 1973. С. 307—336 (в соавт с Р А Киреевой).

6 В. О. Ключевский. Письма Дневники Афоризмы и мысли об истории М. , 1968, Ключевский В. О. Неопубликованные произведения М. , 1983.

7 Тихомиров М. Н. Российское государство XV—XVII веков М., 1973. С. 294.

8 Ключевский В. О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М. 1990. С. 517.

9 Е г о ж е. Письма. Дневники. С. 356.

10 Его же Сочинения В 9 т. М., 1987—1990 Т. I С. 62

11 Е г о ж е Письма. Дневники С. 264

12 Е г о ж е Исторические портреты С. 554

13 Е г о ж е Сочинения В 9 т. Т. I С. 60

14 Там же С. 62

15 Е г о ж е Исторические портреты С. 65.

16 Там же С. 77.

17 Там же С. 78.

18 Е г о ж е Сочинения В 9 т. Т. IV С. 203, 204.

19 Е г о ж е Характеристики и воспоминания С. 182

20 Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский…

21 Ключевский В. О. Сочинения. В 9 т. Т. I С. 60.

22 Нечкина М. В. Указ. соч. С. 571,572.

23 Там же. С. 51

24 Киреева Р. А. Изучение отечественной истории в дореволюционной России с середины XIX в до 1917 г. М., 1983 С. 208, ее же. В. О. Ключевский как историк русской истори ческой науки. М., 1966. С. 224, 225.

25 Нечкина М. В. Указ. соч. С. 174.

26 Ключевский В. О. Сочинения. В 9 т. Т. I. С. 38—39.

27 Там же. С. 39—40

28 Его же. Боярская дума Древней Руси Пг. , 1919 С. 81

29 Там же С. 521 (см также с. 531—533) 68

30 Е г о ж е. Сочинения в 9 т. Т I. С. 50 (см. также: С. 391).

31 Там же. 32 Его же. Сочинения: В 8 т. М., 1956—1959. Т. VI. С. 471. 33 Е г о ж е. Сочинения: В 9 т. Т. VI. С. 23 34 Там же. С. 28.

35 Там же. Т I. С. 315.

36 Там же. С. 317.

37 Там же. Т. VI. С. 33.

38 Там же. С. 10.

39 Там же. С. 22.

40 Там же. Т. I. С. 41 и след.

41 Там же. Т. VI. С. 25.

42 Н е ч к и н а М. В. Указ. соч. С 183.

43 Там же. С. 187, 188, 206, 220.

44 Ключевский. Сочинения: В 9 т Т. VI. С. 9

45 Там же. С. 292.

46 Там же. С. 236—239.

47 К сожалению, текст этого доклада Н. И. Костомарова не сохранился. 48 Ключевский В. О. Письма. Дневники… С 250—252.

49 Е г о ж е. Боярская Дума. С. 90.

50 Цит. по: Нечкина М. В. Указ. соч. С. 201 (см также: С. 234).

51 Ключевский В. О. Исторические портреты… С. 426.

В.А. Александров

28 января 1841 (село Воскресеновка Пензенской губернии, Российская империя) - 25 мая 1911 (Москва, Российская империя)



Василий Осипович Ключевский – виднейший русский историк либерального направления, «легенда» отечественной исторической науки, ординарный профессор Московского университета, ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (сверх штата) по истории и древностям русским (1900), председатель Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете, тайный советник.

В.О. Ключевский

О В.О.Ключевском написано так много, что, кажется, совершенно невозможно вставить и слова в грандиозный мемориал, воздвигнутый легендарному историку в мемуарах современников, научных монографиях коллег-историков, популярных статьях энциклопедий и справочников. Практически к каждому юбилею Ключевского выходили целые сборники биографических, аналитических, историко-публицистических материалов, посвящённых разбору той или иной стороны его творчества, научных концепций, педагогической и административной деятельности в стенах Московского университета. Ведь во многом благодаря его стараниям, российская историческая наука уже во второй половине XIX века вышла на совершенно новый качественный уровень, впоследствии обеспечивший появление трудов, заложивших основы современной философии и методологии исторического познания.

Между тем, в научно-популярной литературе о В.О.Ключевском, а особенно в современных публикациях на Интернет-ресурсах, даны лишь общие сведения о биографии знаменитого историка. Весьма разноречиво представлены и характеристики личности В.О.Ключевского, который, безусловно, являлся одним из самых выдающихся, неординарных и замечательных людей своей эпохи, кумиром не одного поколения студентов и преподавателей Московского университета.

Отчасти это невнимание можно объяснить тем, что основные биографические труды о Ключевском (М.В. Нечкина, Р.А.Киреева, Л.В. Черепнин) создавались в 70-е годы XX века, когда в классической советской историографии «путь историка» понимался преимущественно как процесс подготовки его научных работ и творческих свершений. К тому же в условиях господства марксистско-ленинской идеологии и пропаганды преимуществ советского образа жизни нельзя было открыто сказать, что и при «проклятом царизме» человек из низов имел возможность стать великим учёным, тайным советником, пользоваться личным расположением и глубоким уважением императора и членов царской семьи. Это в какой-то мере нивелировало завоевания Октябрьской революции, в числе которых, как известно, декларировалось завоевание народом тех самых «равных» возможностей. Кроме того, В.О.Ключевский во всех советских учебниках и справочной литературе был однозначно причислен к представителям «либерально-буржуазной» историографии – т.е. к классово чуждым элементам. Изучать частную жизнь, реконструировать малоизвестные грани биографии такого «героя» никому из марксистских историков и в голову бы не пришло.

В постсоветское время считалось, что фактографическая сторона биографии Ключевского достаточно изучена, и поэтому не имеет смысла к ней возвращаться. Ещё бы: в жизни историка нет скандальных любовных похождений, интриг по службе, острых конфликтов с коллегами, т.е. никакой «клубнички», которая могла бы заинтересовать среднестатистического читателя журнала «Караван историй». Отчасти это верно, но в результате сегодня широкой общественности известны лишь исторические анекдоты о «скрытности» и «излишней скромности» профессора Ключевского, его злобно-ироничные афоризмы, да противоречивые высказывания, «надёрганные» авторами различных околонаучных публикаций из личных писем и воспоминаний современников.

Однако современный взгляд на личность, частную жизнь и коммуникации историка, процесс его научного и вненаучного творчества подразумевает самоценность этих объектов исследования как части «историографического быта» и мира русской культуры в целом. В конечном итоге жизнь каждого человека складывается из взаимоотношений в семье, дружеских и любовных связей, дома, привычек, бытовых мелочей. А то, что кто-то из нас в результате попадает или не попадает в историю как историк, писатель или политик – случайность на фоне всё тех же «бытовых мелочей»…

В данной статье мы хотели бы обозначить основные вехи не только творческой, но и личной биографии В.О. Ключевского, рассказать о нём, как о человеке, проделавшем весьма трудный и тернистый путь от сына провинциального священнослужителя, нищего сироты к вершинам славы первого историка России.

В.О.Ключевский: триумф и трагедия «разночинца»

Детские и юношеские годы

В.О. Ключевский

В.О. Ключевский родился 16 (28) января 1841 года в селе Воскресенском (Воскресеновка) под Пензой, в бедной семье приходского священника. Жизнь будущего историка началась с большого несчастья – в августе 1850 года, когда Василию ещё не было десяти лет, его отец трагически погиб. Он отправился на рынок за покупками, а на обратном пути попал в сильную грозу. Лошади испугались и понесли. Отец Осип, не справившись с управлением, очевидно, упал с воза, от удара о землю потерял сознание и захлебнулся потоками воды. Не дождавшись его возвращения, семья организовала поиск. Девятилетний Василий первым увидел мёртвого отца, лежащего в грязи на дороге. От сильного потрясения мальчик начал заикаться.

После смерти кормильца семья Ключевских переехала в Пензу, где поступила на содержание Пензенской епархии. Из сострадания к неимущей вдове, которая осталась с тремя детьми, один из друзей мужа отдал ей для проживания маленький домик. «Был ли кто беднее нас с тобой в то время, когда остались мы сиротами на руках матери», - писал впоследствии Ключевский сестре, вспоминая голодные годы своего детства и отрочества.

В духовном училище, куда его отдали учиться, Ключевский заикался так сильно, что тяготил этим преподавателей, не успевал по многим основным предметам. Как сироту, его держали в учебном заведении лишь из жалости. Со дня на день мог встать вопрос об отчислении ученика по причине профнепригодности: школа готовила церковнослужителей, а заика не годился ни в священники, ни в пономари. В создавшихся условиях Ключевский мог и вовсе не получить никакого образования – у его матери не было средств на обучение в гимназии или приглашение репетиторов. Тогда вдовая попадья слезно умолила заняться с мальчиком одного из учеников старшего отделения. История не сохранила имени этого одарённого юноши, который сумел из робкого заики сделать блестящего оратора, впоследствии собиравшего на свои лекции многотысячную студенческую аудиторию. По предположениям самого известного биографа В.О.Ключевского М. В. Нечкиной, им мог быть семинарист Василий Покровский – старший брат одноклассника Ключевского Степана Покровского. Не будучи профессиональным логопедом, он интуитивно нашёл способы борьбы с заиканием, так что оно почти исчезло. В числе приёмов преодоления недостатка был такой: медленно и отчётливо выговаривать концы слов, даже если ударение на них не падало. Ключевский не преодолел заикания до конца, но совершил чудо - непроизвольно возникавшим в речи маленьким паузам он сумел придать вид смысловых художественных пауз, дававших его словам своеобразный и обаятельный колорит. Впоследствии недостаток превратился в характерную индивидуальную чёрточку, придавшую особую притягательность речи историка. Современные психологи и имиджмейкеры намеренно используют подобные приёмы для привлечения внимания слушателей, придания «харизматичности» образу того или иного оратора, политика, общественного деятеля.

В.О. Ключевский

Долгая и упорная борьба с природным недостатком также содействовала прекрасной дикции лектора Ключевского. Он «отчеканивал» каждое предложение и «особенно окончания произносимых им слов так, что для внимательного слушателя не мог пропасть ни один звук, ни одна интонация негромко, но необыкновенно ясно звучащего голоса,» - писал об историке его ученик профессор А. И. Яковлев.

По окончании уездного духовного училища в 1856 году В.О.Ключевский поступил в семинарию. Он должен был стать священником – таково было условие епархии, взявшей на содержание его семью. Но в 1860 году, бросив учёбу в семинарии на последнем курсе, молодой человек готовится к поступлению в Московский университет. Отчаянно смелое решение девятнадцатилетнего юноши определило в дальнейшем всю его судьбу. На наш взгляд, оно свидетельствует не столько о настойчивости Ключевского или цельности его натуры, сколько о присущей ему уже в юном возрасте интуиции, о которой говорили впоследствии многие его современники. Уже тогда Ключевский интуитивно понимает (или догадывается) о своём личном предназначении, идёт наперекор судьбе, чтобы занять именно то место в жизни, которое позволит полностью реализовать его стремления и способности.

Надо думать, что судьбоносное решение об уходе из Пензенской семинарии далось будущему историку нелегко. С момента подачи заявления семинарист лишался стипендии. Для крайне стеснённого в средствах Ключевского потеря даже этих небольших денег была весьма ощутима, однако обстоятельства вынуждали его руководствоваться принципом «или всё - или ничего». Сразу после окончания семинарии поступать в университет он не мог, потому что обязан был бы принять духовное звание и находиться в нем не менее четырёх лет. Стало быть, оставить семинарию нужно было как можно скорее.

Дерзкий поступок Ключевского взорвал размеренную семинарскую жизнь. Духовное начальство возражало против отчисления успешного ученика, фактически уже получившего образование за счёт епархии. Своё прошение об увольнении Ключевский мотивировал стеснёнными домашними обстоятельствами и слабостью здоровья, но всем в семинарии, от директора до истопника, было очевидно, что это лишь формальная отговорка. Семинарское правление написало доклад пензенскому архиерею, преосвященному Варлааму, но тот неожиданно наложил положительную резолюцию: «Ключевский не совершил еще курса учения и, следовательно, если он не желает быть в духовном звании, то его и можно уволить беспрепятственно». Лояльность официального документа не совсем соответствовала истинному мнению архиерея. Ключевский впоследствии вспоминал, что на декабрьском экзамене в семинарии Варлаам назвал его дураком.

Денег на дорогу в Москву дал дядя И.В.Европейцев (муж сестры матери), поощрявший в племяннике желание учиться в университете. Зная, что молодой человек испытывает огромную благодарность, но одновременно и душевное неудобство от дядиной благотворительности, Европейцев решил немного схитрить. Он подарил племяннику «на память» молитвенник с напутствием обращаться к этой книге в трудные минуты жизни. Между страниц была вложена крупная ассигнация, которую Ключевский нашёл уже в Москве. В одном из первых писем домой он писал: «Я уехал в Москву, крепко надеясь на Бога, а потом на вас и на себя, не рассчитывая слишком много на чужой карман, что бы там со мной ни случилось».

По мнению некоторых биографов, комплекс личной вины перед матерью и младшими сёстрами, оставленными в Пензе, преследовал знаменитого историка на протяжении долгих лет. Как свидетельствуют материалы личной переписки Ключевского, с сёстрами Василий Осипович сохранил самые тёплые отношения: всегда стремился им помогать, опекать, участвовать в их судьбе. Так, благодаря помощи брата, старшая сестра Елизавета Осиповна (в замужестве – Вирганская) смогла воспитать и дать образование семерым своим детям, а после смерти младшей сестры Ключевский принял двух её детей (Е.П. и П.П. Корневых) в свою семью и воспитал их.

Начало пути

В 1861 году В.О.Ключевский поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Ему выпало трудное время: в столицах кипели почти революционные страсти, вызванные манифестом 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян. Либерализация буквально всех сторон общественной жизни, модные идеи Чернышевского о «народной революции», которые буквально носились в воздухе, смущали молодые умы.

В годы учёбы Ключевский старался держаться в стороне от политических споров в студенческой среде. Скорее всего, у него просто не было ни времени, ни желания заниматься политикой: он приехал в Москву учиться и, кроме того, нужно было зарабатывать деньги уроками, чтобы содержать себя и помогать семье.

По мнению советских биографов, Ключевский одно время посещал историко-философский кружок Н.А. Ишутина, но эта версия не подтверждается ныне изученными материалами личного архива историка. В них есть указание на тот факт, что Ключевский был репетитором некоего гимназиста Ишутина. Однако это «репетиторство» могло иметь место ещё до поступления Ключевского в Московский университет. Н.А. Ишутин и Д.В.Каракозов являлись уроженцами Сердобска (Пензенская губерния); в 1850-е годы они обучались в 1-ой Пензенской мужской гимназии, а семинарист Ключевский в тот же период активно подрабатывал частными уроками. Возможно, Ключевский возобновил знакомство с земляками в Москве, но каких-либо достоверных сведений об его участии в Ишутинском кружке исследователями не обнаружено.

Московская жизнь, очевидно, вызывала интерес, но одновременно порождала в душе молодого провинциала настороженность и недоверие. До отъезда из Пензы он нигде не более не бывал, вращался в основном в духовной среде, что, безусловно, затрудняло «адаптацию» Ключевского к столичной реальности. «Провинциальность» и подсознательное неприятие бытовых излишеств, считающихся нормой в большом городе, остались с В.О.Ключевским на всю его жизнь.

Бывшему семинаристу, вне сомнения, пришлось пережить и серьёзную внутреннюю борьбу, когда он двигался от религиозных традиций, усвоенных в семинарии и семье, к научно-позитивистским. Ключевский прошёл этот путь, изучая труды основоположников позитивизма (Конта, Миля, Спенсера), материалиста Людвига Фейербаха, в концепции которого его более всего привлёк преобладающий интерес философа к этике и религиозной проблеме.

Как свидетельствуют дневники и некоторые личные записи Ключевского, результатом внутреннего «перерождения» будущего историка стало его постоянное стремление дистанцироваться от окружающего мира, сохраняя в нём своё личное пространство, недоступное для посторонних глаз. Отсюда – не раз отмеченный современниками показной сарказм, язвительный скептицизм Ключевского, его желание лицедействовать на публике, убеждая окружающих в собственной «сложности» и «закрытости».

В 1864-1865 годах Ключевский завершил курс обучения в университете защитой кандидатского сочинения «Сказания иностранцев о Московском государстве». Проблема была поставлена под влиянием профессора Ф.И. Буслаева. Кандидатское сочинение получило очень высокую оценку, и Ключевский был оставлен при кафедре стипендиатом для подготовки к профессорскому званию.

Работа над магистерской диссертацией «Жития святых как исторический источник» затянулась на шесть лет. Поскольку Василий Осипович не мог оставаться стипендиатом, по просьбе его учителя и наставника С.М. Соловьева он получил место репетитора в Александровском военном училище. Здесь он проработал с 1867 года шестнадцать лет. С 1871 года он заменил С.М.Соловьева в преподавании курса новой всеобщей истории в этом училище.

Семья и личная жизнь

В 1869 году В.О.Ключевский вступил в брак с Анисьей Михайловной Бородиной. Это решение стало настоящим сюрпризом, как для родственников, так и для самой невесты. Ключевский первоначально ухаживал за младшими сёстрами Бородиными – Анной и Надеждой, но сделал предложение Анисье, которая была на три года его старше (на момент свадьбы ей исполнилось уже тридцать два). В таком возрасте девица считалась «вековушей» и практически не могла рассчитывать на замужество.

Борис и Анисья Михайловна Ключевские, вероятно, со своими собаками, названными В.О. Ключевским Грош и Копейка. Не ранее 1909 г.

Ни для кого не секрет, что в среде творческой интеллигенции долговременные брачные союзы, как правило, основаны на отношениях единомышленников. Супруга учёного, писателя, известного публициста обычно выступает в качестве бессменного секретаря, критика, а то и незримого для публики генератора идей своей творческой «половины». Об отношениях супругов Ключевских мало что известно, но, скорее всего, они были очень далеки от творческого союза.

В переписке 1864 года Ключевский ласково называл свою невесту «Никсочка», «поверенная души моей». Но, что примечательно, в дальнейшем не зафиксировано какой-либо переписки между супругами. Даже во время отъездов Василия Осиповича из дому он, как правило, просил других своих адресатов передавать Анисье Михайловне сведения о себе. В тоже время Ключевский на протяжении долгих лет вёл оживлённую дружескую переписку с сестрой жены - Надеждой Михайловной Бородиной. А черновики давних писем к другой своей свояченице, Анне Михайловне, по свидетельству сына, Василий Осипович бережно хранил и прятал среди «пензенских бумаг».

Скорее всего, взаимоотношения супругов Ключевских строились исключительно в личной, семейно- бытовой плоскости, оставаясь таковыми протяжении всей жизни.

Домашним секретарём В.О.Ключевского, его собеседником и помощником в работе был единственный сын Борис. Для Анисьи Михайловны, хотя она часто присутствовала на публичных лекциях мужа, сфера научных интересов знаменитого историка оставалась чуждой и во многом непонятной. Как вспоминал П.Н.Милюков, во время его посещений дома Ключевских, Анисья Михайловна лишь исполняла обязанности радушной хозяйки: разливала чай, угощала гостей, никак не участвуя в общей беседе. Сам Василий Осипович, часто бывавший на различных неофициальных приёмах и журфиксах, супругу с собой никогда не брал. Возможно, у Анисии Михайловны отсутствовала склонность к светскому времяпрепровождению, но, скорее всего, Василий Осипович и его жена не хотели причинять себе лишних забот и ставить друг друга в неудобную ситуацию. Госпожу Ключевскую нельзя было представить себе на официальном банкете или в обществе учёных коллег её мужа, спорящих в прокуренном домашнем кабинете.

Известны случаи, когда незнакомые посетители принимали Анисью Михайловну за прислугу в профессорском доме: даже внешне она напоминала обычную мещанку-домохозяйку или попадью. Супруга историка слыла домоседкой, вела дом и хозяйство, решая все практические вопросы жизни семьи. Сам Ключевский, как и всякий увлечённый своими идеями человек, в житейских мелочах был беспомощнее ребёнка.

Всю жизнь А.М.Ключевская оставалась глубоко верующим человеком. В разговорах с друзьями Василий Осипович нередко иронизировал по поводу пристрастия супруги к «спортивным» походам в храм Христа Спасителя, который находился далеко от их дома, хотя рядом была другая маленькая церковь. В одном из таких «походов» Анисии Михайловне стало плохо, и когда её привезли домой, она скончалась.

Тем не менее, в целом складывается впечатление, что в течение многих лет совместной жизни супруги Ключевские сохраняли глубокую личную привязанность и почти что зависимость друг от друга. Василий Осипович очень тяжело переживал смерть своей «половинки». Ученик Ключевского С.Б. Веселовский в эти дни в письме товарищу писал, что после смерти жены старый Василий Осипович (ему было уже 69 лет) и его сын Борис «остались осиротевшими, беспомощными, как малые дети».

И когда в декабре 1909 года появился долгожданный четвёртый том «Курса русской истории», перед текстом на отдельной странице была надпись: «Памяти Анисии Михайловны Ключевской († 21 марта 1909 г.)».

Кроме сына Бориса (1879-1944), в семье Ключевских жила на положении воспитанницы племянница Василия Осиповича – Елизавета Корнева (? –09.01.1906). Когда у Лизы появился жених, В.О. Ключевскому он не понравился, и опекун начал препятствовать их отношениям. Несмотря на неодобрение всей семьи, Лиза ушла из дома, спешно вышла замуж и вскоре после свадьбы умерла «от чахотки». Особенно тяжело смерть племянницы переживал Василий Осипович, который любил её, как свою родную дочь.

Профессор Ключевский

В 1872 году В.О. Ключевский успешно защитил магистерскую диссертацию. В том же году он занял кафедру истории в Московской духовной академии и занимал её 36 лет (до 1906 года). В те же годы Ключевский начинает преподавать на Высших женских курсах. С 1879 года - читает лекции в Московском университете. В то же время он заканчивает докторскую диссертацию «Боярская дума Древней Руси» и в 1882 году защищает её на университетской кафедре. С этого времени Ключевский становится профессором четырёх учебных заведений.

Его лекции пользовались огромной популярностью среди студенческой молодёжи. Не только студенты историки и филологи, для которых, собственно, и читался курс русской истории, были его слушателями. Математики, физики, химики, медики - все стремились прорваться на лекции Ключевского. По свидетельствам современников, они буквально опустошали аудитории на других факультетах; многие студенты приходили в университет с раннего утра, чтобы занять место и ждать «желанного часа». Слушателей привлекало не столько содержание лекций, сколько афористичность, живость подачи Ключевским даже уже известного материала. Демократичность образа самого профессора, столь нетипичная для университетской среды, также не могла не вызвать симпатий учащейся молодёжи: все хотели слушать «своего» историка.

Советские биографы пытались объяснить необыкновенный успех лекционного курса В.О.Ключевского в 1880-е годы его стремлением «угодить» революционно настроенной студенческой аудитории. По мнению М.В. Нечкиной, в первой же своей лекции, прочитанной 5 декабря 1879 года, Ключевский выдвинул лозунг свободы:

«Текст именно этой лекции, к сожалению, не дошел до нас, но сохранились воспоминания слушателей. Ключевский, пишет один из них, «полагал, что реформы Петра не дали желаемых результатов; чтобы Россия могла стать богатой и могучей, нужна была свобода. Её не видела Россия XVIII века. Отсюда, так заключал Василий Осипович, и государственная ее немощь.»

Нечкина М.В. «Лекционное мастерство В.О. Ключевского»

В других лекциях Ключевский иронично отзывался об императрицах Елизавете Петровне, Екатерине II, красочно характеризовал эпоху дворцовых переворотов:

«По известным нам причинам... - записывал лекцию университетский слушатель Ключевского 1882 года, - после Петра русский престол стал игрушкою для искателей приключений, для случайных людей, часто неожиданно для самих себя вступавших на него... Много чудес перебывало на русском престоле со смерти Петра Великого, - бывали на нем... и бездетные вдовы и незамужние матери семейств, но не было ещё скомороха; вероятно, игра случая направлена была к тому, чтобы дополнить этот пробел нашей истории. Скоморох явился».

Речь шла о Петре III. Так с университетской кафедры ещё никто не говорил о доме Романовых.

Из всего этого советскими историками делался вывод об антимонархической и антидворянской позиции историка, едва ли не роднившей его с революционерами-цареубийцами С.Перовской, Желябовым и другими радикалами, желавшими во что бы то ни стало изменить существующий порядок. Однако историк В.О.Ключевский ни о чём подобном даже не помышлял. Его «либерализм» чётко укладывался в рамки дозволенного в эпоху государственных реформ 1860-70-х годов. «Исторические портреты» царей, императоров и других выдающихся правителей древности, созданные В.О.Ключевским – лишь дань исторической достоверности, попытка объективно представить монархов как обычных людей, которым не чужды любые человеческие слабости.

Маститый учёный В.О.Ключевский избирался деканом историко-филологического факультета Московского университета, проректором, председателем Общества истории и древностей Российских. Он был назначен учителем сына Александра III великого князя Георгия, не раз приглашался на прогулки с царской семьёй, вёл беседы с государем и императрицей Марией Фёдоровной. Однако в 1893-1894 годах Ключевский, несмотря на личное расположение к нему императора, категорически отказался написать книгу об Александре III. Скорее всего, это не было ни капризом историка, ни проявлением его оппозиционности к власти. Ключевский не видел за собой таланта льстивого публициста, а для историка писать о ещё здравствующем или только что почившем «очередном» императоре – просто неинтересно.

В 1894 году ему, как председателю Общества истории и древностей российских, пришлось произнести речь «Памяти в бозе почившего государя императора Александра III». Либерально мыслящий историк в этой речи по-человечески искренне сожалел о смерти государя, с которым при жизни часто общался. За эту речь Ключевский был освистан студентами, усмотревшими в поведении любимого профессора не скорбь по усопшему, а непростительный конформизм.

В середине 1890-х годов Ключевский продолжает исследовательскую работу, выпускает «Краткое пособие по новой истории», третье издание «Боярской думы Древней Руси». Шесть его учеников защищают диссертации.

В 1900 году Ключевского избирают в Императорскую Академию наук. С 1901 года он по правилам подаёт в отставку, но остается преподавать в университете и Духовной академии.

В 1900-1910 годы он стал читать курс лекций в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где его слушателями были многие выдающиеся художники. Ф.И. Шаляпин в своих воспоминаниях написал, что Ключевский помог ему уяснить образ Бориса Годунова перед бенефисом в Большом театре в 1903 году. В воспоминаниях знаменитого певца о знаменитом историке также неоднократно говорится об артистичности Ключевского, его незаурядном таланте привлекать к себе внимание зрителя и слушателя, способности «вжиться в роль» и полностью раскрыть характер избранного персонажа.

С 1902 года Василий Осипович готовит к изданию главное детище своей жизни - «Курс русской истории». Эта работа прерывалась только в 1905 году выездами в Петербург для участия в комиссиях по закону о печати и статусу Государственной думы. Либеральная позиция Ключевского осложнила его отношения с руководством Духовной академии. В 1906 году Ключевский подал в отставку и был уволен, несмотря на протесты студентов.

По уверениям историков-кадетов П.Н.Милюкова и А. Кизеветтера, в конце жизни В.О.Ключевский стоял на тех же либерально-конституционных позициях, что и Партия народной свободы. В 1905 году на совещании в Петергофе он не поддержал идею «дворянской» конституции будущих «октябристов», и согласился баллотироваться в Государственную Думу депутатом от Сергиева Посада. На самом деле, несмотря на все реверансы со стороны лидеров едва народившихся политических партий, политика В.О.Ключевского не интересовала вовсе.

По поводу «партийной принадлежности» Ключевского не раз возникали довольно ожесточённые споры в среде советских историков. М.В. Нечкина однозначно (вслед за Милюковым) считала Ключевского идейным и фактическим членом Партии народной свободы (кд). Однако академик Ю.В. Готье, лично знавший историка в те годы, утверждал, что баллотироваться в Думу от этой партии «старика» едва ли не насильно заставил его сын Борис, и «делать из Ключевского кадетскую фигуру невозможно».

В той же полемике с Нечкиной прозвучала и такая фраза Ю.В. Готье: «Ключевский был в отношении характера и общественной деятельности настоящая "мокрая курица". Я ему так и говорил. Воля у него была только в его произведениях, а в жизни у него никакой воли не было… Ключевский всегда был у кого-нибудь под башмаком.»

Вопрос о фактическом участии или неучастии историка в делах кадетской партии на сегодняшний день утратил свою актуальность. Его депутатство в Государственной Думе не состоялось, но, в отличие от П.Н.Милюкова и Ко, для Ключевского это не имело значения: учёному всегда было чем заняться и где реализовать свой ораторский талант.

«Курс русской истории» и историческая концепция В.О.Ключевского

Наряду со специальным курсом «Истории сословий в России» (1887), исследованиями, посвящёнными социальной тематике («Происхождение крепостного права в России», «Подушная подать и отмена холопства в России», «Состав представительства на земских соборах древней Руси»), истории культуры XVIII и XIX вв. и др., Ключевский создал главный труд своей жизни – «Курс русской истории» (1987-1989. T.I - 5). Именно в нём представлена концепция исторического развития России по В.О.Ключевскому.

Большинство историков-современников считало, что В.О.Ключевский, как ученик С.М.Соловьёва, лишь продолжает развивать концепцию государственной (юридической) школы в русской историографии в новых условиях. Помимо влияния государственной школы, доказывалось воздействие на взгляды Ключевского других его университетских учителей - Ф.И. Буслаева, С.В. Ешевского и деятелей 1860-х гг. - А.П. Щапова, Н.А. Ишутина и т.п.

В своё время советская историография сделала и вовсе необоснованную попытку «развести» взгляды С.М.Соловьёва как «апологета самодержавия» и В.О.Ключевского, стоявшего на либерально-демократических позициях (М.В.Нечкина). Ряд историков (В.И. Пичета, П.П. Смирнов) основную ценность трудов Ключевского увидели в попытке дать историю общества и народа в её зависимости от экономических и политических условий.

В современных исследованиях преобладает взгляд на В.О.Ключевского не только как на продолжателя историко-методологических традиций государственной (юридической) школы (К.Д. Кавелин, Б.Н.Чичерин, Т.Н.Грановский, С.М.Соловьев), но и создателя нового, наиболее перспективного её направления, основанного на «социологическом» методе.

В отличие от первого поколения «государственников», Ключевский считал необходимым ввести в качестве самостоятельных сил исторического развития социальные и экономические факторы. Исторический процесс в его представлении есть результат непрерывного взаимодействия всех факторов (географических, демографических, экономических, политических, социальных). Задача историка в этом процессе сводится не к построению глобальных исторических схем, а к постоянному выявлению конкретного взаимоотношения всех вышеперечисленных факторов в каждый конкретный момент развития.

На практике «социологический метод» означал для В.О. Ключевского тщательное исследование степени и характера хозяйственного развития страны, тесно связанных с природно-географической средой, а также - детальный анализ социальной стратификации общества на каждом этапе развития и тех взаимоотношений, которые возникают при этом внутри отдельных социальных групп (он часто называл их классами). В результате исторический процесс принимал у В.О. Ключевского более объемные и динамичные формы, чем у его предшественников или современников типа В.И. Сергеевича.

Своё понимание общего хода русской истории В.О. Ключевский наиболее сжато представил в периодизации, в которой он выделил четыре качественно различных этапа:

VIII-XIII вв. - Русь Днепровская, городовая, торговая;

XIII - середина XV в. - Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольно-земледельческая;

середина XV - второе десятилетие XVII в. - Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-землевладельческая;

начало XVII - середина XIX в. - период всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного, земледельческо¬го и фабрично-заводского хозяйства.

Уже в докторской диссертации «Боярская дума Древней Руси», явившейся, по сути, развёрнутым социальным портретом боярского сословия, наиболее ярко проявилась та новизна, которую В.О. Ключевский внёс в традиции государственной школы.

В условиях резко обозначившегося на рубеже XIX - ХХ веков расхождения интересов самодержавного государства и общества Ключевский пересмотрел взгляды своего учителя Соловьёва на весь двухвековый отрезок новой истории страны, перечеркнув тем самым результаты последних семнадцати томов его «Истории России» и построенную на них политическую программу отечественного предреформенного либерализма. На этих основаниях ряд исследователей (в частности - А. Шаханов) делает вывод о невозможности отнесения Ключевского к государственной школе в русской историографии.

Но это не так. Ключевский лишь объявляет «новую историю», актуализирует социологическую направленность исторического исследования. По сути, он сделал то, что более всего импонировало запросам молодого поколения историков 1880-х годов: объявляет отказ от предлагаемых извне схем или целей, как западнических, так и славянофильских. Студенты хотели изучать русскую историю как научную проблему, и «социологический метод» Ключевского дал им такую возможность. Учеников и последователей Ключевского (П.Милюкова, Ю. Готье, А. Кизеветтера, М. Богословского, Н. А. Рожкова, С. Бахрушина, А. И. Яковлева, Я. Л. Барскова) часто называют «неогосударственниками», т.к. они в своих построениях использовали всё тот же многофакторный подход государственной школы, расширяя и дополняя его культурными, социологическими, психологическими и прочими факторами.

В «Курсе русской истории» Ключевский дал уже целостное изложение русской истории на основе своего социологического метода. Как ни одно из исторических произведений государственной школы, «Курс» В.О. Ключевского вышел далеко за рамки чисто учебного издания, превратившись в факт не только научной, но и общественной жизни страны. Расширенное понимание многофакторности исторического процесса в сочетании с традиционными постулатами государственной школы позволили довести до логического предела ту концепцию русского исторического процесса, которая была заложена С.М. Соловьёвым. В этом смысле труд В.О. Ключевского стал рубежным для развития всей исторической науки в России: он завершил традицию века XIX и одновременно предвосхитил новаторские поиски, которые нёс с собой век XX.

Оценка личности В.О.Ключевского в воспоминаниях современников

Фигура В.О. Ключевского уже при его жизни была окружена ореолом «мифов», разного рода анекдотов и априорных суждений. И в наши дни сохраняется проблема клишированного восприятия личности историка, что, как правило, основано на субъективных отрицательных характеристиках П. Н. Милюкова и язвительных афоризмах самого Ключевского, которые широко доступны читателю.

П.Н.Милюков, как известно, рассорился с В.О.Ключевским ещё в процессе подготовки своей магистерской диссертации о реформах Петра I. Диссертация была восторженно встречена научной общественностью, но В.О.Ключевский, пользуясь своим непререкаемым авторитетом, склонил учёный совет университета не присуждать за неё докторской степени. Он посоветовал Милюкову написать другую диссертацию, заметив, что «наука от этого только выиграет». Будущий лидер кадетов смертельно обиделся и впоследствии, не вдаваясь в подробности и истинные причины такого отношения учителя к его работе, свёл всё к сложности характера, эгоизму и «загадочности» В.О.Ключевского, а проще говоря – к зависти. Самому Ключевскому всё в жизни давалось нелегко, и он не терпел чужого быстрого успеха.

В письме от 29 июля 1890 года Милюков пишет, что Ключевскому «тяжело и скучно жить на свете. Славы большей, чем он достиг, он получить не сможет. Жить любовью к науке - вряд ли он может при его скептицизме... Теперь он признан, обеспечен; каждое слово его ловят с жадностью; но он устал, а главное, он не верит в науку: нет огня, нет жизни, страсти к ученой работе - и уже поэтому, нет школы и учеников» .

В конфликте с Милюковым, очевидно, на научном поприще столкнулись два недюжинных самолюбия. Только Ключевский всё-таки больше любил науку, чем себя в науке. Его школа и его ученики развили идеи и многократно приумножили заслуги учёного – это бесспорный факт. Старшее поколение коллег-историков, как известно, поддержало в этом противостоянии именно Ключевского. И не только потому, что у него на тот момент уже были имя и слава. Без Ключевского не было бы Милюкова как историка, и что особенно грустно осознавать – без конфликта со всемогущим Ключевским, возможно, не случилось бы Милюкова как политика. Конечно, нашлись бы другие люди, желающие раскачивать здание российской государственности, но не присоединись к ним Милюков – от этого выиграла бы не только историческая наука, но и история России в целом.

Нередко воспоминания о Ключевском как учёном или лекторе плавно перетекают в психологический анализ или характеристики его личности. Видимо, его персона была настолько ярким событием в жизни современников, что эту тему никак нельзя было обойти. Чрезмерную колкость, замкнутость характера, дистанцированность учёного замечали многие современники. Но необходимо понимать, что разные люди могли быть допущены Ключевским к себе на разное же расстояние. Каждый, кто писал о Ключевском, так или иначе, прямо или в контексте, указывал на свою степень приближённости к личному пространству учёного. Этим и были обусловлены различные, часто прямо противоположные, трактовки его поведения и особенностей характера.

Современники Ключевского (в их числе С. Б. Веселовский, В. А. Маклаков, А. Е. Пресняков) в своих мемуарах решительно опровергают миф о его «сложности и загадочности», «эгоизме», «фиглярстве», постоянном желании «играть на публику», пытаются защитить историка от скорых и поверхностных характеристик.

Василий Осипович был человеком тонкого психологического склада, наделявшим личной эмоциональной окраской все явления жизни, отношение к людям и даже свои лекции. Его психику П. Н. Милюков сравнивает с очень чувствительным измерительным аппаратом, находящимся в постоянном колебании. По мнению Милюкова, такому человеку, как его учитель, достаточно трудно было устанавливать даже обыкновенные житейские отношения.

Если обратиться к дневникам историка разных лет, то, прежде всего исследователю бросается в глаза глубокая саморефлексия, стремление вознести свои внутренние переживания над суетой будничной жизни. Нередко встречаются записи, свидетельствующие о непонимании современниками, как казалось самому Ключевскому, его внутреннего мира. Он замыкается, ищет откровений в самом себе, в природе, подальше от суеты современного общества, ценностей и образа жизни которого он, по большому счёту, до конца не понимает и не принимает.

Нельзя не признать, что поколения сельского духовенства, впитав привычки простой и непритязательной, малообеспеченной жизни, оставили особую печать на внешности Ключевского и его быте. Как пишет М.В. Нечкина:

«…Уже давно мог бы он гордо нести свою славу, чувствовать себя знаменитым, любимым, незаменимым, но нет и тени высокой самооценки в его поведении, даже напротив - подчеркнутое игнорирование славы. От аплодисментов он «хмуро и досадливо отмахивался».

В московском доме Ключевских царила традиционная для старой столицы обстановка: посетителю бросались в глаза старомодные «домотканые половички» и тому подобные «мещанские элементы». На многочисленные просьбы жены и сына по улучшению быта, например, такие, как покупка новой мебели, Василий Осипович соглашался крайне неохотно.

Приходивших к нему посетителей Ключевский, как правило, принимал в столовой. Лишь когда находился в благодушном настроении, приглашал за стол. Иногда в гости к Василию Осиповичу приходили его коллеги, профессора. В таких случаях «он заказывал небольшой графин чистой водки, селедочку, огурцов, потом появлялась белуга», хотя вообще Ключевский был очень бережлив. (Богословский, М. М. «Из воспоминаний о В. О. Ключевском»).

На лекции в университет Ключевский ездил только на дешёвых извозчиках («ваньках»), принципиально избегая щёгольских пролёток московских «лихачей». По дороге профессор нередко вёл с «ваньками» - вчерашними деревенскими парнями и мужиками - оживлённые беседы. По своим делам Ключевский передвигался на «убогой московской конке», причём «забирался на империал». Конка, как вспоминает один из его учеников А. И. Яковлев, отличалась тогда бесконечными простоями чуть ли не на каждом разъезде. В Троице-Сергиеву лавру для преподавания в Духовной Академии Ключевский ездил дважды в неделю по железной дороге, но всегда в третьем классе, в толпе богомольцев.

И. А. Артоболевский рассказывал: «Известная богачка Морозова, с сыном которой когда-то занимался Ключевский, предлагала ему «в качестве презента» коляску и «двух дышловых лошадей». «И все-таки я отказался... Помилуйте, разве мне это к лицу?.. Разве не смешон был бы я в такой коляске?! Ворона в павлиньих перьях...»

Ещё один знаменитый анекдот о профессорской шубе, приведённый в монографии М.В. Нечкиной:

«Знаменитый профессор, давно уже не стесненный нехваткой денег, ходил в старенькой, поношенной шубе. «Что же шубы-то новой, Василий Осипович, себе не заведете? Вон потерлась вся», - замечали приятели. - «По роже и шуба», - лаконично отвечал Ключевский.»

Пресловутая «бережливость» профессора, несомненно, свидетельствовала вовсе не о его природной скупости, низкой самооценке или желании эпатировать окружающих. Напротив, она говорит лишь о его внутренней, духовной свободе. Ключевский привык делать так, как ему удобно, и изменять своим привычкам в угоду внешним условностям не собирался.

Перейдя рубеж своего пятидесятилетия, Ключевский полностью сохранил невероятную трудоспособность. Она поражала его более молодых учеников. Один из них вспоминает, как, проработав долгие часы вместе с молодёжью поздним вечером и ночью, Ключевский появлялся утром на кафедре свежим и полным сил, в то время как ученики еле стояли на ногах.

Конечно, он иногда прихварывал, жаловался то на воспаление горла, то на простуду, его начали раздражать сквозняки, продувавшие лекционный зал на курсах Герье, бывало, что болели зубы. Но он называл свое здоровье железным и был прав. Не очень-то соблюдая правила гигиены (работал ночами, не щадя глаз), он создал про неё оригинальный афоризм: «Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья». О работе было другое изречение: «Кто не способен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни, как узурпатор бытия». (Оба афоризма относятся к 1890-м годам.)

Память Ключевского, как у всякого несостоявшегося священнослужителя, была поразительна. Однажды, поднимаясь на кафедру для доклада на каком-то публичном научном торжестве, он споткнулся о ступеньку и выронил листки своих записок. Они веером разлетелись по полу, их порядок был в корне нарушен. Листки ещё раз перемешали при сборе бросившиеся на помощь профессору слушатели. Все взволновались за судьбу доклада. Только жена Ключевского Анисья Михайловна, сидевшая в первых рядах, сохраняла полное спокойствие: «Прочтёт, прочтёт, он всё наизусть помнит», - невозмутимо успокаивала она соседей. Так и вышло.

Очень отчётливый «бисерный», пожалуй, даже мельче бисера, почерк, записи остро отточенным карандашом долго свидетельствовали о хорошем зрении историка. Читать его архивные рукописи мешает не почерк - он безупречен, а стёршийся от времени карандаш. Лишь в последние годы жизни почерк Ключевского стал более крупным, с преимущественным употреблением пера и чернил. «Уметь разборчиво писать - первое правило вежливости», - гласит один из афоризмов историка. На письменном столе у него не было какой-нибудь массивной чернильницы на мраморной доске, а стоял пятикопеечный пузырек чернил, куда он макал перо, как некогда в семинарские годы.

В воспоминаниях, посвящённых историку, совершенно не обсуждается вопрос, был ли он счастлив в браке. Эта пикантная сторона частной жизни, либо намеренно умалчивалась его знакомыми, либо была скрыта от посторонних глаз. В итоге взаимоотношения Ключевского с супругой, отражённые лишь переписке с родственницами или в чрезвычайно редких воспоминаниях друзей семьи, остаются не вполне определёнными.

Неспроста на этом фоне выделяется мемуарная тема, характеризующая отношение Ключевского к представительницам прекрасного пола. Уважаемый профессор, сохраняя имидж благонадёжного семьянина, умудрился стяжать себе славу галантного кавалера и дамского угодника.

Мария Голубцова – дочь друга Ключевского, преподавателя Духовной Академии, А. П. Голубцова, – вспоминает такую «забавную сценку». Василий Осипович, придя к Пасхе, не прочь был с ней «похристосоваться». Но маленькая девочка ему бесцеремонно отказала. «Первая женщина, которая отказалась меня поцеловать!» – сказал, смеясь, Василий Осипович её отцу. Даже на прогулке в горах с князем Георгием и всей его «блестящей компанией», Ключевский не преминул привлечь к своей персоне женское внимание. Огорчённый, что ему в спутницы дали старую-престарую фрейлину, он надумал отомстить: Ключевский эпатировал компанию тем, что, сорвав росший над самым обрывом эдельвейс, преподнёс его своей даме. «На обратной дороге все меня окружили, и уж самые молодые барышни шли со мной», – сообщал довольный своей выходкой профессор.

Ключевский преподавал на Высших женских курсах, и здесь пожилого профессора преследовала масса восторженных поклонниц, которые буквально боготворили его. В университете, даже во времена запрета на посещение университетских лекций девицами, его женская аудитория постоянно росла. Хозяйки самых знаменитых московских салонов нередко соперничали друг с другом, желая видеть Ключевского на всех своих вечерах.

В отношении историка к женщинам было что-то рыцарское и в то же время отстранённое – он готов был служить им и любоваться ими, но, скорее всего, бескорыстно: только как галантный кавалер.

Одной из немногих женщин, с которой Ключевский в течение долгих лет поддерживал доверительные, даже дружеские отношения, была уже упомянутая нами сестра жены – Надежда Михайловна. Василий Осипович охотно приглашал свояченицу в гости, вёл с ней переписку, стал крёстным отцом её воспитанницы. Разные характеры этих людей, скорее всего, объединяло пристрастие к остроумному юмору и интеллектуальной иронии. В. О. Ключевский сделал Надежде Михайловне бесценный подарок – отдал свою «чёрную книжку» с собранием афоризмов. Почти все афоризмы, ныне приписываемые историку, известны и памятны лишь благодаря этой книжке. В ней содержится много посвящений женщине и, возможно, поэтому после смерти Ключевского мемуаристы невольно заостряли внимание именно на теме его «внесемейных» отношений с прекрасным полом.

Говоря о внешности Ключевского, многие современники отмечали, что он «по своей наружности был незавидный… несолидный». Со знаменитой фотографии 1890 года на нас смотрит типичный «разночинец»: не слишком заботящийся о своей внешности пожилой, усталый, немного ироничный человек с внешностью приходского попа или дьякона. Скромные запросы и привычки, аскетический внешний вид Ключевского, с одной стороны – выделяли его из среды университетской профессуры, с другой – были типичны для разночинных московских обывателей или приезжих провинциалов. Но стоило Василию Осиповичу с кем-то завязать разговор, и «в нём моментально является какая-то непонятная магнетическая сила , заставляющая, как-то поневоле, полюбить его». Он никому не подражал и, ни на кого не походил, «он создан был во всем оригиналом» . (Воспоминания священника А. Рождественского. Воспоминания о В. О. Ключевском // Василий Осипович Ключевский. Биографический очерк… С. 423.)

Особа Ключевского была интересна также и благодаря его незаурядному чувству юмора: «Он сверкал как фейерверк блестками остроумия» . Как известно, яркие образы лекций Ключевского были приготовлены им заранее и даже повторялись из года в год, что отмечали его студенты и коллеги. Но, в то же время, их всегда освежала «быстрая и точная, как выстрел» импровизация. При этом «прелесть его острот состояла в том, что в каждой из них, наряду с совершенно неожиданным сопоставлением понятий, всегда таилась очень тонкая мысль». (Богословский, М. М. «Из воспоминаний о В. О. Ключевском».)

Острый язык Ключевского не щадил никого, отсюда пошла его репутация «неисправимого скептика, не признающего никаких святынь». На первый взгляд он легко мог показаться эгоистичным и злым. Но впечатление это, конечно, было неверным – оправдывали его П. Н. Милюков и А. Н. Савин: «Маска Мефистофеля» была призвана не пускать посторонних в святая святых его чувствительной души. Попав в новую и разнородную социальную среду, Ключевскому пришлось выработать привычку носить эту маску, как «защитную скорлупу», быть может, вводя тем самым в заблуждение многих своих коллег и современников. Возможно, с помощью этой «скорлупы» историк пытался отвоёвывать своё право на внутреннюю свободу.

Общался Ключевский практически со всей научной, творческой и политической элитой своего времени. Он бывал и на официальных приёмах, и на неформальных журфиксах, и просто любил ходить в гости к коллегам и знакомым. Всегда оставлял впечатление интересного собеседника, приятного гостя, галантного кавалера. Но самыми задушевными друзьями, по воспоминаниям близких, для Ключевского оставались простые люди, в основном духовного сословия. Например, у него часто можно было застать помощника библиотекаря Духовной Академии – иеромонаха Рафаила. Иеромонах был большой оригинал и очень добрый человек (у него в келье постоянно жили племянники или семинаристы). Отец Рафаил знал учёные труды только по названиям и цвету корешков книг, к тому же был на редкость некрасив, но любил похвастаться своей учёностью и былой красотой. Ключевский вечно шутил над ним и особенно любил спрашивать, почему тот не женился. На что ему был ответ: «Да знаешь, брат, как кончил семинарию, так к нам невест, невест, страсть. А я, бывало, убегу в огород, лягу меж гряд, да и лежу, а меня-то ищут. Я ведь тогда красив был». – «Следы былой красоты и теперь заметны», – с доброй иронией соглашался Ключевский.

Приезжая на праздники в Сергиев Посад, профессор любил, наравне с посадскими парнями и девушками, принять участие в народных гуляниях, покататься на карусели.

Очевидно, в таком общении именитый историк искал столь привычной ему с детства простоты, которой так не хватало чопорной академической среде и столичному обществу. Здесь Ключевский мог чувствовать себя свободно, не одевать «масок», не играть «в учёного профессора», быть самим собой.

Значение личности В.О.Ключевского

Значение личности В. О. Ключевского для его современников было огромным. Его высоко ставили как историка-профессионала, ценили как незаурядного, талантливого человека. Многие ученики и последователи видели в нём источник нравственности, поучительности, доброты, искромётного юмора.

Но тех, кто общался с В.О.Ключевским в неформальной обстановке, часто отталкивала в нём его чрезмерная, (подчас неоправданная) экономность, скрупулёзность в мелочах, непритязательная, «мещанская» домашняя обстановка, острый язык и в то же время – нерасточительность в эмоциях, сдержанность, замкнутость характера.

Незаурядный талант исследователя и аналитика, смелость в суждениях и выводах, присущие В.О. Ключевскому, вряд ли позволили бы ему сделать успешную карьеру священнослужителя. Применив все эти качества на научном поприще, провинциальный попович фактически поймал за хвост «птицу удачи», за которой приехал из Пензы в Москву. Он стал самым знаменитым историком России, маститым учёным, академиком, «генералом» от науки, личностью всероссийского и даже мирового масштаба. Тем не менее, В.О.Ключевский не чувствовал себя триумфатором. Прожив практически всю сознательную жизнь в отрыве от взрастившей его среды, он по-прежнему пытался сохранить верность себе настоящему хотя бы в семейном укладе, быте, привычках. У одних современников это вызывало недоумение и насмешки над «чудачествами» профессора Ключевского, других заставило говорить о его «противоречивости», «сложности», «эгоизме».

В этом глобальном противоречии разума и сердца, на наш взгляд, заключались триумф и трагедия многих знаменитых людей России, вышедших из среды «разночинцев» и вступивших в общество, где всё ещё, по большому счёту, преобладали традиции дворянской культуры. Ключевский оказался в этом плане знаковой фигурой.

В.О. Ключевский

Невзрачный на вид, похожий на дьячка провинциальной церкви человек в старой шубе и с пятнами на официальном вицмундире, на рубеже XIX-XX веков являлся «лицом» Московского университета, ординарным академиком Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, учителем царских детей.

Этот факт в значительной мере свидетельствует о смене внешних приоритетов и демократизации не только российского общества, но и отечественной науки в целом.

Как учёный В.О. Ключевский не совершил глобального переворота в теории или методологии исторической науки. По большому счёту, он лишь развил и вывел на новый качественный уровень идеи «государственной» исторической школы Московского университета. Но сам образ профессора Ключевского сломал все существовавшие доселе стереотипы облика знаменитого учёного, успешного лектора и вообще «образованного человека», как носителя дворянской культуры. Интуитивно не желая адаптироваться, подстраиваться под внешние условности хотя бы в быту и поведении, историк Ключевский способствовал внесению в столичную академическую среду моды на демократичность, свободу личностного самовыражения и главное – духовную свободу, без которой невозможно формирование общественной «прослойки», называемой интеллигенцией.

Студенты любили профессора Ключевского вовсе не за его потёртую шубу или умение артистично рассказывать исторические анекдоты. Они видели перед собой человека, на их глазах повернувшего время, своим примером уничтожившего пропасть между историей Отечества как инструментом воспитания верноподданнического патриотизма и историей как предметом познания, доступным каждому исследователю.

В течение сорока лет распалённых общественных страстей историк умел «подобрать ключ» к любой - духовной, университетской, военной - аудитории, всюду увлекая и пленяя, никогда и ни в чём не возбудив подозрительности власти и разных начальств.

Именно поэтому, на наш взгляд, В.О.Ключевский – учёный, артист, художник, мастер - был возведён не только современниками, но и потомками на высокий пьедестал корифея отечественной исторической науки. Подобно Н.М.Карамзину в начале XIX века, в начале века XX он подарил соотечественникам ту историю, которую они хотели знать именно в этот момент, подведя тем самым черту под всей предшествующей историографией и заглянув в далёкое будущее.

Умер В.О.Ключевский 12 (25) мая 1911 года в Москве, похоронен на кладбище Донского монастыря.

Память и потомки

Меморизация культурного пространства в Москве, связанного с именем Ключевского, активно развивалась уже в первые годы после его кончины. Через несколько дней после смерти В. О. Ключевского, в мае 1911 года, в Московскую городскую думу поступило заявление гласного Н. А. Шамина о «необходимости увековечения памяти знаменитого русского историка В. О. Ключевского». По результатам заседаний Думы было постановлено с 1912 года учредить в Московском Императорском университете стипендию «в память о В. О. Ключевском». Именная стипендия Ключевского была также учреждена Московскими высшими женскими курсами, где преподавал историк.

В то же время Московским университетом был объявлен конкурс на предоставление воспоминаний о В.О. Ключевском.

Борис Ключевский в детстве

В доме на Житной улице, где жил Василий Осипович в последние годы, его сын, Борис Ключевский, планировал открыть музей. Здесь оставалась библиотека, личный архив В.О. Ключевского, его личные вещи, портрет кисти художника В.О. Шервуда. Сын следил за проведением ежегодных панихид в память о своем отце, собирая его учеников и всех, кому была дорога память о нём. Таким образом, дом В. О. Ключевского и после его смерти продолжал играть роль центра, объединяющего московских историков.

В 1918 году московский дом историка подвергся обыскам, основная часть архива была эвакуирована в Петроград, к одному из учеников Ключевского, историку литературы Я.Л.Барскому. Впоследствии Борису Ключевскому удалось добыть «охранную грамоту» на библиотеку отца и с большими трудностями вернуть от Барского основную часть рукописей, но в 1920-е годы библиотека и архив историка были изъяты и помещены в государственные архивохранилища.

Тогда же в среде оставшихся в Москве учеников Ключевского особую актуальность приобрела проблема постановки памятника великому историку. К тому времени не существовало даже памятника на его могиле в Донском монастыре. Поводом к различным разговорам отчасти стало негативное отношение учеников к единственному здравствующему потомку Ключевского.

Борис Васильевич Ключевский, по его словам, окончил два факультета Московского университета, но научная деятельность его не привлекала. Долгие годы он исполнял роль домашнего секретаря своего знаменитого отца, увлекался спортом и усовершенствованием велосипеда.

Из рассказов самого Б. Ключевского М.В. Нечкиной известен такой эпизод: в молодости Борис изобрёл какую-то особенную «гайку» для велосипеда и очень ею гордился. Катая её на ладони, В.О. Ключевский, со своим обычным сарказмом, говорил гостям: «Время-то какое пришло! Чтобы такую гайку изобрести, надо два факультета кончить – исторический и юридический…» (Нечкина М.В. Указ.соч., с.318).

Очевидно, Василий Осипович гораздо больше времени уделял общению с учениками, чем с собственным сыном. Увлечения отпрыска не вызывали у историка ни понимания, ни одобрения. По воспоминаниям очевидцев (в частности на это указывает Ю. В. Готье), в последние годы жизни отношения Ключевского с Борисом оставляли желать лучшего. Василию Осиповичу не нравилось увлечение сына политикой, а также его открытое сожительство то ли с домработницей, то ли с горничной, проживавшей в их доме. Друзья и знакомые В.О. Ключевского – В.А. Маклаков и А.Н. Савин – также полагали, что молодой человек оказывает сильное давление на престарелого, ослабевшего от болезней Василия Осиповича.

Тем не менее, при жизни В.О.Ключевского Борис много помогал ему в работе, а после смерти учёного собрал и сохранил его архив, активно участвовал в публикации научного наследия отца, занимался изданием и переизданием его книг.

В 1920-е годы коллеги и ученики Ключевского обвинили «наследника» в том, что могила его родителей находится в запустении: нет ни памятника, ни ограды. Скорее всего, у Бориса Васильевича просто не было средств на установку достойного памятника, а события революции и Гражданской войны мало способствовали заботам живых людей о почивших предках.

Усилиями университетской общественности был создан «Комитет по вопросу об увековечении памяти В. О. Ключевского», который поставил своей целью установку памятника историку на одной из центральных улиц Москвы. Однако Комитет ограничился лишь созданием в 1928 году общего памятника-надгробия на могиле супругов Ключевских (кладбище Донского монастыря). После «академического дела» (1929-30 гг.) начались гонения и высылки историков «старой школы». В.О.Ключевский был причислен к «либерально-буржуазному» направлению историографии, и ставить ему отдельный памятник в центре Москвы сочли нецелесообразным.

Width="300">

Сын историка Борис Ключевский уже в первой половине 1920-х годов порвал все связи с научным сообществом. По словам навестившей его в 1924 году М.В. Нечкиной, он служил помощником юрисконсульта «в каком-то автомобильном отделе» и, наконец-то, занимался своим любимым делом – ремонтом автомобилей. Затем сын Ключевского был автотехником, переводчиком, мелким совслущажим ВАТО. В 1933 году – репрессирован и осуждён к ссылке в Алма-Ату. Точная дата его смерти неизвестна (около 1944 года). Тем не менее, Б.В. Ключевскому удалось сохранить основную и очень важную часть архива его отца. Эти материалы в 1945 году приобрела Комиссия по истории исторических наук при отделении Института истории и философии АН СССР у «вдовы сына историка». Музей В.О.Ключевского в Москве так и не был им создан, воспоминания об отце тоже не были написаны…

Лишь в 1991 году, к 150-летию со дня рождения Ключевского, в Пензе был открыт музей, получивший имя великого историка. И сегодня памятники В.О. Ключевскому существуют только на его родине, в селе Воскресеновка (Пензенская область) и в Пензе, куда семья Ключевских переехала после смерти отца. Примечательно, что инициативы по увековечению памяти историка, как правило, исходили не от государства или научной общественности, а от местных властей и энтузиастов-краеведов.

Елена Широкова

Для подготовки данной работы были использованы материалы сайтов:

http://www.history.perm.ru/

Мировоззренческие портреты. Ключевский В.О. Библиофонд

Литература:

Богомазова О.В.Частная жизнь известного историка (по материалам воспоминаний о В.О.Ключевском)// Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 23 (161). История. Вып. 33. С. 151–159.

История и историки в пространстве национальной и мировой культуры XVIII–XXI веков: сборник статей / под ред. Н. Н. Алеврас, Н. В. Гришиной, Ю. В. Красновой. – Челябинск: Энциклопедия, 2011;

Мир историка: историографический сборник / под ред.В.П. Корзун, С.П. Бычкова. – Вып. 7. – Омск: Изд-во Ом. гос.ун-та, 2011;

Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский (1841-1911).История жизни и творчества, М.: «Наука», 1974;

Шаханов А.Н. Борьба с «объективизмом» и «космополитизмом» в советской исторической науке. «Русская историография» Н.Л.Рубинштейна// История и историки, 2004. - №1 – С.186-207.

Биография. Великий историк России В.О.Ключевский родился 16 января 1841 г. в селе Воскресенское Пензенского уезда. Фамилия Ключевских символична и ассоциируется с истоком, источни­ком, представлениями о родине. Она происходит от названия села Ключи Пензенской губернии. Слова «ключ» и «ключевой» для ученых имеют еще одно значение - метод. Обладая способ­ностью аккумулировать в исторической мысли все лучшее, Клю­чевский хранил в своем сознании немало научных ключей.

Происходил из духов­ного сословия. Детские годы Ключевского прошли в деревенской глуши Пензенской губер­нии по месту службы отца - бедного сельского священника и законоучителя. С детства воспринимал сочувствие и понимание крестьянской жизни, интерес к исторической судьбе народа, народному творчеству.

Первым его учителем был отец, который обучал сына правильно и быстро читать, «по­рядочно писать» и петь по нотам. Среди прочитанных книг, помимо обязательного часо­слова и псалтыря, были Четьи-Минеи и книги светского содержания.

Внезапная трагическая гибель отца в 1850 г. оборвала детство Василия Осиповича. Его мать с двумя оставшимися в живых детьми (ос­тальные четверо умерли во младенчестве) перебралась в Пензу. Из со­страдания к неимущей вдове священник С.В.Филаретов (друг мужа) отдал ей для прожива­ния маленький домик. Семья ютилась в задней, худшей части дома; переднюю сдавали по­стояльцам за три рубля в месяц. В этом доме прошли самые трудные в материальном отно­шении 10 лет жизни В.О.Ключевского. В 1991 г., здесь был открыт Дом-музей В.О.Ключевского.

В Пензе Ключевский последовательно учился в приходском духовном училище, в ду­ховном уездном училище и в духовной семинарии. Очень рано, чуть ли не со 2 класса се­минарии, он вынужден был давать частные уроки, да и в дальнейшем продолжал занимать­ся репетиторством, зарабатывая на кусок хлеба и накапливая педагогический опыт. Рано проявившаяся любовь к истории вообще, и к русской в особенности, окрепла в ученичес­кие годы. На школьной скамье Ключевский знал уже труды Татищева, Карамзина, Гранов­ского, Кавелина, Соловьева, Костомарова; следил за журналами «Русский вестник», «Отечественные записки», «Современник». Чтобы иметь возможность поступить в университет (а начальство прочило его в Казанскую духовную академию), он намеренно бросил на последнем курсе семинарию. Год юноша самостоятельно готовился к поступле­нию в университет и готовил к экзаменам двух сыновей пензенского фабриканта.

В 1861 г. Ключевский и поступил в Московский университет. На последних курсах Ключевский начал заниматься русской историей под руководством С.М.Соловьева. Со студенческих лет Василий Осипович углубленно изучал источники: вместе с Буслаевым разбирал старые рукописи в Синодальной библиотеке, часами погру­жался в «безбрежное море архивного материала» в архиве министерства юстиции, где ему поставили стол рядом с С.М.Соловьевым. В одном из его писем к другу читаем: «Трудно резюмировать мои занятия. Черт знает, чем я не занимаюсь. И политическую экономию почитываю, и санкритский язык долблю, и по-английски кой-что поучиваю, и чешский, и болгарский язык поворачиваю - и черт знает, что еще».

Внимательно присматривался Ключевский к окружающей повседневной жизни. На каникулах он встречался с мировыми посредниками и «слушал о крестьянских делах»; в часы отдыха хаживал в Кремль и водил с собою студен­тов-юристов, интересовавшихся расколом (среди них был А.Ф.Кони), «потолкаться между народом перед соборами» и послушать прения раскольников с православными. После напряженной университетской и самостоятельной работы Ключевский давал частные уроки в различных концах города, расстояние между которыми он обычно преодолевал пешком.

За выпускное сочинение «Сказания иностранцев о Московском государстве» Ключевский был на­гражден золотой медалью и оставлен при кафедре «для приготовления к профессорскому званию». Через пять лет для получения права чтения лекций в Московской духовной ака­демии он защитил эту работу как диссертацию. Таким образом, Ключевский выходил из университета уже вполне сложившимся ученым.

Магистерская диссертация «Древнерусские жития святых как исторический источник» была опубликована в 1871 г., а ее магистерская защита состоялась в 1872 г. Она привлекла внимание не только ученых, но и многочисленную публи­ку. Соискатель блестяще защищался, демонстрируя талант полемиста.

Степень магистра давала официальное право преподавать в высших учебных заведени­ях, и Ключевский приступил к преподавательской деятельности, которая принесла ему за­служенную славу. Он преподавал в пяти высших учебных заведениях: в Александровском военном училище, где читал курс всеобщей истории в течение 17 лет; в остальных местах он читал русскую историю: в Московской духовной академии, на Высших женских курсах, в Училище живописи, ваяния и зодчества; с 1879 г. главной его кафедрой стал Московский университет.

Защита докторской диссертации «Боярская дума древней Руси» Ключевского состоялась в 1882 г. Длилась она почти четыре часа и прошла с блеском.

«Курс русской истории» В.О.Ключевского получил всемирную известность. Он переве­ден на все основные языки мира. По признанию зарубежных историков, этот труд послу­жил базой и главным источником для курсов русской истории во всем мире.

В 1893/94 и 1894/95 учебные годы Ключевский вновь вернулся к преподаванию всеоб­щей истории, так как был откомандирован для чтения лекций великому князю Георгию Александровичу. Курс, названный им «Новейшая история Западной Европы в связи с историей России», охватывает время от Французской революции 1789 г. до отмены крепостного права и реформ Александра II. История Западной Европы и России рассмат­риваются в нем в их взаимосвязи и взаимовлиянии. Этот сложный по своему составу курс, насыщенный большим фактическим материалом, является важным источником для анали­за эволюции исторических взглядов Ключевского и для исследования проблемы изучения в России всеобщей истории вообще, и истории французской революции в частности.

Василий Осипович был деятельным членом Московского археологического общества, Общества любителей российской словесности, Общества истории и древностей Россий­ских, где был четыре срока его председателем (с 1893 по 1905 г.). Современники расцени­вали председательство Ключевского в течение 12 лет как время наибольшего расцвета на­учной деятельности ОИДР. В 1889 г. он был избран членом-корреспондентом Академии наук, а в 1900 г. - академиком истории и древностей русских вне штата, так как не хотел покидать Москву и переезжать в Петербург, как то требовалось по положению. В 1908 г. ученый был избран почетным академиком по разряду изящной словесности.

Ключевскому довелось участвовать в ряде государственных мероприятий. В 1905 г. он входил в так называемую комиссию Д.Ф.Кобеко, которая вырабатывала проект по ослабле­нию цензуры. Ключевский выступал несколько раз в комиссии. В частности, полемизируя с защитниками цензуры, он дал остроумную ее историю.

В том же году Ключевский был приглашен на «Петергофские совещания» по поводу вы­работки проекта Государственной думы. Там он решительно выступил против выбора «на сословном начале», доказывая, что сословная организация устарела, что пользу приносит не только дворянство, но и все другие сословия. Историк последовательно высказывался за смешанные выборы.

Весной 1906 г. Ключевский неудачно баллотировался в ряды выборщиков в I Государ­ственную думу от Сергиева Посада. А месяц спустя его избрали в члены Государственного совета от Академии наук и российских университетов. Однако он сложил с себя это звание, заявив публично через газету «Русские ведомости», что не находит положение члена Совета «достаточно независимым для свободного в интересах дела обсуждения возникающих во­просов государственной жизни» .

Несмотря на огромную исследовательскую работу и педагогическую нагрузку, Ключев­ский безвозмездно выступал с речами и публичными лекциями, например, в пользу голо­дающих, в пользу пострадавших от неурожая в Поволжье, в пользу Московского комитета грамотности, а также по поводу юбилейных дат и общественных событий. В них историк часто касался проблем нравственности, милосердия, воспитания, образования, русской культуры. Каждое его выступление приобретало огромное общественное звучание. По силе воздействий на аудиторию люди, слышавшие Ключевского, сравнивали его не с другими профессорами или учеными вообще, а с высочайшими образцами искусства - с выступле­ниями Шаляпина, Ермоловой, Рахманинова, со спектаклями Художественного театра.

При чрезмерной занятости Ключевский все же находил возможность общаться с худо­жественными, литературными и театральными кругами Москвы. К Василию Осиповичу часто обращались за консультацией художники, композиторы, литераторы (например, Н.С.Лесков), артисты (среди них Ф.И.Шаляпин). Широко известно о помощи Ключев­ского великому артисту в создании образов Бориса Годунова и др. Ключевский ко всем относился с благосклонным вниманием, считая своей священной обязанностью по­могать деятелям художественного мира.

Более 10 лет Ключевский читал лекции в Училище живописи, ваяния и зодчества, где его слушали не только ученики всех мастерских и классов, но и преподаватели, маститые художники (В.А.Серов, А.М.Васнецов, КА. Коровин, Л.О.Пастернак и др.). Последняя лекция была прочитана им в стенах Училища 29 октября 1910 г.

Находясь в больнице, Ключевский продолжал работать - писал к 50-летию отмены крепостного права две статьи для газет «Русские ведомости» и «Речь». Говорят, что он ра­ботал и вдень смерти, последовавшей 12 мая 1911 г. Похоронен В.О.Ключевский в Москве на кладбище Донского монастыря.

В знак глубочайшего признания заслуг ученого в год 150-летия со дня рождения Васи­лия Осиповича Международной центр по малым планетам (Смитсоновская астрофизичес­кая обсерватория, США) присвоил его имя одной из планет. Отныне малая планета № 4560 Ключевский - неотъемлемая частица Солнечной системы.

Основные сочинения:

Сказания иностранцев о Московском государстве

Древнерусские жития святых как исторический источник

Боярская дума древней Руси

Лекции по русской истории.

«Сказания иностранцев о московском государстве» . Для выпускного сочинения Ключевский избрал тему, связанную с историей Москов­ской Руси XV-XVII вв., базируясь на большом круге слабо изученных тогда источников на сказаниях иностранцев, многие из которых не были еще переведены на русский язык. В своей работе он использовал около 40 сказаний. И до Ключевского историки черпали из записок иностранцев некоторые фактические данные и характеристики; были статьи и об отдельных иностранцах, оставивших свидетельства о Руси. Но до Ключевского никто не изучал эти памятники в их совокупности. Сам подход молодого историка был принципи­ально иным. Он собрал воедино и тематически систематизировал содержащиеся в сказани­ях конкретные сведения, критически переработал и обобщил их, создал цельную картину жизни русского государства в течение трех столетий.

Во введении Ключевский привел список своих источников, обобщенно проанализиро­вал их, охарактеризовал авторов сказаний, обращая внимание на особенности записок в за­висимости от времени их написания, а также от целей и задач, стоявших перед писавшими. В целом Ключевский подчеркивал важность записок иностранцев для изучения повседнев­ной жизни Московского государства, хотя там можно встретить немало курьезов и неточ­ностей. Отсюда требование критического подхода к свидетельствам иностранных авторов. Его анализ источников был так основателен, что в последующей литературе «Сказания иностранцев о Московском государстве» часто называются источниковедческой работой. Но это - исторический труд по истории Московской Руси, написанный на обильных «све­жих» источниках.

Ключевский утверждал, что известия иностранцев о домашней жизни москвитян, о нравственном состоянии общества и других вопросах внутреннего быта не могли быть до­статочно достоверными и полными в устах иноземцев, так как эта сторона жизни «менее открыта для постороннего глаза». Внешние же явления, наружный порядок общественной жизни, ее материальную сторону посторонний наблюдатель мог описать с наибольшею полнотой и верностью. Поэтому Ключевский решил ограничиться только наиболее досто­верными сведениями о государственной и экономической жизни страны и данными о гео­графической среде, а именно эта сторона русской жизни больше всего интересовала автора. Но им был собран и обработан материал по значительно большему числу вопросов, о чем красноречиво говорят рукописи ученого.

Книга написана со «строгой разборчивостью в материале» и вместе с тем ярко, образно, с оттенком веселой иронии. Читатель как бы сам вместе с «наблюдательным европейцем» едет по небезопасным дорогам через обширные густые леса, степные пустынные простран­ства, попадает в различные перипетии. Ключевский мастерски передает прелесть живых конкретных свидетельств подлинника, сохраняя свежесть впечатлений иностранца и пере­сыпая собственное изложение красочными деталями и выразительными штрихами облика царя и его приближенных, церемоний приема послов, пиров, застольных речей, нравов царского двора. Автор следит за укреплением централизованного государства и самодержа­вия как форм правления, постепенным усложнением аппарата государственного управле­ния, за судопроизводством и состоянием войска, сопоставляет московское управление с порядками других стран.

Подробности же дипломатических переговоров, борьбы придворных партий и связанные с ней внешнеполитические события Ключевского не интересовали. Он сосредотачивал внимание на внутренней жизни страны. Из записок иностранцев выбирал сведения о «виде» страны и ее климате, плодородии отдельных областей Московского государства, главных посевных культурах, о скотоводстве, охоте, рыбном промысле, солеварении, огородничестве и садоводстве, о росте городов и народонаселении. Заканчивается работа рассмотрением истории торговли Московского государства XV-XVII вв., и связанным с торговлей монетным обращением. Ключевский говорил о центрах внутренней и внешней торговли, торговых трактах и путях сообщения, о ввозимых и вывозимых товарах, ценах на них.

Исследовательский интерес к экономическим вопросам и социальной истории (что было новым явлением в исторической науке того времени), внимание к географическим условиям как постоянному фактору русской истории, к движению народонаселения с целью освоения новых земель, к вопросу взаимоотношений России и Запада – в этом уже просматриваются основы концепции русского исторического процесса.

«Древнерусские жития святых как исторический источник» . Магистерскую диссертацию Василий Осипович решил посвятить истории монастыр­ского землевладения, в центре которой должна была стоять проблема колонизации, впе­рвые поставленная в науке С.М.Соловьевым. Но в отличие от государственной школы, объ­ясняющей колонизацию деятельностью государства, Ключевский понимал ее как процесс, обусловленный природными условиями страны и ростом народонаселения.

Для магистерского сочинения Ключевский вновь избрал однотипный комплекс источ­ников - жития святых. И сама проблема колонизации, и жития святых притягивали в то время внимание многих историков: в житиях думали найти то, что не находили в летописях. Предполагалось, что они содержат в себе обширный материал по истории колонизации, землевладения, по истории русских нравов, обычаев, условий жизни, истории быта, част­ной жизни, образа мыслей общества и его воззрений на природу. Интерес к житиям усили­вался их неизученностью.

Для понимания замысла Ключевского очень важны неопубликованные материалы из его архива: четыре наброска в форме лекций-бесед, черновые очерки по истории русской агиографии, первоначальный план работы и другие черновики. Эти материалы свидетель­ствуют, что он намеревался показать через жизнь простого русского человека историю культурного освоения той территории Северо-Восточной Руси, которая составила основу будущего Русского государства.

Ключевский проделал титанический труд по изучению текстов не менее пяти тысяч жи­тийных списков. В ходе подготовки диссертации им было написано шесть работ. Среди них такие крупные исследования, как «Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае» (его называют первой экономической работой Ключевского), и «Псковские споры», где рассмотрены некоторые вопросы идеологической жизни на Руси XV-XVI вв. (работа писалась в момент усиливавшейся полемики между православной цер­ковью и старообрядцами). Однако, несмотря на все затраченные усилия, Ключевский при­шел к неожиданному выводу о литературном однообразии житий, при котором авторы опи­сывали жизнь всех с одних и тех же сторон, забывая «о подробностях обстановки, места и времени, без чего для историка не существует исторического факта. Часто кажется, что в рассказе жития таится меткое наблюдение, живая черта действительности; но при анализе остается одно общее место».

Ключевскому стало очевидно, что материалов, выявленных из источников, не хватит для исполнения задуманного. Многие коллеги советовали ему отказаться от темы, но он сумел повернуть ее в другое русло: стал подходить к житиям святых не с целью выявления содержавшихся в них фактических данных, а сами жития превратил в объект изучения. Те­перь Ключевский поставил перед собой чисто источниковедческие задачи: датировка спис­ков, определение древнейшего списка, место его возникновения, возможные источники житий, количество и характер последующих редакций; определение точности отражения источником исторической действительности и степень правдивости изложенного в нем ис­торического факта. Книга получила окончательное название «Древнерусские жития святых как исторический источник».

Выводы Ключевского были крайне смелы и радикально расходились с господствующи­ми тогда воззрениями на древнерусские жития. Понятно, что отношение к его работе было неоднозначным.

«Работа над древне­русскими житиями сделала художника-творца, каким был по натуре Василий Осипович, - писал позднее его ученик М.К.Любавский, - тонким критиком-аналитиком, гармоничес­ки сочетала в нем несовместимые, обыкновенно, свойства кропотливого, аккуратного и ос­торожного исследователя и широкого творческого размаха писателя». Наука признала ис­следование Ключевского источниковедческим шедевром, непревзойденным образцом ис­точниковедческого анализа повествовательных памятников.

«Боярская дума древней Руси». Социальная история в трудах Ключевского. Докторская диссертацией «Боярская дума древней Руси» явилась своеобразным итогом предшествующих исследований и в ней давалась целостная концепция русского исторического процесса. Выбор темы диссертационной работы в полной мере отразил научные интересы исто­рика, его социологический подход к исследованию управления судопроизводства в России. Боярскую думу Ключевский образно называл маховым колесом Московского государства и трактовал ее как конституционное учреждение «с обширным политическим влиянием, но без конституционной хартии, правительственным местом с обширным кругом дел, но без канцелярии, без архива». Это произошло в силу того, что Боярская дума - эта «правитель­ственная пружина», все приводившая в движение, сама оставалась невидимой перед обще­ством, которым она управляла, так как ее деятельность закрывалась с двух сторон: госуда­рем сверху и дьяком, «ее докладчиком и протоколистом», снизу. Отсюда проистекали труд­ности изучения истории думы, так как «исследователь лишен возможности восстановить на основании подлинных документов как политическое значение думы, так и порядок ее де­лопроизводства».

Ключевский стал по крупицам собирать необходимые данные из самых разных источ­ников - в архивах, в частных коллекциях (в том числе и своей собственной), в опублико­ванных документах; изучал он также труды специалистов-историков. У учеников Ключев­ского сложилось впечатление, что их учителя совершенно не тяготила предварительная, черная, кропотливая и неблагодарная «египетская» работа над просмотром массы источни­ков и «груды архивного сырья», на что затрачивалось много времени и сил, а в результате находились лишь крупинки. Правда, замечали они, Ключевский «добывал крупинки чис­того золота», собранные гомеопатическими дозами и проанализированные под микроско­пом. И все эти скрупулезные изыскания он сводил к определенным, отчетливым выводам, составляющим завоевание науки.

Исследование охватывает весь многовековой период существования Боярской думы от Киевской Руси X в. до начала XVIII, когда она прекратила свою деятельность в связи с со­зданием Петром I в 1711 г. Правительственного Сената. Но не столько история Боярской думы, как государственного учреждения, ее компетенция и работа привлекали Ключевско­го. Гораздо большим был его интерес к составу думы, к тем правящим классам общества, которые через думу управляли Россией, к истории общества, к взаимоотношениям классов. В этом-то и заключалась новизна замысла ученого. В журнальном варианте работа имела важный уточняющий подзаголовок: «Опыт истории правительственного учреждения в связи с историей общества». «В предлагаемом опыте, - подчеркивал автор в первом вари­анте введения, - Боярская дума рассматривается в связи с классами и интересами, господ­ствовавшими в древнерусском обществе». Ключевский считал, что «в истории обществен­ного класса различаются два главные момента, из которых один можно назвать экономи­ческим, другой политическим». Он писал о двояком происхождении классов, которые могут формироваться как на политическом, так и на экономическом основании: сверху - волей власти и снизу - экономическим процессом. Это положение Ключевский развивал во многих работах в частности, в специальных курсах по терминологии русской истории и по истории сословий в России.

Историки-юристы старой школы (М.Ф.Владимирский-Буданов, В.И.Сергеевич и др.) выступили в печати резко против концепции Ключевского. Но не все историки русского права (например, С.А.Котляревский) разделяли их позицию. В большинстве же случаев труд Ключевского «Боярская дума» был воспринят как художественное воплощение совер­шенно новой схемы русской истории. «Многие главы его книги положительно блестящи, а сама книга - целая теория, сплошь выходящая из пределов темы, близкая к философскому осмыслению всей нашей истории», - замечал тогдашний студент Петербургского универ­ситета (впоследствии академик) С.Ф.Платонов.

Помимо «Боярской думы древней Руси» исследовательский интерес Ключевского к со­циальной истории России, особенно к истории правящих классов (боярства и дворянства) и к истории крестьянства, отражен в его работах «Происхождение крепостного права в Рос­сии», «Подушная подать и отмена холопства в России», «История сословий в России», «Со­став представительства на земских соборах древней Руси», «Отмена крепостного права» и в ряде статей. Социальная история России стоит на первом плане и в его «Курсе русской ис­тории».

От концепции представителей государственной школы с их чисто правовым подходом к сути управления государством, позиция Ключевского отличалась прежде всего стремле­нием представить исторический процесс как процесс развития общественных классов, взаимоотношения и роль которых менялись в связи с экономическим и политическим разви­тием страны. Характер общественных классов и их отношения друг к другу Василий Оси­пович считал более или менее дружным сотрудничеством. Примиряющим началом в народ­ном хозяйстве и политической жизни он называл государство, выступавшее выразителем общенациональных интересов.

«Курс русской истории» (с древнейших времен до Александра II). В напряженные годы работы над докторской диссертацией и создания первых лекцион­ных курсов по всеобщей и русской истории, Ключевский заменил на университетской ка­федре русской истории скончавшегося С.М.Соловьева (1879 г.). Первая лекция была посвя­щена памяти учителя, затем Ключевский продолжил начатый Соловьевым курс. По своей программе он впервые приступил к чтению лекций в Московском университете через год, с осени 1880 г. Параллельно с основным курсом Ключевский проводил со студентами се­минарские занятия по изучению отдельных памятников древней Руси, а позднее и по исто­риографии. Василий Осипович «покорил нас сразу», признавались студенты, и не только потому, что он красиво и эффектно говорил, а потому, что «мы искали и нашли в нем, прежде всего, мыслителя и исследователя»; «за художником скрывался мыслитель».

В течение всей жизни Ключевский непрерывно совершенствовал свой общий курс рус­ской истории, но не ограничивался им. Для студентов университета ученым была создана целостная система курсов - в центре общий курс русской истории и пять специальных кур­сов вокруг него. Каждый из них имеет свою специфику и самостоятельное значение, одна­ко, главная ценность заключается в их совокупности. Все они непосредственно связаны с курсом русской истории, добавляя и углубляя его отдельные стороны, и все направлены на выработку профессионализма будущих историков.

Специальные курсы выстроены Ключевским в логическом порядке. Открывал цикл теоретический курс «Методология русской истории» , являвшийся «шапкой» для всех ос­тальных. То был первый в России опыт создания учебного курса методологического харак­тера - до того бывали лишь отдельные вводные лекции. В советской литературе курс по методологии подвергался особо резкой критике. Ключевского упрекали в том, что его фи­лософские и социологические взгляды не были достаточно определенными и четкими, от­личались эклектизмом; что Ключевский рассматривал исторический процесс в идеалисти­ческом плане; что ему чуждо понятие классовой структуры общества; что он воспринимал общество как явление, лишенное антагонистических противоречий, и ничего не говорил о классовой борьбе; что он неверно трактовал такие понятия, как «класс», «капитал», «труд», «формация» и т.п. Упрекали Ключевского и за то, что ему не удалось перейти «порог к марксизму». Этому курсу предъявлялись требования исторической науки другой эпохи. Но и тогда, при негативной в целом оценке «методологии» Ключевского, названный курс це­нился как научный поиск ученого, подчеркивался новаторский для своего времени харак­тер постановки проблемы.

Три последующих курса в значительной степени посвящались источниковедческим во­просам: это - изучение и толкование терминов древнерусских памятников в курсе «Терми­нология русской истории» (ни до, ни после Ключевского нет другого целостного изложе­ния древнерусской терминологии; данный курс уникален); курс лекций «История со­словий в России» , где Ключевский показывал несправедливость сложившихся отношений сословного неравенства. Тема истории сословий была для Василия Осиповича остро совре­менной в связи с крестьянской реформой 1861г. Поясняя «понятие о сословии», Ключевский, также как в терминологическом курсе, в «Боярской думе» и других работах, говорил об их двояком происхождении: политическом и экономическом. Первое он связывал с насильственным порабощением общества вооруженной силой, второе - с «добровольным политическим подчинением его классу, достигшему хозяйственного господства в стране». Историк про­водил мысль о временном характере сословного деления общества, подчеркивал его прехо­дящее значение, обращал внимание на то, что «бывали времена, когда сословий еще не было, и наступает время, когда их уже не бывает». Он утверждал, что сословное нера­венство - явление историческое (т.е. не вечное, а временное состояние общества), «исче­зающее почти всюду в Европе; сословные различия все более сглаживаются в праве», «урав­нение сословий есть одновременное торжество и общего государственного интереса, и лич­ной свободы. Значит, история сословий вскрывает нам два наиболее скрытые и тесно свя­занные друг с другом исторические процесса: движение сознания общих интересов и вы­свобождение личности из-под сословного гнета во имя общего интереса».

Положение крестьян в России, происхождение крепостного права и этапы развития крепостничества, экономическое развитие страны и вопросы управления были постоянны­ми темами Ключевского. В науке существовала теория о «закрепощении и раскрепощении сословий» всесильным государством в зависимости от его потребностей. Ключевский же пришел к выводу, что «крепостное право в России было создано не государством, а только с участием государства; последнему принадлежали не основания права, а его границы». По мнению ученого, основная причина возникновения крепостного права - экономичес­кая, она проистекала из-за задолженности крестьян землевладельцам. Тем самым вопрос передвигался из государственной сферы в область частноправовых отношений. Таким об­разом, и в этом вопросе Ключевский выходил за рамки историко-государственной школы.

История денежного обращения и финансов России разрабатывалась Ключевским во многих трудах, начиная со студенческого сочинения «Сказания иностранцев» (главы «До­ходы казны», «Торговля», «Монета»), в спецкурсе «Терминология русской истории» (лек­ция XI, посвященная денежной системе), в исследовательской статье «Русский рубль XVI-XVIII вв. в его отношении к нынешнему» (1884), где, сопоставляя хлебные цены в прошлом и настоящем, автор определял покупательную способность рубля в разные периоды рус­ской истории, в статье о подушной подати (1886), в «Курсе русской истории». Основанные на тонком анализе источников, эти работы внесли весомый вклад в изучение данного круга проблем.

Четвертый курс - лекции по источникам русской истории . Пятый курс - лекции по русской историографии . Р.А. Киреева обратила внимание на то, что В.О. Ключевский не выработал сколько-нибудь устойчивого понимания и, соответственно, определения предмета историографии. На практике он был близок к современной трактовке, а именно в значении истории исторической науки, но его формулировки менялись и понимание предмета претерпевало изменение: оно было близко то к понятию источниковедение, то история, то самосознание но чаще все же Ключевский имел в виду под термином историография писание истории, исторического труда, а не историю развития исторических знаний, исторической науки.

В его рассмотрении историографии четко прослеживается культурологический ракурс. Он историю российской науки рассматривал в рамках проблемы западного влияния и в теснейшей связи с проблемой образования. До XVII в. русское общество, по Ключевскому, жило влиянием туземного происхождения, условиями собственной жизни и указаниями природы своей страны. С XVII в. на это общество стала действовать иноземная культура, богатая опытом и знаниями. Это пришлое влияние встретилось с доморощенными порядками и вступило с ними в борьбу, волнуя русских людей, путая их понятия и привычки, осложняя их жизнь, сообщая ей усиленное и неровное движение. На Европу стал устанавливаться взгляд как на школу, в которой можно поучиться не только мастерству, но и умению жить и мыслить. Дальнейшее развитие европейской научной традиции В.О. Ключевский связывал с Польшей. Русь не изменила своей обычной осторожности: она не решилась заимствовать западное образование прямо из его месторождений, от его мастеров и работников, а искала посредников. Западноевропейская цивилизация в XVII в. приходила в Москву в польской обработке и шляхетской одежде. Понятно, что это влияние было более традиционным и сильным в Малороссии и, как следствие этого, - писал В.О. Ключевский, - фигурой-проводником западной науки был, как правило, западно-русский православный монах, выученный в латинской школе.

Однако этот процесс был полон драматизма и противоречий. Потребность в новой науке, по его мнению, встретилась с неодолимой антипатией и подозрительностью ко всему, что шло с католического и протестантского Запада. При этом едва московское общество отведало плодов этой науки, как им уже начинает овладевать тяжелое раздумье, безопасна ли она, не повредит ли чистоте веры и нравов. Протест против новой науки В.О. Ключевский рассматривал как результат столкновения национальной научной традиции с европейской. Русскую научную традицию историк характеризовал с точки зрения ценностных ориентиров общества, в котором наука и искусство ценились по их связи с церковью, как средства познания слова божия и душевного спасения. Знания и художественные украшения жизни, не имевшие такой связи и такого значения, рассматривались как праздное любопытство неглубокого ума или как лишние несерьезные забавы, потехи, ни такому знанию, ни такому искусству не придавали образовательской силы, их относили к низменному порядку жизни, считали если не прямым пороком, то слабостями падкой ко греху природы человеческой.

В русском обществе, подводил итог В.О. Ключевский, установилось подозрительное отношение к участию разума и научного знания в вопросах веры, и как следствие этого он выделил такую черту русской ментальности, как самоуверенность незнания. Это построение усиливалось тем, что европейская наука входила в русскую жизнь соперницей или в лучшем случае сотрудницей церкви в деле устроения людского счастья. Протест против западного влияния и европейской науки объяснялся В.О. Ключевским религиозным мировоззрением, ведь учителями вслед за православными учеными были протестанты и католики. Судорожное движение вперед и раздумье с пугливой оглядкой назад - так можно обозначить культурную походку русского общества в XVII веке, - писал В.О. Ключевский.

Резкий разрыв с традициями средневековой Руси связан с деятельностью Петра I. Именно с XVIII в. начинает складываться новый образ науки, науки светской, ориентированной на поиск истины и практические потребности. Возникают вопросы: обратил ли внимание В.О. Ключевский на наличие или отсутствие в послепетровский период национальных особенностей русской научной мысли, а может быть, западное влияние полностью снимает эту проблему? Скорее всего, историк не задавался этими вопросами и более того, высказывал свойственную его натуре иронию по поводу поисков национальной самобытности где бы то ни было. Он писал, что бывают кризисные периоды, когда образованный класс закрывает европейские книги и начинает думать, что мы вовсе не отстали, а идем своею дорогой, что Россия сама по себе, а Европа сама по себе и мы можем обойтись без ее наук и искусств своими доморощенными средствами. Этот прилив патриотизма и тоски по самобытности так могущественно захватывает наше общество, что мы, обыкновенно довольно неразборчивые поклонники Европы, начинаем чувствовать какое-то озлобление против всего европейского и проникаемся верой в необъятные силы своего народа... Но наши восстания против западноевропейского влияния лишены деятельного характера; это больше трактаты о национальной самобытности, чем попытки самобытной деятельности. И, тем не менее, в его историографических заметках встречаются отдельные размышления о некоторых особенностях развития отечественной исторической науки, которые рассматриваются в контексте особенностей развития русской культуры. В.О. Ключевский писал о скудном запасе культурных сил, который является у нас в таких сочетаниях и с такими особенностями, которые, может быть, доселе нигде не повторялись в Европе. Этим отчасти объясняется и состояние русской исторической литературы. Нельзя сказать, чтобы она страдала бедностью книг и статей; но сравнительно немногие из них написаны с ясным осознанием научных требования и потребностей... Очень часто писатель, набегом, подобно крымцу старых времен, налетавший на русскую историческую жизнь, с трех слов уже судит и рядит о ней; едва принявшись за изучение факта, спешит составить теорию, особенно если дело касается так называемой истории народа. Отсюда у нас больше любят кольнуть исторический вопрос, чем решить его , обследовав тщательно. Отсюда в нашей историографии больше взглядов, чем научно обоснованных фактов, более доктрин, чем дисциплины . Эта часть литературы дает больше материала для характеристики современного ей развития русского общества, чем указаний для изучения нашего прошедшего. Так В.О. Ключевский сформулировал в 1890 - 1891 гг. мысль о гипертрофированной социальности отечественной науки.

Все вводные курсы читались Ключевским по строго выработанному плану: в них всегда определялись предмет и задачи каждого курса, объяснялись его струк­тура и периодизация, указывались источники и давалась на фоне общего развития истори­ческой науки характеристика литературы, где освещалась или затрагивалась избранная про­блематика (или констатировался факт отсутствия такого изучения). Изложение, как всегда у Ключевского, имело непринужденную форму. Он много пояснял, делал неожиданные, будившие воображение сравнения, шутил, а главное - профессор вводил студентов в глу­бины науки, делился с ними своим исследовательским опытом, облегчал и направлял их самостоятельный труд.

Более трех десятилетий Ключевский непрерывно трудился над своим лекционным кур­сом по русской истории, но только в начале 1900-х годов решился, наконец, готовить его к печати. «Курс русской истории» (в 5-ти частях), где дано целостное построение русского исторического процесса, признается вершиной творчества ученого. «Курс» основывался на глубокой исследовательской работе ученого, труды которого существенно расширяли про­блематику исторической науки, и на всех созданных им курсах, как общих (по русской и всеобщей истории), так и на пяти специальных.

В четырех вступительных лекциях к «Курсу» Ключевский изложил основы своей исто­рической философии. Важнейшие положения, развиваемые им ранее в спецкурсе «Мето­дология русской истории» (20 лекций), сконцентрированы в одной лекции. Это:

Понима­ние местной (в данном случае русской) истории как части всемирной, «общей истории человечества»;

Признание содержанием истории, как отдельной науки. исторический процесс, то есть «ход, условия и успехи человеческого общежития или жизни человечества в ее развитии и результатах»;

Выделение трех основных исторических сил, которые «строят людское общежитие»: человеческая личность, людское общество, природа страны.

Основным фактором русской истории Ключевский, как и Соловьев, считал колонизацию. Мысль Соловьева о колонизации, как важном факторе ис­торического развития у Ключевского получила углубленное толкование за счет рассмотрения таких ее аспектов как эконо­мический, этнологический и психологический. Начав истори­ческую часть опубликованного курса лекций разделом «При­рода страны и история народа», он перешел к определению значения почвенных и ботанических полос, а также тех влия­ний, которые оказывали на историю «основные стихии рус­ской природы»: речная сеть, равнина, лес и степь. Ключевский показал отношение к каждой из них русского народа, объяс­няя причины устойчивости репутации (нелюбви к степи и лесу, двусмысленном отношении к реке и т. д.). Историк подвел чи­тателя к мысли о необходимости бережного, как бы мы сейчас сказали, экологического подхода к природе: «Природа нашей страны при видимой простоте и однообразии отличается не­достатком устойчивости: ее сравнительно легко вывести из равновесия».

При свойственной России обширной территории, этничес­кой пестроте и широкой миграции в ее истории, по мнению Ключевского, неизбежно действовал фактор так называемых «скреп», которые только и могли удержать в единстве посто­янно растущий конгломерат. В политике роль «скрепы» отво­дилась высокоцентрализованной власти, абсолютизму; в во­енной сфере - сильной армии, способной к выполнению как внешних, так и внутренних функций (например, подавление несогласных); в административном плане - рано развившей­ся сильной бюрократии; в идеологии - господству типа авто­ритарного мышления в народе, в том числе и среди интелли­генции, религии; и наконец, в экономике - стойкости крепостного права и его последствий».

Ключевский разделял мысль Соловьева о возможности сравнения человеческих обществ с органическими теламиприроды, которые также рождаются, живут и умирают. На­учное движение, в которое они с учителем внесли свою леп­ту, он охарактеризовал следующим образом: «Историческая мысль стала внимательно всматриваться в то, что можно на­звать механизмом человеческого общежития». Неустрани­мая потребность человеческого ума, по мнению Ключевско­го, заключалась в научном познании хода, условий и успехов «человеческого общежития», или жизни человечества в ее развитии и результатах. Задачу «воспроизвести последова­тельный рост политической и социальной жизни России» и проанализировать преемственность форм и явлений, постав­ленную Соловьевым, его ученик исполнил уже по-своему. Он подошел к изучению истории России с позиций взаимо­связи и взаимовлияния трех главных факторов- личности, природы и общества. Органический подход историка к ис­тории требовал учета контекста эпохи и действующих сил истории, исследования многомерности исторического про­цесса и разнообразия существовавших и существующих свя­зей. Ключевский сочетал исторический и социологический подходы, конкретный анализ с исследованием явления как феномена мировой истории.

Ключевский делит русскую историю на периоды в первую очередь в зависимости от передвижения основной массы населения и от географических условий, оказывающих сильное действие на ход исторической жизни. Принципиальная новизна его периодизации заключалась во введении еще двух критериев – политического (проблема власти и общества и изменение социальной опоры власти) и особенно экономического факторов. Экономичес­кие последствия, как считал Ключевский, подготовляют по­следствия политические, которые становятся заметны несколь­ко позднее: «Экономические интересы последовательно превращались в общественные связи, из которых вырастали политические союзы».

В итоге получилось четыре периода:

1-й период. Русь Днепровская, городовая, торговая с VIII – XIII в. Тогда масса русского населения сосредотачивалась на среднем и верхнем Днепре с притоками. Русь была тогда политически разбита на отдельные обособленные области; во главе каждой стоял большой город как политический и хозяйственный центр. Господствующим фактом экономической жизни является внешняя торговля с вызванными ею лесными промыслами, звероловством, бортничеством.

В XI-XII вв. «Русь как племя слилась с туземными славянами, оба эти термина Русь и Русская земля, не теряя географичес­кого значения, являются со значением политическим: так ста­ла называться вся территория, подвластная русским князьям, со всем христианским славяно-русским ее населением». На­шествие монголов не стало разделительным рубежом: «...мон­голы застали Русь на походе. Во время передвижки, которую ускорили, но которой не вызвали; новый склад жизни завязал­ся до них». Для Ключевского было важно объяснить, как и ка­кими условиями был создан склад политических и экономи­ческих отношений, а также, когда появилось славянское население и чем было вызвано к действию его появление. Эко­номическими последствиями, по мнению Ключевского, были подготовлены и последствия политические, которые становят­ся заметны с начала IX в.

«Варяг у нас - преимущественно вооруженный купец, иду­щий на Русь, чтобы пробраться далее в богатую Византию... Варяг - разносчик, мелочный торговец, варяжить - занимать­ся мелочным торгом». «Осаживаясь в больших торговых го­родах Руси, варяги встречали здесь класс населения, социаль­но им родственный и нуждавшийся в них, класс вооруженных купцов, и входили в его состав, вступая в торговое товарище­ство с туземцами или нанимаясь за хороший корм оберегать русские торговые пути и торговых людей, т. е. конвоировать русские торговые караваны». В XI в. варяги продолжали при­ходить на Русь наемниками, но уже не превращались здесь в завоевателей, и насильственный захват власти, перестав повто­ряться, казался маловероятным. Русское общество того вре­мени видело в князьях установителей государственного поряд­ка, носителей законной власти, под сенью которой оно жило, и возводило ее начало к призванию князей. Из соединения ва­ряжских княжеств и сохранивших самостоятельность городовых областей вышла третья политическая форма, завязавшая­ся на Руси: то было великое княжество Киевское».

«Так, не видно больших торговых городов у древлян, дрего­вичей, радимичей, вятичей; не было и особых областей этих племен. Значит, силой, которая стягивала все эти области, были именно торговые города, какие возникали по главным речным путям русской торговли и каких не было среди племен, от них удаленных». Большие вооруженные города, ставшие правите­лями областей, возникли именно среди племен, наиболее дея­тельно участвовавших во внешней торговле.

Исторический анализ политического сознания власти и его эволюцию историк осуществил поэтапно. Политическое созна­ние князя в XI в., с точки зрения ученого, исчерпывалось двумя идеями: убежденностью в том, что «корм был их политичес­ким правом», а собственно источником этого права являлась их политическая обязанность обороны земли. Идеи чистой мо­нархии еще не было, совместное владение со старшим во гла­ве казалось проще и было доступнее пониманию. В XII в. кня­зья не являлись полновластными государями земли, а только военно-полицейскими ее правителями. «Их признавали носи­телями верховной власти, насколько они обороняли землю из­вне и поддерживали в ней существовавший порядок; только в этих пределах они и могли законодательствовать. Но не их дело было созидать новый земский порядок: такого полномочия вер­ховной власти еще не было ни в действовавшем праве, ни в правовом сознании земли». Теряя политическую цельность, Русская земля начала чувствовать себя цельным народным или земским составом.

Причины феодальной раздробленности, которые Ключев­ский рассматривал как «политическое раздробление», он уви­дел в изменении представления об «отчине», что нашло отра­жение в словах внука Мономаха Изяслава Мстиславича: «Не место идет к голове, а голова к месту», т. е. «не место ищет под­ходящей головы, а голова подходящего места». Личное значе­ние князя было поставлено выше прав старшинства. Кроме того, династические симпатии городов, вызывавшие вмеша­тельство главных городов, областей во взаимные счеты кня­зей, путали их очередь во владении. Ключевский привел выс­казывание новгородцев о том, что «они для себя его не кормили». Таким образом, «...отстаивая свои местные интере­сы, волостные города иногда шли наперекор княжеским сче­там, призывая на свои столы любимых князей помимо очередных. Это вмешательство городов, путавшее княжескую очередь старшинства, началось вскоре после смерти Ярослава».

И наконец, третьим обстоятельством было то, что «князья не установили на Руси своего порядка и не могли установить его. Их не для того и звали, и они не для того пришли. Земля звала их для внешней обороны, нуждалась в их сабле, а не в учредительном уме. Земля жила своими местными порядка­ми, впрочем, довольно однообразными. Князья скользили по­верх этого земского строя, без них строившегося, и их фамиль­ные счеты - не государственные отношения, а разверстка земского вознаграждения за охранную службу».

Колонизация, по наблюдению Ключевского, нарушила рав­новесие социальных стихий, на котором держался обществен­ный порядок. А дальше вступили в действие законы полити­ческой науки: одновременно с пренебрежением развивается местное самомнение, надменность, воспитанная политически­ми успехами. Притязание, проходя под знаменем права, ста­новится прецедентом, получающим силу не только подменять, но и отменять право.

В анализе монархической формы государственности Клю­чевским отчетливо проявилось его понимание идеала и влия­ние этнических представлений на авторскую концепцию и ис­торическую оценку. «Политическое значение государя определяется степенью, в какой он пользуется своими верхов­ными правами для достижения целей общего блага». Как ско­ро в обществе исчезает понятие об общем благе, в умах гаснет и мысль о государе, как общеобязательной власти». Таким об­разом, проводилась мысль о государе, блюстителе общего бла­га как цели государства, определялся характер державных прав. Ключевский ввел понятие «ответственное самодержавие», ко­торое отличал от непростительного самодурства. С последним русские люди столкнулись уже в древности. Ключевский счи­тал, что Андрей Боголюбский «наделал немало дурных дел». Историк признавал, что князь был проводником новых госу­дарственных стремлений. Однако во введенной А. Боголюбским «новизне», «едва ли доброй», не было реальной пользы. Клю­чевский считал пороками А. Боголюбского пренебрежение к ста­рине и обычаям, своеволие («во всем поступал по-своему»). Слабостью этого государственного деятеля была присущая ему двойственность, смесь власти с капризом, силы со слабостью. «В лице князя Андрея великоросс впервые выступил на истори­ческую сцену, и это вступление нельзя признать удачным» - такую общую оценку дал Ключевский. Популярности предста­вителей власти, по глубокому убеждению историка, способ­ствовали личные доблести и таланты.

Идею власти, возникшую в результате чтения книг и по­литических размышлений, Ключевский связывает с именем Ивана Грозного, «начитаннейшего москвича XVI в.»: «Иван IV был первым из московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смыс­ле, помазанника божия. Это было для него политическим от­кровением».

Почти двухвековая борьба Руси с половцами оказала серь­езное влияние на европейскую историю. В то время как Запад­ная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский Восток (на Пиренейском полуострове на­чалось такое же движение против мавров), Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления. Эта бесспорная историческая заслуга стоила Руси дорого: борьба сдвинула ее с насиженных днепровских мест и круто изменила направление ее дальнейшей жизни. С середины XII в. происхо­дило запустение Киевской Руси под воздействием юридичес­кого и экономического принижения низших классов; княжес­ких усобиц и половецких нашествий. Произошел «разрыв» первоначальной народности. Население уходило в Ростовскую землю, край, который лежал вне старой коренной Руси и в XII в. был более инородческим, чем русским краем. Здесь в XI и XII вв. жили три финских племени - мурома, меря и весь. В результате смешения с ними русских переселенцев начинается формиро­вание новой великорусской народности. Окончательно она скла­дывается в середине XV в., и это время знаменательно тем, что фамильные усилия московских князей, наконец, встречаются с народными нуждами и стремлениями.

2-й период. Русь Верхневолжская, удельно-княжеская, вольноземледельческая с XIII до середины ХV в. Главная масса русского населения среди общего разброда передвинулась на верхнюю Волгу с притоками. Она остается раздробленной, но не на городовые области, а на княжеские уделы, это уже другая форма политического быта. Господствующий политический факт периода – удельное дробление верхневолжской Руси под властью князей. Господствующий экономический факт – вольный крестьянский земледельческий труд на алеунском суглинке.

Важное историческое значение переходных времен Ключев­ский подчеркивал всегда именно потому, что такие времена «нередко ложатся широкими и темными полосами между дву­мя периодами». Эти эпохи «перерабатывают развалины погиб­шего порядка в элементы порядка, после них возникающего». «Удельные века», по мнению Ключевского, и были такими «пе­редаточными историческими стадиями». Их значение он ви­дел не в них самих, а в том, что из них вышло.

О политике московских князей Ключевский рассказывал как о «фамильной», «скупидомной» и «расчетливой», а ее суть определял как усилия по собиранию чужих земель. Слабость власти была продолжением ее силы, применявшейся в ущерб праву. Невольно модернизируя механизмы исторического про­цесса в соответствии с собственными общественно-политичес­кими убеждениями, Ключевский обращал внимание студен­тов на случаи безнравственных действий московских князей. Среди условий, определивших в конце концов торжество мос­ковских князей, Ключевский выделил неравенство средств бо­ровшихся сторон. Если тверские князья в начале XIV в. еще считали возможной борьбу с татарами, то московские князья «усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих за­мыслов». «В награду за это Калита в 1328 г. получил велико­княжеский стол...», - данному событию Ключевский прида­вал исключительное значение.

XIV век - заря политического и нравственного возрожде­ния Русской земли. 1328-1368 гг. были спокойными. Русское население постепенно выходило из состояния уныния и оцепе­нения. За это время успели вырасти два поколения, не знавшие ужаса старших перед татарами, свободные «от нервной дрожи отцов при мысли о татарщине»: они и вышли на Куликово поле. Так была подготовлена почва для национальных успехов. Мос­ковское государство, по Ключевскому, «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты».

Цементирующей основой (непременным условием) поли­тического возрождения является нравственное возрождение. Земное бытие короче духовного влияния сильной в нрав­ственном отношении личности (такой, как Сергий Радонеж­ский...). «Духовное влияние преподобного Сергия пережило его земное бытие и перелилось в его имя, которое из истори­ческого воспоминания сделалось вечно деятельным нравственным двигателем и вошло в состав духовного богатства народа». Духовное влияние перерастает рамки просто исто­рического воспоминания.

Московский период, по Ключевскому, является антитезой удельному. Из местных условий верхневолжской почвы вырос­ли новые общественно-исторические формы жизни, типы, от­ношения. Источники московской силы и ее загадочных пер­вых успехов крылись в географическом положении Москвы и генеалогическом положении ее князя. Колонизация, скопле­ние населения давало московскому князю существенные эко­номические выгоды, увеличивало количество плательщиков прямых податей. Географическое положение благоприятство­вало ранним промышленным успехам Москвы: «развитие тор­гового транспортного движения по реке Москве оживляло про­мышленность края, втягивало его в это торговое движение и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами».

Экономические последствия географического положения Москвы давали великому князю обильные материальные сред­ства, а его генеалогическое положение в ряду потомков Всево­лода III «указывало» ему, как всего выгоднее пустить их в обо­рот. Это «новое дело» не опиралось, по представлению Ключевского, ни на какую историческую традицию, а потому могло лишь очень постепенно и поздно получить общее нацио­нально-политическое значение.

3-й период. Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-земледельческая с половины ХV в. до второго десятилетия ХVII в. , когда главная масса русского населения растекается из области верхней Волги на юг и восток, по донскому и средневолжскому чернозему, образуя особую ветвь народа – Великороссию, которая вместе с местным населением расширяется за пределы верхнего Поволжья. Господствующий политический факт периода – государственное объединение Великороссии под властью московского государя, который правит своим государством с помощью боярской аристократии, образовавшейся из бывших удельных князей и удельных бояр. Господствующий факт экономической жизни – тот же сельскохозяйственный труд на старом суглинке и на новозанятом средневолжском и донском черноземе» посредством вольного крестьянского труда; но его воля начинает уже стесняться по мере сосредоточения земледелия в руках служилого сословия, военного класса, вербуемого государством для внешней обороны».

Завершают 3-й период события Смуты. Ключевский рассматривал зверства Ивана Грозного как реакцию на народное возмуще­ние, вызванное разорением. При малейшем затруднении царь склонялся в дурную сторону. «Вражде и произволу царь жертвовал и собой, и своей династией, и го­сударственным благом». Ключевский отказал Грозному в «практическом такте», «политическом глазомере», «чутье действительности». Он писал: «...успешно предприняв завер­шение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для себя самого кончил тем, что поколебал са­мые основания этого порядка». Поэтому то, что терпеливо пе­реносили, когда был хозяин, оказалось невыносимым, когда хозяина не стало.

Ключевский разграничивал понятия «кризис» и «смута». Кризис - еще не смута, но уже сигнал обществу о неизбежно­сти наступления новых отношений, «нормальная работа вре­мени», переход общества «от возраста к возрасту». Выход из кризиса возможен либо путем реформ, либо путем революции.

Если при расстройстве старых связей развитие новых заходит в тупик, запущенность болезни приводит к смуте. Собственно смута и является болезнью общественного организма, «исто­рической антиномией» (т. е. исключением из правил истори­ческой жизни), которая возникает под воздействием факторов, мешающих обновлению. Ее внешними проявлениями стано­вятся катаклизмы и войны «всех против всех».

Ключевский различал «коренные причины» смуты - при­родные, национально-исторические и текущие, конкретно-ис­торические. Он считал, что объяснение частых смут в России нужно искать, в особенностях ее развития - природы, при­учившей идти великоросса окольными путями, «невозможно­сти рассчитывать наперед», привычке руководствоваться зна­менитым «авось», а также в условиях формирования личности и общественных отношениях.

Характерными, с точки зрения Ключевского, были следую­щие черты смуты: «Власть без ясного сознания своих задач и пределов и с поколебленным авторитетом, с оскудневшими... средствами без чувства личного и национального достоинства...»

«Старое получило значение не устарелого, а национально­го, самобытного, русского, а новое - значение иноземного, чу­жого... но не лучшего, усовершенствованного».

Конфликт центра и мест. Усиление сепаратистского созна­ния. Отсутствие общественных сил, способных оживить стра­ну. Перерождение властных структур при авторитарных тра­дициях в России.

Ключевский внимательно изучил характер смут XIII и XVII вв. и их ход. Он пришел к выводу, что смута развивается сверху вниз и является продолжительной по времени. Смута XVII в. дли­лась 14 лет, а ее последствия - весь «бунташный» XVII в. Сму­та последовательно захватывает все слои общества. Сначала в нее вступают правители (первый этап смуты). Если верхи не способны или не хотят решать коренные проблемы, которые и привели к смуте, то смута спускается «этажом ниже» (второй этап смуты). «Разврат высших классов. Пассивная храбрость народа». «Высшие классы усердно содействовали правитель­ству в усилении общественного разлада». Они закрепляли ста­рые обычаи в новой оболочке, оставляли нерешенными насущ­ные задачи - главную пружину смуты, и тем предавали народ. А это, в свою очередь, усугубляло смуту. Такое разрушение «национальных союзов» чревато вмешательством иностранцев. Так, смута спускается на «нижний этаж» и недовольство ста­новится всеобщим. Излечить смуту можно, только устранив причины, вызвавшие эту болезнь, решив проблемы, вставшие перед страной накануне смуты. Выход из смуты идет в обрат­ном порядке - снизу вверх, особое значение приобретает мес­тная инициатива.

Выход из Великой смуты XVII в. в условиях развития крепостного права и абсолютизма имел свои особенности (противоречивый, камуфляжный, антигуманный и потенци­ально взрывной характер). Так, в российскую традицию во­шел априорный, кабинетный подход к реформам, когда на­роду предлагается готовая программа (или набор лозунгов), а желания и возможности народа при этом не учитываются.

Ключевский «как бы предупреждает будущих реформаторов России, задумавших ее европеизировать: опыт показывает, как важно учитывать в программах возрождения глубинные причи­ны болезни - и общее, и особенное, иначе их реализация может дать противоположный результат», - считает исследователь дан­ного сюжета Н.В. Щербень. Все дело в преодолении инерции авторитарного мышления и тенденций к монополизму.

Положительную работу смуты Ключевский видел в пе­чальной выгоде тревожных времен: они отнимают у людей спокойствие и довольство и взамен того дают опыты и идеи. Главное - это шаг вперед в развитии общественного самосоз­нания. «Подъем народного духа». Объединение происходит «не во имя какого-либо государственного порядка, а во имя национальной, религиозной и просто гражданской безопас­ности». Освободившись от «скреп» авторитарного государ­ства, национальные и религиозные чувства начинают выпол­нять гражданскую функцию, содействуют возрождению гражданского сознания. Приходит понимание того, что можно заимствовать из чужого опыта, а что нельзя. Русский народ слишком велик, чтобы быть «чужеядным растением». Клю­чевский размышлял над вопросом о том, как «пользоваться огнем мысли европейской, чтобы он светил, но не жегся». Лучшая, хотя и тяжелая школа политического размышления, по мнению Ключевского, - народные перевороты. Подвиг Смутной эпохи в «борьбе с самим собой, со своими привычка­ми и предубеждениями». Общество приучалось действовать самостоятельно и сознательно. В переломные эпохи в муках рождаются новые прогрессивные идеи и силы.

Смута имела и негативные последствия для общественно­го сознания: «Разрушение старых идеалов и устоев жизни вследствие невозможности сформировать из наскоро схвачен­ных понятий новое миросозерцание... А пока не закончится эта трудная работа, несколько поколений будут прозябать и ме­таться в том межеумочном, сумрачном состоянии, когда миро­созерцание подменяется настроением, а нравственность раз­менивается на приличие и эстетику». На заре «разделения властей» в России «вотчинность» власти одержала верх над избранным народом представительным органом. Восстания, «черных людей» против «сильных» вызывали «приказную под­делку под народную волю» - феномен, сопровождавший всю последующую историю России. Произошли социальные изме­нения в составе господствующего класса: «Смута разрешилась торжеством средних общественных слоев за счет социальной верхушки и социального дна». За счет последних дворяне по­лучили «больше прежнего почести, дары и имения». Горечь вы­вода Ключевского заключалась в том, что потенциальные воз­можности смуты в будущем сохранялись, т. е. никакого иммунитета на будущее смуты не дают.

Мнение об установлении крепостной неволи крестьян Бо­рисом Годуновым, считал Ключевский, принадлежит к числу наших исторических сказок. Напротив, Борис готов был на меру, имевшую целью упрочить свободу и благосостояние крестьян: он, по-видимому, готовил указ, который бы точно определил повинности и оброки крестьян в пользу землевла­дельцев. Это - закон, на который не решалось русское прави­тельство до самого освобождения крепостных крестьян. Ха­рактеризуя Бориса Годунова и анализируя его ошибки, Клю­чевский в своих суждениях руководствовался собственными политическими симпатиями: «Борису следовало взять на себя почин в деле, превратив при этом земский собор из случайно­го должностного собрания в постоянное народное представи­тельство, идея которого уже бродила... в московских умах при Грозном и созыва которого требовал сам Борис, чтобы быть всенародно избранным. Это примирило бы с ним оппозици­онное боярство и - кто знает- отвратило бы беды, постигшие его с семьей и Россию, сделав его родоначальником новой ди­настии». Ключевский подчеркивал двойственность политики Годунова: за наушничество он начал поднимать на высокие степени худородных людей, непривычных к правительствен­ному делу и безграмотных.

4-й период. С начала ХVII в. до половины ХIХ в. Всероссийский, императорско-дворянский, период крепостного хозяйства, земледельческого и фабрично-заводского . «Ру

Василий Осипович Ключевский – российский историк, профессор Московского университета, академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, председатель Императорского Общества истории и древностей российских, тайный советник.

28 января (16 января по ст. ст.) 1841 г. Василий Ключевский родился в Пензенской губернии, с. Вознесенское, в семье священника. Когда их семья после смерти отца переехала в Пензу, Василий поступил в приходское училище, а в 1856 г. – в городскую духовную семинарию, которую через 4 года бросил, не считая для себя духовную карьеру привлекательной. В 1861 г., несмотря на финансовые сложности, он переезжает в Москву и становится студентом Московского университета (историко-филологический факультет), который оканчивает в 1865 г. Талантливого молодого специалиста оставляют при кафедре русской истории, где он готовится стать профессором, и уже в 1866 г. увидела свет его кандидатская диссертация «Сказание иностранцев о Московском государстве».

В 1861 г. Ключевский начинает преподавать сам. В 1861-1881 гг. он читал всеобщую историю в Александровском военном училище. В 1871 г. в Московской духовной академии его избирают на кафедру русской истории, которую ему предстояло занимать до 1906 г. С 1872 по 1888 г. его лекции слушают и на Московских высших женских курсах. В 1872 г. им была защищена магистерская диссертация «Древнерусские жития святых как исторический источник».

В 1879 г. Василия Ключевского приглашают в Московский университет читать курс русской истории, в сентябре того же года он становится доцентом данного учебного заведения. 1882-ой стал особым годом в его биографии: он становится экстраординарным профессором Московского университета, а защищенную им докторскую диссертацию «Боярская Дума древней Руси» издают в виде отдельной книги, которая впоследствии получила очень широкую известность и стала центральным трудом историка. В 1885 г. Василий Осипович становится ординарным профессором, на протяжении 1887-1889 гг. он декан историко-филологического факультета и проректор.

В 1889 г. Ключевского включают в ряды членов-корреспондентов Императорской Академии наук по разряду историко-политических наук . В этом же году публикуется его «Краткое пособие по русской истории» (полный курс был издан позднее, в 1904 г., и включил в себя 4 тома). На протяжении 1893-1895 гг. слушателем курса русской истории в исполнении В.О. Ключевского являлся великий князь Георгий Александрович - такое поручение преподавателю дал император Александр III. В 1900 г. Василий Осипович - ординарный академик Императорской Академии наук по истории и древностям русским (вне штата). В 1905 г. историку было официально поручено принять участие в работе комиссии, пересматривающей законы о печати, а также участвовать в совещаниях, посвященных учреждению Госдумы и определению ее полномочий. В апреле 1906 г. его избирают членом Государственного совета от Академии наук университета, но Ключевский отказался от предлагаемого звания, считая, что участие в этом органе не предоставит должной свободы в обсуждении государственных проблем. В 1908 г. его избирают почетным академиком Академии наук по разряду изящной словесности.

В.О. Ключевский очень быстро снискал себе славу выдающегося, оригинального лектора, одного из наиболее популярных среди современников. Его лекции по истории России отличались широтой охвата самых разных факторов и аспектов исторического процесса, опорой на большое количество первоисточников, на научный анализ. Все это сочеталось с талантом привлекать и удерживать внимание аудитории мастерским, ярким, запоминающимся изложением информации. Великолепный стиль, отличавший лекции, публицистические статьи и научные работы Ключевского (их печатал, главным образом, журнал «Русская мысль») позволил их автору занять достойное место и в истории литературы.

Скончался В.О. Ключевский 25 мая (12 мая по ст. ст.) 1911 г. в Москве. Похоронили его на Донском кладбище.