Шаронов михаил савинков всемирно исторический судебный процесс. Литературно-исторические заметки юного техника. Полномочный представитель антибольшевизма

Борис Савинков Статьи о казачестве Из статьи «Вольное казачество» При царе слово «казак» вызывало недобрые чувства. Казак - значит нагайка. Казак - значит усмиритель. Казак - значит «Боже, царя храни». Была ли заслужена эта репутация?Да, конечно, при царе казаки

Источник: Википедия

Отец Савинкова, Виктор Михайлович, - товарищ прокурора окружного военного суда в Варшаве,
за либеральные взгляды уволенный в отставку, умер в психиатрической лечебнице;
мать, Софья Александровна, урождённая Ярошенко (1852/1855-1923, Ницца), сестра
художника Н. А. Ярошенко - журналистка и драматург, автор хроники революционных
мытарств своих сыновей (писала под псевдонимом С. А. Шевиль). Старший брат
Александр - социал-демократ, был сослан в Сибирь, покончил с собой в якутской
ссылке в 1904; младший, Виктор - офицер русской армии (1916-1917), журналист,
художник, участник выставок «Бубнового валета», масон. Сёстры: Вера (1872-1942;
в замужестве Мягкова) - учительница, критик, сотрудник журнала «Русское
богатство»; София (1887/1888-после 1938; в замужестве Туринович) - эсерка,
эмигрантка.
Савинков учился в гимназии в Варшаве (одноклассник И. П. Каляева), затем в
Петербургском университете, из которого исключён за участие в студенческих
беспорядках. Заканчивал образование в Германии.
В 1897 году арестован в Варшаве за революционную деятельность. В 1898 входил в
социал-демократические группы «Социалист» и «Рабочее знамя». В 1899 арестован,
вскоре освобождён. В том же году женился на Вере Глебовне Успенской , дочери
писателя Г. И. Успенского, имел от неё двух детей. Печатался в газете «Рабочая
мысль». В 1901 работал в группе пропагандистов в «Петербургском союзе борьбы за
освобождение рабочего класса». В 1901 арестован, в 1902 выслан в Вологду , где
работал непродолжительное время секретарём консультации присяжных поверенных при
Вологодском окружном суде.
Лидер Боевой организации
В июне 1903 года Савинков бежит из ссылки в Женеву, где вступает в партию
эсеров и входит в её Боевую организацию. Принимает участие в подготовке ряда
террористических актов на территории России: убийство министра внутренних дел В.
К. Плеве , московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича ,
покушения на министра внутренних дел Дурново и на московского
генерал-губернатора Дубасова .
Савинков становится заместителем руководителя Боевой организации Азефа , а после
его разоблачения - руководителем. Вместе с Азефом выступает инициатором убийства
священника Георгия Гапона , заподозренного в сотрудничестве с Департаментом
полиции. (Б. Савинков. Воспоминания террориста. Часть II, глава I). В
1906 году арестован в Севастополе по доносу Азефа и приговорён к смертной казни,
но бежал в Румынию. Адвокатом у Савинкова был В.А. Жданов.
В ночь после побега Савинков написал следующее, отпечатанное в большом
количестве экземпляров извещение.
«В ночь на 16 июля, по постановлению боевой организации партии
социалистов-революционеров и при содействии вольноопределяющегося 57
Литовского полка В. М. Сулятицкого, освобождён из-под стражи содержавшийся на
главной крепостной гауптвахте член партии социалистов-революционеров Борис
Викторович Савинков.
Севастополь, 16 июля 1906 г.»
Эмиграция
Из Румынии через Венгрию переправляется в Базель, потом в Гейдельберг в
Германии. В Париже зимой 1906-1907 года Савинков познакомился с Д. С.
Мережковским и З. Н. Гиппиус , ставшими его литературными покровителями. Основной
литературный псевдоним Савинкова - В. Ропшин - «подарен» ему Гиппиус, раньше
выступавшей под ним. В 1909 пишет книгу «Воспоминания террориста», в том же году
публикует повесть «Конь бледный», в 1914 - роман «То, чего не было». Эсеры
скептически восприняли литературную деятельность Савинкова, видя в ней
политические памфлеты, и требовали его изгнания из своих рядов.
После разоблачения Азефа в конце 1908 года Савинков, долгое время не веривший в
его провокаторскую деятельность и выступавший его защитником на эсеровском «суде
чести» в Париже, пытался возродить Боевую организацию (однако ни одного
успешного теракта в этот период организовать не удалось) и занимался этим вплоть
до её роспуска в 1911 году, после чего уехал во Францию и занялся прежде всего
литературной деятельностью. В 1912 году от второго брака с

Биографические сведения см. во вступительной статье "Опаленные идеей революции" .

Савинков родился в 1879 году в Варшаве, где его отец около двадцати лет служил по министерству юстиции. Даже ненавидевшие всех русских поляки и за глаза, и в глаза называли его "зацны сендзя", то есть "честный судья". Словно по иронии судьбы, сын "честного судьи" стал опаснейшим террористом. Примечательно, что свою политическую карьеру Савинков начинал как социал-демократ. Но эсдеки не удовлетворяли его бурный темперамент, их программы казались ему пресными и бесперспективными. Он переметнулся к эсерам и вплоть до 1907 года был одним из руководителей их Боевой организации . Именно Савинков стал вдохновителем и организатором убийства в Петербурге 15 июля 1904 года реакционного министра внутренних дел В. К. Плеве (исполнитель Егор Сазонов приговорен к вечной каторге, в ноябре 1910 года покончил жизнь самоубийством) и в Москве 4 февраля 1905 года московского генерал- губернатора великого князя Сергея Александровича (исполнитель Иван Каляев казнен в Шлис-сельбургской крепости 10 мая 1905 года).

14 мая участник заговора матрос Иван Фролов на выходе из собора после богослужения метнул бомбу в коменданта Севастопольской крепости генерал- лейтенанта Неплюева . Генерал остался жив, а сам покушавшийся и еще шесть человек из толпы убиты, около сорока - ранены. Почти все участники заговора, в том числе Савинков, были арестованы. Однако вскоре Савинков из камеры смертников с помощью служившего в карауле Севастопольской военной тюрьмы вольноопределяющегося 51-го Митавского полка Василия Сулятицкого бежал. Той же ночью отставной лейтенант флота Борис Никитенко принял его на борт крохотного мотобота и переправил в Румынию . Впоследствии оба спасителя Савинкова были казнены.

Страшным моральным ударом по Савинкову, положившим конец карьере боевика, стало разоблачение его многолетнего друга, видного руководителя Боевой организации Евно Азефа как давнего провокатора охранки.

Савинков официально был женат дважды. Его первой женой стала Вера Глебовна Успенская - дочь знаменитого писателя Глеба Успенского , которого современники заслуженно называли совестью русской литературы. От этого брака у него был сын Виктор . От второго - тоже сын, Лев . Ближайшим сподвижником Савинкова, "оруженосцем" был младший брат Виктор , казачий есаул. К слову, мать Савинкова была родной сестрой художника- передвижника Николая Ярошенко , автора знаменитой картины "Всюду жизнь" (Третьяковская галерея). В мировую войну Савинков добровольцем вступил во французскую армию (тогда он жил в эмиграции во Франции). В Россию вернулся, как многие политэмигранты, после свержения самодержавия. Временное правительство назначило его комиссаром при Ставке главковерха . Тогда и завязались его близкие отношения (и это несмотря на репутацию едва не состоявшегося цареубийцы!) с влиятельными генералами Лавром Корниловым и Михаилом Алексеевым . Венцом карьеры для Савинкова при Временном правительстве стала должность управляющего военным министерством . После Октября Савинков принимал активное участие в создании Добровольческой армии, а в феврале-марте 1918 года нелегально создал в Москве СЗРС - Союз защиты родины и свободы . Штаб СЗРС находился в квартире сотрудника Савинкова Александра Аркадьевича Дикгофа-Деренталя , в Гагаринском переулке, 23. Когда-то Деренталь был горячим поклонником печально знаменитого попа Георгия Гапона , а после разоблачения последнего как агента охранки стал одним из его убийц. Жена Деренталя Любовь Ефимовна Деренталь , в прошлом шансонеточная танцовщица, в эмиграции стала любовницей Савинкова, а фактически - гражданской женой при живом, тут же присутствовавшем муже. Именно СЗРС организовал кровавый контрреволюционный мятеж в Ярославле и мятеж в Рыбинске .

Савинков был в числе главных организаторов набегов на советские западные приграничные территории банд Сергея Павловского , Станислава Булак-Балаховича и других атаманов, а ранее, в советско- польскую войну, вместе с поляками предпринял поход на Мозырь .

Как уже было сказано ранее, Савинков обладал не только организаторскими способностями в области конспирации и террора, но и литературными. В определенных кругах пользовались успехом написанные им под псевдонимом

Раньше, чем отвечать на предложенные мне вопросы, я должен сказать следующее:

Я, Борис Савинков, бывший член боевой организации ПСР, друг и товарищ Егора Сазонова260 и Ивана Каляева, участник убийства Плеве и вел. кн. Сергея Александровича, участник многих других терр. актов, человек, всю жизнь работавший только для народа и во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шел против русских рабочих и крестьян с оружием в руках.

Как могло это случиться?

Я уже сказал, что всю жизнь работал только для народа и во имя его. Я имею право прибавить, что никогда и ни при каких обстоятельствах не защищал интересов буржуазии и не преследовал личных целей. Я любил Россию, был глубоко предан русскому трудовому народу и, конечно, мог ошибаться, но действовал всегда по совести и крайнему разумению. Был революционером и демократом, таким и остался.

Пошел я против коммунистов по многим причинам. Во-первых, по своим убеждениям я был пусть плохой, но эсер, а следовательно, был обязан защищать учредительное собрание; во-вторых, я думал, что преждевременно заключенный мир гибелен для России; в-третьих, мне казалось, что если не бороться с коммунистами нам, демократам, то власть захватят монархисты; в-четвертых, кто мог бы в 1917 году сказать, что русские рабочие и крестьяне в массе пойдут за РКП? Я разделял распространенное заблуждение, что октябрьский переворот не более как захват власти горстью смелых людей, захват возможно только благодаря слабости и неразумию Керенского. Будущее мне показало, что я был неправ во всем. Учредительное собрание выявило свою ничтожность; мир с Германией заключила бы любая дальновидная власть; коммунисты совершенно разбили монархистов и сделали невозможной реставрацию в каком бы то ни было виде; наконец, - это самое главное, - РКП была поддержана рабочими и крестьянами России, т.е. русским народом. Все причины, побудившие меня поднять оружие, отпали. Остались только идейные разногласия: Интернационал или родина, диктатура пролетариата или свобода? Но из-за разногласий не подымают меч и не становятся врагами... К сожалению, истину я увидел только в процессе борьбы, но не раньше. Моя борьба с коммунистами научила меня многому; каждый день приносил разочарования, каждый день разрушал во мне веру в правильность моего пути, и каждый день укреплял меня в мысли, что если за коммунистами большинство русских рабочих и крестьян, то я, русский, должен подчиниться их воле, какая бы она ни была. Но я - революционер. А это значит, что я не только признаю все средства борьбы вплоть до террористических актов, но и борюсь до конца, до той последней минуты, когда либо погибаю, либо совершенно убеждаюсь в своей ошибке. Мог ли я убедиться в ней шесть, пять, четыре, даже три года тому назад, когда чаша весов еще колебалась, когда еще позволительно было думать, что русский народ в своем большинстве против коммунистической партии и Интернационала?

Я не преступник, я - военнопленный. Я вел войну, и я побежден. Я имею мужество открыто это сказать, я имею мужество открыто сказать, что моя упорная, длительная, не на живот, а на смерть, всеми доступными мне средствами борьба не дала результатов. Раз это так, значит, русский народ был не с нами, а с РКП. И говорю еще раз: плох или хорош русский народ, заблуждается он или нет, я, русский, подчиняюсь ему. Судите меня, как хотите.

Что было? На Дону - интриги, мелкое тщеславие, «алексеевцы» и „«корниловцы», надежда на буржуазию, тупое непонимание положения, подозрительность к каждому демократу и тайное «Боже, царя храни». Я говорю о «верхах», конечно... Я уехал с Дона уже отравленный мыслью, что «рыба гниет с головы». Потом Ярославль. Геройское, но бесполезное дело. И... французы. Тогда я впервые почувствовал, как относятся иностранцы к нам... Потом Казань, эсеры, громкие слова, безволие, легкомыслие, бездарность и малодушие. Опять «рыба гниет с головы». Потом Париж, представительство Колчака. Конечно, та же картина. Те же интриги, то же легкомыслие, та же тупость, те же звонкие фразы и... ложные сведения из Сибири. Я был в отчаянии. Мне все еще казалось, что коммунисты - захватчики власти, и что русский народ не с ними, и неудачи наши я приписывал только неспособности «белых», точнее - белых «верхов». Меня ждало еще более горькое разочарование. Я говорю о Варшаве. С одной стороны - Балахович, с другой - Глазенап и Перемыкин, - их «превосходительства» и золотые погоны. А тут же и польский штаб. Сразу оговорюсь насчет этого штаба. Заподозрить меня в шпионстве смешно. Могу ли я быть шпионом? Но я стоял во главе большого дела и должен был иметь базу. А база неразрывно связана с штабом. Никаких деталей я не знал и в них физически входить не мог, занятый с утра до вечера всевозможнейшими делами. Я поступал так, как поступали все белые, опиравшиеся на иностранцев. А без опоры на иностранцев мы воевать не могли.

Итак, Балахович, Перемыкин и штаб, генеральские ссоры, интриги Врангеля, воровство, «моя хата с краю», чиновничество и прочее, и прочее, и уже не на «верхах» только. В этой каше тонуло несколько честных и искренно убежденных людей. Все это было мне глубоко противно. Чтобы, по крайней мере, не обмануть всех, кто верили мне, я записался к Балаховичу солдатом и ушел в поход. Моя совесть нашла успокоение: я делил участь простых людей.

Потом переход границы. Когда перешли границу обратно в Польшу, я подвел итоги белому движению. Тяжелые это были итоги. Но и снова я не усомнился в том, что коммунисты - только захватчики власти. Я только сказал себе, что надо было идти другой дорогой. Отсюда «зеленые» и «союз», попытка чисто крестьянского движения. Говорю: «попытка», ибо настоящим движением этого было назвать нельзя. Руководить из Варшавы «зелеными» я не мог. Я мог только писать приказы. Я и писал их. Исполнялись ли они? Нет. В большинстве случаев вместо дисциплины была разнузданность, вместо идейной борьбы - бандитизм, вместо планомерных действий - разрозненные и потому ненужные выступления. Выходило так, что пытается синица море зажечь. Но и тут я не понял, что народ не с нами, а с РКП; но и тут я, революционер, не бросил борьбы. Почему не бросил? Да потому, что все еще верил, что коммунисты - чужие русским крестьянам и рабочим люди и что русский народ если не может, то, наверное, хочет освободиться от них. Я не знал, что в 1924 году будет один миллион комсомольцев...

Трагедия «белая», трагедия «зеленая». Разочарование «белое», разочарование «зеленое». Что оставалось делать? Использовать третью, последнюю, возможность борьбы - вернуться к подпольной работе, я и вернулся. Кое-как дело шло, пока я находился в Варшаве. Именно «кое-как», и все время на убыль. На убыль настолько, что к 1923 году передо мной во весь рост встал страшный вопрос. Вот пять лет я борюсь. Я всегда и неизменно побит. Почему? Потому ли только, что эмиграция разлагается, эсеры бездейственны, а генералы не научились и не могут научиться ничему? Потому ли только, что среди нас мало убежденных и стойких людей, зато много болтунов, бандитов и полубандитов? Потому ли только, что у нас нет денег и базы? Потому ли только, что мы не объединены? Потому ли только, что наша программа несовершенна? Или еще и прежде всего потому, что с коммунистами - русские рабочие и крестьяне, т.е. русский народ?

Я впервые ответил себе: «Да, я ошибся; коммунисты - не захватчики власти, они - власть, признанная русским народом. Русский народ поддержал их в гражданской войне, - поддержал их в борьбе против нас. Что делать? Надо подчиниться народу». Тогда я сел писать «Коня вороного», тогда я отошел от всех дел и забился в щель, и тогда я был на волос от того, чтобы заявить публично, что прекращаю всякую борьбу. Я знаю, что этому трудно поверить, но это было именно так.

Обвинительное заключение

по делу по обвинению гр. Савинкова, Бориса Викторовича

(он же Степанов, Виктор Иванович), в преступлениях, предусмотренных

ст.ст. 58 1 ч., 59, 64, 66 1 ч., 70 и 76 1 ч. уголовн. Кодекса

С первых шагов своего появления в России после свержения царизма Борис Викторович Савинков проявил себя как решительный и последовательный враг рабочего класса, беднейшего крестьянства и солдатских масс во всех проявлениях их борьбы за углубление и расширение революционных завоеваний. Многочисленные факты, относящиеся ко времени послефевральского и дооктябрьского периода, указывают на деятельность Савинкова, которая в общем и целом вела к тому, чтобы помочь российской буржуазии осуществить ее империалистические стремления. Деятельность эта выразилась в руководстве агитацией за верность союзникам и за войну до победного конца, в непосредственном проведении в правительстве и армии мер борьбы с пролетарскими организациями, в сношениях с представителями союзного командования, в организации белогвардейских офицерских сил с целью активной борьбы против завоеваний революции и за укрепление власти в руках империалистической буржуазии. В бытность военным министром и военным комиссаром Б.В. Савинков использовал в борьбе с нарастающей пролетарской революцией свое имя старого революционера-террориста для провокационного вхождения в органы пролетарских классовых организаций, в целый ряд солдатских комитетов и крестьянских союзов с целью задержки развития революционного настроения среди их участников, что приводило к их разложению и усиливало позицию буржуазии в борьбе против трудящихся.

В июльские дни 1917 года Б.В. Савинков был сторонником самых решительных мер подавления классовых выступлений питерских рабочих и самой беспощадной расправы с ними. По его собственному признанию, Б.В. Савинков был за программу Корнилова и, в качестве военного губернатора Петрограда, оказывал ему моральную поддержку, выступив посредником между Керенским и Корниловым и затем между Алексеевым и Корниловым, чем препятствовал разгрому корниловского заговора.

После перехода власти в руки рабочих и крестьян Б.В. Савинков продолжает свою контрреволюционную деятельность, являясь вдохновителем и организатором контрреволюционеров, борющихся на стороне буржуазии с пролетарской революцией. Тесно связанный с контрреволюционными генералами Корниловым, Красновым и Алексеевым, Б.В. Савинков принимал активное участие в организации наступления генерала Краснова на Петроград, для чего лично пробрался в его штаб в Гатчине, где призывал к наиболее решительным мерам борьбы с питерскими рабочими, войсковыми частями и революционными матросами, побуждая к борьбе Керенского. Для привлечения других войсковых частей на помощь Краснову Б.В. Савинков отправился в распоряжение армии генерала Черемисова и принял меры к использованию польского добровольческого корпуса генерала Довбор-Мусницкого.

После поражения Краснова, в декабре 1917 года, Б.В. Савинков уезжает на Юго-Восток, где в личном сотрудничестве с генералами Калединым, Корниловым и Алексеевым принимает участие в Донском гражданском совете, деятельность которого он усиливает и расширяет, пользуясь своим влиянием среди казаков как член союза казачьих войск в Петрограде и как бывший революционер. В качестве члена Донск. гражд. совета Б.В. Савинков лично отвез в Петроград и передал Чайковскому приглашение вступить в члены этого совета. К этому же времени отмечается участие Савинкова в работе по созданию генералами Алексеевым и Корниловым добровольческой армии. В феврале - марте 1918 года Б.В. Савинков прибыл нелегально в Москву, где немедленно вошел в связь с наиболее активно настроенными контрреволюционными элементами. Все это видно из показаний Савинкова, данных 21 августа 1924 г. А из брошюры его «Борьба с большевиками», изданной в Варшаве в 1923 г., видно, что он разыскал в Москве тайную монархическую организацию гвардейских и гренадерских офицеров в количестве около 800 человек (стр. 24). Ознакомившись с положением и наметив план дальнейшей контрреволюционной заговорщицкой работы, Б.В. Савинков создал новую контрреволюционную организацию - тайное о-во для борьбы против большевиков под названием «Союз Защиты Родины и Свободы». Говоря широковещательные слова о демократизме и называя себя защитником крестьянских интересов, Б.В. Савинков в руководящий состав включил заведомо ему известных монархистов генерал-лейтенанта Рычкова и полковника Перхурова. Исполняя директивы Донского гражд. совета и действуя согласно его реакционно-монархической программе, Б.В. Савинков поставил ближайшей целью свержение Советской власти путем военного переворота и полное уничтожение всех завоеваний Октябрьской революции, воссоздание армии «на основах настоящей воинской дисциплины», т.е. с помощью контрреволюционных генералов без какого бы то ни было участия комиссаров, и, наконец, продолжение войны с Германией, опираясь на помощь союзников. Эти задачи союза формулированы в программной прокламации С. З. Р. и С, распространяемой его членами в Москве. В ря- ды членов С. З. Р. и С. были включены преимущественно офицеры и юнкера, как находившиеся в Москве, так и прибывающие с Дона. В этот период Б.В. Савинков, действуя как эмиссар Донского гражд. совета и добровольческой армии, установил связь со штабом добрармии, послав, как это видно из его брошюры «Борьба с большевиками» (стр. 25), офицера к генералу Алексееву с донесением о том, что в Москве образовался С. 3. Р. и С. и с просьбой указаний. Одновременно Савинков находился в непосредственном контакте с представителями союзного дипломатического корпуса в лице Нуланса и Масарика, которые вели тайную контрреволюционную работу на территории РСФСР, и получал от них денежные субсидии через Масарика, на которые фактически велась и расширялась вся организационная работа С. З. Р. и С. Это видно из брошюры Савинкова «Борьба с большевиками» (стр. 26), из статьи Дикгоф-Деренталя, помещенной в «Отечественных Ведомостях» от 24 ноября 1918 г., а также из показаний Савинкова от 21 августа 1924 года и показаний Кошелева (л. д. 34 и 36).

По признанию Савинкова, тогда были сформированы подпольные части по принципу кадра всех родов оружия с подразделением на активные боевые единицы ополчения. Когда союз вырос настолько, что представлял собой значительную организованную силу, то, по признанию Савинкова, он решил его подчинить политическому центру, каковой и нашел в лице «Национального Центра». До этого Б.В. Савинков отказался от контакта с «левым центром», состоявшим из социалистических и лево-кадетских элементов. Считая себя «демократом и защитником крестьянских интересов», Б.В. Савинков выбрал в качестве политического руководителя организацию, в которой преобладающую роль играли монархические элементы.

Организованный Савинковым Союз Защиты Родины и Свободы имел свою контрразведку в Москве и разъездных агентов, главным образом на Украине. Союз намечал широкую террористическую деятельность и в первую очередь покушение на Ленина и Троцкого, а также готовился к вооруженному выступлению, которое и состоялось, по распоряжению Национального Центра, в Рыбинске, Ярославле и Муроме. План этого вооруженного выступления был разработан Перхуровым под руководством Б. В. Савинкова. До вооруженного выступления с ведома и по заданиям Савинкова члены союза участвовали во всякого рода бандитизме, грабежах, захватах зданий, налетах на склады, причем Б. В. Савинков лично принимал участие в организации банд из офицеров, которые производили налеты и грабежи под именем и лозунгами анархистов (см. показания Кошелева - л. д. 34).

План вооруженного выступления Савинков предполагал начать с убийства тт. Ленина и Троцкого в Москве, причем подготовка этого убийства производилась самим Савинковым лично. Он организовал систематическую слежку за обоими вождями и непосредственно сам вел агентурную разведку в отношении товарища Ленина, что видно из брошюры «Борьба с большевиками» (стр. 32 и показания Кошелева - л. д. 35).

Восстания в Калуге и во Владимире не произошли, а в Рыбинске, Муроме и Ярославле были подавлены. На все эти контрреволюционные дела от представителей союзных представительств Савинков получил значительную сумму и сам лично руководил организацией восстания сначала в Ярославле, а потом в Рыбинске. Опору и поддержку, по признанию самого Савинкова, он находил среди торговцев и купцов города Рыбинска. После разгрома рыбинского, ярославского и муромского восстаний Савинков направил оставшиеся белогвардейские банды на разрозненную партизанскую борьбу, взрывы мостов и налеты на советские центры, проводя в то же время подтягивание своего штаба и своих частей к расположению чехословацких войск для дальнейших действий с ними против рабочих и крестьян, отстаивающих свои революционные завоевания от покушений помещичье-дворянской и промышленно-торговой контрреволюции.

Вышеизложенное подтверждается: 1) брошюрой Б. С. «Борьба с большевиками», 2) показаниями Кошелева и 3) материалами, опубликованными в «Красной книге» ВЧК, т. I, о С. З. Р. и С.

Как видно из показаний Савинкова от 21 августа 1924 г., все эти неудачные восстания на верхней Волге были произведены после переговоров с французским послом Нулансом, который обещал, что часть десанта поможет свергнуть коммунистическую власть. После разгрома савинковских отрядов последний пробрался в Казань, где поступил в отряд Каппеля.

Допрошенный в качестве обвиняемого, Борис Савинков в большинстве предъявленных ему инкриминирующих фактов признал себя виновным.

На основании изложенного, согласно постановления ЦИК СССР от 22 августа 1924 г., подлежит суду Военной Коллегии Верховного Суда СССР гр-н Савинков, Борис Викторов, он же Степанов, Виктор Иванов, 45 лет, происходящий из семьи чиновника, при Советской власти не судившийся, по обвинению в том -

1) что он, начиная с октября 1917 г., вел непрерывную вооруженную борьбу против Советской власти, участвуя в качестве руководителя вооруженных отрядов и создавая контрреволюционные организации, имевшие целью свержение Советской власти путем вооруженной борьбы, а также путем провокаторской, шпионской, бандитской и террористической деятельности;

2) что, являясь одним из активных зачинщиков и организаторов гражданской войны, поднятой капиталистами и помещиками против рабочих и крестьян России, Б. Савинков лично направлял белогвардейские силы по линии наибольшей активности и организованной сплоченности под лозунгами полного подчинения своих классовых и групповых интересов задачам борьбы с коммунистической революцией всеми возможными способами и при непременной тесной связи с враждебными Советскому Союзу империалистическими государствами;

3) что непосредственным результатом активной контрреволюционной деятельности Б. В. Савинкова было более быстрое формирование добровольческой армии, а также создание связанных с ней подпольных заговорщических организаций в Москве, Ленинграде и других центрах России;

4) что, организовав Союз Защиты Родины и Свободы совместно с монархистами Перхуровым и генералом-лейтенантом Рычковым и получив деньги и директивы от французского посла Нуланса и от чехо-словаков, Борис Савинков поднял восстания в Рыбинске Ярославле и Муроме, чем непосредственно способствовал чехо-словацкому мятежу, созданию новых вооруженных сил армии учредительного собрания и организации контрреволюционных правительств в Самаре и Уфе;

5) что после разгрома организованного им повстанческого движения внутри РСФСР он, Савинков, поставил себе целью создание новой контрреволюционной организации из наиболее активных белогвардейских элементов с целью проведения контрреволюционной заговорщической деятельности для подготовки успехов иностранной интервенции и свержения рабоче-крестьянского правительства, для чего он принял ряд энергичных мер для формирования бандитских отрядов путем комплектования их белогвардейским, кулацким и уголовным элементом и посылки этих отрядов при помощи и по указанию польского генерального штаба для поднятия и развития бандитского движения;

6) что вся контрреволюционная деятельность Бориса Викторовича Савинкова органически связана с империализмом Антанты и была работой ее прямого агента, который вел организованную шпионскую работу агентурного и вредительного характера в пользу командования враждебной Советскому Союзу армии;

7) что руководимая Борисом Савинковым бандитская деятельность на территории Советской республики велась в соответствии с военными интересами и заданиями враждебных Советскому Союзу государств;

8) что сам Б. В. Савинков лично был осведомителем военных и политических деятелей Антанты по вопросам политики и обороны Советской России, используя это свое положение для нанесения наибольшего ущерба государственным и международным интересам СССР и принимая самые энергичные меры воздействия, чтобы сорвать или хотя бы затруднить возобновление сношений с СССР;

9) что в продолжение всей борьбы Б. В. Савинков устно и письменно пропагандировал и агитировал в направлении помощи международной буржуазии, которая в борьбе с Советской властью пыталась ее свергнуть путем интервенции или блокады, шпионажа, финансирования прессы, и, кроме того, пропагандировал, организовывал и применял метод индивидуального и массового террора как в отношении государственных деятелей и вождей рабочего класса, так и путем применения массового отравления красноармейских частей;

10) что вся деятельность Б. В. Савинкова направляется на пользу помещичьей капиталистической реакции и иностранного империализма, борющихся за то, чтобы обратить Союзную федерацию в колонию англо-франко-американских биржевиков, и выявила его, как изменника и предателя интересов не только трудящихся, но и интересов России, как таковой, т.е. в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-1 часть, 59, 64 и 66-1 ч., 76-1 ч. и 70 уголовного кодекса.

Б. САВИНКОВ»

Судебное разбирательство

Председатель тов. Ульрих объявляет заседание Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР открытым. Слушается дело Савинкова, Бориса Викторовича, именующего себя Виктором Ивановичем Степановым, по обвинению в том, что с 1917 г. по август месяц 1924 г. он руководил контрреволюционными выступлениями, организацией контрреволюционных банд и бандитскими выступлениями на территории Советской республики.

Состав суда: председатель тов. Ульрих и члены суда - т.т. Камерон и Кушнирюк.

Опрос обвиняемого.

Председатель. - Ваша фамилия Савинков?

Савинков. - Да, Савинков, Борис Викторович.

Председатель. - Вы прибыли в Россию под фамилией Степанова, Виктора Ивановича?

Савинков. - Да.

Председатель. - Возраст?

Савинков. - 45 лет.

Председатель. - Социальное положение?

Савинков. - Я - сын судьи в Варшаве.

Председатель. - Образовательный ценз?

Савинков. - Я был исключен из Петроградского университета за политические преступления.

Председатель. - В дореволюционное время сколько лет состояли в партии с.-р.?

Савинков. - 14 лет.

Председатель. - В данное время считаете ли себя членом какой-нибудь политической организации или партии?

Савинков. - Да, я принадлежал к Союзу Защиты Родины и Свободы.

Председатель. - А в данную минуту?

Савинков. - В данную минуту я не принадлежу ни к какой партии.

что копию обвинительного заключения он получил, имеет ее при себе,

отвода против состава суда и ходатайства о вызове свидетелей

или приобщения документов не имеет.

После оглашения обвинительного заключения продолжается опрос подсудимого.

Председатель. - Признаете ли себя виновным в том, что, начиная с октября 1917 г. до ареста в августе 1924 г., вы вели непрерывную вооруженную борьбу против Соввласти, участвуя в качестве руководителя вооруженных отрядов и создавая контрреволюционные организации, имевшие целью свержение Советской власти путем вооруженной борьбы, а также путем провокаторской, шпионской, бандитской и террористической деятельности?

Савинков. - Да, я признаю себя виновным в том, что вел против Советской власти вооруженную борьбу.

Председатель. - Признаете себя виновным за весь период?

Савинков. - До весны 1923 года.

Председатель. - Признаете себя виновным, что в конце 1917 года совместно с генералами Калединым, Корниловым и Алексеевым участвовали в организации добровольческой армии, ставившей себе задачи продолжения войны с Германией и свержения Советской власти?

Савинков. - Да, признаю себя виновным.

Председатель. - Признаете ли, что в конце 1918 года и в начале 1919, состоя за границей представителем Колчака и других, вели переговоры с иностранными государствами по оказанию помощи белым армиям?

Савинков. - Да, это тоже правда.

Председатель. - Признаете ли себя виновным в том, что весной 1918 г. вы организовали Союз Защиты Родины и Свободы совместно с монархистами Перхуровым и генерал-лейтенантом Рычковым и, получив деньги и директивы от французского посла Нуланса и чехо-словаков, подняли восстание в Рыбинске, Ярославле и Муроме, чем непосредственно способствовали чехословацкому мятежу, созданию новых вооруженных сил армии учредительного собрания и организации контрреволюционных правительств в Самаре и Уфе?

Савинков. - Да, я, конечно, этим занимался, но никогда не было, чтобы я посылал когда-нибудь заведомо бандитские организации в Россию. То, что происходило, было помимо моей воли. Я об этом, с вашего разрешения, буду говорить потом.

Как готовилось восстание в Ярославле и Рыбинске

Председатель. - Расскажите подробно относительно плана восстания в Ярославле, в Рыбинске и Муроме.

Савинков. - Вы задаете вопросы, на которые мне очень печально отвечать. Дело было так. Когда создалась организация, я первоначально думал о выступлении в Москве силами этой организации. Может быть, на этом плане я бы окончательно остановился, если бы французы в лице консула Гренар и военного атташе генерала Лаверна, который действовал от имени французского посла Нуланса, не заявили мне о том, что союзники полагают, что есть возможность продолжения войны с Германией на русском фронте. Вы знаете, что я стоял тогда на точке зрения необходимости продолжения войны. Мне было заявлено, что для этой цели будет высажен англо-французский десант со значительными силами в Архангельске. Этот десант было предложено поддержать вооруженным выступлением изнутри. План был такой: занять верхнюю Волгу, англо-французский десант поддержит восставших. Таким образом верхняя Волга должна была быть базой для движения на Москву. Мы должны были занять Ярославль, Рыбинск, Кострому и Муром. Вологду французы, как они заявляли, оставляли за собой.

Но я должен сказать, что французы нас обманули. Десант в Архангельске не был высажен, и мы остались висеть в воздухе в Ярославле. Восстание утратило смысл. Мы оказались в положении людей, обманутых иностранцами.

Французы знали подробно о всех ресурсах, которыми мы располагали. Переговоры с французами вел Деренталь. Я лично раза два, а может быть, и четыре, видел Гренара и Лаверна, военного французского представителя. Деньги французы давали мне в мое распоряжение. Вообще денежные средства были сравнительно незначительны и составлялись из поступлений из трех источников. Были пожертвования, но сравнительно незначительные. Я получил также 200.000 р. керенских через некоего чеха Клецандо. Наконец, французы дали около 2-х млн. керенских рублей. Получка денег от французов производилась таким образом: французский чиновник обыкновенно приносил деньги туда, куда я указывал, и вручал лично мне. Сначала от французов были мелкие поступления: по 40-100 тысяч и т.д. Когда же речь зашла о восстании, то на это дело они сразу дали большую сумму, - если не ошибаюсь, 2 миллиона.

С самого начала наша организация была в тесном контакте с французами. Они очень внимательно следили за ее ростом, поддерживали ее.

Франция и покушение на Ленина

Председатель. - Знали ли французы, что вы не исключаете индивидуального террора?

Савинков. - Конечно, знали.

Председатель. - Знали ли они, что предполагалось совершить покушение на Ленина?

Савинков. - Не могу сказать с полной уверенностью, но думаю, что они должны были знать. Сейчас не вспоминаю разговоров, но думаю, что такой разговор должен был иметь место. Французы не только могли, но и должны были предполагать. По всему ходу наших сношений они должны были знать.

Французы мне посоветовали выбрать такой план: захватить Ярославль, Рыбинск и Кострому. Но я колебался. Мне казалось, что у нас нет достаточных сил, и одно время я считал разумнее перевести всю свою организацию к чехам и даже отдал распоряжение об эвакуации части членов организации в Казань, которая была еще в ваших руках, на тот предмет, чтобы при приближении чехов поднять там восстание. Но мне была прислана телеграмма Нулансом из Вологды через Гренара. В этой телеграмме категорически подтверждалось, что десант высадится между 5 и 10 или 3 и 8 июля, точно не помню, и категорически выражалась просьба начать восстание на верхней Волге именно в эти дни. Вот эта телеграмма и заставила меня 5 июля выступить в Ярославле или Рыбинске. Но часть членов организации была уже эвакуирована в Казань.

Таким образом, французы принимали ближайшее участие в этом деле и нас совершенно обманули. Мне очень трудно допустить, чтобы Нуланс не знал, будет ли высажен десант в Архангельске или нет. Я думаю, что здесь со стороны французов было скорее сознательное введение меня в заблуждение, чем что-либо иное. Я думаю, что Нулансу и французскому правительству по разным соображениям нужно было иметь право сказать, что против Советской власти идет вооруженная борьба, и сослаться в этом отношении на какой-нибудь выдающийся факт.

Франция и эсеры

Французы давали также деньги эсерам и Национальному Центру. Они денежно поддерживали все эти группы, которые боролись против вас. И не только поддерживали, но всячески, я бы сказал, подстрекали к этой борьбе.

Эти сведения мне сообщил Гокье. Это было мне также подтверждено впоследствии в Париже. Я не могу точно сказать цифры, в какой мере французы снабжали все эти организации деньгами, но я могу с уверенностью сказать, что это было именно так. Со слов Гокье я знаю, что эсеры не только получали средства от французов, но просили никому не давать денег, кроме них. В частности, они просили, чтобы французы не оказывали никакой помощи мне.

Председатель. - А левые эсеры принимали какое-либо участие в переговорах с французами?

Савинков. - С левыми эсерами я не был в контакте, но мне известно из французских источников, от тех же Гокье и Гренара, что они тоже получали помощь от французов.

Я вспоминаю разговор, который я имел, кажется, с Гренаром. Гренар мне говорил о том, что убийство Мирбаха было сделано при известном участии французов через левых эсеров. Из этого я заключаю, что если французы имели дело с эсерами, то - дело денежного характера.

Председатель. - Убийство Мирбаха и т.н. восстание левых эсеров было с вами согласовано?

Савинков. - Нет. Это явилось для нас полной неожиданностью.

Председатель. - Но ведь время совпадает.

Савинков. - Да. В данном случае я выскажу только свои соображения. Я предполагаю, что французы знали о том, что левые эсеры будут выступать, о чем мы, повторяю, не знали, потому что мы имели контакт с правыми эсерами, но не с левыми. Поэтому французы, зная, что левые эсеры будут выступать в Москве, наши силы перебросили сознательно на верхнюю Волгу, стараясь приурочить время нашего выступления к восстанию левых эсеров. Это - мое предположение. Я в этом не уверен, но сейчас, когда вы мне задали вопрос, это пришло мне в голову.

Еще раз повторю, чтобы подчеркнуть мои сношения с иностранцами в этот период, что французы обманули нас, и мы до известной степени являлись игрушкой в их руках.

Масарик и террор

Председатель. - Откуда вы получали денежные пособия в это время и в каком размере?

Савинков. - Я помню, что, когда я был в полном отчаянии, не зная, откуда взять средств, ко мне без всякой моей просьбы явились чехи и передали довольно большую сумму - 200.000 керенских руб. Эти деньги, собственно говоря, тогда спасли нашу организацию. Они дали ей возможность стать на ноги, развиваться и дойти до такого состояния, что она своей численностью заинтересовала французов. Не я пошел к французам, не я искал их, а они пришли ко мне, они меня разыскали. Я не знаю, каким образом они это сделали, но они меня разыскали, и тогда началось обсуждение вопроса о том, что я намерен дальше делать, каковы силы моей организации, есть ли у меня средства. И тут опять без всякой моей просьбы они мне оказали денежную помощь, сначала незначительную - 20 или 40 тысяч, точно не помню, но потом мало-помалу денежные суммы, получаемые мною от французов, возрастали.

Председатель. - Кто вам передал деньги от чехов?

Савинков. - Клецандо.

Председатель. - От чьего имени?

Савинков. - От имени Масарика, он был тогда председателем национального чешского комитета.

Председатель. - Вы знали, на каких условиях они вам давали деньги?

Савинков. - Они заявляли, что они хотели бы, чтобы эти деньги были употреблены на террористическую борьбу. Они знали, - я не скрывал этого, - что я в борьбе своей признавал террор. Они знали это и, передавая деньги, подчеркивали, чтобы деньги эти были употреблены, главным образом, на террористическую борьбу.

Председатель. - Предпринимали ли анархисты совместные действия с вами?

Савинков. - Нет. Ко мне являлись офицеры, которые называли себя анархистами. Они заявляли, что они выдают себя анархистами только потому, чтобы иметь возможность свободно жить в Москве. Но так как я знал, что анархисты занимались в это время всевозможными грабежами, то я относился к ним подозрительно и спрашивал, помню, у них, не занимаются ли они тем же.

Ход восстания в Ярославле

Председатель. - Какие конкретные шаги для организации восстания в Ярославле, Рыбинске и Муроме вы предпринимали?

Савинков. - Я назначил доктора Григорьева начальником муромского отряда, полковника Перхурова - начальником ярославского отряда и полковника Бреде - в Рыбинск. Так как в Рыбинске имелись артиллерийские склады, а Ярославль был без артиллерии, то ясно было, что для того, чтобы удержать Ярославль до прихода десанта, нужно было не только взять Рыбинск, но и укрепиться там.

В Ярославле, Рыбинске и Костроме у нас были свои организации, довольно многочисленные, приблизительно 300-400 человек.

Однако я считал, что этого недостаточно, и поэтому силы московской организации, довольно значительные, я распределил таким образом: часть из них я эвакуировал в Казань, часть из них направил в Ярославль, а часть - в Рыбинск. Так как я полагал, что Рыбинск - центральный пункт, то я лично считал возможным быть именно в Рыбинске, где мы выступили первые, если не ошибаюсь, 5 июля. Но наша попытка, как известно, была неудачна, потому что мы сразу натолкнулись на ваш отряд, и после кратковременного боя мы были разбиты. Для меня, конечно, было ясно, что с поражением в Рыбинске падает весь план, и я послал офицера в Ярославль для того, чтобы предупредить Перхурова, что, по моему мнению, в этих условиях бессмысленно выступать в Ярославле. С другой стороны, Кострома, которая должна была тоже выступить, совершенно не выступила. Офицер не доехал, потому что в Ярославле с 6 числа Перхуров поднял восстание.

Ответственность за Ярославль я, конечно, беру на себя целиком. Я организовал это дело, я был вдохновителем этого дела, я был его душой. Но эта ответственность глубоко моральна. Есть другая ответственность, политическая. Я хочу, чтобы вы знали, что эту ответственность, политическую, я разделяю с другими людьми, и хочу я этого вот почему. Потому что не из вашей среды, а [из] среды, вам противоположной, из среды эмигрантской, я часто и много раз слышал упреки по моему адресу и тяжкие обвинения в том, что я поднял это восстание без чьей-либо санкции, на свой риск и страх, и этим своим восстанием повредил общему белому делу, в частности эсеровскому. Я должен сказать, что это было не так и что раньше, чем решиться на такое очень ответственное дело, я попросил этот национальный комитет собраться и доложил ему все то, что докладываю сейчас вам, не исключая и моих сношений с иностранцами. Я попросил национальный комитет высказать свое мнение, взять ответственность или не брать. Национальный комитет выдвинул из своих рядов так наз. военную комиссию, которую я допустил на заседание нашего штаба и члены которой присутствовали при всех моих распоряжениях и были совершенно в курсе всех планов. Эти лица доложили Национальному Центру о том, что они знали, и Национальный Центр взял на себя ответственность за Ярославль и сказал: да, при этих условиях начинайте восстание. Я отмечаю это еще по другим соображениям. Я уехал в Ярославль поднимать восстание не по личной своей воле, но с санкции Национального Центра; когда же дело кончилось неудачей, Национальный Центр заявил, что он этой санкции не давал, и таким образом та глубокая моральная и тяжкая ответственность, которая лежит на мне, была возложена на меня целиком, и я явился политическим козлом отпущения, и вот тут я протестую. Да, я подготовил, я организовал, но политическая санкция была не моя, а коллегии лиц, которая в то время, быть может, претендовала на руководство судьбами России в будущем, и эта коллегия лиц после неудачи умыла руки и ответственность с себя сняла.

Что касается организаций, которые входили в Национальный Центр, туда входили разные лица. Все было построено на персональных началах. Отдельные меньшевики входили, и эсеры входили, были левые кадеты, входили правые кадеты. Разные были люди. И этот центр возник по моей инициативе. Я чувствовал необходимость в такой говорильне не для себя, не для организации, а для так называемого общественного мнения, и из нашей же организации некоторые люди, с.-д. отдельные, участвовали, так сказать, в учредительном созидании центра, а потом туда вошли, а некоторые были кооптированы.

Когда встретился с Перхуровым в Казани, он мне говорил, что надули союзники, что все время мы ждали десанта, что, собственно говоря, население нас не поддержало, за исключением некоторой части рабочих, руководимых местными меньшевиками.

О муромском восстании я знал то, что мне доложил Григорьев, убитый во время восстания против Колчака. Григорьев взял Муром, у него было очень мало сил, что-то человек 40 или 50, продержался там один день и ушел по направлению к Казани.

С Алексеевым на Дону я поддерживал связь, но должен сказать, что никаких указаний и сведений я не получал, а некоторые офицеры оставались там, а те, которые возвращались, докладывали мне, что там относятся к моей работе с большой ненавистью, что они считают меня врагом и в общем не радуются успехам организации.

Отступление к Казани

После подавления восстания в Ярославле и Муроме я направился в Казань, потому что это был сборный пункт. Часть московской организации была эвакуирована в Казань, и вообще было условие, что в случае неудачи восстания все те, которые останутся живы, должны стягиваться в Казань.

Дело Бориса Савинкова. Со статьей Б. Савинкова «Почему я признал Советскую власть» / Предисл. Ем. Ярославского; Примеч. П. Шубина. М., 1924. С. 20-80.

Борис Савинков - российский политический деятель и литератор. В первую очередь известен как террорист, входивший в руководство Боевой организации партии эсеров. Принимал активное участие в Белом движении. На протяжении своей карьеры часто пользовался псевдонимами, в частности Галлей Джемс, Б. Н., Вениамин, Ксешинский, Крамер.

Семья

Борис Савинков родился в Харькове в 1879 году. Его отец был помощником прокурора в военном суде, но был уволен за слишком либеральные взгляды. В 1905 году он скончался в психиатрической больнице.

Мать героя нашей статьи была драматургом и журналистом, описала биографию своих сыновей под псевдонимом С. А. Шевиль. У Бориса Викторовича Савинкова был старший брат Александр. Он примкнул к социал-демократам, за что его сослали в Сибирь. В ссылке в Якутии покончил собой в 1904 году. Младший брат Виктор - офицер русской армии, участвовал в выставках "Бубнового валета". Жил в эмиграции.

В семье также росли две сестры. Вера работала в журнале "Русское богатство", а София участвовала в движении эсеров.

Образование

Сам Борис Савинков окончил гимназию в Варшаве, потом учился в Петербургском университете, откуда его исключили после участия в студенческих беспорядках. Какое-то время учился в Германии.

Впервые Борис Викторович Савинков был арестован в 1897 году в Варшаве. Его обвинили в революционной деятельности. В тот момент он входил в группы "Рабочее знамя" и "Социалист", относивших себя к социал-демократам.

В 1899 году снова был задержан, но вскоре освобожден. В том же году наладилась его личная жизнь, когда он женился на дочери известного писателя Глеба Успенского Вере. От нее у Бориса Савинкова было двое детей.

В начале XX века начинает активно печататься в газете "Русская мысль". Участвует в Петербургском союзе борьбы за освобождение рабочего класса. В 1901 году его снова арестовывают и высылают в Вологду.

Во главе Боевой организации

Важный этап в биографии Бориса Савинкова наступает, когда в 1903 году он бежит из ссылки в Женеву. Там он вступает в становится активным членом ее Боевой организации.

Принимает участие в подготовке и осуществлении нескольких терактов на территории России. Это убийство министра внутренних дел Вячеслав Плеве, великого князя Сергея Александровича. В их числе были и неудачные покушения на московского генерал-губернатора Федора Дубасова и министра внутренних дел Петра Дурново.

Вскоре Савинков становится заместителем руководителя Боевой организации Евно Азефа, а когда того разоблачают, сам ее возглавляет.

В 1906 году, находясь в Севастополе, готовит убийство командующего Черноморским флотом адмирала Чухнина. Его арестовывают и приговаривают к смертной казни. Однако Борису Викторовичу Савинкову, биография которого приведена в этой статье, удается бежать в Румынию.

Жизнь в эмиграции

После этого Борис Савинков, фото которого есть в этой статье, вынужден оставаться в эмиграции. В Париже он знакомится с Гиппиус и Мережковским, которые становятся его литературными покровителями.

Савинков в то время занимается литературой, пишет под псевдонимом В. Ропшин. В 1909 году он выпускает книги "Воспоминания террориста" и повесть "Конь бледный". Борис Савинков в последнем произведении рассказывает о группе террористов, готовящих покушение на крупных государственных деятелей. К тому же там содержатся рассуждения о философии, религии, психологии и этике. В 1914 году он выпустил роман "То, чего не было". Эсеры очень скептически отнеслись к этому литературному опыту, требуя даже изгнать Савинкова из своих рядов.

Когда в 1908 году был разоблачен Азеф, герой нашей статьи долго не верил в его предательство. Даже выступил защитником во время суда чести в Париже. После пытался самостоятельно возродить Боевую организацию, но ни одного удачного покушения ему организовать не удалось. В 1911 году она была распущена.

К тому времени у него была уже вторая жена Евгения Зильберберг, от которой у него родился сын Лев. С началом Первой мировой войны получает удостоверение военного корреспондента.

Попытка стать диктатором

Новый этап в биографии Бориса Савинкова наступает после Февральской революции - он возвращается в Россию. В апреле 1917-го возобновляет политическую деятельность. Савинков становится комиссаром Временного правительства, агитирует за продолжение войны до победного конца, поддерживает Керенского.

Вскоре становится помощником военного министра, начиная претендовать на диктаторские полномочия. Однако все оборачивается неожиданным образом. В августе Керенский вызывает его в Ставку для переговоров с Корниловым, затем Борис Викторович уезжает в Петроград.

Когда Корнилов направляет войска на столицу, становится военным губернатором Петрограда. Пытается убедить Корнилова подчиниться, а 30 августа уходит в отставку, не согласный с изменениями во Временном правительстве. В октябре его исключают из партии эсеров из-за "корниловского дела".

Противостояние с большевиками

Октябрьскую революцию встречает в штыки. Пытался помочь Временному правительству в осажденном Зимнем дворце, но безуспешно. После уехал в Гатчину, где получил пост комиссара при отряде генерала Краснова. На Дону участвовал в формировании Добровольческой армии.

В марте 1918 года в Москве Савинков создает контрреволюционный "Союз защиты Родины и Свободы". Около 800 человек, вошедших в его состав, считали своей целью свержение советской власти, установление диктатуры, продолжение войны против Германии. Борису Викторовичу даже удалось создать несколько боевых группировок, но в мае заговор раскрыли, большинство его участников арестовали.

Некоторое время скрывался в Казани, состоял в отрядах Каппеля. Прибыв в Уфу, претендовал на пост министра иностранных дел во Временном правительстве. По поручению председателя Уфимской директории отправился с миссией во Францию через Владивосток.

Примечательно, что Савинков был масоном. Состоял в ложах и в России, и в Европе, когда оказался в эмиграции. В 1919 году участвовал в переговорах о помощи Белому движению со стороны Антанты. Во время Гражданской войны искал союзников на Западе, лично общался с Уинстоном Черчиллем и

В 1919 году вернулся в Петроград. Скрывался на квартире у родителей Аненнского, в это время его портреты были расклеены по всему городу, за поимку было обещано хорошее вознаграждение.

В Варшаве

Когда началась Советско-польская война в 1920 году, Савинков обосновался в Варшаве. Туда его пригласил сам Пилсудский. Там он создал Русский политический комитет, вместе с Мережковским издавал газету "За свободу!". Старался встать во главе антибольшевистских крестьянских восстаний. В итоге в октябре 1921-го был выслан из страны.

В декабре в Лондоне встретился с дипломатом Леонидом Красиным, который хотел организовать его сотрудничество с большевиками. Савинков заявил, что готов на это только при условии разгона ЧК, признания частной собственности, проведения свободных выборов в советы. После этого Борис Викторович встречался с Черчиллем, который на тот момент был министром колоний, и британским премьером Джорджем, предлагая выдвинуть эти три условия, изложенные ранее Красину, в качестве ультиматума при признании советского правительства.

В тот период он окончательно разорвал все связи с Белым движением, начав искать выходы на националистов. В частности, в 1922 и 1923 годах встречался для этого с Бенито Муссолини. Вскоре оказался в полной политической изоляции. В этот период пишет повесть "Конь вороной" Борис Савинков. В ней он пытается осмыслить итоги и результаты завершившейся Гражданской войны.

Возвращение на родину

В 1924 году Савинков нелегально приезжает в СССР. Его удалось завлечь в рамках операции "Синдикат-2", организованной ГПУ. В Минске его арестовывают вместе с любовницей Любовью Дикгоф и ее супругом. Начинается суд над Борисом Савинковым. Он признает поражение в противостоянии с советской властью и свою вину.

В августе 24-го его приговаривают к расстрелу. Затем его заменяют на десять лет лишения свободы. В тюрьме предоставляют возможность писать книги Борису Викторовичу Савинкову. Некоторые даже утверждают, что он содержался в комфортных условиях.

В 1924 году он пишет письмо "Почему я признал советскую власть!". Он отрицает, что это было неискренне, авантюрно и сделано ради спасения своей жизни. Савинков подчеркивает, что приход к власти большевиков был волей народа, которой необходимо подчиниться, к тому же "Россия уже спасена", пишет он. До сих пор высказываются разные мнения, почему признал советскую власть Борис Савинков. Большинство убеждено, что это была единственная возможность для него спасти свою жизнь.

Письма с призывом поступить аналогично он из тюрьмы рассылает руководителям Белого движения в эмиграции, призывая прекратить борьбу против СССР.

Смерть

По версии, которой придерживаются власти, 7 мая 1925 году Савинков покончил собой, воспользовавшись тем, что на окне в комнате, куда его привели после прогулки, не было решетки. Он выпрыгнул во двор здания ВЧК на Лубянке с пятого этажа. Ему было 46 лет.

По конспирологической версии, Савинков был убит сотрудниками ГПУ. Такую версию приводит Александр Солженицын в своем романе "Архипелаг ГУЛАГ". Место его захоронения неизвестно.

Савинков был дважды женат. Его первая супруга Вера Успенская, как и он, принимала участие в террористической деятельности. В 1935 году была отправлена в ссылку. Вернувшись, умерла от голода в блокадном Ленинграде. Их сын Виктор был арестован в числе 120 заложников за убийство Кирова. В 1934 году его расстреляли. О судьбе дочери Татьяны, родившейся в 1901 году, ничего неизвестно.

Вторая жена лидера Боевой организации, Евгения, была сестрой террориста Льва Зильберберга. У нее с Савинковым родился сын Лев в 1912 году. Он стал прозаиком, поэтом и журналистом. Участвовал в Гражданской войне в Испании, где его тяжело ранили. Льва Савинкова в своем романе "По ком звонит колокол" упоминает американский классик Эрнест Хемингуэй.

Во время Второй мировой войны участвовал во французском Сопротивлении. Скончался в Париже в 1987 году.

Творческая деятельность

Для многих Савинков - не только террорист и эсер, но и писатель. Всерьез литературой он начал заниматься в 1902 году. Его первые опубликованные рассказы, написанные под влиянием польского прозаика Станислава Пшибышевского, критиковал Горький.

В 1903 году в его новелле "В сумерках" впервые появляется революционер, который испытывает отвращение к тому, что делает, переживает, что убивать - это грех. В дальнейшем на страницах его произведений можно регулярно наблюдать своеобразный спор литератора с революционером о допустимости крайних мер ради достижения цели. В Боевой организации эсеров крайне негативно относились к его литературным опытом, в результате они стали одной из причин его свержения.

Начиная с 1905 года пишет много воспоминаний Борис Савинков, описывая буквально по горячим следам знаменитые теракты, осуществленные Боевой организацией эсеров. Впервые отдельным изданием эти "Воспоминания террориста" были опубликованы в 1917 году, после этого неоднократно переиздавались. Революционер Николай Тютчев отмечал, что в этих мемуарах Савинков-писатель отчаянно спорит с Савинковым-революционером, в конечном счете доказывая свою правоту, недопустимость крайних мер для достижения цели.

В 1907 году начинает тесно общаться в Париже с Мережковским, который становится своеобразным наставником во всей последующей деятельности писателя. Они активно обсуждают религиозные взгляды и идеи, отношение к революционному насилию. Как раз под влиянием Гиппиус и Мережковского Савинков пишет повесть "Конь бледный" в 1909 году, которую публикует под творческим псевдонимом В. Ропшин. В основе сюжета лежат реально происходившие события с ним или в его окружении. Например, это убийство террористом Каляевым великого князя Сергея Александровича, которым сам Савинков непосредственно руководил. Описываемым событиям автор придает весьма апокалиптическую окраску, которую задают уже в самом названии своей повести. Он проводит тщательный психологический анализ среднестатистического террориста, проводя параллель со сверхчеловеком Ницше, но который при этом тяжело отравлен собственной рефлексией. В стилистике этого произведения можно наблюдать явное влияние модернизма.

Среди эсеров повесть вызвала глубокое недовольство и критику. Многие сочли образ главного героя клеветническим. Эта догадка подпитывалась тем фактом, что сам Савинков до последнего поддерживал предыдущего лидера Боевой организации Азефа, разоблаченного в конце 1908 года.

В 1914 году впервые отдельным изданием выходит роман "То, чего не было". Его вновь критикуют партийные соратники. На этот раз, учтя слабость вождей революции, тематику провокаций и греховности террора, Савинков делает главным героем кающегося террориста, как и в своем раннем рассказе "В сумерках".

В 1910-х годах в печати появляются стихи Бориса Савинкова. Их печатают в различных сборниках и журналах. В них преобладают ницшеанские мотивы его ранних прозаических произведений. Примечательно, что при жизни не собирал собственных стихов, уже после его смерти в 1931 году сборник под незамысловатым названием "Книга стихов" выпустила Гиппиус.

Ходасевич, который в тот момент находился в противостоянии с Гиппиус, подчеркивал, что в стихах Савинков сводит трагедию террориста до истерики слабого неудачника средней руки. Критикует поэтическое творчество Бориса Викторовича даже Адамович, который был близок к эстетическим взглядам Мережковских.

С 1914 по 1923 годы Савинков практически полностью оставляет художественную литературу, концентрируясь на публицистике. Его известные очерки того периода - "Во Франции во время войны", "К делу Корнилова", "Из действующей армии", Борьба с большевиками", "За родину и свободу", "Накануне новой революции", "На пути к "третьей" России", "Русская народная добровольческая армия в походе".

В 1923 году, находясь в Париже, он пишет продолжение повести "Конь бледный" под названием "Конь вороной". В ней действует тот же главный герой, снова угадывается апокалиптическая символика. Действие перенесено в годы Гражданской войны. События разворачиваются и в тылу, и на передовой.

В этом произведении своего главного героя Савинков называет полковник Жорж. В основе сюжета поход Булак-Балаховича на Мозырь, который состоялся в конце 1920 года. Савинков тогда командовал Первым полком.

Вторая часть написана на основе рассказов полковника Сергея Павловского, которого сам писатель в 1921 году назначил во главе повстанческих и партизанских отрядов на польской границе.

Завершает повесть третья часть, которая посвящена подпольной работе Павловского в Москве в 1923 году.

Последним произведением Савинкова стал сборник рассказов, написанный в тюрьме на Лубянке. В нем он сатирически описывает жизнь русских мигрантов.