С самого начала церковной «реформы» активное участие в ней принял царь Алексей Михайлович. Он не только поддержал все начинания патриарха Никона, но и сам инициировал и контролировал ход событий. Так, во время собора 1658 года, объявившего двуперстие «Несториевой ересью», Алексей Михайлович голосовал за все решения первым. Тем самым он подчинял своему мнению всех остальных участников собора. По мнению современных биографов Алексея Михайловича, царь считал себя помазанником Божиим, имеющим право вязать и решить не только государственные, но и духовные вопросы. После ухода Никона с патриаршей кафедры царь лично подбирал ему преемника, решал судьбу других кандидатов в епископы. Алексей Михайлович внимательно следил, чтобы среди новых архиереев не мог появиться человек твердых православных убеждений. Когда один из рукополагаемых в епископы вместо нового Символа Веры невзначай прочитал древнеправославный, царь нецензурно ругаясь ворвался в алтарь и потребовал остановить хиротонию. Наибольшим доверием царя пользовались духовные лица, готовые полностью повиноваться светской власти. Постепенно среди русских архиеерев не осталось ни одного приверженца древлего благочестия. Престарелые митрополиты Макарий Новогродский и Маркелл Вологодский, не дожив до окончательного раскола, представились к Господу, а на их кафедры были поставлены «архипастыри», ставшие настоящими мучителями и гонителями православных.

Однако, одних только епископских назначений оказалось мало. Основная масса церковных клириков и верующих оказалась верна отеческим преданиям. Для подавления церковного сопротивления царь решил созвать собор. Поскольку новоназначенные русские архиереи не имели в народе авторитета, на это мероприятие должны были приехать представители других восточных Патриархий.

В это время в Москву с подложными грамотами прибыл тайный иезуит Паисий Лигарид. На царском дворе, он представился митрополитом Газы, представителем Константинопольского патриарха. Несколько позже были получены достоверные сообщения, что Паисий Лигарид никогда не был в своей епархии, состоит на службе у римского папы и что восточные патриархи за то низвергли его и прокляли. Профессор Е. Шмурло опубликовал в своих сочинениях переписку Паисия и Ватикана. В ней Лигарид отчитывается в своих миссионерских успехах по совращению православных и клянется что с его стороны «сделано все для возвеличивания и прославления Римской церкви в защиту ее догматов и обрядов». Помимо этого лже-митрополит был известен своими гомосексуальными пристрастиями и торговлей табаком. Впрочем, все это нисколько не смутило царя и его окружение. Наоборот, неправославность и греховность Лигарида делала его человеком послушным и управляемым. Паисий получил беспрецедентные полномочия по организации и проведению собора.

Паисий сразу стал во главе русских церковных дел. Он пообещал царю расправиться с Никоном и заодно «уладить» дело с неприятием церковных реформ на Руси. Понимая ситуацию, Паисий стал созывать на собор лиц под стать себе, которые не стали бы прекословить и выполнили все предписанное. Главными «свадебными генералами» собора стали восточные патриархи - Паисий александрийский и Макарий антиохийский. Оба этих «патриарха» были лишены своих кафедр и запрещены в служении константинопольским партиархом Парфением. Однако ожидание щедрого вознаграждения заставило их прибыть в Москву с подложными грамотами. Другие участники собора оказались не лучше. Все соборные деяния, протоколы и поручения исполнял униат-бизилианин, придворный астролог и модный поэт-комедиант Симеон Полоцкий (Самуил Ситнианович). Примечательно, что протоколы собора Полоцкий вел на смеси русского и польского языков, используя латинский алфавит. Проанализировав участие Симеона Полоцкого в Соборе 1666-1667 годов известный исследователь С. Зеньковский сделал вывод: «Он ни сколько не постеснялся заменять речи царя и митрополита Питирима собственными напыщенными сочинениями и вычеркнул ряд протоколов важных заседаний». Переводчиком и советником восточных патриархов по богословским вопросам стал архимандрит афонского Иверского монастыря Дионисий. Еще до начала собора Дионисий оскандалился гомосексуальными похождениями. Теологические и исторические воззрения Дионисия легли в основу значительной части соборных постановлениях. О русском Православии этот грек держался самого низкого мнения.

Разумеется, такой состав участников собора 1666-1667 года выводил его за рамки всякой законности и канонических норм. Тем не менее, русские архиереи стерпели присутствие восточных самозванцев и агентов Ватикана, одобрили книги новой печати, утвердили новые обряды и чины и наложили страшные проклятия и анафемы на старые книги и обряды. Двуперстие собор объявил еретическим, а троеперстие утвердил. Проклял тех, кто в символе веры исповедует Духа Святаго Истинным. Проклял и тех, кто будет совершать службу по старым книгам.

Эти ужасные проклятия возмутили даже самого Никона, привыкшего проклинать православных христиан. Он заявил, что они положены на весь православный народ и признал их безрассудными. Царские летописцы назвали прошедшее мероприятие «Большим Московским собором». В народе же он получил наименование Разбойного или Бешеного. Примечательно, что такое же название ему дают и некоторые поздние новообрядческие авторы. Сподвижник патриарха Тихона архиепископ Андрей (Ухтомский) посвятил исследованию Разбойного собора несколько научных работ. Анафемы, произнесенные московским Разбойным собором, не были уникальным явлением. В истории христианской церкви уже не раз бывали прецеденты, когда патриархи или даже соборы предавали анафемам и клятвам православные предания и людей их придерживающихся.

Согласно учению св. отец никакие проклятия или анафемы не могут быть наложенными на православное предание, тем более не могут они повредить придерживающимся его. Наоборот, неправедные проклятия и анафемы поражают и осуждают самого проклинающего. Произнесенные на московском соборе анафемы поразили и отлучили от православия самих проклинающих и их последователей, признающих эти проклятия «православными». Клятвы Разбойного собора 1666-1667 годов никогда не признавались древлеправославными христианами, однако сильно тяготили совесть новообрядцев. В двадцатом веке сразу несколько новообрядческих церквей (единоверцы РПЦ, катакомбная РПЦ, РПЦЗ и РПЦ МП) приняли решения об отмене клятв. Участники поместного собора РПЦ МП 1971 года были вынуждены признать, что реформы патриарха Никона «не имели ни канонических, ни исторических оснований».

РОЗЫСК О РАСКОЛАХ. Часть 3-я

Глава 15

ДЕЯНИЯ СОБОРОВ 1666-1667 годов

УСИЛЕНИЕ РАСКОЛА ПОСЛЕ УХОДА ПАТРИАРХА НИКОНА в1658 г. - ДЕЯНИЯ СОБОРОВ 1666 - 1667 гг. Деяния Собора русских архиереев в1666 г.: отлучение от Церкви 4-х раскольников. - Осуждение патриарха Никона 12 декабря 1666г. - Избрание нового патриарха Иосифа. - Одобрение мер по исправлению книг и обрядов. - АНАФЕМА НА НЕПОКОРНИКОВ И ХУЛИТЕЛЕЙ ЦЕРКВИ в 1667г. - ПОЧЕМУ ЦЕРКОВЬ ОСУЖДАЛА РАСКОЛЬНИКОВ ЗА ДВОЕПЕРСТИЕ.

УСИЛЕНИЕ РАСКОЛА

ПОСЛЕ УХОДА ПАТРИАРХА НИКОНА в 1658 г

15-1. Митрополит Макарий (Булгаков) в своей «Истории русской Церкви» позволяет себе даже помечтать: не уйди, мол, Патриарх Никон с кафедры, так раскол сам «мало-помалу прекратился бы, и на его место водворилось бы так называемое ныне единоверие » (с.119). Эта версия повторяется из книги в книгу, а в некоторых воспроизводится и еще одно раскольническое предание: будто Патриарх Никон под конец жизни вернулся к «старой вере» и умер «правоверным древлеправославным» (то есть отлученным от Церкви раскольником). Подобные слухи в раскольнической среде возникли в связи с низложением Патриарха Никона, причины коего были неизвестны и неясны простому народу, а потому многие рассуждали так: раз низложен и сослан, то значит пострадал за «старую веру». Разинцы были настолько в этом уверены, что явились в Ферапонтов монастырь к ссыльному Патриарху и просили его возглавить бунт. И когда он отказался, главари бунта обзавелись самозванцем под именем Патриарха Никона, рассчитывая тем самым привлечь в свои ряды и православных людей.

Можно, конечно, следуя этой версии, вообразить и такое: мол, не уйди, Патриарх Никон (превратившийся в «старообрядца») с кафедры, то раскол сам «мало-помалу прекратился бы, и на его место водворилось бы так называемое «старообрядчество» и не было бы никакой «трагедии русского раскола». Таким мечтам могут предаваться «религиозные маниловы», которые думают, что церковные расколы происходят по случайному совпадению частных обстоятельств, а судьба народа зависит от ссоры неистовых протопопов с Патриархом.

15-2. Расколоучители имели сильных покровителей при дворе . Но если фантазии и мечты оставить на долю раскольников и вновь обратиться к фактам, то следует отметить, что борьба с раскольниками в первые годы велась крайне непоследовательно, что и послужило распространению их измышлений. Решения Соборов 1650-х годов фактически не выполнялись, потому что главари раскола находили себе защитников, как в царском дворце, так и у некоторых архиереев . Так например, скрывающийся от властей протопоп Неронов в 1655 г. остановился прямо у царского духовника Стефана Вонифатьева, а в1657 г. он же, но уже инок Григорий, отсиживался в Москве на подворье Рязанского митрополита Илариона, того самого, который был когда-то женат на сестре Коломенского епископа Павла и ненавидел Патриарха Никона по личным причинам. На Царя давление оказывала царица Мария Ильинична, да и сам он не мог забыть бывшего любимца, Казанского протопопа, и заставлял Патриарха Никона простить Григория.

В таких условиях Патриарх Никон продолжал начатое дело. В январе 1658 г. он приказал троить алиллуйю и прибавлять «Слава тебе, Боже», то есть восстановил обычай, существовавший на Руси до Стоглавого Собора, о чем свидетельствуют двухвековые споры о сугубой аллилуйе (см. выше, гл. 9). Это было последним его распоряжением по поводу исправления новин в области обрядов. Через полгода 12 июля1658 г. он покинул кафедру. Началась его 8-летняя опала, закончившаяся в 1666 г. судом и ссылкай.

15-3. После ухода Патриарха Никона с раскольниками никто не боролся . После его ухода русские архиереи в течение восьми лет были заняты только тем, чтобы удовлетворить желание Царя: низложить Патриарха Никона и выбрать нового. Бояре желали того же. И потому поощряли раскольников . Так, например, именно для шельмования Патриарха Никона из Сибири был возвращен протопоп Аввакум в 1663 г., когда против Патриарха готовился второй Собор под руководством Паисия Лигарида. Об этом Аввакум откровенно, хотя и не без преувеличений, пишет сам в своем «саможитии» - этом дальнем прообразе «Исповеди» графа Толстого. Из «Жития», несмотря на явные преувеличения и даже выдумки, можно узнать много любопытных фактов и составить представление о психическом складе человека, ставшего символом раскола. Вот как Аввакум описывает свое пребывание в Москве между двумя ссылками.

Как только Аввакум прибыл в Москву, царь велел «поставить его к руке» и милостиво спросил сосланного по его же, царя, указу, протопопа: «Здорово ли, протопоп, живешь? Велел Бог видетца». Протопоп на это отвечает: «Молитвами святых отец наших еще жив, грешник». Он же (то есть Царь) вздохнул (хорошо хоть не расплакался, как Патриарх Никон у Неронова) и иное говорил кое што и велел меня поставить в Кремле на монастырское подворье. В походы ходя мимо двора моево, благословляяся и кланяяся со мною, сам о здоровье меня спрашивал часто; в иную пору, миленкой, и шапку уронил, поклоняся со мною, и давали мне место, где бы я захотел, и в духовники звали, чтобы я с ними в вере соединился».

Итак, у протопопа, одного из самых рьяных единомысленников Ивана Неронова, отлученного от Церкви, Царь благословляется, идучи на войну, при этом роняет шапку; собственный двор ему дает, да не где-нибудь, а в Кремле; мало того, готов вместо своего тогдашнего духовника Лукьяна в духовники взять Аввакума. Затем читаем о том, как за Царем последовал и весь «синклит», бояре и дьяки, и каждый тащил на Аввакумов двор, кто деньги, а кто и провизию («корм ко мне везут да тешат, полну клеть наволокли»). Хотели даже «на Печатный двор посадить» (то есть сделать справщиком книг вместо ученых греков и малороссов). Далее в «саможитии» следует совершенно неожиданная фраза: «Тут было моя душа возжелала (принять предложение), да дьявол помешал». Дьявол помешал, и Аввакум отказался. Царь на него обиделся за очередную челобитную, и неразлучные друзья разошлись: лучший друг, несмотря на заступничество царицы и боярыни Морозовой, сослал Аввакума с семьей в Мезень, и тот по дороге «по городам их, пестрообразных зверей, обличал». Зверями благочестивый протопоп называет русских архиереев. В бытность свою в Москве Аввакум успел пристроить к «духовной дочери своей, боярыне Федосе Морозове» своего друга, юродивого Феодора.

15-4. Распространение раскола в 1658 - 1667. Даже, если в этом рассказе многое преувеличено, все же и из него можно понять, что раскольника встретили с распростертыми объятиями, потому что хотели использовать в борьбе с Патриархом, которого он в течение 10 лет поносил. По всей России все эти годы продолжали свою пропаганду отлученные от Церкви в 1656 г. другие единомысленники Ивана Неронова. Их было немного, но плевелы, ими насаждаемые, падали в подготовленную капитонами почву, и раскол, никем и ничем не сдерживаемый, более того, поощряемый сильными мира сего, разрастался.

15-5. В Москве большим авторитетом пользовался Спиридон Потемкин из смоленских дворян. Выше уже говорилось о том, что архимандрит московского Покровского монастыря Спиридон был связан с Капитоном и покровительствовал ему. Этот влиятельный архимандрит разделял все заблуждения капитоновщины, а потому писал, что своими исправлениями книг Патриарх Никон «устилал путь антихристу». Спиридон написал много подобной лжи и умер в1665 г., за год до окончательно отлучения раскольников от Церкви.

Родственник предыдущего, Ефрем Потемкин, тоже из смоленских дворян, был постриженником Бизюкова монастыря близ Дорогобужа. Поселился он на Керженце , где основал позднее скит «Смольяны» близ г. Семенова, а в описываемое время учил паству, что «антихрист уже явился в лице Патриарха Никона, который осквернил церкви и реки, и жить стало можно только на болотах».

15-6. В Нижегородских пределах распространял ересь капитонов, ученик и земляк Аввакума, игумен Авраамий , управляя Покровским монастырем в селе Лыскове, где когда-то служил священник Иван Неронов. В Новгородских пределах долгие годы безнаказанно сеет раскол еще один игумен, Досифей, начальник Беседного Тихвинского монастыря. На Сейме около Льгова основал скит беглый монах Троице-Сергиевой лавры Иов (1592 - 1681), с 1609 г. постриженник преподобного Дионисия, келейник патриарха Филарета. Впоследствии, уже после Собора 1666-1667 гг. Досифей, его ученик Корнилий, Иов и другие переселяются на Дон . О результатах этой миссии будет сказано ниже, при описании бунта Разина. В Сибири идеи расколатоже беспрепятственно распространялись сосланными из Москвы первоучителями и затем эстафету подхватывали уже местные уроженцы.Так, Авраамий Венгерский (ок. 1635 - ум. после 1702) из тобольских детей боярских и, по сообщению Сибирского митрополита Игнатия, из евреев, стал монахом Троицкого Кондинского монастыря, что на Оби. За противление был сослан в пустынь на р. Исеть, которая впоследствии стала одним из центров урало-сибирского «старообрядчества». В Соловецком монастыре монахи отказались служить по новым книгам еще в 1658 г., а под их влиянием находилось все Поморье , но ни церковные власти, ни Царь на это должного внимания не обращали, полагая, что главный враг у них - Святейший Патриарх Никон, а вовсе не противники и хулители Церкви.

15-7. Такова география раскола (см. карту 1 ): Москва; Керженец и Нижний Новгород (где давно ходили капитоны и в 1630-е годы возник первый кружок «ревнителей благочестия»), Черниговщина и Дон (где скоро вспыхнул бунт Разина); Соловки и Поморье, весь север и Сибирь (где с начала 1670-х годов заполыхали гари - массовые самосожжения совращенных изуверами людей). Основные центры раскола окончательно сложились к концу XVII в., но получили свое начало и окрепли за те восемь лет - с 1658 г. по 1666 г., - когда вынужденный царем и боярами к уходу с кафедры Патриарх Никон подвергался непрерывной травле. Можно сказать, что Священноначалие, Царь и боярство, не только не предпринимали необходимых мер к прекращению раскола, но, видя в раскольниках союзников в борьбе с Патриархом Никоном, фактически сами способствовали его распространению. Они опомнились лишь летом 1666 г. В ожидании приглашенных для Суда над Патриархом Никоном Восточных патриархов, в Москве начал свою работу Большой Московский Собор, деяния которого имели громадное значение для всей последующей истории Церкви и нашего Отечества. О Суде над Патриархом Никоном см. в Приложении, а здесь мы скажем лишь о том, что касается раскольников.

ДЕЯНИЯ СОБОРОВ 1666-1667 гг.

15-8. С уходом Патриарха Никона в России начался период междупатриаршества. Он длился с 12 июля1658 г. по декабрь1666 г., и за это время все собираемые Соборы (1660, 1663) занимались только одной проблемой: как низложить Патриарха Никона и выбрать нового. Так как судить своего Патриарха одни русские архиереи не могли, то Царь Алексей Михайлович решил пригласить в Москву Восточных патриархов, на суд которых Царь хотел передать и вопрос о расколе. Из четырех патриархов согласились приехать два: Антиохийский патриарх Макарий (участник Соборов 1655 и 1656 гг.) и Александрийский Паисий. Они ехали в Россию кружным путем через Кавказ на Астрахань и далее вверх по Волге. Дело затягивалось, и потому Царь решился собрать Собор из одних русских архиереев в начале1666 г., так как вопрос о расколе они могли рассматривать самостоятельно.

15-9. По прибытии в Москву патриархов в декабре 1666 г. начался Собор, который теперь в литературе называется Большим Московским. Он закончился в мае1667 г. В общей сложности эти Соборы длились более года то есть длился чуть более года. По содержанию рассматриваемых на этих Соборах вопросов их Деяния можно разделить на несколько основных тем:

1) суд над раскольниками и отлучение их от Церкви Собором в составе одних русских архиереев на заседаниях с 29 апреля по конец августа1666 г. Итоговый документ: «Наставление благочиния церковного» от 2 июля1666 г.;

2) суд над Патриархом Никоном и его низложение при участии двух Восточных патриархов Макария и Паисия с 2 ноября по 12 декабря1666 г. Итоговый документ: «Объявление о низложении Никона»;

3) избрание нового патриарха Иосифа и его посвящение (интронизация) с 31 января по 10 февраля1667 г.;

4) обсуждение распоряжений низложенного Патриарха Никона , одобрение одних, осуждение и отмена других, с 26 февраля1667 г. Итоговые документы: Постановления;

5) обсуждение «Наставления» с осуждением раскола , принятого русскими архиерееями в1666 г., его утверждение. Итоговый документ: «Изречение, или Предел» с анафемой на непокорников и хулителей от 13 мая1667 г.

Деяния этих Соборов подробно изложены в «Истории Русской Церкви» митрополита Макария (Булгакова) (Кн. 7, гл. III). Здесь расскажем только о тех из них, которые связаны с осуждением раскольников, то есть рассмотрим 1 и 5 пункты.

Деяния Собора русских архиереев в 1666 г.

5-10. Перед Великим постом1666 г. по грамотам Царя в Москву съехались 10 архиереев: 5 митрополитов и 5 архиепископов. Они решили, что до того, как станут судить других за уклонение в раскол, должны удостовериться, что пребывют в единодушии, а потому архиереи дали ответы на следующие вопросы:

1) признают ли православными четырех Вселенских патриархов?;

2) признают ли правильным решение Московского Собора1654 г. (бывшего при Патриархе Никоне) совершать богослужение по книгам греческим и русским древним?

15-11. Такие вопросы были поставлены потому, что раскольническое учение состояло именно в том, что греческие книги-де испорчены и наполнены ересями, и сами Восточные патриархи, находясь под игом неверных (магометан-турок), уклонились от Православия; что русские церковные книги, напечатанные до Патриарха Никона, во всем исправны, православны и не требовали исправления и что Московский Собор1654 г., определивший их исправление, есть Собор незаконный, потому-де, что русские архиереи поставили свои подписи только из-за страха перед Патриархом Никоном, то есть вынужденно, а на самом деле, мол, теперь вовсе не против восстановления «старой веры».

15-12. Подозреваемый в расколе епископ Александр Вятский. С этим епископом связано очередное предание, опять же изложенное бывшим диаконом Федором: будто в1674 г. Вятский епископ Александр «отрекся от новозакония их, и остави епископию, отъиде в монастырь свой на Вычегду, и каялся до смерти о прежнем своем поползновении, заеже сообщися с ними». Эта выдумка Федора, как и все остальные его «предания», благодаря П.И.Мельникову-Печерскому стала известна всему свету. В своем романе «В лесах» он ее воспроизводит, как достоверный факт. Да кто же усумнится в сказанном самим П.И.Мельниковым? Никто.

15-13. Теперь от «преданий» перейдем к фактам. Вятский епископ Александр (1603 - 1678) сначала был рукоположен в епископа Коломенского самим Патриархом Никоном (в1655 г. на место сосланного Коломенского епископа Павла). До этого 4 года он был игуменом того самого Спасо-Каменного монастыря, где с 1653 по1655 г. находился в ссылке зачинщик раскола, глава нижегородских и московских «ревнителей благочестия», Иван Неронов. В 1657г. епископ Александр был переведен во вновь открытую Вятскую епархию. Он был этим чрезвычайно недоволен и питал к Патриарху Никону личную вражду. Но главное, конечно, было не в этом, а в сочувствии к движению «ревнителей благочестия». О своем несогласии с «реформами» епископ Александр стал говорить только после ухода Патриарха Никона с кафедры и, возможно, надеялся переломить ситуацию в пользу своих друзей. Он стал хулить исправление святого Символа, новопечатные книги и иные чины церковные и сколько мог покровительствовал расколоучителям, а они - возложили теперь уже на него свои надежды на успех в затеянном деле. Так например, в начале1666 г. выяснилось, что именно у него, на Вятке, скрывается один из раскольников, бежавший из Москвы игумен Златоустовского монастыря Феоктист, и при этом держит у себя в келье «развратные письма». Тогда же была составлена «Роспись, что взято у Феоктиста чернца книг и писем».

15-14. Раскольнические «развратные письма» . Стоит остановиться на этой истории с «развратными письмами». Интересно отметить, что еще до Большого Московского Собора 1666 - 1667 г. таких антицерковных сочинений было написано уже более 80 и в них авторы совершенно открыто хулили Церковь, Божественные Таинства и священство, призывали православных людей не ходить в храмы, не крестить детей и не причащаться. После1667 г. раскольники понаписали подобных книг и писем без числа и распространяли их путем переписывания среди православного населения, явившись первыми диссидентами и журналистами на Святой Руси. С тех пор это «журналистское семя», как мы знаем, чрезвычайно умножилось и попрежнему ратует за «свободу информации», то есть свободу распространять любую ложь и злостную клевету. Теперь «развратные письма» раскольников называются «старообрядческой литературой»; а имена их сочинителей занесены на скрижали «Словаря русских книжников». В советское время усилиями «Пушкинского Дома» в Ленинграде сочинения некоторых из них, главным образом, обожаемого нашей интеллигенцией за неистовость Аввакума, были изданы большими тиражами с научными комментариями. Однако в XVII в. на «развратные письма» еще многие смотрели по-другому.

15-15. Все десять участников Собора на поставленные вопросы ответили утвердительно и таким образом единодушно засвидетельствовали верность Вселенскому Православию и решимость продолжать начатое при Патриархе Никоне дело. Ответы на эти вопросы определяли также отношение участников Собора к тем лицам, коих они должны были судить за противление Церкви и принадлежность к расколу. Каждому из них в первую очередь они задавали те же два вопроса.

15-16. Первое заседание Собора 29 апреля 1666 г. в царской столовой палате открылось речью самого Царя Алексея Михайловича и из нее можно понять, что душепагубные расколы распространились по всему Царству и что учение расколоучителей было богохульным. Царь сказал: «И мы узнали, что оно (учение) содержит следующие хулы: нынешняя Церковь не есть Церковь, Тайны в ней Божественные - не тайны, крещение - не крещение, архиереи - не архиереи, учение неправедное - и все в ней скверно и неблагочестиво . Многие скудоумные заразились этим лжеучением и, как бы обезумев, уклонились в нововозникшие сонмища , отвергли крещение, не исповедуют своих грехов иереям Божиим, не причащаются Животворящим Тайнам и совсем отчуждились от Церкви и от Бога ». Таким образом, Царь Алексей Михайлович кратко и ясно изложил положение в Церкви, хорошо известное всем, и просил архиереев исполнить свой пастырский долг, во всем разобраться и вынести свое суждение, чтобы за свое нерадение и небрежность не отвечать им пред Богом в день Страшного суда.

15-17. Чтобы не соблазняться сентиментальными воздыханиями о «невинно гонимых за веру» раскольниках, как это делают и ныне некоторые чада Русской Православной Церкви, нам тоже надо помнить о Страшном суде, честно ответить на поставленные архиереями вопросы и осознать, что такие хулы, - не детские игры, что раскольники их повторяют вот уже 350 лет, что видеть в их упорстве стойкость, а в неистовстве ревность по вере, - значит стать соучастником их хуления.

15-18. Теперь скажем о том, кого же судил этот Собор1666 г. Как подозреваемый в противлении Церкви и принадлежности к расколу, епископ Александр Вятский на первые два заседания Собора не был приглашен. Поэтому на третьем заседании он был вызван первым. После разъяснения его недоумений и сомнений другими архиереями, епископ Александр написал покаянный свиток, высказал свое исповедание, заверил, что признает всех Восточных патриархов православными и приемлет решения Собора1654 г. Митрополит Макарий предполагает, что своим покаянием этот епископ подал добрый пример своим единомышленникам. Из них на Собор были вызваны 12 наиболее злостных расколоучителей, отчасти нам уже знакомых. Среди обвиняемых в расколе было: 8 монашествующих (в том числе 1 архимандрит, 2 игумена и два бывших протопопа), 3 протопопа и 1 диакон. Перечислим их, объединив по месту их «духовного» происхождения, и выясним, откуда вышли наиболее активные и влиятельные «ревнители благочестия» (Нижний Новгород, Смоленск, Суздаль и Соловецкий монастырь):

Нижегородские и московские ревнители : 1) первый виновник раскола иеромонах Григорий (Иван Неронов ); 2) бывший архимандрит Спасского монастыря в г. Муроме Антоний ; 3) бывший строитель Покровского монастыря в селе Лыскове Авраамий ; 4) ученик Неронова игумен Златоустовского монастыря в Москве Феоктист ; 5) привезенный из Мезени протопоп Аввакум ; 6) ученик Аввакума, диакон Благовещенского собора Федор Иванов.

Смоленские ревнители: 7) из смоленских дворян, постриженник Бизюкова монастыря, монах Ефрем Потемкин (его родственник архимандрит московского Покровского монастыря Спиридон Потемкин умер за год до Собора); 8) иеромонах того же Бизюкова монастыря Сергий Салтыков; 9) бывший смоленский протопоп, уставщик Симонова монастыря, Серапион.

Суздальские ревнители : 10) суздальский поп Никита Пустосвят; 11) суздальский поп Лазарь.

Соловецкий ревнитель : 12)монах Соловецкого монастыря Герасим Фирсов .

15-19. Рассмотрению дела каждого раскольника посвящалось отдельное заседание Собора. Сначала человек должен был ответить на два вопроса: признает ли греческих патриархов православными? признает ли русских архиереев православными? Все сначала отвечали на эти вопросы отрицательно и мотивировали свое непризнание Вселенского Православия тем, что: «греческие патриархи неправославны, потому что содержат обливательное крещение и троеперстие, а русские архиереи неправославны, потому что учат вопреки церковным догматам о Символе веры (изъяли «истиннаго»), об аллилуйе (велят петь трижды), о двоеперстии -«все мерзко, нечестиво и хульно, по прельщению от сатаны». После таких ответов архиереи долго увещевали каждого (иногда не безуспешно), зачитывали хуления из их собственных сочинений, опять увещевали и умоляли к обращению чаще всего под сопровождение нестерпимых ругательств, изрыгаемых на них обвиняемыми. Увещания повторялись многократно в течение месяца и лишь после этого Собор вынес свои определения отдельно по каждому обвиняемому.

15-20. Отреклись от своего богохульного учения и покаялись 10 человек: непостоянный Неронов (он уже каялся ранее); его ученик игумен Феоктист; монах Ефрем Потемкин, иеромонах Сергий Салтыков; суздальский поп Никита; архимандрит из Мурома Антоний; строитель из Лыскова Авраамий; уставщик Серапион; соловецкий монах Герасим Фирсов. Архиереи поверили их раскаянию и каждого направили для вразумления в разные монастыри. Но из 10 раскаявшихся трое покаялись притворно, чтобы иметь возможность бежать из назначенных им для исправления монастырей. Таковыми клятвопреступниками явились: суздальский поп Никита; иеромонах Сергий Салтыков (оба в1682 г. возглавили бунт стрельцов в Москве) и ученик Аввакума диакон Федор. Православными умерли остальные 7 человек, а эти трое были отлучены от Церкви в1667 г.

15-21. Не раскаялись двое: Аввакум и Лазарь. Аввакум в ответ на увещания весь Собор объявил неправославным, пребывая в ожесточении, изрыгал хулы и ругательства. Отказался покаяться и за это был лишен священства и предан анафеме. По царскому указу от 14 мая1666 г. Аввакум был сослан в Пустозерск. В результате широко развернутой раскольниками пропаганды эта мера многими людьми воспринимается, во-первых, как крайне жестокая, а во-вторых, как гонение за веру (веру в кого, не уточняется). Чтобы у таких гуманистов и правозащитников не возникало сомнений в правомерности по сути даже запоздавшей меры, приведем здесь образчики высказываний Аввакума из его «развратных писем». О православных людях он писал в «Книге всем горемыкам»: «Никониане нечестивы, богоотступны и богомерзки… И все это сделал Никон еретик… Мерзки книги и догматы его, и укрепляющие их ученики его ненавидимы суть от Христа Бога и Святых Его».

15-22. В послании к горемыке Симеону Аввакум писал о троеперстии: «Всяк крестивыйся тремя персты изумлен (то есть безумен). Тяжела просыпка пившему чашу ту (полну мерзости чашу Апокалиптической блудницы), триперстную бл…». Об именословном перстосложении, коим наши пастыри благословляют, писал так: «А перстосложение именословное - предание врага и адова уза, Малаксы протопопа… Кому Малакса поп на чело наложит, тот не проснется до судного дня». «Никониане из церкви все выбросили и жертву переменили, молитвы и пение («зело Богу гнусно нынешнее пение»), все на антихристово лице устроили; дети антихриста, отцу своему угождающие путь, предтечи его жиды богоубийцы» (Сочинение о Мельхиседеке). А потому, этот кумир раскольников учил своих поклонников не ходить в церковь, и воинственные безбожники 30-х годов во главе с Емельяном Губельманом-Ярославским могли бы только позавидовать силе ненависти этого агитатора к Церкви. «Лепо есть ныне от Никонианския богомерзкия службы бегати и уклонятися, и ненавидети, и гнушатися, еретических книг не прочитати, и учения, и чтения, и пения их не слушати, и к сборищам их не ходити».

15-23. Эта ненависть, естественно, переносилась и на все церковные святыни. Так, Аввакум учил не только не чтить освященную в православных храмах воду, но, если священник придет в дом и окропит в дому святой водой («водою намочит»), то по уходе его надругаться над святынею («надобно после него вымести метлою»). Эту ненависть к освященной воде ученики Аввакума сохранили до наших дней и требуют, чтоб священники не освящали общественные здания (например, армейские казармы), потому что для солдат-«старообрядцев» после этого в такой казарме находиться нестерпимо. Наконец, Аввакум запрещал «старообрядцам» причащаться Божественных Таин: «Аще кто причастится неволею Никонианския жертвы, таковый с верными не сообщается шесть месяц и плачется пред верными греха своего ради». В «Книге всем горемыкам» этот основатель поповства писал: «Причаститися без попа можно святым камканием (комкание - значит причащение); робенка и мирянин причастити может» (что и стали делать в некоторых толках беспоповцы).

15-24. В постановлениях Московского Собора об Аввакуме сказано следующее: «предста блядословный Аввакум, бывший Юрьевца Повольского протопоп, иже в прешедших летах послан на заточение бяше в Сибирь за расколы, мятежи и лжеучения и паки оттуду милосердием скипетродержца (то есть Царя Алексея Михайловича) свободися, но не преста своего зломыслия и лжеучения словом и писанием разсевати и простыя чады прельщати, от единства святыя Восточныя православно-кафолическия Церкви отверзая. Писа бо хулы на святого Символа исправление, на триех первых перстов в креста воображении сложение, на исправление книжное и на исправителя, на согласие пения церковного, оклевета же и священники московские, аки неверующие во Христа вочеловечьшася, и не исповедующие Его воскресения… возбраняя православным христианом от священников».

Решение о суздальском попе Лазаре, дело которого рассматривалось уже в августе1666 г. Собор не вынес, посчитав за лучшее дождаться приезда Восточных патриархов и все еще надеясь, что Лазарь одумается. Нет смысла повторять хулы, произносимые Лазарем - они столь же богомерзки.

15-25. В своем «Наставлении» отцы Собора 1666 г. писали: «Многие невежды не только из простых, но и из священных лиц, одни по неведению Божественных Писаний и порочной жизни, другие, по-видимому и добродетельные, но надменные самомнением и считая себя мудрыми, хотя исполнены всякого бессмыслия, третьи, увлекаясь ревностью не по разуму, возмутили души многих неутвержденных иные словом, иные письменно… В Москве люди, имеющие средства, держат по домам своих вдовых священников,… часто пришлых из других епархий, запрещенных и даже лишенных сана (так зародилось беглопоповство - авт. ), чтобы только не ходить в церкви, где совершаются церковные службы по новопечатным книгам. Между многими в народе распространено мнение, будто церкви, и чины, и таинства, и последование церковное осквернены многими ересями и антихристовою скверною ». Затем они изложили «заповеди»: 1) чтобы священники учили паству покоряться святой Восточной Церкви и совершали службы по новопечатным книгам; 2) чтобы просфорницы печатали просфоры печатию четвероконечного креста; 3) чтобы крестное знамение на себе творили тремя первыми перстами правой руки, «якоже и ныне видим мужей-поселян неизменно, из древнего обычая, тако знаменующихся тремя первыми персты»; 4) чтобы священники благословляли перстосложением именословным.

15-26. Таким образом, подытоживая результаты Собора 1666 г., следует, во-первых, отметить, что никаких проклятий и хулений на «старые обряды и книги» Православные архиереи не произносили, в то время как раскольники на «новые обряды и книги» произносили хулы громогласно; во-вторых, никаких общих определений по расколу не было сделано : судили 12 человек, от Церкви отлучили одного Аввакума, и по царскому указу он был сослан в Пустозерск. Составленное на этом Соборе «Наставление» было приказано списывать священникам и держать в своих храмах. В результате столь мягких решений раскол еще более распространился и окреп, особенно в Соловецком монастыре и на Дону, куда многие «ревнители» побежали совращать всегда недовольных московским правительством казаков. Через два года вся страна была охвачена разинщиной, а в Соловецком монастыре те же разинцы возглавили оборону против царских войск. Таковы были последствия частных и неопределенных решений Собора русских архиереев.

Анафема на непокорников и хулителей Церкви в 1667 г.

15-27. Весной1667 г. Большой Собор вынес окончательное решение в отношении непокорников и хулителей Церкви в своем «Изречении, или Пределе». В нем, во-первых, было дословно повторено «Наставление», выработанное русскими архиереями летом1666 г., а затем от имени всего собора произнесена анафема.

АНАФЕМА

(Дополн. к Актам истор. Т.V, с. 487, цитировано по книге «Анафема», 1998, с.211-212).

«… кто не послушает нашего повеления и не покорится святой Восточной Церкви и сему освященному Собору или начнет прекословить и противиться нам, мы такового противника данною нам властию от Всесвятаго и Животворящаго Духа, аще будет от освященного сана, извергаем и проклятию предаем, аще же от мирскаго чина, отлучаем и чужда сотворяемот Отца и Сына и Святаго Духа, и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника и от православного всесочленения и стада и от Церкве Божия отсекаем, яко гниль и непотребен уд, дондеже вразумится и возвратится в правду покаянием. Аще же кто не вразумится и не возвратится в правду покаянием, и будет в упрямстве своем до скончания своего, да будет и по смерти отлучен и не прощен, и часть его и душа со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы и со Арием и с прочими проклятыми еретиками;железа, камение и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будет не разрешен и неразрушен и яко тимпан, во веки веков, аминь» .

Митрополит Макарий (Булгаков) писал свой труд по истории Церкви в те годы, когда уже началась кампания по борьбе с «клятвами» Собора 1667 г., который, как уверяли себя и сочувствующих им либералов раскольники, будто бы проклял не хулителей Церкви (об этом в XIX в. в обществе говорить было не принято), но «старые обряды» и «старопечатные книги». Поэтому Преосвященный Макарий был вынужден почти оправдываться, постоянно подчеркивая, что ни на одном Соборе «старые обряды и книги» не подвергались ни поношению, ни даже осуждению, что речь шла только о людях , самих себя уже отторгнувших от Церкви.

Анафемствования были произнесены в 1667 г. на ЧЕТЫРЕХ человек: Аввакуму (уже сосланному в Пустозерск), диакону Федору Иванову (покаявшемуся в 1666 г. и вскоре отрекшемуся), попу Лазарю (сосланному в Пустозерск еще в 1665 г. и вызванному на Собор 1666 г.) и чуть позднее монаху Соловецкого монастыря Епифанию . Лазарь был расстрижен 17 июня1667 г. На вопрос патриарха Иосифа и русских архиереев: «Подобает ли еретиков и раскольников наказывать градским законом или только церковным наказанием?» патриархи Паисий и Макарий отвечали: «Ей, подобает наказывать их и градскими казнями». При этом они сослались на практику Вселенских Соборов. Так, «на II Вселенском Константинопольском Соборе, бывшем на духоборца Македония, были извержены и прокляты 36 злочестивых епископа, и богоносные отцы определили наказать их градскими казнями. И повелением царя Феодосия их били говяжьими жилами, позорили, возили по торжищу, а потом сослали в Сирию, где они и скончались. На IV Вселенском Соборе в Халкидоне 630 богоносных отцов вместе с царем повелели истребить огнем злочестивые книги еретиков Диоскора и Евтихия и их последователей, а их самих наказать говяжьми жилами и темницами. После V Вселенского Собора на Оригена и его единомышленников одним еретикам отрезали языки, другим отсекли руки, иным уши и носы и сослали в заточение до конца жизни». Этот ответ Восточных патриархов был принят всем Собором и внесен в книгу соборных деяний.

15-28. В соответствии с этим ответом отлученные и проклятые весной1667 г. Феодор, Лазарь и Епифаний перед ссылкой были подвергнуты казни: у них были вырваны языки за то, что они прилюдно на площадях читали свои хульные сочинения. Лазарю отрубили и правую руку, которою он писал. 27 августа они были отправлены в Пустозерск, где уже год в тюрьме находился Аввакум. Они были сожжены через 15 лет по указу царя Феодора Алексеевича за то, что в своей челобитной к нему ругались над памятью отца его, царя Алексея Михайловича, уверяя, что он находится в аду.

15-29. Об отлучении еретиков и раскольников Собор тогда же возвестил народу в Успенском Соборе Кремля и эта анафема (отлучение) Аввакума, Лазаря, Федора и Епифания и их последователям в последующие годы стала читаться во всех храмах в Неделю Православия. В Новгородском синодике Чина Православия (1690 г.) анафемствование изложено так: «Бывый протопоп Аввакум, поп Лазарь, Феодор росдиакон и соловецкого монастыря бывый чернец Епифанец развратницы правому учению, хульницы на новоисправленныя книги, непокоряющиеся святому Собору и пособствующие им и приемлющие лжеучения их , да будут прокляты».

15-30. Собор 1667 г. одобрил тогда же написанную против раскольничьего учения книгу «Жезл правления». Прошло 15 лет, и в 1682 г. Москве произошел бунт стрельцов. Церковь произнесла новое особое анафематствование на главных возмутителей за публичное кощуественное поругание святынь Церкви и призывы к свержению гражданской и церковной власти . С того времени в Неделю Православия читали анафему еще и на Никиту Суздальца, Сергия Нижегородца, Савватия Костромитянина, Дорофея, Гавриила и их соумышленников. Тогда же патриарх Иоаким написал второе противораскольническое сочинение «Увет духовный», тоже одобренный Собором. Обе эти книги, как свидетельствует в своем «Розыске» Святитель Димитрий, повсеместно уничтожались раскольниками.

Почему Церковь осуждала раскольников за двоеперстие

15-31. Повторим отчасти уже сказанное в главе о влиянии несториан и армян-монофизитов на православное население русских окраин в период владычества Золотой Орды. «Староверы»-поповцы вступились за «старые обряды», и двоеперстие стало символом всего СТАРООБРЯДЧЕСТВА , поэтому раскольники любили поднимать вверх руку со сложенными двумя перстами в знак своей победы. Так изображена на картине Сурикова боярыня Морозова. Точно так же возмутители бунта1682 г., чуть не удушившие в Грановитой палате в присутствии царской семьи Холмогорского епископа Афанасия, после навязанного ими «диспута о вере» посчитали себя победителями и шли по Кремлю с высоко поднятыми вверх руками и двумя сложенными перстами. Во всех тайных обществах жесты имеют огромное значение, чтобы адепты могли узнать друг друга в толпе профанов. Например, для масонов их символом и знаком победы является тот же жест высоко поднятой руки с растопыренными в виде латинской буквы «V» теми же двумя пальцами. Ныне этот жест усвоило все мировое сообщество.

15-32. Церковь само перстосложение при крестном знамении не относит к догматам веры, а потому не считает ни двуперстие, ни троеперстие ни православным, ни еретическим. Однако, в эпоху Вселенских Соборов еретики тому или иному числу перстов так или иначе сложенных придали тот смысл, который оправдывал их ересь. Усвоенное ими перстосложение становилось символом той или иной ереси и потому отвергалось православными. Двумя сложенными вместе перстами крестились несториане и армяне, еретики IV - V веков, и с тех пор для православных греков двоеперстие стало неприемлемым. Трудно представить себе, чтобы при Крещении Руси в конце X в. греки научили русских креститься так, как крестятся еретики. Но сами раскольники и некоторые ученые утверждают, что двоеперстие было принесено на Русь изначально, а троеперстием греки заразились от латинян, которые, как известно крестное знамение совершают всей ладонью. Споры вокруг того, что древнее: двоеперстие иди троеперстие, можно думать, никогда не завершатся, но и вести их не имеет никакого смысла. Точно известно одно: в XVI в. на Руси одни крестились тремя перстами, другие - двумя. Стоглавый Собор в1552 г. отдал предпочтение двоеперстию и анафемствовал тех, кто придерживался троеперстия. В XVII в. во всех Православных Поместных Церквах (Иерусалимской, Александрийской, Антиохийской и Константинопольской), а также в их митрополиях (в Сербии, Болгарии, Малороссии, на Кипре и на Афоне), словом, во всем Православном мире крестное знамение христиане совершали тремя перстами, в чем убедился посланный в1649 г. на Восток келарь Троице-Сергиевой лавры Арсений Суханов, сам сторонник двоеперстия. И позднее, когда русские раскольники-беглопоповцы искали себе «старообрядческого» архиерея, для чего объездили полсвета, они не нашли нигде двоеперстия, кроме, конечно, армян и несториан.

15-33. Так как в то время, когда на Соборах было решено изменить чины и обряды, именно Восточные патриархи во многом определяли мотивировку того или иного изменения, то благодаря им в решениях Соборов 1656 г. и 1667 г. принадлежность двоеперстия еретикам армянам и несторианам была главной причиной для отказа от него. При увещевании раскольников наши архипастыри в те времена приводили именно этот довод, в чем можно убедиться, читая утвержденные Соборами книги «Жезл правления», «Увет духовный», «Послания» Сибирского митрополита Игнатия и «Розыск» Святителя Димитрия.

15-34. Раскольники, как уже было сказано, выдвинули контр-довод: мол, еретики-греки заимствовали троеперстие у латинян, с которыми находятся в унии, и посему объявили троеперстие (как впрочем и все, что они называли «новывми обрядами») «латинскою ересью», то есть придали перстосложению силу догмата, чего Церковь изначально не знала.

15-35. Со временем, уже в XVIII в., русская Церковь, настаивая на троеперстии, более четко изложила свое отношение к двоеперстию. При Петре I некоторые раскольники или не желая платить двойной подушный оклад, или утомившись от пребывания вне Церкви, но и не желая отказаться от своих пристрастий, объявляли о своем повиновении Церкви и принятии всех церковных таинств, но продолжали крест на себе изображать двумя перстами. Церковь таковых не признавала за искренно раскаявшихся и попрежнему считала раскольниками. Разъяснение было дано в «Увещевательных пунктах», изданных Святейшим Синодом 14 июля1721 г.:

15-36. «Церковь образ перстосложения, и двуперстный, и трехперстный, имела за вещь среднюю (там же объясняется, что «к средним вещам принадлежат церковные обряды или церемонии, которые искони не были, но по времени благочинно введены, иныя и переменены, иныя же и оставлены, и бывает в одной Церкви один, а в другой другий чиновний обычай, без всякого раздора со всецелым единоверием и в благочестии согласием»), но раскольники противятся за тое, они образ сложения перстнаго, каков они полюбили, ставят за догмат веры , и каков в нашем обычае видят (троеперстие), ставят за ересь . И уже сделали свой образ сложения злым; не аки бы он сам собою зол был, но яко свидетель есть их непокорной, злой, немиролюбивой и гордоеретичествующей совести . И того ради, аще кто не похощет образ сложения раскольнического переменити, можно знать, что он безответно упрям и непокорив пребывает и не с доброю совестию , но лукаво, лицемерно и коварно приходит к церковному соединению» (Анафема, с.228-229). Нечто подобное случилось с таким символом, как свастика. Он не был «сам собою зол», но стал таковым, когда его в ХХ столетии использовали фашисты. Теперь кто бы ни употреблял его, свастика ассоциируется со злом (фашизмом) и никакие ссылки на его изначальную непорочность не могут в глазах людей обелить тех, кто из упрямства или немиролюбия взял этот символ для своего движения.

15-37. В этих «Увещевательных пунктах» 1721 г. точно так же, как и в Постановлениях Соборов 1656, 1666 и 1667 годов нет и следа поношения двоеперстия или хулы на какие-либо обряды . Выражен ясный взгляд на саму сущность раскола - духовное повреждение , гордоеретическая совесть у тех, кому Церковь не Мать, кто не желает смириться и проявить послушание. Можно понять тех, кто родился в раскольнической среде и для которых отказ от двоеперстия означает отказ от «веры отцов». Но в наше время ненавистниками Церкви иногда становятся люди недавно воцерковившиеся, и на примерах таких «новых старообрядцев» можно с особенной ясностью видеть, что причина отступничества заключается в психическом складе и духовном повреждении человека. Люди непокорные, мятущиеся и с самомнением, после крещения спешат стать «чистыми», их раздражают малейшие недостатки в Церкви и они становятся не чадами ее, но судьями . Непокорность вызывает резкий протест против церковной иерархии и побуждает искать место, где можно поступать по собственному разумению. Самомнение и ощущение собственной «святости» гонит их из православных храмов, наполненных грешниками, туда, где можно ощутить свою «избранность ». В светской жизни такие люди пополняют ряды мятежников, в религиозной - или сами организуют секты, объявляют себя «христами» и «богородицами», или бегут перекрещиваться к «хранителям древлего благочестия». Точно так же в древности люди становились новацианами , донатистами , а в средневековой Европе - катарами , альбигойцами , вальденсами и богомилами . Те же самые мотивы - протест против иерархии и обличение церковных недостатков - составляли зерно протестантского движения, затеянного в XVI в. Лютером.

15-38. Важно сознавать, что точно те же побудительные мотивы психологического характера лежат в основе поступков новейших протестантов-раскольников, известных под названием «неообновленцы ». Духовное родство «старообрядцев» и «неообновленцев» трудно представить, главным образом, благодаря гипнозу слов «старый» и «новый», имеющих противоположный смысл. Освободиться от этого гипноза помогает сопоставление идеологичеких и психологических установок раскольников за все время существования Апостольской Церкви Христовой.

15-39. Строгий и бескомпромиссный подход к раскольникам, с канонической точки зрения единственно верный, русская Церковь сумела сохранить до 1764 г., когда, протестантка по рождению и воспитанию, императрица Екатерина II отобрала у Церкви и монастырей земли, а затем заставила Святейший Синод изменить и отношение к русским протестантам-раскольникам. Анафемствование раскольникам за двуперстное их сложение должно было прекратиться в 1763 г. Касательно лиц, знаменовавших себя двуперстно, последовало особое распоряжение правительства. На общей конференции Святейшего Синода и Правительствующего Сената было решено, что «которые православной церкви не чуждаются и таинства церковные от православных священников приемлют, а только двоеперстным сложением, по своему неразумению , крестятся, те в надеянии таком, что они, будучи не отлучены от правоверных, совершенно нашу православную веру познают, а свое не по разуму упрямство оставят и во всем Церкви святей согласны будут, от входа церковного и от таинств не отлучать и за раскольников их не признавать». И об этом были разосланы указы духовенству. Так началось движение к единоверию .

15-40. Заканчивая главу о Деяниях Соборов 1666 и 1667 годов, сразу скажем о том, что «клятвы», или анафемы, положенные этими Соборами на непокорников и хулителей Церкви в настоящее время считаются отмененными. История отмены «клятв» подробно изложена в главе о единоверии (№ 20). «Староверы» трактуют отмену «клятв на старые обряды» как свою победу, как признак своей правоты и в то же время не признают эту отмену полноценной. Для чего они добиваются отмены отлучения от той Церкви, которую сами прокляли и считают безблагодатной, остается неясным, но в одном они правы: их усилия оказались тщетными, потому что по смыслу «клятв» 1667 г. они так и остались под «клятвами», то есть отлученными от Церкви Христовой. Анафемы на непокорников и хулителей Церкви сохранили свою силу в отношении ко всем остающимся в расколе. Они распространяются и на тех, кто им пособствует, как это следует из текста «клятвы»:

«Хульницы на новоисправленныя книги, непокоряющиеся святому Собору и пособствующии им и приемлющие лжеучения их, да будут прокляты, дондеже вразумятся и покаятся».

1666 год в Европе ожидали с трепетом - слишком много пророчеств было связано с этим числом, русские же, если верить историкам, воспринимали его наступление более спокойно. Тем не менее, именно в этом году произошло одно из важнейших для истории Российского государства событий - раскол Православной Церкви.

Вообще, XVII век вошел в историю Русской Церкви под названием "Век Патриаршества". Учрежденное церковными Соборами в конце XVI столетия (1589-1593), оно просуществовало немногим более 100 лет и было фактически упразднено с кончиной патриарха Адриана в 1700 году. В 1721 году император Петр I ввёл "Духовный регламент" - законодательный акт о реформе церковного управления. Согласно "Духовному регламенту" Церковь подчинялась государству, а вместо патриаршества учреждался специально созданный Святейший Синод. Церковь оставалась без Патриарха более двухсот лет , называясь "вдовствующей". Это время в истории Церкви называют "синодальным периодом".

Московский митрополит Макарий (Булгаков) писал: "Русский митрополит по власти и значению в своей Церкви вполне равнялся Патриархам и даже превосходил их, ему недоставало только Патриаршего имени". Патриаршество практически не изменило существовавшую на Руси систему церковной власти и ее отношений с властью светской, но придало ей новое, более высокое звучание. Патриарший сан Предстоятеля Русской Церкви поднимал международный авторитет и Русской Церкви, и Русского православного государства.

Итак, в 1666 году было собрано два Собора , посвященных разногласиям церкви. В результате патриарх Никон был обвинен в хуле на царя и Русскую церковь, самоуправстве, жестокости по отношению к подчиненным, лишен сана и отправлен в ссылку. Протопоп Аввакум был расстрижен и предан анафеме, как и другие раскольники. Произошло это 26 мая, 340 лет назад.

Низложив Никона, собор избрал на его место нового патриарха, Иоасафа, архимандрита Троице-Сергиевой лавры. Затем приступили к решению вопросов, вызванных церковной реформой.

Реформа была выгодна многим. Восточным патриархам она была весьма по душе, так как проводилась в согласии с греческими новыми книгами и закрепляла их главенство в вопросах веры, утверждала их духовный авторитет, к тому времени на Руси сильно поблекший. Государственная власть тоже видела свою геополитическую выгоду в реформе. И Ватикан в реформе православной Церкви тоже имел свой интерес. С присоединением Украины к Москве в России стало сказываться юго-западное влияние. В Москву понаехало множество украинских и греческих монахов, учителей, политиков и разных дельцов. Все они были в различной степени пропитаны католицизмом, что не помешало им, а, может быть, даже и помогло, приобрести большое. влияние при царском дворе. Паисий Лигарид, продолжая дело митр. Исидора, вел в это время переговоры с католическим Западом о соединении русской Церкви с римской. Он пытался склонить к этому и восточных патриархов. Русские же архиереи во всем были послушны царю. В такое-то время и состоялся собор по делу никоновской реформы.

Собор одобрил книги новой печати, утвердил новые обряды и чины и наложил страшные проклятия и анафемы на старые книги и обряды. Двуперстие собор объявил еретическим, а троеперстие утвердил. Проклял тех, кто в символе веры исповедует Духа Святаго Истинным. Проклял и тех, кто будет совершать службу по старым книгам. В заключение собор изрек: «Если кто не послушает нас или начнет прекословить и противиться нам, то мы такового противника, если он — духовное лицо, извергаем и лишаем всякого священнодействия и благодати и предаем проклятию; если же это будет мирянин, то такового отлучаем от св. Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, и предаем проклятию и анафеме как еретика и непокорника и отсекаем, как гнилой уд. Если же кто до самой смерти останется непокорным, то таковой и по смерти да будет отлучен и душа его пребудет с Иудой-предателем, с еретиком Арием и с прочими проклятыми еретиками. Скорее железо, камни, дерево разрушатся, а тот да будет не разрешен во веки веков. Аминь».

Эти ужасные проклятия возмутили даже самого Никона, привыкшего проклинать православных христиан. Он заявил, что они положены на весь православный народ, и признал их безрассудными.

Чтобы заставить русский благочестивый народ принять новую веру, собор пригрозил подвергнуть ослушников соборных определений «телесным озлоблениям», что выразилось в том, что христианам отрезали уши, носы, вырезали языки, отсекали руки; их били говяжьими жилами, ссылали, заточали в тюрьмы. Деяния и определения собора внесли еще большую смуту в умы русских людей и усугубили раскол.

Современная новообрядческая церковь на поместном соборе 1971 года признала ошибку, сделанную бывшим патриархом Никоном и собором 1666-67 года, приведшую к трагическому разделению русской Церкви, и засвидетельствовала, что старые обряды для нее «равночестны и спасительны», а клятвы были положены «не по доброму разумению». И как итог: реформы «не имели ни канонических, ни исторических оснований». Но, к сожалению, признание совершенных ошибок на практике мало что изменило в отношении РПЦ к старым книгам и обрядам, к старообрядческой Церкви.

Раскол русской Церкви совершился не сразу. Определения собора были настолько ошеломляющими, в них было так много безумия, что русский народ счел их за дьявольское на-важдение. Многие думали, что царь лишь временно обманут приезжими греками и латынянами, и верили, что рано или поздно раскроется этот обман и все возвратятся к старине. Что же касается архиереев, участвовавших на соборе, то о них сложилось убеждение, что они не тверды в вере и, боясь царской власти, готовы веровать так, как им прикажут. Один из них, чудовский архиман-дрит Иоаким (впоследствии патриарх), откровенно заявил: «Я не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем».

В течение 15 лет после собора шли пререкания между сторонниками ста-рой веры и новой, между представителями древней народной Церкви и представителями новой, царской. Протопоп Аввакум слал царю Алексею Михайловичу одно послание за другим и призывал его к покаянию. Этот протопоп-богатырь горячо и вдохновенно убеждал царя, что в древнем православии, которое так немилостиво проклято собором, нет ничего еретического: «Мы содержим истинную и правую веру, умираем и кровь свою проливаем за Церковь Христову».

Царя просили назначить всенародное состязание с духовными властями: пусть видят и слышат все, какая вера истинная — старая или новая, но Алексей Михайлович не внял этому разумному совету. После его смерти царский престол занял его сын Феодор Алексеевич. Защитники и исповедники древних церковных преданий обратились к новому царю с горячей мольбой «вернуться к вере благочестивых и святых предков». Но и эта мольба не имела успеха. На все челобитные церковных пастырей, жаждавших мира и единства церковного, правители отвечали ссылками и казнями.

Собор 1666–1667 гг

Больших результатов (и в смысле убедительности полемики по существу вопроса, и в смысле авторитетности решений и постановлений) царь ожидал от готовящегося большого собора; для участия в нем в Россию ехали патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Приглашены на соборный суд над бывшим патр. Никоном были все четыре православных патриарха; все они знали, конечно, что будет обсуждаться и осуществлявшееся уже «исправление» русского богослужения по греческому образцу, знали, вероятно, в общих чертах, и о том, какими мерами оно осуществлялось. Предстоящие им суд над Никоном и суд над русским обрядом, заставили, вероятно, их задуматься:- ехать ли в Москву? Хлопоты о их приезде в Москву царь Алексей Михайлович начал еще в 1662 г., но тогда «все восточные патриархи отказались ехать в Москву или прислать своих наместников» . Патриархи Дионисий Константинопольский и Нектарий Иерусалимский отказались (под благовидными предлогами) приехать и в 1666 г. Оба они и раньше старались примирить царя с Никоном, оба знали, что фактическим руководителем заседаний собора будет Паисий Лигарид митр. Газский, оба знали и писали о том, что он подделал патриаршие грамоты. Позднее Досифей патр. Иерусалимский характеризовал Лигарида в письме царю Алексею Михайловичу так: «еретик из еретиков», каких нет «ни в живых, ни в мертвых»; цит. по .

«Бывший патриарх <Никон> старался выписать с Востока духовное лицо, пользовавшееся громкой репутациею. Это был Паисий Лигарид, называвший себя газским митрополитом. Как многие ему подобные в эту эпоху, этот доктор богословия был просто низким авантюристом, некогда учеником, а потом профессором в Collegio Greco, устроенном в Риме иезуитами; он стал ярым ортодоксом <в смысле: православным> спустя год после этого <…>; он был смещен за частое лихоимство, но сохранил за собою пенсион из Ватикана. Прибытие этого лица <…> наполнило сначала душу Никона радостью. Бывший патриарх наивно верил, что найдет в Лигариде защитника. Пенсионер Ватикана быстро разубедил его: разсмотрев опытным взглядом, на чью сторону ему выгоднее будет стать, он 15 августа 1662 г. составил записку, в которой выставил виновным во всех отношениях Никона и побуждал Алексея обратиться за помощью против мятежника к восточным патриархам. Так как в Москве совсем не знали биографии вновь прибывшаго, то это предложение произвело сенсацию» . И стало началом всех действий по созыву и проведению рокового для судеб России собора.

«Патр. иерусалимский Нектарий, проведав, что Паисий ищет титула экзарха патриаршескаго и уже называется так в Москве, объявлял через своего посланнаго, что это самозванство. Затем и Никон, узнав, разными путями, преимущественно же через греков, служивших и нашим и вашим, о разных проделках своего врага, всякий раз, как только представлялось ему нужным, пользовался этими сведениями. <…> В бумагах Приказа Тайных Дел сохранилась грамота патр. константинопольскаго Дионисия, <…> в которой он рекомендует, в качестве своего заместителя на соборе, - Паисия Лигарида, именуя его "святым и благоразумным, разсудным и сведущим" в церковных делах. Царю вздумалось проверить, <…> поручал ли патр. Дионисий митр. Газскому быть его представителем на соборе. И вот, тут-то и открылось, что Дионисий подобнаго поручения Паисию не давал и грамоты никакой не посылал. "Паисий Лигарид лоза не константинопольскаго престола, я его православным не называю" - писал Дионисий» . Проклинал Лигарида в свое время и патр. Константинопольский Мефодий; всего сказанного было достаточно, чтобы убедился (но, к несчастью для себя, слишком поздно) в его полной бессовестности и подсудимый на соборе экс-патр. Никон. Паисий - «общепризнанный взяточник, лишенный своего места митрополита в Газе, и отлученный от церкви, <…> использовал предварительно то положение, котораго он достиг раньше в Москве, чтобы заняться делом, близким к мошенничеству» . «Он оказался мастером на все руки: выманивал у Алексея Михайловича огромные суммы, якобы на нужды своей газской паствы, занимался торговлей, спекуляциями с медными деньгами, а также и очень некрасивыми проделками. Все это сходило ему с рук под шумок той видной роли, которую он играл в деле Никона» .

«Другой греческий воротила собора 1666–1667 годов, беззастенчиво наживавший деньги, сначала прислуживаясь перед Никоном, потом перед царем, и несколько раз ездивший по поручениям царя к восточным патриархам, дьякон Мелетий, был тоже умным, ловким, начитанным, талантливым, но беспринципным и нечестным авантюристом. В Москве его позже очень основательно подозревали и даже прямо обвиняли в подделке патриарших грамот. Помимо церковной дипломатии и наживы на путешествиях и на прислуживании царю и патриарху, он вместе с Лигаридом крупно зарабатывал ростовщичеством <…>. Другом этих церковных авантюристов, Лигарида и Мелетия, был грек дьякон Агафангел, человек значительно более мелкого масштаба. В свободное от церковных дел время он занимался виноторговлей, пивоварением и организацией игорных притонов» .

О том, что митр. Газский Паисий Лигарид был запрещен в священнослужении своим (Иерусалимским) патриархом, сообщил патр. Никону архимандрит Афонского Костамонитского монастыря Феофан. Никон стал говорить об этом, не скрывая источник своей осведомленности; «Феофан жестоко поплатился за свое сочувствие к Никону и вражду к Паисию. Он был арестован и передан в руки врага, Паисия, "который ево и наказывал и от всякаго дурна унимал, и он де ему учинился непослушен". Феофан был сослан в Кириллов монастырь» - столь дорого было царю Алексею Михайловичу участие в соборе его главного организатора - Паисия. Оправдывая Лигарида, царь Алексей Михайлович, сильно рискуя собственным престижем, заявил собору, что он «живет истинно…и грамота у него поставленная есть и свидетельствована, а (об) отлучении его от иерусалимского патриарха грамоты не бывало»; цит. по . Вероятно, все или многое о Паисии Лигариде и его друзьях знал и патр. Макарий (бывший друг, консультант и сослужитель Никона - см. с. 167); патр. Паисий Александрийский все это знал несомненно («он был об этом извещен специальной грамотой из Иерусалима, но скрыл этот факт от <…> собора в Москве» ); но, быв более сговорчивыми, или более нуждаясь в деньгах, оба ехали в Москву.

Ехали они вверх по Волге, затем сухим путем от Симбирска на 400 подводах с 500 лошадей. Такой впечатляющий размер обоза двух гостей русского царя объясняется не только традицией греков - иерархов-милостынесбирателей привозить с собой десятки купцов - «слуг и родственников». Вероятно, он был согласован с посольским приказом в Москве, причем имелось в виду поднять, таким образом, престиж патриархов.

Замечательны их (а также сопровождавших их приставов) письма с дороги (с русской территории) в Москву. Эти письма содержат, например, редко встречающиеся в документах того времени оценки количества противников реформ в увиденных ими русских городах и областях. Так, патр. Макарий писал будущему Московскому патр. Иоасафу из Макарьевского Желтоводского монастыря (под Нижним Новгородом): «В здешней стране много раскольников и противников не только между невеждами, но и между священниками; вели их смирять и крепким наказанием наказывать». Иногда патриархи сами «смиряли и крепко наказывали раскольников и противников», вероятно, «хорошо зная себе цену» и не ожидая распоряжений и не боясь окриков из Москвы. Так, из Симбирска приставы писали, что патриархи велели «посадить в тюрьму протопопа» (; в других источниках - священника) Никифора за крестное знамение и за то, что не служит по новым служебникам. В подобных поступках патриархов московские власти, тщательно оберегая и даже, по возможности, стараясь повысить авторитет приближавшихся будущих верховных судей как бывшего патр. Никона и его противников - старообрядцев, так и самих старых обрядов, не усмотрели чего-либо недопустимого или предосудительного.

Царя Алексея Михайловича очень беспокоила возможность чьего-либо влияния на приближающихся патриархов, опасного для царских замыслов и целей. «Были приняты экстраординарные меры, чтобы восточные патриархи до личных переговоров с царем не имели контактов в России ни с кем, кроме доверенных людей самодержца. Они даже не должны были знать, зачем приглашены в Россию . Архиепископу Иосифу астраханскому <…> царь послал инструкцию <…:> "И будет они, патриархи, учнут тебя спрашивать, для каких дел к Москве им быть велено? - гласил наказ. - И ты б им говорил, что Астрахань от Москвы удалена и для каких дел указано им быть, про то ты не ведаешь". <Царь требовал, чтобы архиепископ лгал патриархам в глаза, причем они, конечно, это знали;…> Архиепископ должен был проследить, чтобы сопровождающие патриархов мiрские и духовные лица с патриархами и их свитой ни о чем не говорили "и были во всем опасны" <то есть осторожны. > Приставы из стрелецких командиров и подьячий <…> должны были <…> «смотреть и беречь накрепко, чтоб к патриархам ни от кого ни с какими письмами никто не подъезжал, также бы и от них, патриархов, ни к кому никаких писем в посылке не было». Дьякон Мелетий должен был с помощью агентуры, завербованной в свите патриархов, шпионить за Паисием и Макарием. <…> Царская инструкция рекомендовала Мелетию подкупить племянника <фактически, сына> Макария, архидьякона Павла, чтобы он следил за перепиской дяди <фактически, отца> и при необходимости перехватывал письма, а также попытаться подкупить племянника патриарха Паисия. Жалование главным шпионам полагалось большее, чем лучшим военным разведчикам, - до 30 золотых! К тому времени, когда патриархи доехали почти до Владимiра, царь Алексей Михайлович еще более обеспокоился. <…> К Паисию и Макарию был послан стрелецкий полковник А.С. Матвеев (доверенное лицо царя, будущий глава правительства). <Видимо, царь не доверял Мелетию - собственному давнему агенту;…> При патриаршей службе в попутных соборах Матвееву полагалось допускать к благословению воевод, приказных и иных чинов знатных людей только в своем присутствии. <…> Наблюдение за патриархами оказалось нелишним, хотя и не в том аспекте, который предполагал царь Алексей Михайлович. Паисий и Макарий с самого начала повели себя вольно, настолько вольно, что приняли в свою свиту ссыльных. <…Царь требовал от дьякона Мелетия, чтобы патриархи> «с нами, великим государем, не ссорились, тех воров, Ивашку Лаврентьева и Ивашку Туркина с собою к Москве не возили.» Патриархи не только не выполнили пожелание государя, но кроме И. Лаврентьева и И.Туркина привезли с собой в Москву еще 20 человек, не числившихся в свите» . Эту вопиющую наглость (как и многие другие) московские власти тоже не заметили, и из-за нее с патриархами не «поссорились». Патриархи прибыли в Москву 2 ноября .

Интересно, как царские приставы и подъячий должны были и могли «смотреть и беречь накрепко, чтоб к патриархам ни от кого ни с какими письмами никто не подъезжал, также бы и от них, патриархов, ни к кому никаких писем в посылке не было»? Обыскивать всех русских и греков, желающих поговорить с патриархами или даже просто получить патриаршее благословение? Изымать все найденные при обысках письма к патриархам? Это было бы хоть и очень «скандально», но все же можно; а вот как запретить или помешать самим патриархам писать, кому они хотят? Это было невозможно; следовательно оставалось обыскивать и их гонцов, и изымать у них патриаршие письма. И патриархи терпели это? Не знаю, что и ответить; возможно, терпели (ведь терпело же их беспримерную наглость московское правительство); при этом их письма царю наполнены выражениями любви и благодарности. Сколько лжи и неискренности во всем, что связано с «Никоновы-ми» реформами! Как могущественны деньги!

А почему, собственно, царь Алексей Михайлович так боялся патриаршей переписки? И переписка патриархов с кем его наиболее тревожила? Во первых, конечно, с экс-патриархом Никоном; во-вторых, вероятно, с Константинополем. Но некоторую, вероятно, тревогу могла внушать ему и возможность переписки с защитниками старых обрядов, которые могли попытаться открыть глаза патриархам и на бессмысленность богослужебной реформы, и на методы ее осуществления. Впрочем, такая попытка была бы заведомо безнадежной по взаимному незнанию патриархами и старообрядцами языков).

Однако с патриаршим авторитетом Макария и Паисия дело обстояло совсем не так, как было желательно московским властям, и даже самое их право участвовать в Московском соборе было весьма сомнительным. Возмущенный их намерением судить Никона, известного на Востоке как грекофила, Константинопольский патр. Парфений и созванный им собор добились у турецкого правительства смещения (канонически вполне правильного) их с их кафедр за оставление ими их паств без разрешения властей, и назначения на их места других иерархов. Таким образом, в Москве Паисий и Макарий были, фактически, подсудными (и, к тому же, бегущими от суда) экс-патриархами; их престолы были канонически правильно заняты другими лицами.

Я написал, что турецкие власти «правильно» сместили патриархов Паисия и Макария с их кафедр; это может показаться странным. Дело тут в том, что в империи Османов высшие духовные лица несуннитских исповеданий представляли перед правительством и гражданские интересы своей паствы и были, таким образом, в определенном смысле, государственными чиновниками и, поэтому, естественно, и утверждались в этом качестве государством на своих кафедрах. Христиане не избирали и не имели светских начальников и защитников; их интересы перед местными властями защищали их епископы, перед центральными - Константинопольский патриарх. Так что не санкционированный как турецкими властями, так и Константинопольским патриархом отъезд патриархов Паисия и Макария был: 1) явным пренебрежением духовными и гражданскими делами и интересами их паств - а это тысячи христиан; 2) важным государственным проступком; 3) проступком перед Константинопольским патриархом, которого они своим отъездом без его разрешения поставили в очень неудобное положение перед властями. Последствия своего путешествия они, конечно, предвидели (и, отчасти поэтому, не спешили возвращаться к своим паствам, принявшим иных архиереев), и эти последствия их, естественно, пугали, но царские деньги влекли сильнее - значит, их предвиделось очень много; в этом патриархи не ошиблись.

Кроме того: «Племянник константинопольскаго патриарха Афанасий <…> утверждал, что он послан своим дядею и собором всех восточных епископов, для примирения Никона с царем» . «Афанасий Митрополит Иконийский и Каппадокийский прислан бысть в царствующий град Москву ко Благочестивому Царю от Вселенскаго Константинопольскаго Патриарха с писанием, поборствующим о Святейшем Патриархе Никоне» . Из этого, вероятно, «писания» царь знал о скандальном факте лишения патриархов Макария и Паисия их кафедр, но тщательно скрывал его; несмотря на это, он стал известен всем подсудимым на соборе и в том числе, что было царю особенно нежелательно, бывшему патр. Никону. Добиться восстановления патриархов на кафедрах (для чего пришлось уплатить турецкому правительству, чтобы оно удалило с Константинопольской кафедры неуступчивого патр. Парфения) царь смог только после окончания собора, псевдо-легализовав его решения, таким образом, только задним числом. В сущности, однако, эта псевдо-легализация не имела значения, так как во время заседаний собора его руководители и авторитеты Макарий и Паисий патриархами не были, и этот факт какие-бы то ни было и чьи-бы то ни было запоздавшие действия изменить не могли.

Афанасий митр. Иконийский, разоблачивший поддельность грамот Лигарида, был обвинен (вероятно, несправедливо; это обвинение характерно для всей атмосферы собора) в подделке своих документов, и после собора, участие его в котором было желательно царю, был отправлен в заключение в Желтоводский монастырь и там умер. Также и «инии мнози соболезнующий Блаженному Никону, муками и узами и темничным заточением удручени быша» . На соборе Никон «спокойно заметил: он слышал, что в Москву приехали неистинные патриархи, то есть люди, лишенные своих патриарших престолов; и потребовал, чтобы его судьи поклялись на Евангелии, что это не так. <…Патриархи> отказались. <…> Требование Никона предъявить свои письменные полномочия Паисий и Макарий выполнить не смогли. Таких полномочии у них не было» .

Неясно, какие полномочия имеет в виду : от епископских синодов своих патриархатов, или от Константинопольского патриарха; не было ни тех, ни других. Не было и авторитетных и полномочных представителей Константинопольской и Иерусалимской кафедр. Того, другого и третьего не было, конечно, не случайно: Константинопольский и Иерусалимский патриархи, их епископы и даже епископы Александрийского и Антиохийского патриархатов, подчиненные Паисию и Макарию, не хотели даже минимально участвовать в суде над Никоном. Но возможно и иное: патриархи Паисий и Макарий, желая, чтобы как можно меньше не посвященных в их дела людей знали об их не санкционированном властями и Константинопольским патриархом отъезде, никого о нем не оповещали и никаких полномочий не искали (зная, вероятно, что найти их им все равно не удастся), то есть, попросту говоря, тихо сбежали из своих епархий, от своих паств и сослужителей. Какой вариант благовиднее? Не знаю, что и сказать.

Племянник Константинопольского патриарха митр. Афанасий Иконийский и Каппадокийский (его предместником был свт. Василий Великий - один из самых почитаемых в России святых) умер в заключении в Желтоводском монастыре! - столь важно было для царя Алексея Михайловича, чтобы он - один из авторитетнейших участников собора - не вернулся на Восток и не рассказал своему дяде и всем, кого интересовал суд над Никоном, то, что видели его собственные глаза. Этот беспрецедентный случай показывает нам царя уже в совсем особом свете. Я не знаю подробностей этой волнующей драмы, но можно думать, что весь Восток был потрясен.

Не очень подходящим для авторитетного собора был и внешний вид прибывших патриархов. Пришлось их, буквально, облачать, обувать и снаряжать. «Восточные гости-судьи были не только купленные, но и ряженые. Ряженые в прямом смысле - приходно-расходные книги Патриаршего приказа, Оружейной и Мастерских палат детально сообщают нам, как изготовлялись для греков все предметы их драгоценного одеяния и прочее, необходимое для придания ведущим участникам большого церковного собора достойного для Москвы вида: кресла, кресты, панагии, посохи, книги (писавшиеся, по условиям игры, по-гречески, одна из которых была в спешке переплетена "вверх ногами", чего никто так и не заметил), ларцы, обувь и т. п.» . Но если не этими необходимыми для собора предметами, то чем же были нагружены 400 патриарших подвод (не думаю, что 500 лошадей везли их пустыми)?

Вероятно, товарами; а дорогие одеяния, утварь и книги патриархи с собой в долгую дорогу, экономя место и опасаясь подвергать эти ценности опасностям дальнего пути в варварских странах, везти не пожелали; они, вероятно, были уверены, что все это им предоставят в Москве. Москву и цену себе и своим срочно необходимым там услугам они знали хорошо, и не ошиблись. Возможно и то, что они «подыгрывали» царю, «не зная», зачем он приглашает их в Москву. Было бы очень интересно изучить с этой специально целью предсоборную переписку: просила ли Москва патриархов не привозить все это? Возможно, впрочем, и то, что нужных для участия в соборе дорогих книг, одеяний и утвари у них просто не было.

Старообрядцы прекрасно поняли, что за люди - руководители собора. «Резко осуждая греческих патриархов Паисия и Макария за их враждебную позицию по отношению к старообрядцам, <дьякон> Федор обвиняет их в неискренности и корыстолюбии» - очень мягко говоря. Прот. Аввакум, с обычной своей резкостью, отозвался о них так, что не хочется цитировать.

Главными консультантами патриархов Макария и Паисия, от которых они, не зная русского языка, полностью зависели, были греки, хорошо знавшие русский язык, в том числе афонит архим. Дионисий из московских книжных справщиков, содомит, о чем знали и говорили его оппоненты на соборе. (Возможно, такой его репутацией объясняется очень маленькое царское вознаграждение его трудов). Охарактеризованный выше Паисий Лигарид был ко времени собора уже давно (в 1657 г.) запрещен всвященнослужениисвоим Иерусалимским патриархом, и тщательно скрывал это от русских, вероятно, боясь царского гнева и надеясь сам втихомолку купить себе патриаршее прощение. Царь Алексей Михайлович, не жалея денег, пытался добиться для него прощения, но только в 1670 г. Иерусалимский патр. Досифей уступил повторной просьбе и подаркам («связки соболей на 1300 рублей по московской цене» ) царя, и разрешил Лигарида от запрещения (что было царю совершенно необходимо).

Таким образом, главный устроитель собора был во время собора фальшивым митрополитом, как главные авторитеты собора были фальшивыми патриархами, и это знали и скрывали русский царь и все русские иерархи - участники собора! Конечно, прекрасно зная свое истинное положение, патриархи и Лигарид ясно понимали, что «компромат» на них и, поэтому, их дальнейшие судьбы - полностью в руках царя! - который мог в любой момент «разоблачить» их и «наказать за обман». О малейшей их самостоятельности (до законного и официального возвращения им их титулов, а их самих - на оставленные ими кафедры) не могло быть речи и мысли - они были марионетками в его руках.

Разрешив Лигарида, патр. Досифей остался, однако, при своем прежнем о нем мнении. Высказал он его в письме Лигариду так: «На тебе кончаются <то есть исполняются> езоповы басни, где говорится, как козел бранил волка с высокаго места, ибо ты не столько велик, сколько глуп, безчеловечен и безстыден, только место, где пребываешь, есть двор царский». И менее, чем через 2 месяца Лигарид снова и до конца своих дней († 24.8.1678) был тем же патр. Досифеем запрещен в священнослужении . «4 мая 1672 года Паисия отправили из Москвы <…>, снабдив богатым жалованием и двенадцатью подводами для вывоза его имущества. <…> Он выехал из Москвы только в феврале 1673 года (причем получил еще одно пожалование на отъезд, вполовину прежнего), но обосновался в Киеве, не желая покидать русские пределы. <…> Письма Паисия за границу не выпускались, а самого его велено было стеречь "всякими мерами накрепко". Сообщник в темных делах пугал царя, к тому же из Стамбула переводчик-агент Панагиот предупреждал государя, "чтоб не велел газского митрополита с Москвы отпускать, чтоб не учинил в Цареграде и в иных местах какого дела с простодушия своего"» . Действительно, темные, очень темные дела затеял русский царь и совершил их в 1666–1667 гг. Хорош и его «простодушный» помощник в этих темных делах - два сапога пара.

Все «простодушные» греки-проходимцы и русские епископы - их союзники - перешли на сторону царя сразу же после опалы бывшего покровителя и кормильца многих из них - патр. Никона, и всеми силами, правдами и неправдами, на соборе и вне его, старались «утопить» своего первого благодетеля. «Хитрые, жадные на деньги и наглые люди были для Алексея Михайловича ценными агентами, когда ему пришлось вести дело с греческими патриархами. Они хорошо знали, как и кому поклониться, были экспертами закулисных дел и казуистики и в трудном положении всегда могли подсказать царю нужное слово или нужный маневр» . При продажности главных авторитетов соборных заседаний и полной их зависимости от царя Алексея Михайловича и обсуждавшейся выше запуганности и покорности русских архиереев, не удивительно, что, по словам Каптерева, «собор стал оружием в руках царя». Это очень мягко сказано.

Замечательно выражение: «по условиям игры»! - это не легкомысленная неточность ради красного словца и не вульгарная насмешка, но правильное отражение одного аспекта всей деятельности собора 1666–1667 гг. Он, действительно, в значительной степени был игрой: псевдо-патриархи - авторитеты собора, псевдо-митрополит - организатор собора, псевдо-неведение целей приезда в Москву, а затем - обязательных к выполнению целей собора, псевдо-самостоятельные рассуждения в заседаниях собора, псевдо-эрудиция постановлений собора, составленных такими продажными псевдо-знатоками истории русской Церкви, как Дионисий, и т. д. Бросается в глаза - на что был похож этот собор: на сталинские суды 1930-х гг.! И там, и там для осужденных эта игра имела один финал: смерть или пожизненная тюрьма в неимоверно жестоких условиях; что лучше: земляная тюрьма в Пустозерске или лесоповал на Колыме?

Именно потому, что они стали «оружием в руках царя», были, как оружие, ему необходимы и ясно это сознавали, Александрийский и Антиохийский патриархи (фактически - экс-патриархи, лишенные канонической власти даже в своих бывших патриархатах и не имевшие, конечно, даже малейшей законной власти в России) вели себя на соборе демонстративно властно, не считаясь с общеизвестными церковными канонами и своим истинным положением, которое сами, они, конечно, прекрасно знали. Так, за возражения им они запретили в священнослужении русских митрополитов Павла Сарского и Подонского (местоблюстителя московского патриаршего престола) и Илариона Рязанского, вовсе им не подчиненных ни в настоящем, ни в прошлом. Такое наглое превышение власти было, конечно, возможно только с разрешения, или даже по желанию царя, и преподало всем русским иерархам, помнившим еще Павла Коломенского, прекрасно подействовавший урок повиновения.

Автор проекта антистарообрядческой части постановлений собора афонит «Дионисий показал презрение к русскому обряду не только на словах, но и на деле. Когда в великую субботу 1667 года во время торжественного патриаршего богослужения в присутствии царя русское духовенство пошло с плащаницей "посолонь" (по движению солнца), то Дионисий совершенно неожиданно увлек греческих патриархов и остальное греческое духовенство в обратном направлении, навстречу русской процессии. Произошли замешательство и довольно резкий спор между русскими и греческими архиереями. Наконец сам царь вмешался в конфликт между русскими и греками, предложив, чтобы и русские пошли вслед за гостями» . Какая яркая картина и ситуации, и характеров, и ролей действующих лиц!

Служивший Никону грек-переводчик Димитрий, боясь пыток, зарезался насмерть. Патриарший крест, предносимый Никону, патриархи приказали отобрать силой, что и было сделано; весь собор видел эту безобразную сцену. Она (как и вообще обращение с Никоном) не осталась без теоретического обоснования. В «Правилах касательно власти царской и власти церковной <…>, составленных Паисием Лигаридом и русскими советниками царя, <написано:> «Царь своею властию подобен Богу <;…> Он на земле наместник Божий есть. <…Следует> патриарху быти послушливу царю <;…Считаем патриарха,> творяща противне церковным уставам или противно царю нерассудне и безумие деюща с престола своего весьма быти извержительна и удалительна»» . То есть, патриархи прямо и недвусмысленно оправдывали свержение патриарха царем! Раньше чего-либо подобного в официальных документах не писали (хотя фактически, конечно, такое бывало и в Византии, и на Западе, и в России); собор 1666–1667 гг. поставил рекорд угодливости.

Русские примеры такого свержения: 1) вел. кн. Дмитрий Иванович Донской и митр. Киприан; 2) вел. кн. Василий Васильевич и митр. Исидор; 3) царь Иван Грозный и митр. Филипп; 4) царь Димитрий Иванович и патр. Иов; 5) «По распоряжению <царя> Василия Шуйского <…патр. Игнатий> был насильно сведен с престола всероссийских патриархов и заточен в кремлевском Чудове монастыре 26 мая 1606 г., без обязательного в таких случаях расследования его деятельности судом епископов. Столь явное нарушение канонического права отечественные архиереи попытались устранить на соборе, созванном <…> в конце июня того же года. <…> Участникам собора не оставалось ничего другого, как санкционировать уже состоявшееся отстранение Игнатия Грека от высшей духовной власти. При этом они не предъявили низверженному патриарху никаких конкретных обвинений в нарушении догматов или в отступлении от принятой в ту пору обрядовой практики» . Рекорду угодливости сопутствовал рекорд коварства: Никона обвиняли в том, что он «укорял» царя. Но он делал это, доверяя (устно) Лигариду и (в письмах из Новоиерусалимского монастыря) патриархам. Это доверие со стороны почти ссыльного могло бы остановить менее подкупных, бессовестных и угодливых судей. Доверяя им, Никон, как все люди, судил о других по себе. Не говоря уже о том, что его «укоризны» были царем вполне заслужены.

Специально для патриархов Дионисий составил трактат против старых русских обрядов, который и стал основой постановлений собора по этому вопросу. Главная мысль трактата - неспособность русских не только развить, но и сохранить без помощи и контроля греков православие, полученное тоже от греков. Например: «Отнележе престаша российский митрополиты ходити в Царьград хиротонисатися <…> того ради гречестии изящнии архиереи не хождаху в Россию. <…> Того ради начата зде быти сия прелести: о сложении перстов, и прилоге в символе, и аллилуиа, и прочее. <…> Остася земля сия не орана <…> и темным омрачением омрачися. <…> Сие несогласие и ереси возрастоша от неких еретиков, кии от греков отлучишася и с ними не совопрошахуся ни о чесом же ради тогдашняго своего суемудрия». И только теперь, особенно при царе Алексее Михайловиче, «сия земля великороссийская просвещатися паки нача и в православие вправлятися»; цит. по . «Некий суемудрые еретики» - вероятно, отцы Стоглавого собора. На таком же уровне культуры и правдивости Дионисий объясняет и непонятное молчание о русских «ересях» греческих патриархов до-никоновских времен: они не знали русского языка, были в Москве почти под арестом, не выходили из дома, и не заметили русских «новшеств». В двуперстном крестном знамении Дионисий разоблачил арианство, македонианство, савеллианство и аполлинарианство; в сугубой аллилуиа - эллинское многобожие и иудейский монотеизм (одновременно); в молитве «Господи Icyce Христе Сыне Божий помилуй мя» - арианство; в двуперстном священническом благословении - ересь люторскую и кальвинскую. Собору предлагалось верить всему этому бреду, оплаченному из русской государственной (то есть, государевой) казны.

И собор поверил этому бреду вполне; в его постановлениях говорилось: «<…Стоглавый> собор <…> и что писаша о знамении честнаго креста, сиречь о сложении двою перстов, и о сугубой аллилуйе и о прочем, еже писано неразсудно, простотою и невежеством в книзе Стоглаве, и клятву юже без разсуждения и неправедно положиша, <то есть анафему Стоглава на не-двуперстие и не-двоение аллилуиа> мы <…(имена и титулы)> разрешаем и разрушаем, и той собор не в собор, и клятву не в клятву, но ни во что вменяем, яко же и не бысть. Зане той Макарий митрополит <председатель Стоглавого собора> и иже с ним мудрствоваша невежеством своим безразсудно, якоже восхотеша сами собою, не согла-сяся с греческими и с древними харатейными словенскими книгами, ниже со вселенскими святейшими патриархи о том советоваша, и ниже совопросишася с ними»; цит. по . Таким образом, от греческих книг, в отличие от «словенских», снова, как и на соборе 1654 г. (см. с. 126) не требовалось быть «древними харатейными» - они и любые хороши - неизменяемый в веках эталон! Феодоритово слово о двуперстии «солгано от некиих суемудрых и сокровенных еретиков»! - где же и когда жили и составили это слово эти сокровенные еретики? - неизвестно. Житие св. Евфросина Псковского (в котором обосновывается и утверждается сугубая аллилуиа) «писано от соннаго мечтания». Сказание о белом клобуке «лживо и неправедно», а его автор «писа от ветра главы своея». Причина «заблуждений» Стоглавого собора указана в том, что он был собран без благословения восточных патриархов - можно ли было сильнее унизить русское национальное чувство? Стоглавый собор «вменен ни во что, якоже и не бысть» - проще, точнее и честнее было бы сказать, что все прошлое русской Церкви «вменено ни во что, яко не бысть».

Немного отвлекаясь от основной темы, процитирую, к слову, отзыв о Стоглавом соборе более поздней, изданной уже Синодом, полемической книги «Обличение»: «Онии стоглавые отцы, таковое сложение перстов узаконяюще, от невежества то сотворили. Собор сей не только стоглавым, но и единоглавым не достоин нарещися: понеже ни единыя главы - имущия мозг чистый, могущия о предложенных вещах здраво разсуждати, - не было и основан на единых баснях»; цит. по . Это писали и публиковали русские архиереи, в дни памяти святых участников Стоглавого собора соб-ственноустно и принародно им молившиеся.

В 1667 г. греки, не сдерживаясь, мстили русским за их автокефалию и патриархат, за упреки (вполне справедливые, что греки прекрасно знали) по поводу Флорентийского собора, обливательного крещения и склонности к унии, за теорию третьего Рима и возвеличение русского православия, а русский царь им это заказывал и щедро оплачивал, и только поэтому их языки и перья развязались до такой степени. В результате собора Россия оказалась хранительницей не православия (как считали до собора почти все русские люди), а множества богослужебных ошибок и грубых суеверий. Все русские епископы подтвердили это оплевание русской истории и святости; духовные лица, способные сопротивляться (на соборе - подсудимые), были уже в рядах противников власти, в рядах ее сторонников остались только безмолвно-покорные подписанты.

Демонстрируя злобную мелочность, собор рекомендовал разрешать все бытовые вопросы (об облачениях, и т. п.) «по чину восточным Церкви <… > яко бы во святой соборной Церкви было единомыслие и согласие во всем, якоже во священнодействии, и во священных ризах и в прочих церковных чинах такожде быти согласию, и во всех одеяниях, ихже носим. <…> Аще ли же кто станет укоряти носящих греческия одежды, таковый, аще от священнаго чина будет, да извержется, аще ли от мiрскаго, да будет отлучен»; цит. по . В первый и, вероятно, в последний раз в церковной истории извержение из священного сана и отлучение от Церкви угрожали «укоряющим» определенный вид одежды клирикам и мiрянам. Собор даже запретил писать на иконах русских митрополитов Петра и Алексия в белых клобуках! - которые они, вероятно, носили фактически и в которых изображены на всех старых русских иконах; первый шаг к вскоре последовавшему переписыванию икон для фальсификации перстосложения.

Итоговое постановление собора: «<…> повелеваем всем <…> покорятися святой восточной Церкви. Аще ли же кто не послушает <…> аще ли будет от священнаго чина, извергаем и обнажаем его всякаго священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мiрскаго чина, отлучаем и чужда сотворяем от Отца и Сына и Святаго Духа, и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника. <…> И аще пребудет во упрямстве своем до скончания своего, то да будет и по смерти отлучен, и часть его и душа его со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы и с Арием и с прочими проклятыми еретиками. Железо, камение и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будет не разрешен и не растлен во веки веков, аминь»; цит. по .

Такие неслыханные ранее в России проклятия объясняются, конечно, неприязнью греков к русским варварам, осмелившимся думать и молиться по-своему, обличать в неправоте своих учителей, да еще и претендовать на лидерство в православном мipe, неприязнью, копившейся 2 века автокефалии русской Церкви и излившейся сразу, по просьбе, под контролем, при одобрении и за счет русского царя, считавшего такое излияние полезным для его великих планов и даже верившего (вероятно, только отчасти) в правоту проклинателей. Не зря Андрей еп. Уфимский уже в XX в. назвал этот собор «русским разбойничьим» по аналогии с «разбойничьим» монофизитским епископским собором в V в., принявшим (с грубыми нарушениями процессуальных норм) еретические постановления, впоследствии (в том же столетии) дезавуированные Церковью на IV вселенском Соборе.

Что касается неповинующихся, то собор рекомендовал «наказать злочестивых и градским законом, и казнить их разным томлением и различными муками», квалифицированно, услужливо и своевременно подсказав царю и русскому правительству (которые как миряне могли и не знать таких подробностей из церковной истории), что по постановлению 5-го вселенского собора еретикам «овым языки отрезоша, овым руце отсекоша, овым уши и носы, и позориша их по торгу, и по том сослани быша в заточение до кончины их». А «патриарху Иоанну иконоборцу повеле благочестивая царица Феодора сотворити лепое отмщение: <…> ослепити его и сослати и с последующими ему в лютейшия места»; цит. по. Не пожалели иерархи-греки русских глаз, языков, рук, ушей и носов; соименные члены греческих тел они, вероятно, поберегли бы. Не пожалели отчасти по своему разумению, а отчасти потому, что не пожалел их их главный организатор, подсказчик, работодатель и кассир - русский царь Алексей Михайлович. Ну, а ему виднее - рассуждали, вероятно, они; варвары есть варвары; пусть друг друга режут; наше дело чистое - учительское, мы правду пишем. Не пожалели побежденных противников и русские иерархи - участники собора; их безжалостность столь отвратительна и столь печальна, что я не могу о ней писать. О казнях смертью не сказано, но всем (грекам в том числе) было ясно, что их ждать не долго.

Таким образом, Александрийский и Антиохийский экс-патриархи, выдававшие себя за настоящих патриархов и признанные в таком качестве царем Алексеем Михайловичем, множество приехавших с ними в Москву восточных иерархов, Московский патриарх и все русские архиереи утвердили в 1667 г. новые обряды (греческие), провозгласили ересью старые (русские) и благословили царя мучить и казнить старообрядцев, как он сочтет нужным и правильным. В постановлениях собора нет ни одного слова в защиту хотя бы малого разнообразия в обряде (в духе вышецитированного письма Константинопольского патр. Паисия), или каких-то национальных особенностей богослужения, или гуманности, или хотя бы разумно-политичного отношения к защитникам старого обряда. Полностью и без исключений запрещалось молиться Богу «иначе»; на держащихся традиционных русских обрядов были наложены небывало жестокие клятвы. Можно говорить об окончательно оформившемся с этого момента расколе русской Церкви.

Немного выходя за границы темы, обозначенной в заглавии книги, отмечу, что утверждение, что старый обряд есть ересь, свойственно всей церковной полемической против «раскольников» литературе до учреждения единоверия в 1790-х гг. и, отчасти, и более поздней. Доказывать это означало бы - слишком далеко выйти за эти границы. Но нельзя не заметить трудно-объяснимых озлобления и ослепления противо-старообрядческой полемики и полемистов; так, один из культурнейших писателей эпохи имп. Петра I называл двуперстие «демонским» (); подобно ему высказывались и почти все его современники - коллеги по полемике. Позднейшие же последователи Дионисия и Димитрия - русские анти-старообрядческие полемисты - с немалой изобретательностью расширили и украсили список поношений на «знамя» старого обряда - двуперстие. Его называли: «1) арианством, 2) македонианством, 3) несторианством, 4) арменством, 5) латинством, 6) еретичеством, 7) раскольничеством, 8) раскольническим суеверием, 9) Ариевой пропастью и злобным разделением, 10) вратами, низводящими в ад, 11) злочестием, 12) неправославием, 13) злым мудрованием, 14) скверностью, 15) волшебным знамением, 16) хиромантией, 17) армейским кукишем, 18) противным преданием, 19) дрожжами смердящего кваса раскольнича, 20) проклятым, 21) демоноседением, 22) чертовским преданием, 23) вражеским веянием» . А также: «душепагубным суемудрием, злобожным разделением, Савелиевым еретичеством» . Содержащие эти наименования проповеди произносились и полемические трактаты издавались большими тиражами даже и тогда, когда уже давно было учреждено единоверие, и единоверческие священники и их пасомые молились двуперстно по благословению и под контролем Синода.

Замечательно, что если двуперстие - сложение демонское, то те, кто был крещен в Великороссии до патриаршества Никона (то есть в том числе и сам Никон, и - это было страшно подумать, сказать и услышать! - сам царь Алексей Михайлович), были крещены в демонски назнаменованной (вместо освящения) перстами священника и, поэтому, не освященной, но оскверненной воде, и, следовательно, - некрещены! Так говорил еще в 1650-х гг. допрашивавшим его судьям нижегородский старообрядец Авраамий. Это не софизм, а тщательное отношение к обряду, и возразить было нечего. Придумывая эту кличку, ее автор - Димитрий митр. Ростовский - , вероятно, учел эту тонкость; он тоже родился до патриаршества Никона (в 1651 г.), но не в Великороссии, а под Киевом, и свое крещение (в котором вода была назнаменована имянословно, то есть, по его мнению, освящена) считал, поэтому, вне подозрений.

Не следует забывать и того, что: 1) Половина участников собора (притом авторитетная, с решающим голосом половина), организованного, чтобы решить, решавшего и решившего будущую судьбу русской Церкви, не знала русского языка и вынужденно довольствовалась разъяснениями Дионисия - царского «назначенца»; даже Паисий Лигарид «не знал по-русски, <…и> приобрел себе умнаго и образованнаго переводчика <Симеона Полоцкого>» . 2) Подсудимые - противники на соборе царя, послушных ему русских иерархов и патриархов-греков - были разделены на два враждующие между собой лагеря: экс-патриарх Никон со своими очень немногочисленными (на соборе и в России) самоотверженно преданными ему сторонниками (это те немногие, кто бескорыстно любил и уважал его во время его патриаршества), и защитники старого обряда, очень малочисленные на соборе, но знающие за своей спиной открытую или скрытую поддержку нескольких епископов и большинства низшего русского духовенства и простонародья.

Эта вражда внесла свою лепту в трагедию истории Русской Церкви: если бы накануне или в ходе собора защитники старого обряда и Никон примирились, то лагерь сторонников русского благочестия обрел бы главу - бесстрашного и несгибаемого человека, гонимого носителя патриаршего сана - и усилился стократно. И его внутреннее развитие, как и дальнейшая борьба государства, запуганной раболепствующей иерархии и продажных заезжих учителей против него, имели бы совсем иные результаты (особенно, если Никон решился бы, сумел бы и успел бы рукоположить епископов из числа своих сторонников, чего власти, конечно, постарались бы не допустить, вплоть до его и их физической ликвидации). И такое примирение было не невозможно, так как опальный экс-патриарх к 1666 г. уже полностью охладел к предателям-грекам, их книгам и обрядам и, можно думать, к бывшему «собинному» другу (в сущности, тоже предателю); не хватило только маленьких первых встречных шажков с каждой стороны, например, напоминаний о бывшей дружбе, введении единогласия, общих теократических идеях и антипатии к западному влиянию; за первыми шажками должны были, конечно, последовать вторые - взаимные покаяния и прощения, а затем третьи - компромиссы и соглашения по ряду вопросов. Но взаимная ненависть (питаемая, естественно, с одной стороны, памятью о Павле Коломенском и других жертвах гонений, а с другой - о злословии Никона старообрядцами, истощившими на него весь древне-русский лексикон поношений, о плевках в глаза и т. п.) не была преодолена ни с одной стороны, и первые шажки не были сделаны. Такое примирение было не невозможно и было бы небезрезультатно и позднее, когда Никон жил в ссылке; но и тогда его и старообрядцев застарелая взаимная ненависть была сильнее сближающих факторов.

Суд над старообрядцами нового собора 1666-1667 года Русский собор 1666 г. происходил между 29 апреля и 2-м июля. В ноябре прибыли патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Их встречали, как миротворцев. Но, к сожалению, они попали в обработку не в русские, а в чисто

Суждения Собора 1667 г. об отношении церкви и государства Собор не мог обойти молчанием и тот принципиальный вопрос, который был выдвинут патр. Никоном в оправдание своего поведения: - вопрос о размежевании компетенций царя и патриарха. И в этом вопросе, как и во всей

Суд над старообрядцами нового собора 1666-1667 года Русский собор 1666 г. происходил между 29 апреля и 2-м июля. В ноябре прибыли патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Их встречали, как миротворцев. Но, к сожалению, они попали в обработку не в русские, а в чисто

Собор 1666 г До открытия собора и без обсуждения между собой, каждый из 10 иерархов - предполагаемых участников (в том числе митрополит из Сербии Феодосии) - должен был письменно ответить лично царю (он «вызвал каждого из них к себе поодиночке» ) на поставленные им

Глава VIII Ересь Нестория и Третий Вселенский Собор. Ересь Евтихия и Четвертый Собор. Пятый Вселенский Собор Едва утихли на Западе споры о пелагианстве, как на Востоке началось сильное волнение по поводу лжеучения Нестория. Антиохийский пресвитер Несторий был избран в 428

Собор Святого Архистратига Михаила (Архангельский собор) Собор Святого Архистратига Михаила (Архангельский собор) в Кремле был усыпальницей великих князей и русских царей. В старину он назывался церковью Св. Михаила на Площади.Ныне существующий собор возведен

Суд над старообрядцами нового собора 1666-1667 года Русский собор 1666 г. происходил между 29 апреля и 2-м июля. В ноябре прибыли патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Их встречали, как миротворцев. Но, к сожалению, они попали в обработку не в русские, а в чисто

Запись 1666 Если встретишь от кого-либо из посторонних невнимание и пренебрежение к себе, не оскорбляйся, не обижайся этим, но скажи себе: я достоин того; слава Тебе Господи, яко сподобил мя еси непотребного по делам моим бесчестие прияти от подобных мне сочеловеков. Сам же

Запись 1667 Не ешь досыта, не спи досыта, трудись с усердием, молись всем сердцем; будь от души послушен родителям и начальникам, доброжелательствуй всякому, будь доволен всеми, и ты будешь доволен собою, здоров и

12 Февраля – Собор вселенских учителей (или Собор трех святителей) Собор вселенских учителей и святителей – праздник Православной церкви, посвящённый памяти великих каппадокийцев Василия Великого, Григория Богослова и константинопольского патриарха Иоанна Златоуста,

Суд над русской Церковью 1666-1667. Низложив Никона, собор избрал на его место нового патриарха - Иоасафа, бывшего до этого архимандритом Троице-Сергиевской лавры. Затем собор приступил к решению дел, вызванных книжным исправлением и проклятиями Никона и греческих