Дворянская жизнь 18 века. Быт и нравы дворян в XIX веке. Придворная жизнь в XVIII веке

Имения русских дворян в 18 веке представляли собой господскую усадьбу с деревнями, лесами, лугами, пашнями, рекой .

Усадьба богатого помещика, знат-ного вельможи

В центре усадьбы располагается господский дом в два этажа. Он выстроен из камня в модном стиле классицизм . Главный фасад зда-ния украшен портиком с колоннами. На фронтоне помещён герб хозяина и его вензель. Вход господского дома обращён в парк, яв-ляющийся гордостью владельца. Липы, клёны, дубы, ели высажены небольшими рощицами. Деревья, посаженные вдоль дорожек, об-разуют аллеи. Через небольшую речку перекинуты изысканные мо-стики. А вот и оранжерея, в которой растут экзотические южные растения — апельсины, бананы, гранаты, лавр… Среди зелени пар-ка проступают контуры модных построек: на пригорке стоит камен-ная круглая беседка, на речном берегу — мельница, а в небольшой лощине — башня, вернее, её искусственные руины. Именно такие романтические парковые сооружения возводили в конце XVIII сто-летия архитекторы. Рядом с барским жилищем стоит дом (флигель) для прислуги. В некотором отдалении расположились церковь и хо-зяйственные постройки — поварня, амбары, ледники и погреба, ко-нюшни, псарня, скотный двор, баня.

Господский дом

Поднявшись по крыльцу и пройдя сквозь дубовые двери господского дома, мы попадаем в просторный вестибюль. От не-го в обе стороны расходится анфилада комнат: парадный зал, гости-ная, кабинет, библиотека, столовая. В буфетной хранятся скатерти, салфетки и посуда. По широкой лестнице мы поднимаемся на второй этаж: здесь расположены спальни, детская комната, будуар — дамская комната… Потолки помещений высокие, украшены лепниной и рос-писью. Полы набраны из дорогого паркета. Стены многих комнат об-тянуты штофом (шёлком), а в библиотеке и кабинете отделаны дере-вом. Вместо печей в доме установлены модные камины. Мебель сде-лана из ценных пород дерева. Дом украшают напольные и настенные часы, множество картин и зеркал, различные осветительные прибо-ры — люстры, настенные бра, подсвечники на столах и каминах.

Торжество в Таврическом дворце в 1791 году

Именно так поступил князь Потёмкин, когда в апреле 1791 г. организовы-вал торжественный приём в Таврическом дворце в Петербурге. На праздник было приглашено три тысячи человек во главе с императрицей. Рядом с дворцом накрыли столы, где могли угоститься люди из народа. Залы двор-ца освещали 140 тысяч ламп и 20 тысяч свечей. В зимнем саду, среди апель-синовых деревьев, кустов роз и жасмина, был устроен фонтан, который бил лавандовой водой. Соловьи заливались пением. В центре сада стояла мра-морная беседка со статуей Екатерины II в образе законодательницы. Как только гости заполнили зал, заиграла музыка. Было приглашено 300 музы-кантов и певцов. При первых звуках музыки в зале появились 24 танцевальные пары во главе с великими князьями Александром и Константином — внуками Екатерины. Затем последовало театральное представление. За ним — бал. А в завершение — ужин. В разных концах дворца накрыли 50 столов. Стол императрицы был сервирован золотой посудой. Потёмкин лично прислужи-вал гостье. Праздник обошёлся хозяину в 200 тысяч рублей.

Одна из особенностей XVIII века в истории России заключается в более близком знакомстве России с Западом и в расширении западного влияния на высший класс русского общества. Если прежде это влияние только просачивалось в русскую жизнь, то теперь оно хлынуло сюда широкою волною, и два прежние пути, по которым оно направлялось, из едва заметных тропинок стали торными дорогами. Западная литература, проникавшая прежде в Москву только при посредстве переводов с польского, теперь стала находить себе в Россию доступ и в подлиннике. Прежде на русском книжном рынке находила себе спрос главным образом изящная литература или исторические повести; с XVIII века стали интересоваться также и произведениями крупных и мелких представителей европейской политической мысли. И другой путь западного влияния - появление иностранцев в России - стал играть гораздо более заметную роль, чем прежде. Выписка и наем иностранцев на русскую службу практикуются в усиленных размерах. Наплыву иностранцев содействуют родственные связи, в какие русский царствующий дом вступил с немецкими владетельными домами. Иностранцы являются в большем количестве и в ином качестве. Прежде они попадали в Москву как купцы, выписывались как техники или поступали в войска как военные инструкторы. Теперь их много было взято и на гражданскую службу в коллегии, которые принуждены были даже завести в своих штатах особых переводчиков, так как значительная доля их персонала была из иностранцев, не понимавших ни слова по-русски. Новым также было появление иностранца в качестве школьного и домашнего учителя. Немец стал проникать в Россию не только как купец, техник и офицер, но еще и как приказный делец в коллегии и учитель в школе и дома. Многие из них пошли быстро в ход на русской службе, и степень их влияния сказывается в том значительном проценте, какой приходится на долю иностранных имен в составе "генералитета", т.е. особ первых четырех классов по Табели о рангах, оставшемся после Петра, не говоря уже об иноземцах, сделавшихся звездами первой величины на русском политическом горизонте. Но и значение рядового иностранца в XVIII веке стало иным, чем прежде. В XVII веке выписанный техник и офицер на русской службе или заехавший в Россию коммерсант были лишь случайными и невольными распространителями знакомства с Западом среди тех немногих русских людей, которые с ними соприкасались. Такой иноземец часто терялся в русской массе и, если оставался надолго в России, то гораздо скорее сам русел, чем онемечивал окружающих. Теперь он становится влиятельным администратором и, что еще важнее, официальным или частным, но одинаково обязательным и необходимым учителем той части русского общества, которая требованием государства принуждена была проходить курс иноземных военных и гражданских наук. Чтение и затверживание наизусть Часослова и Псалтири, которыми все образование ограничивалось прежде, становится недостаточным, и на долю сельского дьячка остается теперь только первоначальное обучение, завершать которое должен педагог-иностранец. Иностранцы наполняют собою Академию наук, преподают в академиях Артиллерийской и Морской, а затем в Шляхетском кадетском корпусе, открывают и частные школы.

Вспоминая школьное дело при Петре, не следует забывать ту небольшую, может быть, по размерам, но, все-таки заметную просветительную роль, которую сыграли невольно попавшие тогда в наше отечество иноземцы - пленные шведы, и следы которой не раз попадаются в документах эпохи. Занесенные по глухим углам России, коротая печальные дни плена и приискивая себе заработок, эти шведы пускали в ход те знания, какие были приобретены на родине, и, таким образом, являлись проводниками западной культуры. "Один пленный офицер, - рассказывает ганноверский резидент при петербургском дворе Вебер, составивший описание России при Петре, - не знавший никакого ремесла, завел в Тобольске кукольную комедию, на которую стекается множество горожан, не видавших никогда ничего подобного. Другие, напротив, обладая какими-нибудь знаниями, завели порядочные школы в несколько классов, в которых и обучали не только детей шведских пленных, но и русских вверяемых им детей латинскому, французскому и другим языкам, а также морали, математике и всякого рода телесным упражнениям. Школы эти приобрели уже такую известность между русскими, что эти последние присылают в них для обучения сыновей своих из Москвы, Вологды и других местностей и городов". Одна из таких школ была открыта в Москве знаменитым шведским пленным пастором Глюком. В 1733 году был привлечен к допросу замешанный в одном из политических процессов, тянувшихся тогда бесконечною вереницей, некий монах из дворян Георгий Зворыкин; в его автобиографии, которую он изложил на допросе, мы встречаемся с просветительной деятельностью тех же пленников. От роду ему, показывал Зворыкин, 26 лет; отец его служил в драгунах и был убит на службе под Полтавою. После смерти отца он остался двух лет при матери в Костромском уезде, в сельце Погорелках. Мать обучила его грамоте с помощью соседнего дьячка, а затем отдала его пленным шведам, которые выучили его латинскому и немецкому языкам и арифметике. Очевидно, что на долю этих пленных шведов выпала в первой четверти XVIII века такая же роль в русском обществе, какую в начале XIX века пришлось повторить французским эмигрантам и пленникам, оставшимся в России после кампании 1812 года и сделавшимся гувернерами в помещичьих семействах и учителями в школах.

После Петра число частных учебных заведений, содержимых иностранцами в обеих столицах, размножилось. Известного автора мемуаров, столь обстоятельно рисующих русские нравы XVIII века, Болотова, отдали в Петербурге в пансион Ферре при Шляхетском кадетском корпусе потому, что он считался лучшим из нескольких подобных. В мемуарах Болотов живо вспоминает обстановку этого пансиона. Там он встретил человек 15 товарищей, живущих и приходящих, и к числу последних принадлежала также одна взрослая девица, дочь какой-то майорши, ходившая учиться французскому языку. Хозяин пансиона, состоявший учителем в кадетском корпусе, плохо учил воспитанников и, видимо, заботился исключительно о наживе. В постные дни он держал в пансионе строгий пост, но и в скоромные кормил детей так постно, что только вывезенные из деревень крепостные служители, находившиеся в пансионе при молодых господах, выручали их, приготовляя им щи в дополнение к пансионному обеду.

В качестве домашних учителей иностранцы появляются при дворе уже с самого начала XVIII века, и притом не только в семействе Петра, но и в доме такой старомодной русской женщины, какою была вдова царя Ивана Алексеевича, царица Прасковья Федоровна. Три ее дочери, Екатерина, Анна и Прасковья проходили прежде всего, разумеется, "букварь словено-российских письмен с образованиями вещей и с нравоучительными стихами". Но при них уже два учителя иностранца: немец Дитрих Остерман (брат знаменитого Андрея Ивановича) и француз Рамбур, который обучает царевен французскому языку и танцам. Обычаи двора обязательны для аристократии, и в семействах петровской знати появляются иностранные гувернеры и гувернантки. Обычаи аристократии становятся предметом подражания в кругу среднего и мелкого дворянства, делаются модой, и вот, к половине века, в каждом сколько-нибудь достаточном дворянском доме непременно уже есть немец или француз - учитель или воспитатель. В России открылся спрос на учителей-иностранцев, с Запада потянулось предложение. Для населения западных стран возник новый вид отхожего промысла, тем более заманчивый, что, не требуя никакой специальной подготовки, он щедро вознаграждался. Те же воспоминания Болотова знакомят нас с такого рода французом-учителем в барском доме, как и с самыми его педагогическими приемами. Осиротев и поселившись в Петербурге у дяди, Болотов должен был ходить в дом генерал-аншефа Маслова брать уроки у француза, состоявшего при генеральских детях. "Г. Лапис, - пишет Болотов, - был хотя и ученый человек, что можно было заключить по беспрестанному его читанию французских книг, но и тот не знал, что ему с нами делать и как учить. Он мучил нас только списыванием статей из большого французского словаря, изданного французской академией и в котором находились только о каждом французском слове изъяснение и толкование на французском же языке; следовательно, были на большую часть нам невразумительны. Сии статьи и по большей части такие, до которых нам ни малейшей не было нужды, должны мы были списывать, а потом вытверживать наизусть без малейшей для нас пользы. Тогда принуждены мы были повиноваться воле учителя нашего, и все то делать, что он приказывал. Но ныне надседаюсь я со смеха, вспомнив сей род учения, и как бездельники французы не учат, а мучат наших детей сущими пустяками и безделицами, стараясь чем-нибудь да провести время". Мода распространялась, и повышение спроса повышало количество предложения, ухудшая его качество. Кучер, лакей и парикмахер-иностранец, не нашедший заработка дома, нередко не поладивший с отечественной юстицией, свободно находил себе учительское место в России. Явление стало столь обычным, что писатель-комик мог хорошо уловить тип немца-учителя из кучеров в дворянском семействе, и Адам Адамович Вральман показался на сцене как всем хорошо понятная и давно знакомая фигура. В царствование Елизаветы, когда заграничный привоз учителей был особенно обширен, правительство стало принимать против него меры и пыталось потребовать образовательного ценза, установив экзамены для иностранцев-учителей. Обнаружились печальные результаты. На вопрос, что такое имя прилагательное, один из таких испытуемых отвечал, что это, должно быть, новое изобретение академиков: когда он уезжал с родины, об этом еще не говорили. То соображение, что многие помещики, не сыскав лучших учителей, принимают к себе таких, "которые лакеями, парикмахерами и другими подобными ремеслами всю жизнь свою препровождали", было одним из мотивов, приведенных в указе 12 января 1755 года, об учреждении в Москве университета.

К этим двум путям западного влияния, какими были иностранная книга в виде романа, а за тем и научного или публицистического трактата, и иностранный выходец сначала в виде военного инструктора, а потом в виде учителя и гувернера, со времени Петра присоединился еще третий. То было непосредственное знакомство русского общества с Западом благодаря путешествиям за границу. В первой четверти XVIII века русская знатная молодежь почти поголовно была вывезена за границу с учебными или с военными целями. Учебная подготовка дворянства стала теперь слагаться из трех курсов. Первоначальное обучение продолжал давать все тот же сельский дьячок, средний курс проходился под руководством иностранца-учителя, высшее образование получалось в заграничной командировке. Такой порядок установился с самого конца XVII века. Незадолго до выезда в чужие края известного большого посольства, в котором инкогнито выехал и сам Петр и которое по своей многочисленности походило скорее на целый отряд, была отправлена на Запад партия молодежи из лучших боярских фамилий числом в 61 человек стольников и спальников, и с ними были посланы 61 человек простых солдат, также из дворян. Те и другие были назначены в Италию и Голландию изучать навигацкую науку. С тех пор постоянно посылаются за границу такие же отряды молодых дворян, и не будет преувеличением сказать, что не было сколько-нибудь знатной и видной фамилии, хотя бы один из членов которой не побывал при Петре за границей. В 1717 году в одном только Амстердаме числилось 69 русских навигаторов. Кроме изучения навигацкой науки, молодые люди посылались также с более широкими целями, для изучения юриспруденции, медицины и изящных искусств. В Кенигсберг командирован был целый отряд подьячих изучать порядки немецкой администрации. Поездки за границу при Петре были так часты, что упомянутому выше ганноверскому резиденту Веберу казалось, что русских было послано с целью обучения за границу несколько тысяч человек. Многим из русской знати пришлось жить за границей в качестве дипломатических агентов. Внешняя политика Петра стала гораздо сложнее; завязывались постоянные и оживленные сношения с западными государствами. Иностранные послы в Московском государстве бывали временными гостями, живя недолго в Москве, показывались только на торжественных приемах, остальное время сидели почти под арестом на посольском дворе, окруженном стражею. С Петра аккредитуются при русском правительстве постоянные послы, которые ведут открытый образ жизни и задают тон петербургскому великосветскому обществу. Вместе с тем и русское правительство учреждает постоянные посольства за границей: в Париже, Лондоне, Берлине, Вене, Дрездене, Стокгольме, Копенгагене, Гамбурге, притягивающие дворянскую молодежь на дипломатическую службу в эти центры. Наконец, войны XVIII века были также средством общения с Западом. С XVIII века русские войска впервые вступают на территории настоящей Западной Европы, не ограничиваясь уже Польшей и остзейским краем. Во время Северной войны русские отряды действовали в северной Германии на берегах Балтийского моря, и в тогдашних "Ведомостях" соотечественники могли читать известия о том, что "как офицеры, так и рядовые" в этих отрядах "зело изрядные и добрые и как в ружье, так и в платье уборны, и невозможно оных признать, чтобы оные не самые иноземцы были, и многие из них по-немецки умеют". В 1748 году последствием возобновленного русско-австрийского союза была отправка к берегам Рейна вспомогательного русского корпуса в 30 тысяч человек, который зимовал за границей в австрийских провинциях, ни разу не вступив в дело. Наконец в Семилетнюю войну, когда русские войска захватили Кенигсберг и побывали в Берлине, русское дворянство, наполнявшее армию, могло в течение нескольких лет наблюдать западные порядки на досуге между сражениями.

Итак, обязательная наука, дипломатия и война заставили в первой половине XVIII века множество русского люда предпринять невольное, но очень поучительное путешествие за границу. Сохранились памятники, позволяющие с достаточной полнотой восстановить тот психологический процесс, который происходил в этом невольном русском путешественнике XVIII века при его соприкосновении с западноевропейским миром. До нас дошло несколько дневников и записок, веденных за границей первыми такими путешественниками, хорошо передающих их непосредственные впечатления от всего виденного на Западе, - впечатления, записываемые изо дня в день с необыкновенной простотой и искренностью. Таковы записки П.А. Толстого, впоследствии одного из главных сотрудников реформы, сенатора и президента коммерц-коллегии, князя Куракина - видного дипломата эпохи Петра, Матвеева - будущего президента юстиц-коллегии, Неплюева - будущего оренбургского администратора и др.

На заграничную командировку, объявленную в январе 1697 года, многие из отправляемых стольников взглянули как на тяжелое испытание и неожиданное несчастие. Небывалость самого дела и дальность пути не могли не вызвать некоторого страха перед путешествием. Притом приходилось ехать если и не в басурманские страны, то все ж таки в страны с христианской верой сомнительной чистоты. Отталкивала и цель путешествия: спокойную службу при государевом дворе в высоких придворных званиях приходилось менять на простую матросскую службу под командой иностранных офицеров - и это потомкам знатнейших домов, никогда не знавшим черной служебной работы, привыкшим занимать положение правительственных верхов общества. Иные из этих стольников обзавелись уже семьями, которые приходилось покинуть. Все это вместе не могло не вызывать того мрачного настроения, с которым они выезжали из Москвы, и той тяжелой тоски, которую они испытывали, расставаясь с нею. Толстой, один из немногих охотников, добровольно отправившихся за границу, чтобы сделать угодное государю, выехав из Москвы, еще целых три дня простоял в Дорогомиловской слободе, прощаясь с родственниками.

Обильный ряд новых впечатлений, которые приходилось испытывать в пути, заглушал тяжелые чувства, навеянные разлукой. Европа поражала русского человека, в нее попадавшего, прежде всего тою величественной внешностью, которой он не видел дома. Громадные города с каменными высокими домами, с величавыми соборами возбуждали одно из первых удивлений после русских городов с их совершенно сельскими, крытыми соломой избами и маленькими деревянными церквами, и путешественник непременно отметит в дневнике, как будто в этом было что-то особенно замечательное, что весь город, через который он проезжал, каменный. Если ему случится побывать в театре, то он на своем точном, но удивительно неприспособленном к передаче новых впечатлений языке запишет в дневник, что "был в палатах великих округлых, которые италиане зовут театрум. В тех палатах поделаны чуланы многие (ложи) в пять рядов вверх, и бывает в одном театруме чуланов двести, а в ином триста и больше; а все чуланы поделаны из-внутри того театрума предивными работами золочеными". Если же покажут ему отделанный сад, то он расскажет, что видел там "многие травы и цветы изрядные, посаженные разными штуками по препорции, и множество плодовитых дерев с обрезанными ветвями, ставленных архитектурально, и немалое число подобий человеческих мужеска и женска полу из меди (статуи)". Искусство остается для такого путешественника еще недоступно своею внутреннюю стороной, не вызывая в нем никаких эстетических волнений; но произведения искусства поражают его мастерством техники, и он отметит, что виденные им на картинах люди или "мраморные девки", изображающие "поганских богинь", сделаны как живые (Толстой), или, справившись о значении памятника, стоящего на городской площади, запишет, что на площади "стоит сделан мужик вылитый, медный, с книгою на знак тому, который был человек гораздо ученый и часто людей учил, и тому на знак то сделано", как описал князь Куракин виденный им памятник знаменитого Эразма в Роттердаме.

Новые интересы возбуждались в душе русского наблюдателя по мере того, как его житье за границей становилось продолжительнее и его знакомство с Западом более основательным. Склад западного житейского быта привлекал к себе его внимание своими внешними и внутренними сторонами. Его поражали чистота, порядок и благоустройство европейских городов, вежливость и обходительность в обращении их жителей, - черты, к которым он не привык дома. Он быстро знакомился с "плезирами" европейской жизни. Для нашего дипломатического персонала было открыто посещение "ассамблей, фестинов и конверсационов" в аристократических домах; посещение комедий и опер, сходбища в кофейные дома и австерии - сделались любимыми занятиями в часы досуга для навигаторов. Но и более серьезные стороны европейской жизни привлекали к себе внимание русского наблюдателя. Его удивление вызывали обширные благотворительные учреждения, в которых он мог наблюдать проявление самых лучших христианских чувств милосердия и любви к ближнему в западном христианине, христианине такой подозрительной чистоты. На каждом шагу он встречал учреждения просветительного характера: академии, музеи и учебные заведения, дававшие ему понятие об уважении на Западе к науке, значения которой в общественной жизни он если и не сознавал вполне ясно, то уже не мог не чувствовать. Иные приемы воспитания и положение женщины также вызывали заметки в дневниках. "Народ женский в Венеции, - пишет Толстой, - зело благообразен и строен, и политичен, высок, тонок и во всем изряден; а к ручному делу не очень охоч, больше заживают в прохладах, всегда любят гулять и быть в забавах". Невиданные дома простота и свобода обращения представительниц французской аристократии поражала и очаровывала Матвеева в Версале и Париже. "Ни самый женский пол во Франции, - пишет он, - никакого зазору отнюдь не имеет во всех честных обращаться поведениях с мужским полом, как бы самые мужи, со всяким сладким и человеколюбивым приемством и учтивостью". Наконец, и политический порядок западноевропейских государств, лежавший в основе этого житейского уклада, так понравившегося русским людям, вызывал в них немало симпатий. Толстой с большим удовольствием рассказывал о свободе, печать которой видна на всех гражданах Венецианской республики, о простоте в обращении с дожем, о справедливости, царящей в судопроизводстве. Матвеев попал во Францию в эпоху расцвета абсолютизма при Людовике XIV. Но он не без скрытого намека на родные политические порядки должен был с сочувствием заметить отсутствие произвола, благодаря чему "король, кроме общих податей, хотя и самодержавный государь, никаких насилований не может, особливо же ни с кого взять ничего, разве по самой вине, свидетельствованной против его особы в погрешении смертном, по истине рассужденной от парламента; тогда уже по праву народному, не указом королевским, конфискации или описи пожитки его подлежать будут". Частая и произвольная конфискация имуществ была больным местом в русском политическом строе первой половины XVIII столетия.

Таковы были впечатления, которые уносил с собой с Запада при более близком с ним знакомстве русский наблюдатель конца XVII и начала XVIII века. Сильно действуя на его душу, они заставляли ее пережить целую гамму настроений. Посылаемый за границу, русский человек времени Петра Великого уезжал туда с печалью о том, что ему приходилось покидать, и с тревогой перед тем, что его в неведомой стране ожидало. По переезде рубежа величественность внешней европейской обстановки вызывала в нем удивление. Уже при самом поверхностном знакомстве с европейской жизнью он находил в ней многие стороны, которые мирили его с Западом, смягчая остроту разлуки с родиной. По мере того, как он долее жил за границей, простое первоначальное удивление сменялось размышлением с его неизбежной операцией сравнения, различения сходного и несходного. Результаты этого сравнения своей домашней обстановки и порядков с теми, которые пришлось узнать за границей, вели неизбежно к заключениям о превосходстве многих сторон европейской жизни перед своей, русской. Отсюда дальнейшим шагом являлась критика своих порядков, сознание их негодности и мысль о замене их новыми, заимствованными с Запада. Так, уезжая из Москвы с тревогой и враждебным чувством к Западу, навигатор или дипломат нередко возвращался с сознанием его превосходства.

Со второй четверти века в поколении детей этих невольных путешественников развивается и все более входит в моду добровольное путешествие на Запад по тем же мотивам, по которым оно предпринимается и до наших дней: завершение образования, удовлетворение любознательности, лечение в заграничных курортах, наконец, удовольствие самого путешествия. Благоустройство западного города, комфорт европейской жизни, утонченные нравы, зрелища и увеселения, а затем и западные библиотеки, музеи и университеты - таковы были приманки, тянувшие русского путешественника на Запад. Недаром указ 1762 года о вольности дворянства с такою подробностью говорил о возможности для дворян ездить за границу, обучать там детей и жить там, сколько захотят. Путешествие за границу стали столь любимы и обычны, что за 20 лет этого указа сухой и узкий моралист, придворный проповедник Савицкий, считал нужным вооружиться против этого явления, которое он считал и вредом для православия. "Многие ль, - восклицал он в проповеди, произнесенной 4 июля 1742 года, - хоть копейку потратили на обучение православию? Весьма немногие! А многие тысячи брошены на обучение от пелен танцам, верховой езде, играм, разным языкам, да на странствия по чужим землям". Мода порождает увлечения и доходит до крайностей, и молодой человек, дикарь по своим внутренним качествам, слепой поклонник и смешной подражатель западной внешности, вздыхающий и тоскующий по Парижу, где только и можно жить, сделался надолго любимым типом русской сатиры и комедии. "Madame, ты меня восхищаешь, - говорит в "Бригадире" сын, объясняясь в любви советнице, - мы созданы друг для друга; все несчастие мое состоит в том только, что ты русская!" - "Это, ангел мой, конечно, для меня ужасная погибель", - отвечает советница. "Это такой defaut [недостаток (фр.) ], которого ничем загладить уже нельзя, - продолжает сын. - Дай мне в себе волю. Я не намерен в России умереть. Я сыщу occasion favorable [благоприятный случай (фр.) ] увезти тебя в Париж. Там остатки дней наших, les restes de nos jonrs [остатки наших дней (фр.) ], будем иметь утешение проводить с французами; там увидишь ты, что есть между прочими и такие люди, с которыми я могу иметь societe [общество, (фр.) ]". Комедия, конечно, очень опасный исторический источник: она показывает явление в преувеличенном виде, доводя его очертания до карикатуры; но в основу карикатуры она кладет все-таки действительные очертания. Заграничное путешествие, в которое в начале века нужно было посылать насильно, сделалось в половине века одним из самых любимых удовольствий.

Западная книга, иностранец в России и русский за границей - таковы были проводники западного влияния в первой половине XVIII века. Какими чертами отразилось это влияние на русском дворянстве? В этой встрече отечественного с западным на первых порах много было ненужного и незрелого, карикатурного и смешного. Но были и ценные приобретения. Наиболее дорогою была открывшаяся возможность идейного общения с просвещенными странами, хранительницами плодов долговременной умственной работы, и возможность заимствования оттуда того общечеловеческого, которое в этих западных плодах заключалось. Если поискать, можно найти некоторый запас западных идей уже в русском обществе первой половины XVIII века. Стали понемногу проникать в Россию приобретения научной мысли. Всего более широкий доступ в этой области к русскому обществу нашли себе идеи политической философии. Успехи, которых достигла политическая мысль в Европе в XVII и XVIII веке, совпали с повышенным интересом к политическим вопросам в русских людях эпохи Петра, которым пришлось быть очевидцами и участниками преобразования всего государственного строя, предпринятого в столь широких размерах. В законодательстве Петра отразилось преклонение перед разумом, как источником и основанием политики; в политических трактатах Феофана Прокоповича, в дебатах дворянских кружков, обсуждавших в 1730 году вопросы государственного права, легко заметить понятия, навеянные рационалистической теорией. Естественное право, естественное состояние, договорное происхождение государства - весь этот багаж западной политической мысли XVII века здесь налицо. Не следует, однако, преувеличивать размеров этого идейного влияния: оно было очень поверхностно. Идеи не находили себе пока в России удобной почвы, подготовленной долгой и упорной воспитательной работой. А ведь только при таком условии они входят в плоть и кровь, делаются существенной принадлежностью организма, слагаются в цельное мировоззрение, регулируют поведение, подчиняют себе привычки и претворяются в инстинкты. Иначе они остаются непроизводительною и летучею начинкою головы, быстро испаряющеюся. Вот почему и политические идеи, сверкнувшие в 1730 году, быстро выветривались из голов, будучи не более как случайно занесенным туда элементом. Только очень медленно и туго результаты западной мысли будут прокладывать себе путь в русскую жизнь и изменять ее. Но залог их будущего успеха можно видеть в том иногда еще смутном чувстве уважения к Западу, которое стало у нас обнаруживаться в XVIII веке. В его просвещении стали сознавать превосходство, его учреждениям и порядкам стремились подражать. Реформы Петра, произведенные по западному образцу, ценились современниками как приобщение России к семье западных народов. "Ваше величество, - писал раз Петру один из дипломатов его времени, князь Г.Ф. Долгоруков, - милосердуя о народе своего государства, изволите непрестанно беспокойно трудиться, чтобы оный из прежних азиатских обычаев вывесть и обучить, как все народы христианские в Европе обходятся". Ту же мысль высказывал Петру и Сенат в приветствии по случаю поднесения ему императорского титула, говоря, что благодаря деятельности Петра русские "присовокуплены в общество политичных народов". Западное устройство и отношения получали значение хорошего примера. Во время известного раздора Верховного тайного совета с дворянством в 1730 году, руководитель совета, кн. Д.М. Голицын, пытаясь привлечь расположение дворянства, включил в текст составленной им тогда присяги, которая должна была иметь значение конституционной хартии, параграф, где заключалось обещание со стороны императорской власти дворянство содержать в такой же "консидерации", как это бывает в западных странах. Кругозор русского наблюдателя расширялся. Возникла возможность сравнивать свое с чужим, развивалось еще в XVII веке заметное критическое отношение к родной действительности. Неприглядные стороны этой действительности возбуждали нередко стыд за нее перед тем новым обществом, в которое вошла теперь Россия. На одном из тех же дворянских совещаний зимой 1730 года, на котором собрались представители высшего чиновного слоя этого сословия, раздавались горячие возгласы против произвола, с которым действовала в те годы политическая полиция. Некоторые члены собрания с негодованием заявляли, что существование Тайной канцелярии, которая иногда только за одно неосторожно сказанное слово арестует, пытает, казнит и конфискует имущество, лишая всяких средств к жизни ни в чем не повинных младенцев-наследников, - что это существование - позор для России перед западными народами. Способность критически взглянуть на самих себя и устыдиться за родные грехи и недочеты была, может быть, самым ценным приобретением, вынесенным русским обществом из знакомства его с Западом. Чувство стыда влекло за собой раскаяние, которое в свою очередь вызывало решимость бросить ошибочный путь и идти по новому направлению.

Разумеется, до идей было рано, когда надо было приобретать еще знакомство с самым орудием их распространения - языком. Это знакомство сделало быстрые успехи. Как ни плохи и смешны были иностранцы-учителя, какой скудный запас понятий они ни приносили, они все-таки оказали русскому обществу услугу, научив его, по крайней мере, своим языкам. Западная книга становилась доступна, и иностранец перестал быть для нас "немцем", т.е. человеком, который молчал, потому что его не понимали. Уже при Петре можно насчитать много случаев знания иностранных языков в высшем обществе, в особенности среди молодого поколения. В библиотеке кн. Д.М. Голицына много книг на иностранных языках. Другой сподвижник Петра, гр. П.А. Толстой, сам работает в качестве переводчика. Бергхольц отмечал в своем дневнике русских, знающих языки, и этих отметок немало. Капитан Измайлов, которого посылали в Китай, говорит по-немецки и по-французски, так как долго состоял на службе в Дании. 16 февраля 1722 года в квартире у герцога голштинского был поставлен очень знатный гвардейский караул; в его состав входили: поручик кн. Долгорукий, который хорошо говорил по-французски; сержант молодой кн. Трубецкой, человек вообще недурно образованный, говорящий хорошо по-немецки; капрал молодой Апраксин, близкий родственник генерал-адмирала, также хорошо знающий немецкий язык. Кн. Черкасский, молодой камергер при невесте герцога, царевне Анне Петровне, по отзыву того же Бергхольца, "кавалер очень приятный и любезный, много путешествовал, хорошо образован, знает основательно языки французский и итальянский". Конечно, требования Бергхольца на звание образованного человека не Бог весть какие высокие, но они именно относятся к манерам и к знанию языков. Гр. Головин, сын покойного генерал-адмирала, родившийся в 1695 году, 11 лет был помещен в московскую навигацкую школу, потом отправлен в Голландию, служил затем на английском корабле, прекрасно владеет французским и английскими языками. Дети гр. Головкина получили новое воспитание: сын слушал лекции в Лейпциге и Галле, дочь, вышедшая замуж за П.И. Ягужинского, а затем за М.П. Бестужева-Рюмина, хорошо говорила по-немецки. Знаменитая Н.Б. Шереметева, оставившая такие трогательные мемуары, воспитывалась под надзором иностранной гувернантки m-lle Штауден. Вся семья Долгоруких владела языками, так как члены этой семьи проходили обыкновенно дипломатическую карьеру или росли при родственниках - послах за границей, а самый видный из них, кн. Василий Лукич, был по отзыву герцога де Лириа, полиглотом, прекрасно говорил на многих языках. В этой семье случилось событие, которое впоследствии будет нередким в нашем высшем обществе. Княгиня Ирина Петровна Долгорукая, урожденная Голицына, живя за границей с мужем-дипломатом, приняла католичество. Возвратясь католичкой и вывезя с собой некоего аббата Жака Жюбе, княгиня попала за перемену религии под следствие, а дети ее, князья Александр и Владимир, по испытании в Синоде оказались также сомнительными в православной вере и были отправлены в Александро-Невскую семинарию для наставления на истинный путь. При Петре и при Анне преобладал немецкий язык. В 1733 году из 245 русских кадетов в недавно тогда устроенном Шляхетском кадетском корпусе русскому языку обучалось 18, французскому - 51, а немецкому - 237 человек. Но с Елизаветы перевес взяло французское влияние, и французский язык стал языком высшего русского общества. Не следует упускать из виду, что и Германия находилась тогда под французским влиянием, немецкий язык был в загоне у самих немцев, и король-философ Фридрих II писал не иначе как по-французски. Для того времени движение в сторону французского языка знаменовало собою шаг вперед в умственном развитии русского общества. Неразвитый тогда немецкий язык был языком техника и военного инструктора; тонкий и гибкий французский - открывал доступ в область философии и изящной литературы.

Это усвоение иностранных языков имело, правда, и обратную сторону. Во-первых, оно портило родной язык, вводя в него множество варваризмов. Диалоги таких поклонников Запада, как знакомая нам советница из "Бригадира", заявляющая, что "мериты должны быть респектованы" и что она "капабельна взбеситься" или как ее обожатель, признающийся, что и ему "этурдери свойственна", кажутся нам карикатурными. Но прочтите очень интересную "Историю о даре Петре Алексеевиче", принадлежащую перу кн. Куракина, русского дипломата эпохи Петра, где он, описывая детство царя, говорит, что царица Наталья Кирилловна была "править инкапабель", и далее характеризует ее брата Льва Кирилловича как человека, предававшегося пьянству и, если делавшего добро, то "без резону [,но] по бизарии своего гумору"; или просмотрите его не менее любопытные записки, где он рассказывает, как в Италии он был сильно "иннаморат" в славную хорошеством некую "читтадину", вследствие чего у него едва не вышло duellio с одним "жентильомом", и вы увидите, что автор комедий не давал своей карикатуре слишком широкого размаха. Может быть, не меньшим злом, чем порча родного языка, было то забвение и пренебрежение, которым он стал подвергаться с XVIII века в высшем русском обществе, совершенно, разучившемся на нем говорить. "Можно сказать, - читаем в составленной на французском языке автобиографической записке гр. А.Р. Воронцова, который в 12-летнем возрасте знал от доски до доски Вольтера, Расина, Корнеля и Буало, - что Россия - единственная страна, где пренебрегают изучением родного языка и всего того, что относится до родины. Так называемые просвещенные люди в Петербурге и в Москве стараются научить своих детей французскому языку, окружают их иностранцами, с большими издержками нанимают им учителей танцев и музыки и не заставляют их учиться родному языку; так что это прекрасное воспитание, притом столь дорогое, ведет к полному незнанию родной страны, равнодушию, может быть, даже к пренебрежению к стране, которой обязаны существованием, и к привязанности ко всему тому, что относится к обычаям и странам чужим, в особенности же к Франции". Но если отсутствие отечествоведения и составляло большой пробел в образовании русских людей XVIII века, то, что касается до родного языка, он неизбежно должен был испытывать некоторое пренебрежение, так как не поспевал за мыслью и отставал от идей времени. Человек, воспитанный на Вольтере и Буало, познакомившийся с французской философской мыслью, очень бы затруднился передавать новые идеи на родном языке: он был слишком беден и неуклюж для того богатства и тонкости мысли, каких достигла эта философия, и потребовалась долгая и упорная работа над русским языком целого ряда писателей, чтобы приспособить его к этой цели. Вот почему образованные люди XVIII века предпочитали писать, говорить и даже думать по-французски: так было удобнее в тех случаях, когда содержанием этих писаний, разговоров и дум были новые понятия и идеи, для которых родной язык был недостаточен. Эта привычка портила и повергала в забвение родной язык, зато она давала доступ идеям.

Всего более доступно было русскому обществу и всего более широко на него подействовало западное влияние в том, что касалось внешней формы и материальной обстановки. Это было вполне естественно. Когда дети сближаются с взрослыми, они прежде всего стараются походить на последних по внешности; когда некультурные народы соприкасаются с культурными, они прежде всего перенимают материальную культуру и затем уже с гораздо большим трудом подвергаются воздействию духовной. Внешняя обстановка: жилище с его убранством, одежда, стол, мелочи обихода, внешние житейские отношения и на первом и главном месте удовольствия жизни - вот содержание этого материального элемента западного влияния. Его проводником был двор, а его объектом тот общественный класс, для которого жизнь двора служит обязательным примером. Уже в обстановке Кремлевского дворца при царе Алексее можно было указать много предметов житейского обихода западного происхождения, соблазнительных в глазах истого приверженца московского благочестия. Царь Алексей любил посмотреть иностранную картину, послушать игру немца-органиста, завел у себя даже немецкий театр. Тем не менее, шаг, сделанный его сыном, нельзя не признать очень решительным. Резиденция была перенесена далеко от насиженного места, далеко от московских святынь, под сенью которых чувствовали себя спокойно старинные цари. В новой столице были построены небольшие дворцы, украшенные иноземными картинами и статуями, вывезенными по заказу Петра из-за границы и выбранными не без вкуса. Заведен новый придворный штат с камергерами и камер-юнкерами, и двор Петра, по отзыву иностранных наблюдателей, стал очень похож на двор немецкого государя средней величины. Чинные торжественные выходы московских царей и скучные парадные обеды во дворце, оглашаемые грубою местническою бранью, сменились теперь совсем новым придворным европейским этикетом. Правда, широкая русская натура то и дело выходила из этих узких немецких рамок во время рождественских славлений, когда Петр с многочисленной шумной и пьяной компанией объезжал дома вельмож и именитого купечества, когда он исполнял обязанности протодьякона на заседаниях всешутейшего и всепьянешего собора или когда, празднуя спуск нового корабля, он объявлял во всеуслышание, что тот бездельник, кто по такому радостному случаю не напьется допьяна, при чем после шестичасового угощения участники пира сваливались под стол, откуда их выносили замертво. Но к концу царствования эти широкие размахи слабели, и Петр стал находить удовольствие в увеселениях более скромного характера, к которым и приучал общество. Вследствие тесноты дворцовых помещений придворные собрания летом происходили в императорском летнем саду, очень хорошо устроенном, по отзыву Бергхольца, с правильно разбитыми клумбами и аллеями, с гротом, украшенным статуями, редкими раковинами и кораллами, с фонтанами и органом, приводившимся в действие водою и хорошо игравшим.

По пушечному сигналу в пять часов вечера к саду приставала целая флотилия небольших судов, привозивших по Неве приглашенное общество. Вечер начинался прогулкой, затем бывали танцы, до которых Петр был большой охотник и в которых он брал на себя роль распорядителя, придумывая все новые в новые замысловатые фигуры, какие-нибудь "каприоли" или какой-нибудь Kettentanz, приводившие в замешательство танцоров и вызывавшие общую потеху. Угощение на этих придворных вечерах было грубовато, подавали простую водку к великому неудовольствию иностранцев и дам.

В следующие царствования в императорском обиходе появляется роскошь, которая поражает иностранцев. "Императрица Анна щедра до расточительности, - пишет испанский посол де Лириа, - любит пышность чрезмерно, от чего двор ее великолепием превосходит все прочие европейские". "Она любила порядок и великолепие, - вторит ему фельдмаршал Миних, - и никогда двор не был так хорошо устроен, как при ней". Зимний дворец, построенный Петром, показался ей уже слишком тесен, и она выстроила новый трехэтажный в 70 комнат разной величины с тронной и театральной залами. В последние годы царствования Петра весь расход на содержание двора составлял около 186 тыс. руб. При Анне, с 1733 года, только на придворный стол тратилось 67 тыс. руб. Императрица была страстной охотницей и любительницей лошадей. Она ловко ездила верхом и метко стреляла из ружья, не промахиваясь по птице на лету. Для нее был устроен обширный манеж и заведен был конюшенный штат из 379 лошадей и еще большего количества состоявших при них людей. Придворная охота, совсем упраздненная при Петре, при Анне была громадна, и русские послы в Париже и Лондоне среди важных дипломатических дел должны были исполнять императорские поручения по закупке целых партий заграничных охотничьих собак, за которых платились тысячи рублей.

Роскошь при дворе заражала и высшее общество. Появилось щегольство в одежде, открытые столы, не известные до тех пор дорогие вина: шампанское и бургонское. "Вместо малого числа комнат, - рассказывает Щербатов, - уже по множеству стали иметь, яко свидетельствуют сие того времени построенные здания. Зачали домы сии обивать штофными и другими обоями, почитая неблагопристойным иметь комнату без обой; зеркал, которых сперва весьма мало было, уже во все комнаты и большие стали употреблять. Екипажи тоже великолепие восчюувствовали: богатые позлащенные кареты с точеными стеклами, обитые бархатом, с золотыми и серебряными бахрамами; лучшие и дорогие лошади, богатые тяжелые и позлащенные и серебряные шторы с кутасами шелковыми и с золотом или серебром; также богатые ливреи стали употребляться". Еще шаг вперед, в смысле роскоши, при Елизавете. Тут уже, по свидетельству того же Щербатова, экипажи "возблистали золотом", двор облекался в златотканые одежды, "подражание роскошнейшим народам возрастало, и человек делался почтителен (т.е. почтен) по мере великолепности его житья и уборов". С растущим великолепием в придворный обиход все более проникает искусство, облекая роскошь в изящные элегантные западноевропейские формы. Дворцы строятся знаменитым Растрелли. При Анне появилась при дворе итальянская опера, а при Елизавете среди певцов этой оперы блистали звезды первой величины. Устраиваются и русские спектакли, в которых актерами выступают воспитанники Шляхетского кадетского корпуса, а придворный балетмейстер Landet вводит грацию и изящество в чинные и церемонные менуэты, которым с увлечением предается придворное общество, и с каким увлечением! Нужно было обладать крепостью нервов, свойственной людям того времени, чтобы выдерживать эти бесконечные увеселения. Придворный маскарад в Москве в 1731 году, в годовщину восстановления самодержавия, начался 8 февраля и затем тянулся целых десять дней. Но продолжительные по времени придворные торжества полны чинного этикета, и оргии петровского царствования отошли уже в область преданий. 2 января 1751 года "как знатные обоего пола персоны и иностранные господа министры, так и все знатное дворянство с фамилиями от 6 до 8-го часа имели приезд ко двору на маскарад в богатом маскарадном платье, и собирались в большой зале, где в осьмом часу началась музыка на двух оркестрах и продолжалась до семи часов пополуночи. Между тем убраны были столы кушаньем и конфектами для их императорских высочеств с знатными обоего пола персонами и иностранными господами министрами в особливом покое, а для прочих находившихся в том маскараде персон в прихожих парадных покоях на трех столах, на которых поставлено было великое множество пирамид с конфектами, также холодное и жаркое кушанье. В одной большой зале и в парадных покоях в паникадилах и крагштейнах горело свеч до 5000, а в маскараде было обоего полу до 1500 персон, которые все по желанию каждого разными водками и наилучшими виноградными винами, также кофеем, шоколадом, чаем, оршатом и лимонадом и прочими напитками довольствованы". Так описывался придворный бал в "Петербургских ведомостях" того времени. Увеселения прогрессируют быстрее других элементов общественной жизни. Звуки бальной музыки, волны света, заливающие залы, лица в масках, мелькающие в танцах пары - как все это далеко от церковного ритуала московского царского двора!

Новые формы светских отношений и новые увеселения легко прививались к русскому обществу, и эта сторона реформы стоила правительству наименьших усилий. С бородою и старинным платьем дворянство начала XVIII века рассталось без тяжелого чувства и довольно быстро, говоря словами Щербатова, "преобразовались россияне из бородатых в гладкие и из долгополых в короткополые". Правда, ассамблеи вводились принудительным путем, и зимой 1722 года, когда двор прибыл в Москву и в Преображенском назначена была ассамблея, пришлось пустить в ход угрозу, чтобы привлечь на нее московских дам и девиц. Может быть, принудительный характер этих собраний при Петре отражался и на том принужденном тоне, который царил на них и поражал иностранца. "Что мне не нравится в ассамблеях, - пишет Бергхольц, - так это, во-первых, то, что в комнате, где дамы и где танцуют, курят табак и играют в шашки, от чего бывает вонь и стукотня, вовсе неуместные при дамах и при музыке; во-вторых, то, что дамы всегда сидят отдельно от мужчин, так что с ними не только нельзя разговаривать, но не удается почти сказать и слова: когда не танцуют, все сидят, как немые, и только смотрят друг на друга". Принуждение к увеселениям этого рода распространялось даже на духовенство, и притом на черное. В декабре 1723 года вышел указ первоприсутствующего в Синоде об очереди ассамблей в московских монастырях. 29 декабря по этому указу состоялась ассамблея у архимандрита Донского монастыря, на которой были: президент Синода архиепископ Новгородский Феодосий Яновский, архиепископ Крутицкий Леонид, архимандриты других московских монастырей и высшие чиновники Синодальной конторы и Монастырского приказа из светских лиц. За Донским монастырем последовали ассамблеи в других. Съезжались в третьем часу пополудни; хозяевами не воспрещалось, как гласил указ первоприсутствующего, гостей "трактовать и обедом". Это новшество в духовной среде вызывало неудовольствие со стороны поборников строгих нравов. "Оставя церковные службы и монашеское преданное правило, - писал впоследствии митрополит Казанский Сильвестр в доносе на Феодосия, инициатора этих ассамблей, - уставил у себя самлеи с музыкою и тешился в карты и шахматы и в том ненасытно забавлялся. И бывшим в Москве архиереям также и в московских монастырях архимандритам сочиня вседневную роспись, велел самлеям быть с различными потехами". Но в светской среде такого неудовольствия не было. Ассамблея пришлась русскому обществу по вкусу, быстро распространялась, и выведенная в общество женщина, скоро освобождаясь от застенчивости, начинала чувствовать себя в нем хозяйкой. "Приятно было женскому полу, - повествует об этой перемене Щербатов, - бывшему почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами, умножающими красоту лица их и оказующими их хороший стан; не малое ж им удовольствие учинило, что могли прежде видеть, с кем на век должны совокупиться, и что лица женихов их и мужей уже не покрыты колючими бородами". Это сближение полов не только смягчало нравы, но и порождало новые чувства и настроения, не известные до тех пор. "Страсть любовная, - продолжает тот же писатель, - до того почти в грубых нравах незнаемая, начала чувствительными сердцами овладевать, и первое утверждение сей перемены от действия чувств произошло!.. О, коль желание быть приятной действует над чувствиями жен!" Ассамблеи давали место для практики тех чувств, теория которых вычитывалась из какого-нибудь переводного французского романа под заглавием "Эпаминонд и Целериана", дававшего "понятие о любовной страсти со стороны весьма нежной и прямо романтической", как это испытал на себе Болотов. "Все, что хорошею жизнью зовется, - вспоминает он о елизаветинских временах, - тогда только что заводилось, равно как входил в народ тонкий вкус во всем. Самая нежная любовь, толико подкрепляемая нежными и любовными в порядочных стихах сочиненными песенками, тогда получала первое только над молодыми людьми свое господствие". К половине века западные забавы проникают уже в деревню, в помещичьи усадьбы, и там происходят своего рода ассамблеи, тяжеловатые и грубоватые, как все в деревне, появляются карты и танцуют менуэты и контрдансы. В 1752 году юноша Болотов, возвращаясь из Петербурга к себе в родную тульскую деревню, заехал к зятю, псковскому помещику Неклюдову, женатому на его старшей сестре, и попал как раз на ее именины. Именины праздновались на славу. Был большой съезд окрестных помещиков и, конечно, с семействами. Приехал П.М. Сумороцкий, важный сосед в полковничьем чине, уважаемый всею округою, и привез с собою, по просьбе хозяина, свой домашний оркестр из нескольких дворовых скрипачей, которые в свободное от занятий искусством время помогали хозяйским лакеям прислуживать за столом. Приехал другой Сумороцкий, небогатый маленький и худенький человек с "претолстою и предородною" женою и с тремя из бесчисленного количества дочерей всех возрастов, из которых состояла его семья. Приехал помещик Брылкин "из простаков, любивший отменно курить табак и выпить иногда лишнюю рюмку", сильно надоевший своими расспросами Болотову. Приехали многие другие, имен которых не сохранила память автора воспоминаний. Обед, как и подобало торжественному случаю, тянулся несколько часов. После обеда общество предалось увеселениям. Молодежь занялась танцами, причем Болотов, щеголяя сшитым в Петербурге синим кафтаном с белыми разрезными обшлагами, должен был открыть менуэт, танцуя в первой паре с полковничьей дочерью. Дамы сели за карточные столы, забавляясь какою-то игрою в "памфел", мужчины продолжали беседу за рюмкой. Наконец, оживление, все возрастая, охватило всех; карты и разговоры были брошены, все пустилось в пляс. Элементы отечественной культуры взяли верх над европейской, и чинный западный менуэт уступил место русской, под песни дворовых девок и лакеев. Так продолжалось до ужина. Гости, разумеется, ночевали у радушного хозяина и стали разъезжаться только на другой день после обеда.

II
Отечественные основы

Некоторый небольшой запас идей, иностранная литература и языки, европейские формы жизни и обстановка, пожалуй, даже новые чувства - все эти блестки, появившиеся на русском дворянстве с XVIII века, золотили только верхи класса. В окутанные темнотой глубокие провинциальные его слои проникали от этого блеска лишь едва заметно мерцающие лучи. Эта темная масса в первой половине XVIII века живет всецело нетронутыми родными преданиями. Впрочем, если присмотреться внимательнее, не трудно заметить непрочность, а нередко и сомнительное качество той позолоты, которая украшала вершины. И здесь по большей части эта легко отделяемая мишура очень неполно прикрывала те же роднившие верхи с низами, одинаково им общие невзрачные черты. Различие сказывалось лишь во внешнем виде; основа здесь и там была одна и та же. Эта ее тождественность происходила от одинаковости того хозяйственного фундамента, на котором класс держался. Мы и должны теперь познакомиться с влиянием этой хозяйственной обстановки. Прогулка по нескольким дворянским усадьбам первой половины XVIII века будет для этой цели нелишней. Начнем с больших подмосковных вотчин.

Вот село Ясенево в Московском уезде, принадлежавшее Лопухиным и в 1718 году отписанное на государя. Опись, сделанная по поводу конфискации, позволяет нам составить себе представление о большой барской усадьбе в то время. В селе ветхая деревянная церковь об одной главе со старинного письма иконостасом. Двухэтажный барский дом, также деревянный, построен из соснового и елового лесу и крыт тесом на четыре ската. В нем, кроме сеней и чуланов, 7 комнат, или светлиц, из которых две в верхнем и пять в нижнем этаже. Стены в некоторых светлицах обтянуты выбеленным полотном; окна не везде стеклянные, есть и слюдяные. Меблировка состояла из обычных лавок по стенам, липовых и дубовых столов, шкапов, дюжины простых стульев и полдюжины витых, обитых кожею. Украшением стен служили иконы, но, кроме них, опись насчитала более 30 картин иностранного происхождения ("листы печатные фряжские"). При хоромах неизбежная мыльня. Барский двор, огороженный забором с воротами, затейливо украшенными точеными балясами, занимал пространство почти в десятину. Здесь помещался особый господский флигель из двух светлиц и целый ряд хозяйственных построек: поварня с двумя "приспешными" избами, изба приказчика, пивоварня с необходимой для пивоварения посудой и обстановкой, погреб и ледник с напогребицею, конюшня о 9 стойлах, изба для конюха, две житницы. К главному двору примыкали еще: скотный двор с сараями, хлевами и избами для скотников и для птиц и "остоженный" (сенной) двор с двумя амбарами. С двух сторон к забору усадьбы подходил громадный фруктовый сад, расположенный на трех с половиною десятинах, с прудами и деревянной шатровой беседкой. Опись насчитала в нем 1800 разного рода яблонь, многие сотни сливы и вишен. Заметен и некоторый эстетический вкус: в саду разбит был небольшой цветник, обсаженный с четырех сторон красною смородиной.

Вот другая подмосковная также большого барина кн. Д.М. Голицына, известного верховника, как ее застала опись, произведенная в 1737 году также по случаю конфискации. Это село Богородское на юге Московского уезда на реке Пахре, ранее принадлежавшее князьям Одоевским. Мы совсем не найдем здесь той роскоши, которою, по словам Щербатова, стали блистать столичные дома. Небольшой старинный господский дом состоит всего из двух светлиц. В числе украшений упомянуты образа "черкасской" работы, может быть, вывезенные князем из Киева, где он был губернатором, а также семь картин в черных рамах, одна из которых изображала Полтавскую баталию, а на прочих были "литеры латинские", оставшиеся непонятными для подьячего, производившего опись. Деревенская усадьба еще не служит постоянным местом житья знатного барина, местом его оседлости. Деревня для него только источник ресурсов, питающих его обширную и населенную, во всем подобную деревенской, но уже богаче отделанную усадьбу в столице, где он живет постоянно.

Для более близкого знакомства с бытом провинциальных глубин класса посетим несколько провинциальных усадеб. Там обстановка еще проще. Псковские помещики, по воспоминаниям Болотова, в 50-х годах жили очень зажиточно. У его зятя Неклюдова в его благоустроенном имении был хорошо отделанный дом с оштукатуренными и расписанными масляными красками стенами, что, очевидно, было редкостью и обращало на себя внимание. Дом разделялся, как и вообще принято было тогда у псковских помещиков, на две половины: жилую, которую постоянно занимали хозяева, и парадную для приема гостей. Более скромна усадьба самого автора воспоминаний. Тульское дворянство заметно измельчало, в особенности благодаря семейным разделам. У крупных собственников есть вотчины, включающие в себя каждая село с несколькими деревнями. Но большею частью селение раздроблено между несколькими владельцами, так что на долю каждого приходится по два, по три крестьянских двора. Деревня Дворяниново на речке Скниге, состоявшая всего из 16 крестьянских дворов, принадлежала четырем помещикам, из них трем Болотовым и в числе этих последних автору воспоминаний, Андрею Тимофеевичу. Три барских усадьбы расположены были тут же при деревне и находились неподалеку одна от другой, саженях в 30 - 40. В усадьбе Андрея Тимофеевича возле пруда, примыкая к фруктовому саду с конопляником, окруженный кое-какими хозяйственными постройками, стоял барский дом. Надо отогнать обычное представление, возникающее у нас при этих последних словах. Ветхий дом этот был очень невелик и крайне невзрачного вида; одноэтажный, без фундамента, простояв, может быть, полстолетия, он как будто врос в землю и неприветливо глядел своими крохотными оконцами со ставнями. Неуютно было и внутри его. Он заключал в себе только три комнаты, но из этих трех одна большая зала была необитаема, потому что была холодной и не отапливалась. Она была скудно омеблирована. Вдоль тесовых стен, сильно почерневших от времени, тянулись скамьи, а в переднем углу, украшенном множеством таких же почерневших икон, стоял стол, покрытый ковром. Две другие небольшие комнаты были жилыми. В светлой угольной громадная выложенная разноцветными изразцами печь распространяла тепло. На стенах такое же множество икон, и в переднем углу висел киот с мощами, перед которыми теплилась неугасимая лампада. В этой комнате стояли несколько стульев, комод и кровать. Здесь, почти не выходя из нее, жила, овдовев, мать Болотова. Третья сообщавшаяся с сенями совсем уже маленькая комната служила в одно и то же время детской, девичьей и лакейской. От всего в этом дворянском доме веяло стариной XVII века, и только тетрадь геометрических чертежей, появившаяся вместе с молодым хозяином, была новостью среди этой старинной обстановки. Записки майора Данилова сохранили нам описание усадьбы одного из его родственников, двоюродного деда, М.О. Данилова, человека довольно состоятельного: "Усадьба, где он жил, в селе Харине, - пишет майор, - преизрядная была: два сада, пруд и кругом всей усадьбы рощи. Церковь в селе деревянная. Хоромы у него были высокие на омшаниках, и снизу в верхние сени была со двора предлинная лестница; оную лестницу покрывал ветвями своими превеликий, стоящий близь крыльца, широкий и густой вяз. Все его высокие и обширные с виду хоромы состояли из двух жилых горниц, через сени стоящих; в одной горнице он жил зимою, а в другой летом". Дом другого Данилова, брата предыдущего, в том же селе Харине был еще того меньше; он состоял также из двух горниц, но из них только одна была белая, т.е. жилая, а другая, черная, служила вместо кухни. Такого же вида помещичий дом в отдаленной вотчине кн. Д.М. Голицына, в селе Знаменском Нижегородского уезда, отписанном в 1737 году. В нем две чистые горницы, каждая по 5 окон, разделенные между собою сенями: одна на жилом подклети, другая на омшанике. Окна в обеих слюдяные, ветхие. К чистым горницам примыкала еще одна черная. Дом покрыт дранью, и вокруг него обычные хозяйственные постройки: погреб, две конюшни, амбар, сарай, баня с предбанником, а также "земская изба" - очевидно, контора имения. Таковы же усадьбы в других его вотчинах в Бежецком и Галицком уездах: те же две-три горницы на подклети и на омшанике, те же сени между ними. Это, очевидно, общий тип помещичьего дома того времени.

В таких тесных и невзрачных, разбросанных в провинциальной глуши гнездах и ютилось провинциальное дворянство в первой половине XVIII века. Впрочем, в эту эпоху эти гнезда были довольно пусты: их население оттягивалось оттуда службой. "Околоток наш, - говорит Болотов, вспоминая свои детские годы, - был тогда так пуст, что никого из хороших и богатых соседей в близости к нам не было". В особенности пустынны были дворянские усадьбы в долгое царствование Петра. Городовой дворянин XVI - XVII веков проводил дома, по крайней мере, свободное время между походами. С возникновением постоянной армии, которая была занята непрерывною и тяжелою войною, такие поголовные роспуски служилых людей прекратилась; они заменены были увольнениями отдельных лиц в кратковременные отпуски. Петровскому дворянину надолго приходилось расставаться с родными полями и рощами, среди которых протекало его детство и о которых он мог хранить только смутное представление к тому времени когда, устарев и одряхлев, он получал отставку. В 1727 году некий бригадир Кропотов доносил Сенату, что в своем поместье он не бывал с 1700 года, т.е. целые 27 лет. Только после Петра служебное бремя дворянина постепенно слабеет. Его военная служба становится все менее нужной, так как рядовой контингент постоянной регулярной армии пополняется посредством рекрутских наборов из податных сословий, и дворянство нужно в ней только для занятия офицерских мест. В то же время введение подушной подати создало для дворянина новую обязанность, которая на первый план выдвинула его землевладельческое значение. Он стал ответственным перед правительством сборщиком подушной подати с своих крестьян. Эта новая финансовая обязанность, перевешивая военную, требовала присутствия дворянина в деревне, и после Петра мы видим целый ряд мер к облегчению и сокращению срока дворянской службы, которые содействовали приливу дворянства в родные углы. При Екатерине I значительное число офицеров и солдат из дворян получили продолжительные отпуски для наблюдения за домашней экономией. При Анне, по закону 1736 года, один сын из дворянской семьи получал свободу от военной службы для занятий сельским хозяйством. Тогда же служба ограничена была сроком в 25 лет, который, при укоренившемся среди дворян обычае записывать детей на службу еще в младенческие годы, для многих наступал очень рано.

Начался отлив дворянства в провинцию. Но настоящим оживлением провинция обязана более поздним мерам: закону о дворянской вольности 1762 года, который наполнил провинцию дворянством, и законам 1775 и 1785 годов, которые организовали это провинциальное дворянство в дворянские общества и привлекли эти общества к участию в местной администрации. Эта пустота провинции в первой половине века, невозможность видеться с людьми своего круга, жить общественными интересами не прошли бесследно для помещичьей психологии. Они убивали в характерах общительность и действовали в противоположность службе, развивавшей в дворянском кругу товарищеские чувства и отношения. Одинокие и редкие обитатели усадеб, свободные от службы, дичали, и наряду с чертами радушия и гостеприимства, свойственными вообще славянской натуре и широко распространенными в русском дворянстве XVIII века, складывался также особый тип угрюмого и нелюдимого помещика, замкнувшегося в своей усадьбе, никуда не выезжавшего и никого к себе не принимавшего, погруженного исключительно в мелкие интересы и дрязги своего крепостного люда и заботы о борзых и гончих сворах. Выезжать было некуда, принимать было некого, так как соседей не было на далекое расстояние, и одиночество входило в привычку. Мать Болотова "препровождала", по его словам, "в деревне жизнь совсем почти уединенную. Никто почти из лучшеньких соседей к ней и она ни к кому не езжала". Его дядя, человек скупой и завистливый, "любил отменно жить в уединении". В этом же уединении проводил дни дед другого автора мемуаров, майора Данилова, в усадьбе которого мы побывали. "Он никуда не езжал по гостям, - пишет о нем Данилов, хорошо его помнивший в детстве, - да я и не слыхивал, чтоб и к нему кто из соседей равные ему дворяне езжали". Эти черты характера, порожденные условиями окружающей обстановки, в какой приходилось жить дворянину, окажутся настолько прочными, что не поддадутся воспитательному действию провинциальных общественных учреждений Екатерины, и, передаваясь по наследству к потомкам, создадут Плюшкина первой половины XIX века. Угрюмые и нелюдимые Болотовы и Даниловы времен Анны и Елизаветы ему сродни: ведь это его деды и прадеды.

Безлюдная обстановка, окружавшая дворянское поместье извне, порождала среди дворянства отдельные нелюдимые характеры. Тот строй, с которым помещик встречался внутри имения, был еще обильнее психологическими последствиями, кладя отпечаток не только на отдельные особи, но и на весь класс в его целом. Основа этого строя - крепостное право, регулировавшее все его подробности. За полвека оно сделало значительные успехи, которым дали толчок некоторые нововведения Петра и которым благоприятствовало властное положение дворянства, занятое им с 1725 года. Рекрутские наборы вызывали бойкие торговые обороты с крепостными душами, создав спрос на покупных рекрут. Подушная подать втягивала в крепостное право прежде свободных людей, так как запись за помещика считалась лучшей гарантией исправности платежа, и стерла прежнюю разницу между двумя видами крепостной зависимости: крестьянином и холопом, так как тот и другой одинаково были обложены податью и оказались в одинаковой зависимости от помещика. Возложив на помещика ответственность за исправный платеж подушной, государство расширило его права над крепостными, отказываясь в его пользу от полиции и юстиции над населением имений. Крупная или средняя дворянская вотчина становится чем-то вроде небольшого государства, маленькой копией с большого оригинала. Недаром законодательство Петра называет крепостных помещика его "подданными", прибегая в этом случае к терминологии государственного права. В такой вотчине очень дифференцированный социальный строй. В самом барском доме много численный придворный штат прислуги; в отдельных дворах тут же на усадьбе помещаются деловые люди, заведующие отдельными статьями помещичьего хозяйства, а также все более разветвляющийся класс специалистов-ремесленников, удовлетворяющих разные потребности барского домашнего обихода. Далее класс дворовых, посаженных на пашню, так называемые задворные люди, после ревизии смешавшийся окончательно с крестьянами; наконец, село и раскинутые вокруг него деревни с крестьянским населением на оброке или на барщине. Все это население управляется сложною администрацией, во главе которой стоит приказчик или главный приказчик с бурмистрами, старостами и "выборными" и которая не чужда представительных учреждений в виде сельского схода, имеющего иногда для своих собраний особую избу на господском дворе. В большинстве случаев в вотчине действует обычное право, но с половины века появляются довольно разнообразные писанные уложения и уставы - конституции этих маленьких государств. Разумеется, высший закон в имении - воля барина, который не стесняется нарушать старинные обычаи и им же самим установленные конституции. Таковы порядки в крупных и средних вотчинах. Мелкопоместные владельцы, насколько и в чем могут, подражают крупным.

Отношения к соседям возбуждали в этих государствах вопросы внешней политики. Отношения эти часто не были гладки, в особенности благодаря отсутствию правильно установленного межевания, - постоянно возникали споры с обращением к суду, и каждая крупная усадьба непременно обладает своим "приказным человеком", адвокатом из крепостных, долговременною практикою и в хождении по делам приобретавшим юридическую опытность и знание законов, в котором мог поспорить с подьячими. Иногда на юридическом поприще выступал и сам помещик, входивший во вкус в судебных делах, доставлявших ему умственную работу за неимением никакой другой. Князь Щербатов вспоминает одного из своих недальних предков, который "хаживал" в суд не только по своим делам, но вел также по поручению и чужие тяжбы. Процессы тянулись бесконечно и представляли наряду с борзой и гончей охотой наиболее интересную тему для разговоров сельского дворянства, помогавшую заполнять пустоту и скуку уединенной жизни. Сутяжничество делалось в иных случаях страстью, и появлялись большие охотники и охотницы судиться, к услугам которых появлялись и мудрые юрисконсульты, разжигавшие сутяжничество. В 1752 году императрица объявила Сенату, что она с крайним неудовольствием слышит о разорении и притеснении подданных от "ябедников". Указ привел и конкретный портрет такого ябедника. То был некий князь Никита Хованский, отставной лейб-гвардии прапорщик, религиозный и политический вольнодумец и неуживчивый человек: бросил жену, не ходил подряд 12 лет на исповедь, называл высокопоставленных особ дураками и злорадствовал по поводу пожара в московском дворце, остря, что императрицу преследуют стихии: из Петербурга ее гонит вода (наводнение), а из Москвы - огонь. Указ предписывал князю Никите юридические занятия бросить и никому по делам никаких советов и наставлений не давать под опасением конфискации движимого и недвижимого имущества, грозя таким же взысканием и его клиентам, которые явно или тайно стали бы обращаться к нему за советом. За свой атеизм и резкий язык не по времени остроумный адвокат поплатился плетьми и ссылкой сначала в монастырь на покаяние, а затем в свои деревни.

Но при всей любви к процессам в дворянской среде более стремительным и горячим натурам не хватало терпения выжидать окончания тяжб, и они, по призванию военные люди, предпочитали решать возникавшие недоразумения открытым боем. Таким образом соседние государства-вотчины вступали в военные действия друг против друга, и происходили частные войны совершенно в средневековом духе. Вот примеры. В 1742 году богатый вяземский помещик Грибоедов во главе отряда дворовых с рогатинами и дубьем напал ночью на усадьбу помещицы Бехтеевой, помещицу выгнал и сам поселился в завоеванной усадьбе. В 1754 году трое орловских помещиков, братья Львовы, все люди с чинами: советник, асессор и корнет, - предприняли поход на своего соседа, поручика Сафонова. С подмогою родственников Львовы собрали армию из крестьян и дворовых людей числом в 600 человек. Выступление было торжественно. Два священника отслужили молебствие с водосвятием, и все приложились к образу; затем помещики произнесли напутственные речи к войску, ободряя его и побуждая "иметь неуступную драку" и не выдавать друг друга. Лучшим крестьянам для большого подъема воинственного духа было поднесено по чарке водки, и войско двинулось в путь. Помещики и приказчики ехали верхами, крестьяне следовали в пешем строю. Приблизившись осторожно к крестьянам врага, занятым на сенокосе, и захватив их врасплох, Львовы ударили на них из лесу. Произошла кровопролитная свалка. 11 человек было убито, 45 тяжело ранено, 2 пропало без вести. В том же году подмосковная вотчина генеральши Стрешневой, село Соколово - в войне с подмосковной вотчиной кн. Голицына, с селом Яковлевским. Крепостные первой в количестве 70 человек, вооружившись ружьями, дубьем и палашами, под предводительством старосты и одного из дворовых напали на яковлевских крестьян и, захватив в плен 12 человек, привезли их в Соколово и посадили в погреба. В этот век женских царствований даже дамы, жены и дочери служилых людей, проявляли воинственные наклонности и обнаруживали стратегические таланты. В 1755 году пошехонская помещица Побединская во главе своих крепостных сразилась с двумя соседями, помещиками Фрязиным и Леонтьевым, которые, заключив, очевидно, между собою союз, напали на ее людей. Битва кончилась поражением и даже смертью обоих союзников. В иных усадьбах из дворовых людей формировались вооруженные, обмундированные и обученные военному делу отряды для защиты от частых тогда нападений на усадьбы разбойничьих шаек. Эти отряды пускались в дело и в междоусобных войнах.

Построенная на крепостном праве, проникавшем весь ее внутренний склад и отражавшемся и на внешних отношениях, вотчина служила обстановкой, в которой получал дворянин свое первоначальное воспитание. Плохая это была педагогическая обстановка, и крепостное право сыграло печальную роль не для одной только крестьянской психологии. Крепостное отношение между субъектом права - помещиком - и его объектом - крепостным человеком - юридически было очень изменчиво: чуть не каждое пятилетие появлялись все новые и новые законы, менявшие сущность этого отношения, которое поэтому так трудно уловимо для юридического определения. Но нравственное влияние крепостного права было явлением очень постоянным и очень определенным. Своею юридическою тяжестью это право падало на объект, но нравственно оно одинаково портило обоих - и объект, и субъект. Оно положило на долго бывшего безвольным орудием в чужих руках крестьянина печать, не совсем стершуюся с него, может быть, и до сей поры. Оно принизило его личность и заставило его бросать вокруг недоверчивый и боязливый взгляд исподлобья. Оно убивало его энергию в труде и, может быть, в значительной мере оно же вносило унылые ноты в песню, сопровождающую часы досуга. Но столь же пагубно крепостное право подействовало и на помещика.

Во-первых, оно портило его характер тем, что не ставило его воле никаких сдержек. Воля, которая была законом для стольких других, привыкла забывать границы, становясь необузданным произволом. Она практиковалась над бесправными крепостными и потом проявлялась над бессильными свободными. В усадьбе крупного барина состоит помимо дворовой челяди особый штат приживальщиков из дальней и бедной родни или из мелких соседей, служащих мишенями барского остроумия или орудиями барских потех, которые принимают грубый характер и тотчас же переходят в насилие. Устами своего депутата в екатерининской комиссии однодворцы Тамбовской провинции горько жаловались на постоянные обиды, которые приходится им, мелким людям, нести от соседей дворян. Депутат горячо восстал против отмены телесного наказания для дворян. Без этих наказаний, говорил он, "благородным от насилия воздержать себя по оказуемой им вольности впредь невозможно. Но, почтеннейшее собрание, - продолжал депутат, - о других губерниях не отваживаюсь, а что ж о Воронежской и Белгородской, смело уверяю: где б какое жительство осталось без притеснения и обид от благородного дворянства спокойно? Подлинно нет ни одного, что и в представлениях от общества доказывается".

Во-вторых, крепостное право было губительно для дворянина тем, что, давая ему в обильном количестве даровой труд, оно отучало его волю от энергии и постоянства. Оно доставляло ему вредный досуг для праздного ума, который нечем было занять и который искал занятия во всем, в чем угодно, только не в том, чем ему следовало быть занятым. На службе дворянин становился все менее нужен, а сельское хозяйство, построенное на крепостных началах, его интересовало только результатом, т.е. количеством дохода, а не процессом, т.е. средствами его добывания, потому что несвободный труд делал этот процесс до утомительности однообразным, неподатливым ни к какому движению и неспособным ни на какие перемены и усовершенствования. Положение, в какое попадал дворянин, освобождаясь от службы и не принимая активного участия в сельском хозяйстве, понижало его энергию и отучало его от всякой серьезной работы. Вот почему помещичий класс вышел еще менее работоспособным, чем крепостное крестьянство. Правда, не занятый обязательною работой свободный дворянский ум сверкал иногда удивительно яркими искрами, но отсутствие выдержки и постоянства в труде мешало этим редким искрам собираться в пламя, дающее постоянный, ровный, полезный и производительный свет. Дворянин никогда ни в чем не был цеховым работником, выступая иногда блестящим дилетантом. Эта психология получит роковое значение для сословия, когда изменившиеся обстоятельства потребуют от каждого упорного и тяжелого труда среди обостренной экономической борьбы. Оно в этой борьбе выступит наименее приспособленным.

Крепостное право простирало свое влияние и за пределы помещичьего класса, будучи, очевидно, центральным узлом, определявшим весь склад частной, общественной и даже государственной жизни. Привычки и отношения, вырабатывавшиеся в основной хозяйственной ячейке, какою была крепостная вотчина, отображались и на всем государственном и общественном строе, и хозяйственная основа определяла в этом случае формы высших этажей общежития, его юридический облик и его духовное содержание. В самом деле, между первоначальною хозяйственной ячейкой и обширным государственным организмом можно заметить полное соответствие. Если крепостная вотчина была маленьким государством, то и государство, с своей стороны, очень напоминало большую крепостную вотчину. Больших трудов и усилий стоило Петру Великому отучать своих современников от такого взгляда на государство и проводить новые политические идеи, по которым государь должен был являться не хозяином-вотчинником, а первым слугою общественного союза, преследующего цели общего блага. Однако действительность жизни оказывалась сильнее новых идей, которыми она была прикрыта и повсюду через них заметно сквозила. Социальный строй государства весь сверху до низу носил печать крепостного права, так как все общественные классы были закрепощены. В учреждениях, несмотря на полное их преобразование, оставалось много вотчинной старины. Самый императорский двор времен Анны и Елизаветы, устроенный по западному образцу, поражавший блеском и великолепием даже иностранцев, служивший проводником европейского тона в русское общество, был все-таки в сущности обширною помещичьей усадьбой. Обе названные императрицы были типичными русскими помещицами-крепостницами XVIII века. Одна не могла заснуть без того, чтобы не выслушать на сон грядущий какого-нибудь страшного рассказа про разбойников, и для этих повествований имелся особый штат особенно болтливых женщин, мастериц сочинять и рассказывать разные истории; другая приводила в отчаяние своего повара-иностранца открытым предпочтением к щам и буженине, кулебякам и гречневой каше перед всеми иностранными блюдами. Свободное от придворных церемоний и государственных дел время Анна, надев просторный домашний капот и повязав голову платком, любила проводить в своей спальне среди шутов и приживалок. Фрейлины ее двора, как простые сенные девушки в каждом барском доме, сидели за работой в соседней со спальней комнате. Соскучившись, Анна отворяла к ним дверь и говорила: "Ну, девки, пойте!" И они пели до тех пор, пока государыня не кричала: "Довольно!" Провинившихся в чем-нибудь и вызвавших ее неудовольствие фрейлин она посылала стирать белье на прачечном дворе, т.е. расправлялась с ними так же, как поступали в барской усадьбе с дворовыми девками. Частная обстановка государя все еще мало различалась при дворе от государственных учреждений. Иностранцу, повару Елизаветы, Фуксу был пожалован высокий чин бригадира, а русский поверенный в делах в Париже, ведя переговоры с французским правительством, в то же время был обязан выбирать и закупать шелковые чулки нового фасона для государыни и отыскивать повара на службу к Разумовскому.

В этой громадной вотчине, с такою обширною и богато устроенною барскою усадьбою в центре, дворянство занимало место, похожее на то, какое в частной вотчине занимал особый класс крепостных - "дворовые люди". Недаром до Петра дворянство и официально титуловалось "холопами" в своих обращениях к государю. Гораздо более глубоко, чем юридическая аналогия, было здесь нравственное сходство, и в отношениях дворянства к верховной власти было много навеянного крепостным правом. Не следует забывать, что дворянству, сравнительно с другими сословиями русского общества, пришлось испытать на себе двойное действие крепостного права. Другие сословия были только объектами этого права; дворянство подверглось его воздействию и в качестве объекта, и в качестве субъекта: как объект потому, что оно было закрепощено обязательной службой, будучи одним из крепостных сословий; как субъект потому, что оно было владельцем крепостных. И вот в отношения, возникавшие из крепостной зависимости первого рода, оно вносило много черт, заимствованных из отношений второго рода. Свои крепостные отношения дворянство невольно строило по образцу отношений к нему его собственных крепостных. Произвол, направленный книзу, удивительно как-то умеет сочетаться в одной и той же душе с раболепием по направлению кверху, так что нет более раболепного существа, чем деспот, и более деспотического, чем раб.

Слишком часто это слово "раб" фигурирует в первой половине XVIII века в официальных выражениях отношений дворянства к верховной власти, появляясь на место только что изгнанного Петром слова "холоп" и показывая, как живучи фактические отношения вопреки закону. Вы его встретите и в судебном приговоре, и на языке законодателя, дипломата и военного человека. В 1727 году известный петровский генерал-полицеймейстер Девьер был присужден к кнуту и ссылке за то, между прочим, что не отдавал "рабского респекта" одной из царевен - Анне Петровне, позволял себе сидеть в ее присутствии. В приговоре против одного из видных верховников, князя В.Л. Долгорукого, говорилось, что он ссылается в дальние деревни "за многие его к нам самой и к государству нашему бессовестные противные поступки и что он, не боясь Бога и страшного Его суда и пренебрегая должность честного и верного раба, дерзнул" и т.д. В 1740 году был издан указ о дворянской службе, в котором объявлялось, что предыдущий указ 1736 года о 25-летнем сроке этой службы касается лишь тех дворян, "которые в продолжение 25 лет служили верно и порядочно, как верным рабам и честным сынам отечества надлежит, а не таких, которые всякими способами от прямой службы отбывали и время втуне проводить искали". В депеше из Вены русский посланник при австрийском дворе, Ланчинский, писал: "Рабски рассуждая, что в последнем указе явно и повторительно предписано мне выехать... не мог обратить внимания на их (австрийских министров) внушения: не мое рабское дело в то вступаться, чего рассмотрение ваше величество сами себе предоставить изволили". В 1749 году канцлер Бестужев подал императрице доклад по поводу столкновения его с воспитателем графа Кирилла Разумовского Тепловым и в этом докладе коснулся происшествия на прощальном обеде, данном английским послом лордом Гиндфордом. Лорд, налив всем "покалы", произнес тост за здоровье государыни, при чем пожелал, "чтоб благополучное ее императорского величества государствование более лет продолжалось, нежели в том покале капель; то и все оный пили, а один только (церемониймейстер) Веселовский полон пить не хотел, но ложки с полторы и то с водою токмо налил, и в том упрямо перед всеми стоял, хотя канцлер из ревности к ее величеству и из стыда пред послами ему по-русски и говорил, что он должен сие здравие полным покалом пить, как верный раб, так и потому, что ему от ее императорского величества много милости показано пожалованием его из малого чина в столь знатный". Фельдмаршал С.Ф. Апраксин в донесении о Гросс-Егерсдорфской битве, указав подвиги отдельных генералов, делал такое заключение: "Словом сказать, все вашего императорского величества подданные во вверенной мне армии при сем сражении всякий по своему званию так себя вели, как рабская должность природной их государыне требовала". Число таких выписок можно было бы умножить до бесконечности.

В появлении этого термина "раб" на месте прежнего "холоп" нельзя не видеть даже некоторого проигрыша для дворянства: в слове "холоп" как-то более указания на служебное отношение, тогда как в слове "раб" более указания на бесправность по отношению к господину. Впрочем, само же законодательство Петра, изгонявшее первый термин, косвенным образом уполномочивало к употреблению второго. Допуская опасные синонимы, оно к явлению частного права, к крепостным людям, прилагало термин государственного права, называя их помещичьими подданными. Неудивительно, что и, наоборот, отношения государственного права стали при смешении понятий облекаться терминами частного. Если рабы назывались подданными, то и подданные именовались рабами. И эти выражения не были пустою словесною формой; они вполне соответствовали действительности. Трудно себе представить более гордого и властного вельможу, чем знаменитый Волынский; на губернаторской должности он был неограниченным сатрапом. А прочтите в его оправдательной докладной записке рассказ о том, как его бил Петр Великий - это совсем тон дворового человека, униженно повествующего о барине. "Его величество, - пишет Волынский, - скоро с адмиральского судна на свое изволил придтить; хотя тогда и ночь была, однако ж изволил прислать по меня и тут гневаяся бить тростию... Но хотя ж и претерпел я, однако ж не так, как мне, рабу, надлежало терпеть от своего государя; но изволил наказать меня, как милостивый отец сына, своею ручкою..." В числе наказаний на барских дворах практиковалась, между прочим, ссылка с барских глаз, где виновный занимал какую-либо видную должность, в дальние деревни; та же ссылка в дальние деревни постигала и придворных вельмож. Дворовый не имел своего имущества, все его добро принадлежало барину; а что было менее гарантировано и прочно в XVIII веке, чем дворянское имущество, движимое и недвижимое, которое могло ежеминутно подвергнуться конфискации?

Неприглядный характер своих отношений к верховной власти дворянство иногда само ясно сознавало и в удобную минуту высказывалось о них втихомолку с горькою откровенностью. В 1730 году по рукам собравшихся в Москве дворян, горячо обсуждавших вопрос о перемене государственного устройства, ходила анонимная записка, в которой выражалось опасение, как бы с установлением власти Верховного тайного совета вместо одного монарха не сделалось их десять. "Тогда мы, шляхетство, - говорилось в записке, - совсем пропадем и принуждены будем горше прежнего идолопоклонничать ". Но, сознавая неприглядность отношений, дворянство не умело их перестроить. Наиболее развитая и вызывающая по знатности, служебному положению и имуществу его часть в том же 1730 году сделала попытку занять более самостоятельное и почетное положение, обеспечив его участием дворянского представительства в виде особой дворянской палаты депутатов в высшем государственном управлении; но эта попытка разбилась о сопротивление подавлявшей числом и громким криком дворянской демократии, предпочитавшей материальные, имущественные и служебные льготы из рук верховной власти политической самостоятельности и почету. Чувство личной чести, присущее любой западной аристократии, было как-то мало понятно русскому дворянину XVII и первой половины XVIII века. В верхах этого класса было сильно развито чувство родовой чести, которое выражалось в местничестве и в силу которого дворянин, не видевший ничего унизительного в назывании себя холопом, в подписи уменьшительным именем, в телесном наказании, чувствовал унизительным для себя занимать место за столом рядом с таким же дворянином, которого он считал, однако, для этого соседства недостаточно знатным. Но к чувству личной чести должны были приучать дворянство уже сами монархи. Петр вывел из употребления уменьшительные имена. Екатерина объявила дворянству, что дворянство есть не специальный род повинности, а titre d’honneur, т.е. почетное наименование, являющееся результатом заслуг государству. Это не было новостью разве для одного только князя Щербатова; для большинства же вчерашних крепостных эти слова императрицы были каким-то светом откровения, и они ссылались на них кстати и некстати. Но в то время как такие понятия внушались с высоты трона, в числе помещиков, съезжавшихся по уездам на выборы депутатов в комиссию об уложении, некоторые под наказами депутатам, по-видимому, не без гордости подписались с чином придворного "лакея", и не им, конечно, было думать о самостоятельном и почетном положении. Так отплачивало дворянству крепостное право за те выгоды, которые ему этим правом давались. Оно портило характеры лиц и было причиной унизительного положения класса. Оно представляло из себя старую домашнюю основу, с которой новым западным идеям пришлось вступить в продолжительную и упорную борьбу. Эта борьба началась уже во второй половине XVIII века.

Михаил Михайлович Богословский (1867-1929) - российский историк. Академик Российской академии наук (1921; член-корреспондент с 1920).

XVIII век – это период настоящих контрастов. Быт как и образ жизни русского народа, полностью зависел от того какую нишу в обществе занимает человек.

В послепетровской России шикарные светские приемы и надменная роскошь жизни дворянства стояла рядом с голодным и тяжелым существованием крепостных крестьян. К огромному сожалению, это не вызывало никакого дискомфорта со стороны первых. И глубокие различия между жизнью высших и низших сословий, считалось как должное.

Быт дворян в XVIII веке

Престиж, высокое положение в обществе, зачастую подкрепленное материальным благополучием, позволяли русской аристократии вести праздный образ жизни. Общественное безделье – так можно охарактеризовать главное занятие дворянской знати.

Быт родословных семей, казалось, был привязан только к светским приемам. Дома, в которых жила аристократия, были просторными и богато украшенными. На их оформление уже начинает влиять западное веяние просветительского абсолютизма.

В каждом доме были библиотеки, наполнены книгами западных авторов. Гостиная представляла собой широкий зал, часто с камином. Но все старания знати обустроить для себя красивое жилище, заключалось не в желании достичь комфорта, а в первую очередь - не упасть лицом в грязь перед высшим светом, так как в домах очень часто проводились светские приемы и балы.

Однако праздность высшего общества принесла и свои положительные плоды – понятия чести, нравов и образованности, которые были культом дворянства, смогли значительно поднять культуру России. Начальное образование маленьким детям давали специально нанятые учителя- иностранцы.

Позже, по достижению 15-17 лет их отдавали в учебные заведения закрытого типа, где юношей обучали военной стратегии, а девушек – преимущественно правилам хорошего тона и основам семейной жизни.

Распределение семейных обязанностей было довольно размытым. У мужчин не было потребности зарабатывать деньги, так как зачастую на праздную жизнь хватало стабильных доходов от имущества, основной функцией женщины было скорее не воспитание детей, а поиск выгодной партии для них, который начинался фактически с младенчества ребенка.

Провинциальное дворянство

Представители провинциального дворянства чувствовали свою отсталость от столичных сородичей, поэтому строили свой быт так, чтобы во всем им соответствовать. Часто это представляло собой некую карикатуру на аристократию.

Дворянская усадьба часто представляла собой копию домов петербуржской знати. Однако здесь, рядом с красивыми и роскошными домами, находилось множество хозяйственных пристроек, где обитала живность. Основной доход семьи провинциальных дворян получали от налогообложения крепостных.

Их жизнь была беспросветной и лишенной любого культурного развития. Даже образованию своих детей он не придавали особого значения. Очень часто дети дворян заканчивали свой учебный процесс на стадии изучения основ арифметики грамматики.

Необразованность порождала полное невежество, и как результат – пренебрежение их столичной аристократией. Основным досугом мужчин была охота, женщины собирались вместе и вели разговоры о моде и императорском дворе, не имея достоверного представления ни о том, ни о другом.

Быт крестьян в XVIII веке

Шесть дней в неделю крепостные крестьяне вынуждены были работать на помещика. Отсутствие времени и денег определяло их простой быт. По воскресеньям и праздникам они были вынуждены работать на собственных земельных участках, чтобы хоть как- то обеспечить пищей свою семью, в которой зачастую было до 10 детей.

Трегубова М.С.

Введение

Быт - сфера внепроизводственной социальной жизни, включающая как удовлетворение материальных потребностей людей в пище, одежде, жилище, поддержании здоровья, так и освоение человеком духовных благ, культуры, человеческое общение, отдых, развлечения. В самом широком смысле быт - это уклад повседневной жизни.

А быт эпохи XIX века имел свою уникальную особенность в поведении людей, их внешнем виде, воспитании, времяпрепровождении и т.д. Особый интерес вызывает быт дворянства на протяжении всего XIX века, так как он отличался от быта других сословий и имел элементы не свойственные другим сословиям.Повседневная жизнь русского дворянства позволяет раскрыть специфику русской культуры XIX века, увидеть отличительные особенности дворянской жизни.

Обращаясь к истории дворянского быта, можно увидеть духовное, интеллектуальное и нравственное развитие людей того века. Представления о дворянской чести и этикете связаны с идеями того времени, и неотделимы от истории. Приоритеты дворянства и в настоящее время вызывают интерес и могут быть примером для современного общества.

Именно через повседневную жизнь можно лучше понять специфику XIX века, а также особенности мировоззрения и поведения людей той эпохи.

Дворянство на протяжении XIX века было наиболее грамотным, образованным и культурным сословием в России. Однако, несмотря на привилегированность своего положения в XIX веке дворянство не было однородным ни по происхождению, ни по имущественному положению, ни по культурным потребностям.

Цель данной работы - проследить изменения, которые произошли в дворянском быту, а конкретно во внешнем виде, в воспитании и образовании, а так же изменения в таком явлении как дуэль.

Так как тема дворянского быта является очень объемной, то следует сказать, что дворянский быт представлен только в самых его ярких и интересных аспектах. На мой взгляд, интерес представляет внешний вид, воспитание и образование, и такая особенность как дуэль.

Для рассмотрения дворянского быта XIX века разумно описать, как выглядели представители этого сословия. Интерес представляет внутренние качества и мышление людей XIX века, которые можно выявить посредством воспитания и образования. А включение главы под названием дуэль, отражает дух того времени и показывает, как дворянство иногда разрешало разногласия между собой.

Глава 1. Внешний вид

Одежда обладает многими свойствами языка, сообщая о человеке, который её носит, самую разнообразную информацию. Дворянская мода в России XIX века была преимущественно европейской. Об этом говорит название деталей костюма, а также стили в моде, которые были популярны и сам вид костюма.

1.1. Мужской костюм

Верхняя одежда: состояла из альмавивы, широкого плаща, закрывающего почти все туловище. Альмавиву носили особым образом, запахнувшись или закинув одну полу на плечо. Также надевали тальму, мужской плащ. Пальто имело сквозную застёжку на пуговицах спереди. Особой популярностью в мужском гардеробе пользовалась шинель. Это была не только форменная одежда военных и гражданских чинов, но и, в общем, мужская одежда. Так же носили редингот представлял собой длинное пальто, приталенное с высокой застежкой.

Из элементов мужского костюма на протяжении всего XIX века был распространен фрак. Черный фрак был выходным костюмом, для визитов, посещения театра или клуба. Но в середине XIX века фрак постепенно стал вытесняться сюртуком, одежда без выема спереди и длинных фалд сзади.

Сюртук (от фр. поверх всего), его длина и место талии определялись модой. В начале XIX века, когда фрак считался только официальной одеждой, в гости можно было ходить только в сюртуке. К концу XIX века на смену сюртуку приходит пиджак. К началу века жилет прочно утвердился в мужском гардеробе. Жилет был популярен как элемент одежды в течение всего XIX века.

В начале XIX века в мужском костюме присутствовали панталоны, аналог брюк. Однако к концу 10-х гг. XIX века входят в моду панталоны поверх сапог. А в середине века в моду входят панталоны в черную и серую полоску. Наряду с панталонами в 30-е гг. XIX века в моду входят брюки. Брюки стали одним из главных элементов мужского костюма на протяжении всего XIX века. Присутствовали в костюме воротники, или, как их иногда называли рюши или жабо, длинные оборчатые обшивки вокруг ворота. Особенно популярным являлось ношение галстука, в переводе с немецкого шейный платок, но потом он превратился в предмет украшения. Из головных уборов известно, что носили боливары, шляпу-цилиндр с большими полями. Однако перечисленные элементы мужской одежды предназначались не для домашнего ношения. Среди домашней одежды дворяне носили архалук, одежду восточного происхождения, что-то вроде полухалата, сшитого в талию, из цветной или полосатой ткани.

В мужском костюме никаких существенных изменений не происходило. По-прежнему носили сюртук в сочетании с брюками клетчатыми или в полоску, либо однотонного цвета. Иногда вместо сюртука надевали пиджак. Костюм состоял из сочетания рубашки, жилета, брюк и пиджака. Дополнял мужской костюм галстук или шляпа. В основном мужчины предпочитали однотонный костюм, это была одежда повседневная, для выходов куда-либо или профессиональной деятельности.

В 1851-1870 гг. мужской костюм состоял из сюртука в тон полосатым или клетчатым брюкам, рубашка и пиджак. В 1870-1880 гг. В мужском костюме изменилась только длинна деталей одежды и цветовая гамма.

Таким образом, на протяжении всего XIX века мужской костюм, в отличие от женского, претерпел незначительные изменения.

1.2. Женский костюм

Из верхней одежды надевали капот, широкую распашную одежду с рукавами, без перехвата в талии. Бурнус, просторный плащ с капюшоном, отделанный тесьмой. Однако быстро меняющиеся мода объявляла то один, то другой тип верхней одежды самым привлекательным.

Основным элементом женского костюма в начале века было туникообразное платье из батиста, газа, крепа. Такие платья были довольно узкими и длинною до пола. Распространению античной моды в России способствовала французская художница Э. Виже Лебрен, работавшая в России с 1785 по 1801 г. Туники шили из легких, чаще белых тканей – муслина, батиста и кисеи. Туники одевали поверх полупрозрачных платьев с высокой талией с поясом под грудью, под которыми носили только трико белого или телесного цвета. Дополнением к такому платью была шаль, из легких тканей. Прически и украшения соответствовали античному стилю: резные камни вместо бриллиантов, короткие волосы или греческие пучки. Обувь представляла собой туфли без каблука с лентами или ремешками.

С 1820-30-х гг. XIX века женское платье меняет свой стиль, в платье появилась заниженная талия и расширенная юбка. Костюм дополняли рукава-фонарики, длинные перчатки и съёмный шлейф. И ещё появился короткий корсет и оборки на платье. Важным нововведением 1830-х гг. в женской одежде стало то, что платье стало состоять из двух отдельных частей – юбки и лифа. К середине XIX века в моду входят платья с кринолином, конструкции из ивовых прутьев, китового уса или металла, использовавшиеся для придания пышной формы женским юбкам. Платья отделывались фрезой, воротником из туго накрахмаленных кружев или ткани. Пышность платьям придавала баска или баскина, широкая, с оборкой по низу складки юбка. Платья дополнялись тюрлюлю, длинной женской накидкой без рукавов из шелковой или шуршащей ткани. Вырезы декольтированных платьев обрамлялись бертой, накладной лентой или оборкой из декоративной ткани или кружева. Чаще всего ею украшались бальные платья.

Домашнее платье – дульетка носили её не только дома, но и на прогулку. Оно выглядело достаточно просто по покрою.

Изменения произошли и в прическах дам. Особой популярностью прическа севинье, названная по имени маркизы Севинье знаменитой французской писательницы. Прическа предполагала длинные локоны по обе стороны лица, жемчужное ожерелье, плотно охватывающее шею и овальная брошка в драгоценной оправе. Для официальных выходов дамам делались самые необычные и разнообразные прически.

Из украшений известно, что носили парюру, набор ювелирных украшений, подобранных как по материалу, так и по цвету и орнаментальному оформлению. Фероньерка – обруч или цепочка с драгоценным камнем или жемчужной посредине, которую носили на лбу. Из аксессуаров использовали веер, который представлял собой изящную вещь из дорогих материалов.

Из головных уборов дворянки предпочитали носить ток, маленькую шапочку, сшитую из бархата, а так же башлык – головной убор в виде съёмного капюшона с двумя длинными концами, которые, и берет – женский головной убор без полей.

Мода во второй половине XIX века в России была ориентирована на Европу. То, что было модно и современно, было приемлемо и для русского дворянства. Женский костюм во второй половине XIX века значительно упростился. А к концу века нижняя часть платья, юбка стала прямой. Однако верхняя часть костюма (в виде корсета) усложнилась, добавлялись изысканные украшения в виде лент, камней, вышивки, оборок. Изменился силуэт женского платья, двухъярусная или одноярусная юбка на кринолине. Верхняя часть платья имела маленький лиф без декольте с естественной линией плеч с узкими рукавами. Но декольте и обнаженные руки допускались только в вечерних платьях.

Платья с кринолином были распространены вплоть до 70-х гг. XIX века. Форма кринолина постоянно менялась в течение второй половины XIX века. Подвижный металлический каркас позволял менять форму. К 1860 г. кринолин имел форму овала, но был сплющен с боков. С 70-х гг. в моду входят платья с шлейфом (или трен). Он был съёмным и мог прикрепляться к другим нарядам. После на смену шлейфу в моду вошли платья с турнюром. Турнюр, специальное приспособление в виде ватной подушечки или конструкции из жёсткой ткани. Он формировал особый силуэт женского костюма. Однако некоторые женщины носили прямые юбки без турнюров с 80-х гг. XIX века.

В 1870-1880-е гг. в моду входит платье нового вида, профильный силуэт, плотно облегающий фигуру. Платье уменьшилось в объёме, длинный лиф перешел в корсет и стал доходить до середины бедер. Юбка имела узкую форму, расширенная снизу, с драпированным шлейфом.

В 1890-1913-х гг. появился в моде стиль модерн. Из-за чего женский костюм кардинально изменился, платье состояло из узкого лифа с воротником-стойкой и треугольной вставкой до талии, юбка-клеш с овалообразными рукавами.

Вечернее платье приобрело облик без длинных рукавов, но с изысканной формой юбки. В верхней части костюма присутствовали широкие рукава от плеча до локтя. И уже в начале XX века по изображениям на фото и портретах видно, что женское платье упростилось, прямая форма юбки, отсутствует корсет, а также украшения в верхней части платья.

Изменялись и женские прически. С середины XIX века характерной особенностью женской прически были волосы, убранные назад. Прическа тем самым становилась разнообразней, волосы украшались и по-разному укладывались в прическе. С 1880-х гг. прическа изменилась, волосы стали собирать высоко на голове в виде пучка. Что придавало прическе строгость и упрощенность.

Костюм свидетельствовал о месте человека на социальной лестнице и определял его поведение в обществе. Менялись детали одежды, костюм стал упрощаться, это было связанно как с веяниями моды, так и с тем, что дворянство как сословие постепенно стало угасать.

Глава 2. Воспитание и образование

2.1. Воспитание и образование в первой половине XIX века

Образование дворянских детей в первой половине XIX века представляло собой сначала домашнее обучение, зачастую оно было основным, особенно для женщин, а после в гимназиях, пансионах и университетах.

Домашнее воспитание осуществлялось, таким образом, что в первые годы жизни ребенок находился на попечении няни. Так, например, В.А Щепкина писала: “При постоянно больной матушке и пока у нас не было учительницы, и мы были предоставлены няням”. После няни к детям приглашались учителя, которые должны были дать ребенку основные и необходимые знания. О своем образовании с приглашенным учителем Щепкина А. В. вспоминала: “Скоро по приезде учительница наша, m-lle Брюлова, вступила в свои занятия с старшими братьями и давала им уроки иностранных языков, пока их не отправили в пансион в Москву”105. Затем с 7-8 лет воспитанием ребенка занимались гувернеры и гувернантки, преимущественно это были иностранцы. Порой это были люди недостаточно образованные. Однако гувернеры играли непосредственную роль в обучении детей хорошим манерам. Так же семья играла важную роль в домашнем образовании детей. Встречи с родственниками и проводимые с ними беседы, и обучение манерам имели значение для подрастающего дворянина. Так по воспоминаниям Е.А. Сушковой известно, что в ее образовании на первых этапах жизни особую роль играла семья - “С бабушкой я проводила целые дни; она учила меня читать и писать, рассказывала мне священную историю. Сначала она выучила меня, как называются клавиши, потом кое-как растолковала ноты”. На примере биографии Е.А. Сушковой можно проследить, как воспитывались девушки и как в дальнейшем устраивалась их жизнь. Е.А. Сушкова вплоть до замужества воспитывалась в доме своей тети, затем она стала выходить в свет, где она имела успех и поклонников. Затем она вышла замуж за А.В. Хвостова, который занимал пост директора дипломатической канцелярии.

Женское образование в первой половине XIX века фактически отсутствовало. Главной целью обучения девочек была подготовка их к светской жизни. Обязательным считалось для благовоспитанной девицы знание нескольких языков, умение играть на музыкальном инструменте, чтение и письмо. В целом образование молодой дворянки было, как правило, более поверхностным и значительно чаще, чем для юношей, домашним. А сам процесс домашнего обучения молодых дворян был в достаточной степени произволен. Семёнов-Тян-Шанский П.П. описывал своё обучение так: “Учением старших детей занималась моя мать, она обучала их грамматике, французскому и немецкому языкам, истории и географии. Мать почти всегда говорила с нами по-французски, иногда заставляла нас между собою говорить на этих языках”.

После домашнего обучения следовало обучение в гимназии или пансионе. Юноши в отличие от девушек могли обучаться в университетах или военных заведениях. Альтернативой домашнему воспитанию, дорогому и малоудовлетворительному, для мальчиков дворян были частные пансионы и государственные училища. К примеру, В.А. Щепкина повествовала в своих мемуарах то, где происходило обучение её братьев и сестёр: “Старшие братья уезжали в пансион в Москву, а старшие сестры поступили в пансион в Воронеже”. Гимназии предназначались для подготовки дворянских детей к государственной службе или к поступлению в университет.

Со временем военная служба стала представляться наиболее престижной и естественной для дворянина. При отсутствии ее в биографии того или иного лица требовалось объяснить, чем это отсутствие вызвано - болезнью, физическими недостатками или неимением средств для службы в гвардии. Семёнов-Тян-Шанский П.П. писал о своем обучении: “Я сдал приемный экзамен в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Мне преподавались химия, военные науки, математика, литература, зоология, география. Воспитанниками школы были исключительно дети старых дворянских фамилий, преимущественно богатых, из поместного дворянства всех русских губерний. В школу поступали не ранее 14 лет”. После этого он стал вольнослушателем Санкт-Петербургского университета на физико-математическом факультете по отделу естественных наук, но отказался от военной карьеры, когда еще учился в школе гвардейских подпрапорщиков. В дальнейшем он дослужился до чина действительного тайного советника и прославился как географ и ботаник.

Мироощущение дворянина первой половины XIX века определялось, с одной стороны, привилегированностью своего сословия, а с другой - службой. Основной же причиной малочисленности созданных в начале XIX века русских университетов было то, что дворяне избегали высших учебных заведений смешанного типа, стараясь определить своих детей в закрытые привилегированные училища. Так, к напримеру, К.С. Аксаков писал о своем обучении: “Я поступил в студенты 15 лет прямо из родительского дома. В мое время полный университетский курс состоял только из трех лет или из трех курсов. Я поступил в словесное отделение Московского университета. Кроме экзаменов у нас были репетиции, и на них профессора основывали свое мнение о студентах. Когда я поступил в университет, форменность начинает вводиться. Были мундиры и виц-мундиры (сюртуки)” . После окончания Московского университета, Аксаков защитил магистерскую диссертацию и стал литературным и общественным деятелем.

П.П. Семёнов-Тян-Шанский высказывался о завершении своего обучения в университете так: “Окончив курс наук в университете, я решился не следовать по обычному пути не вступать в государственную службу, а отдаться всецело научным занятиям, искать общественную деятельность, связанную с наукой”.

В итоге образование молодых дворян и девочек и мальчиков поначалу было домашним. В зависимости от финансовых возможностей семьи, девочек направляли на обучение в институт благородных девиц или пансионы. Но очень часто полученное образование было поверхностным. Мальчиков же в основном зачисляли в военные училища и гимназии, так как дворянин обязан был нести «государеву службу», большей частью в армии или на флоте.

2.2. Воспитание и образование во второй половине XIX века

Во второй половины XIX века в воспитании и образовании дворян не происходило серьезных изменений. Воспитание по-прежнему в первые годы жизни ложилось на плечи нянек и гувернеров. Из воспоминаний Ф.Ф. Юсупова: “Первой была няня-немка. Она растила моего брата, потом перешла ко мне. Меня же поручили старой матушкиной гувернантке мадемуазель Версиловой”. Так И.А. Бунин вспоминал о своем учителе: “А воспитателем моим был человек - сын предводителя дворянства, учившийся в Лазаревском институте восточных языков. И был довольно начитан, владея тремя языками”. С помощью учителей и воспитателей молодые дворяне могли свободно говорить на нескольких языках, и имели прекрасные манеры.

Обучение в гимназии давало учащимся среднее образование и готовило их к поступлению в высшие учебные заведения: классические гимназии - в университет, реальные - в технические институты. Так Ф.Ф. Юсупов рассказывал о своем пребывании в гимназии: “В отчаянье родители пожелали отдать меня в гимназию Гуревича, известную строгостью дисциплины”. Он был представителем одной из самой богатейшей дворянской семьи того времени, он отправился на учебу за границу в Оксфордский университет. Такое по тем временам могла позволить себе не каждая дворянская семья. После возвращения из-за границы Юсупов записался на офицерские курсы при Пажеском корпусе, но в действующую армию отправиться не пожелал. Затем последовала эмиграция из-за революции. Князь Феликс до самой смерти проживал в Париже, где им был открыт дом моды.

Но не всегда образование имело оконченный характер, у каждого современника были свои условия жизни и свои предпочтения. И.А. Бунин, к примеру, после окончания Елецкой уездной гимназии продолжил свое образование под руководством своего старшего брата.

“Тут как раз на целых три года выслали к нам брата Юлия, уже кончившего университет и он прошел со мной весь гимназический курс, занимался со мной языками, читал мне начатки психологии, философии, общественных и естественных наук”.

Образование было важной частью жизни человека, наравне с талантом. Что свидетельствует биография И.А. Бунина, он в раннем возрасте начал писать стихи, затем его произведения попадают в печать, после начал работать корректором в местной газете. Далее работая на литературном поприще к Бунину приходит настоящий успех, он был избран почётным академиком Санкт-Петербургской академии наук и стал первым русским писателем, получившим Нобелевскую премию по литературе.

Во второй половине XIX века еще больше возросла значимость высшего образования. В преподавании сочетались лекционный метод с практическими занятиями. Однако для большинства юношей обучение в университете не приносило удовольствия. С.М. Волконский, например, выше оценивал свое обучение в гимназии, нежели в университете. “ Я больше обязан гимназии, чем университету, и в смысле приобретенных знаний, и даже в смысле методов мышления. Многие получали высшее образование, но занимались после этого тем видом деятельности, которая была им интересна. Так С.М. Волконский, окончив историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, решил заняться театральной деятельностью. После занимал такие должности как уездный предводитель дворянства и директор Императорских театров. Сергей Михайлович полностью посвятил свою жизнь работе в области культуры.

Резко возросла значимость женского образования во второй половине века. Это связано с тем, что приходит идея равенства полов, применения единых принципов воспитания для мальчиков и девочек. Во второй половине XIX века для женщин вводятся высшие женские курсы, первый толчок для развития высшего женского образования. Высшие женские курсы были открыты - педагогические, медицинские, театральные, телеграфные, стенографические, музыкальные. Эти курсы давали общеобразовательную подготовку и навыки профессии. Девушки преимущественно обучались в женских институтах, гимназиях, частных пансионах, и духовных училищах. Так на примере жизни М.К. Тенишевой можно представить себе то, как проходило обучение - “Через некоторое время меня отдали приходящей в частную гимназию Спешневой. Вначале я училась неровно, плохо: внимание отсутствовало”.

Не все женщины того времени заканчивали высшие учебные заведения, но это не мешало им заниматься самообразованием. Некоторые продолжали сове обучение за границей. Тенишева, например, реализовала себя в просветительской деятельности. Уже в зрелом возрасте она продолжила свое обучение за границей. В Париже она обучалась пению у знаменитой Маркези и училась в Академии Жюлиан, где серьёзно занималась живописью, коллекционированием. В дальнейшем ею была организована студия для подготовки молодых людей к высшему художественному образованию в Петербурге. Она также была действительным членом Общества изящных искусств в Париже.

Все чаще женщины во второй половине XIX века оставались вне семьи и были вынуждены работать. Образ делового человека становился притягательным и для женщин. Они проявляли свои стремления в науке, образовании, медицине и искусстве. Однако традиционно многие девушки получали образование дома, так продолжалось до 1917 г.

Наиболее привилегированным закрытым женским учебным заведениям в России во второй половине XIX века по-прежнему был институт благородных девиц. На примере биографии Водовозовой Е. Н. можно проследить, как проходило обучение в Смольном институте. Жизнь в институте по впечатлениям Е.Н. Водовозовой: “Была лишена впечатлений и удовольствий, каждый час и каждая минута распределялись по звонку”. Воспитанниц обучали гуманитарным наукам, а также были специальные уроки кулинарии, рукоделия, танцев и усиленное изучение языков. Ещё Е.Н. Водовозова сообщает о том, что: “На учение уроков у нас оставалось крайне мало времени, Нравственное воспитание стояло у нас на первом плане, а образование занимало последнее ”130. По мнению Е.Н. Водовозовой, строгая дисциплина и изолированность приводили к стиранию индивидуальности у девушек. Воспитанницы не получали прочных знаний, а лишь владели хорошими манерами. После окончания института Е.Н. Водовозова занялась литературной деятельностью, сотрудничала с педагогическими изданиями, публиковала детские сборники и произведения мемуарного характера.

Схожие сведения об обучении в институте благородных девиц повествуют Чарская Л.А. Она сама была воспитанницей Павловского института. Из воспоминаний Л.А. Чарской: “Наступали выпускные экзамены, самые важные и самые строгие их всех. Отметка, получаемая на этих экзаменах, переводилась в аттестаты и могла испортить всю карьеру девочки, посвятившей себя педагогической деятельности”. Сама Л.А. Чарская, с отличием окончив институт, поступила на Драматические курсы при Императорском театральном училище в Петербурге, затем поступила в Петербургский Александринский Императорский театр, в последующем она занялась писательским делом. Ряд её произведений были посвящены воспитанницам института принесли ей необычайный успех.

Несмотря на то, что порой образование, было незаконченным или неполным, это не мешало дворянству прекрасно устроить свою жизнь и добиться высот в карьере. Конечно же, во многом это было обусловлено высоким социальным положением дворянства. Но во второй половине века образование стало выше цениться, и на первый план выходит не высокое положение дворянства, а такие качества как талант, полученные навыки путем обучения, целеустремленность.

Глава 3. Дуэль

Происходящие с ранних времен в обществе конфликты личного характера имели своей особенностью разрешениях их в честном поединке. Таким образом, возникала дуэль – от фр. ”поединок”. Как правило, дуэли происходи внутри отдельных общественных слоев, таких как аристократия и дворянство. Дуэль (поединок) - происходящий по определенным правилам парный бой, имеющий целью восстановление чести, снятие с обиженного позорного пятна, нанесенного оскорблением. Утверждение чести как основного законодателя поведения было неотъемлемой частью дворянской жизни. Дуэль в России была перенята из Европы, а первые дуэли начали происходить в России еще в XVII веке. В России дуэли возникли в среде иностранцев, поступивших на русскую службу. Дуэль в первую очередь была делом военных. В XIX веке дуэли были очень частым явлением среди дворянского сословия. Дворянин не мог позволить, чтобы его честь была запятнана. В связи с этим возникает понятие защиты чести и достоинства в честном поединке/

Существовало несколько видов дуэлей:

1) законная дуэль – могла происходить только на пистолетах или шпагах и весь ход дуэли должен быть записан в протокол.

2) исключительная дуэль – проводилась, если не принимаются общие правила дуэлей.

3) с секретными мотивами дуэль – если стороны отказываются объяснить секундантам причину дуэли.

Однако существовали ограничения для участников дуэли, так, например, по дуэльному кодексу дуэль была невозможна между людьми неравного происхождения и между родственниками.

Причины дуэли: поводом для дуэли могло стать оскорбление, которое затрагивало такие стороны личности, как внешность, манеры и привычки. Также поводом были: служебные столкновения, оскорбление воинской чести, оскорбления в адрес семьи и рода. Частой была дуэль из-за женщины, к примеру, дуэль между А.С. Пушкиным и Ж. Дантесом, произошла из-за оскорбления нанесенного жене А.С. Пушкина Н.Н. Гончаровой. Однако нередко поводом являлись совершенно немыслимые причины. Например, дурное поведение Пушкина во время танцев в офицерском собрании, заказавшего, вопреки требованию офицеров, танец по собственному выбору.

При каждой дуэли для её законности были необходимы два протокола: протокол встречи (в котором фиксируются все условия дуэли) и протокол дуэли (в котором фиксируется весь ход поединка). Их составляли секунданты каждой из сторон.

Выбор оружия: Обязательным условием дуэли являлся выбор одинакового оружия. Секунданты обязаны были перед началом дуэли тщательно проверить боевые качества оружия, при этом марка пистолета не должна была быть заранее известна противникам. Дуэль могла не состояться в случае, если будут принесены извинения одной из сторон только в присутствии всех секундантов.

3.1. Дуэль в первой половине XIX века

Дуэли в первой половине XIX века в основном проходили на пистолетах. Существовало шесть видов дуэли на пистолетах:

1) на месте по команде – противники становились на расстоянии 15-30 шагов друг от друга, по команде “раз” стреляют с промежутком в одну секунду.

2) на месте по желанию – противники становились на расстоянии 15-30 шагов, и по команде “стреляйте” делали выстрел. Раненый противник имел право стрелять в течении 30 секунд с момента нанесения ранения.

3) на месте с последовательными выстрелами - противники становились на расстояние 15-30 шагов, и один из противников стрелял первым по жребию или по команде.

4) с приближением - противники становятся на расстояние 35-45 шагов, между ними проводилась линия, обозначающая барьер 15-25 шагов, оба противника стреляли после команды “сближаться”, но на ходу они не стреляли, противники останавливались перед выстрелом.

5) с приближением и остановкой - противники становились на расстоянии 35-45 шагов, также устанавливался барьер между ними, оба противника стреляли после команды “сближаться”, второй выстрел следовал через 30 секунд. И оба стреляли на ходу или по желанию могли остановиться.

6) с приближением и параллельными линиями – проводились 2 параллельные линии на расстоянии 15 шагов одна от другой, и на концах линии становились противники, они уже не имели права стрелять на ходу, противники стреляли и сближались, время между выстрелами 30 секунд. Отдача команд стрелять принадлежала секундантам.

Каждая из шести видов дуэли на пистолетах состояла всегда из обмена противников двумя выстрелами. Так же с обоюдного согласия противники имели право согласиться повторять только один и тот же, вид дуэли два или три раза или повторять его до нанесения одному из противников смертельной раны.

Осечка считалась за выстрел в тех случаях, когда отсчет времени начинался с момента подачи команды, тогда в данном случае противник, пистолет которого дал осечку, считался сделавшим выстрел. Противник, выстреливший первым в воздух считался уклонившимся от дуэли. Другой противник, стреляющий вторым, имел право ответить на первый выстрел противника, обращенный в воздух, действительным выстрелом.

Проведение дуэли: В заранее условленное время (обычно утром) противники, секунданты и врач прибывали в назначенное место. Опоздание допускалось не более 15 минут; в противном случае опоздавший считался уклонившимся от дуэли. Поединок начинался обычно через 10 минут после прибытия всех. Противники и секунданты приветствовали друг друга поклоном. Избранный секундантами из своей среды распорядитель предлагал дуэлянтам в последний раз помириться. Перед дуэлью противники снимали с себя мелкие вещи (медальоны, ключи, пояса). Право выбора расстояний принадлежало тоже секундантам. Право определения промежутка времени для выстрелов также устанавливалось секундантами. Время выстрелов отсчитывалось с момента подачи сигнала к нему или с момента первого выстрела. Пистолеты в основном использовались одноствольные и заряжающиеся с дула. Пистолеты заряжали секунданты по жребию или друг за другом только перед дуэлью. Противники расходились и затем стреляли. После того как каждый выстреливал, доктор осматривал противников. После поединка секундантами составлялся протокол поединка.

Еще одним важным лицом в поединке помимо участников были секунданты, которые являлись судьями противников. Секунданты должны были быть того же сословия, что и дуэлянты. Они должны были знать причину предстоящей дуэли. Секундант оскорбленного первый являлся к противнику для переговоров. Или же им посылался письменный вызов, и если в течении 24 часов не последует ответ, то молчание расценивалось как отказ от дуэли. Именно секунданты определяли место и время дуэли, а также вид оружия.

Примеры проведения дуэли: ярким примером является дуэль между А.С. Пушкиным и Ж. Дантесом. Описание дуэли известно из воспоминаний К.К. Данзаса, секунданта Пушкина: “Условия поединка были записаны на бумаге. Прибыв на Черную речку, Данзас договорился с д" Аршиаком, секундантом Дантеса, отправились отыскивать удобное место для дуэли. Выбрав место, мы позвали противников. Противников поставили, подали им пистолеты, и по сигналу, они начали сходиться. Пушкин первый подошел к барьеру, остановился и начал наводить пистолет. Но в это время Дантес, не дойдя до барьера одного шага, выстрелил, и Пушкин раненый упал. Дантес у барьера ждал, прикрыв правою рукою грудь. Приподнявшись и опершись на левую руку, Пушкин выстрелил. Дантес упал, но он стоял боком, и пуля, только слегка задев грудь, попала в руку. Пушкин был ранен в правую сторону живота, пуля глубоко вошла в живот”. Известно что, Пушкин был ярым дуэлянтом, но поединок с Дантесом оказался для великого поэта смертельным. Эту дуэль можно охарактеризовать как дуэль с приближением и остановкой.

Еще одним примером из жизни служит дуэль, которая произошла между Ю.М. Лермонтовым и Н.С. Мартыновым. Поводом для ее стала шутка, высказанная на одном вечере Лермонтовым в адрес Мартынова. Описание этого поединка изложено в воспоминаниях секунданта Лермонтова А.И. Васильчикова: “Секунданты выбрали место, отмерили тридцать шагов, барьер поставили в десять шагов, развели противников на дистанции, объявили им сходиться на десять шагов по команде “марш”. Зарядили пистолеты, подали их каждому, скомандовали “сходись!”. Лермонтов остался неподвижен, подняв пистолет дулом вверх. Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал. Пуля пробила ему легкие и сердце. Данную дуэль следует отнести к виду дуэль с приближением. Из биографии Лермонтова известно, что он участвовал в двух поединках, и последний для него оказался смертельным”.

В литературе того времени дуэли нашли свое отражение. О многом это было связано с тем, что поединки были тогда частым явлением среди дворянства. Так, к примеру, в романе “Евгений Онегин” причиной дуэли была женщина. Дуэль в этом романе можно отнести к виду дуэль на месте с последовательными выстрелами - “Вот пистолеты уж блеснули, гремит о шомпол молоток, в граненый ствол уходят пули, и щелкнул первый раз курок. Плащи бросают два врага. Зарецкий тридцать два шага отмерил с точностью отменной, друзей развел по крайний след, и каждый взял свой пистолет. Теперь сходитесь, четыре перешли шага, вот пять шагов еще ступили, стал целить Ленский, но как раз Онегин выстрелил”.

А в произведении “Герой нашего времени” поводом для поединка послужила личная неприязнь героев. Дуэль между героями Печориным и Грушницким можно классифицировать как дуэль на месте с последовательными выстрелами – «Становитесь, господа!.. Доктор, извольте отмерить шесть шагов.

Бросьте жребий, доктор! - сказал капитан. Доктор вынул из кармана серебряную монету и поднял ее кверху. Вы счастливы, - сказал я Грушницкому, - вам стрелять первому! Капитан между тем зарядил свои пистолеты, подал один Грушницкому, а другой мне. Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет. Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Стреляйте! отвечал он. Я выстрелил».

В создании случаев проведения поединков в этих литературных произведениях, во многом послужил личный опыт А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.

Но дуэли в России запрещались властью, однако этот запрет не был отражен юридически в специальных постановлениях. Все сводилось лишь к осуждению поединков и несмотря на это они проводились. Каждая дуэль становилась в дальнейшем предметом судебного разбирательства. И противники, и секунданты несли уголовную ответственность1. Участие в дуэли, даже в качестве секунданта, влекло за собой неизбежные неприятные последствия. Однако интересы дружбы и чести требовали принять приглашение участвовать в дуэли как лестный знак доверия. Для не служащего дворянина наказанием могло быть церковное покаяние, сопровождавшиеся ссылкой в деревню или запретом выезда в столицу. Для служащего дворянина наказанием за участие в дуэли было разжалование в звании или ссылка (обычно на Кавказ).

Таким образом, дуэль была способом проявления личной свободы дворянина. Она являлась показателем защиты своей чести, а также расценивалась как вызов существующим порядкам. Участие в дуэли показывало, что дворянин сам распоряжается своей жизнью.

3.2. Дуэль во второй половине XIX века

Во второй половине века дуэли продолжали оставаться феноменом в жизни общества. Власть старалась всячески воспрепятствовать проведению дуэлей. Во второй половине века в законодательстве появляются статьи осуждающие дуэль и возводили её в ранг преступления. Дуэль была характерна как для военной, так и для гражданской сферы жизни общества. Не только общество осуждало дуэли, но и церковь относилась к дуэлянтам как к преступникам.

В гражданской сфере дуэли пытались всячески запретить. Запрещалось в случае причинения обиды вызывать кого-либо на поединок словом или в письменном виде. Запрещалось попрекать того, кто, следуя закону, не вышел на поединок. Те кто, умышленно склоняли к проведению поединка и если он действительно происходил, то они подвергались заключению в крепости от одного года до четырех лет. Тем же наказаниям подвергались лица, уговорившие или побудившие умышленно кого-либо к нанесению тяжкого оскорбления другому лицу с целью дать повод поединку. Посредникам предоставлялась возможность воспрепятствовать ссорящимся выходить на поединок, служащие могли об этом объявить своему начальству, а гражданские лица в местную полицию. В законодательстве были предусмотрены случаи для таких категорий лиц как чиновники и служащие. Подчиненный, осмелившийся вызвать своего начальника на поединок по личным причинам, подвергался заключению в крепости от четырех до восьми месяцев. Если вызов начальника на поединок был связан со службой, то виновный подвергался заключению в крепости от одного года до четырех лет с лишением прав и преимуществ. Что касалось материального возмещения семьям убитых чиновников на поединках, то оно полностью отсутствовало, убитый на дуэли расценивался как преступник.

Однако дуэли по-прежнему оставались широко распространенными в военной среде. Об этом свидетельствует “Приложение правил о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде”. Из этого документа следовало, что всякое оскорбление, нанесенное офицером своему товарищу, а также посторонним лицом или офицером другой части передавалось на рассмотрение Суда общества офицеров. Суд общества офицеров допускал, чтобы поединок не состоялся, однако иногда постановлял, что поединок является единственно приличным средством удовлетворения оскорбленной чести офицера. Из этого документа можно сделать вывод, что военные просто обязаны были участвовать в поединке, иначе их могли уволить со службы. В законодательстве были прописаны наказания для тех, кто вызывал на поединок и для тех, кого вызывали. Так вызывающий на поединок за устроенный им вызов, если этот вызов не перерастал в поединок подвергался аресту от трех до семи дней. А когда после вызова все же происходил поединок, но он заканчивался без кровопролития, то вызвавший приговаривался к аресту от трех недель до трех месяцев. Когда вызов на поединок был совершен вследствие нанесенного вызывающему тяжкого личного оскорбления или же вследствие оскорбления его родственников, и вызов не имел последствий, то сделавший его или освобождался от всякого наказания или же приговаривался только к аресту от одного до трех дней. Принявшие вызов на поединок и вышедшие на него получали в наказание арест от одного до трех дней. А если было применено оружие против своего противника, но поединок заканчивался без кровопролития, то арест составлял от трех до семи дней.

Таким образом, наказания предполагались обоим участникам поединка, и они одинаково несли ответственность перед законом. Это представленный перечень наказаний без смертельных последствий. Но если поединок оканчивался трагически для одной из сторон или для обеих, то срок наказания предусматривался уже другой. Вызывающий на поединок последствием, которого была смерть, подвергался заключению в крепости сроком от четырех до шести лет. Если же в случае поединка были нанесены увечья или тяжелая рана предполагалось заключение в крепости от двух до четырех лет. Вызванный на поединок в случае смерти своего противника, мог быть заключен в крепости сроком от двух до четырех лет. А в случае нанесения ему увечья или тяжких, но не смертельных ран мог быть заключен в крепости от восьми месяцев до двух лет. Если участники, вышедшие на поединок, помирились, и без кровопролития по собственному убеждению, то они освобождались от всякого наказания. Однако наказания распространялись не только на участников, но и на свидетелей дуэли - секундантов. Исключением был врач, который приглашался для медицинской помощи пострадавшим участникам.

Секунданты, которые перед поединком или при поединке не использовали всех возможных средств для его прекращения, подвергались в случае смерти одного из противников или обоих, или за нанесение смертельной раны заключению в крепости от четырех до восьми месяцев. Если секунданты побуждали участников к поединку, то они приговаривались к заключению в крепости от двух месяцев до четырех лет. Из этого следует, что секунданты, как и сами дуэлянты, получали наказания в равной степени.

Как правило, дуэли проводились на нейтральной территории, однако были и случаи когда на дуэли приезжали на незнакомую местность. Дуэль на пистолетах была широко распространена в течении всего XIX века. Она получила репутацию более простой, т.к. пистолеты уравнивали соперников в возрасте, физическом состоянии и степени тренированности. Оружие должно было быть незнакомым обеим сторонам, участвующим в поединке. Но иногда допускалась дуэль на личном оружии, в случае серьезного оскорбления по требованию оскорбленного.

Примеры дуэлей данного периода можно обнаружить в литературных произведениях, т.к. авторы часто описывали дуэли либо исходя из сведений участников или лиц, так или иначе связанных с происходящими поединками. По данным описаниям дуэли можно отнести к одной из шести видов. Так дуэль, описанная в произведении И.С. Тургенева можно классифицировать как дуэль с приближением и остановкой. Поводом для этой дуэли послужила личная неприязнь героев Базарова и Павла Кирсанова. Необычным было то, что эта дуэль происходила без участия секундантов.

“Предлагаю драться завтра рано, за рощей, на пистолетах, барьер в десяти шагах. Стрелять два раза. Секундантов у нас не будет, но может быть свидетель. Угодно вам заряжать? – нет, заряжайте вы, а я шаги отмеривать стану. Базаров провел носком сапога черту по земле. – вот и барьер. Базаров с своей стороны отсчитал десять шагов от барьера и остановился. Можем сходиться. Базаров двинулся вперед, И Павел Петрович пошел на него поднимая дуло пистолета. И в то же мгновение раздался выстрел. Он ступил еще раз и не целясь подавил пружинку. Павел Петрович хватился рукою за ляжку. Базаров бросил пистолет в сторону и приблизился к своему противнику”.

В произведении А.И. Куприна, который так и называется “Поединок” имеется даже пример рапорта о поединке. Офицерская жизнь, которую провел Куприн в чине подпоручика послужила материалом для его произведения. Данную дуэль можно отнести к виду дуэль с приближением.

“Противники встретились в шесть часов утра, в роще, расположенной в трех верстах от города. Продолжительность поединка, включая и время, употребленное на сигналы была одна минута десять секунд. Места, занятые дуэлянтами, были установлены жребием. По команде “вперед” оба противника пошли друг другу навстречу, но выстрелом, произведенным поручиком Николаевым, подпоручик Ромашов ранен был в правую верхнюю часть живота. По истечении установленной полуминуты для ответного выстрела, обнаружилось, что подпоручик Ромашов отвечать противнику не может. Вследствие этого секунданты подпоручика Ромашова предложили считать поединок оконченным. При перенесении подпоручика Ромашова в коляску, он впал в обморочное состояние и через семь минут скончался от внутреннего кровоизлияния”.

Имеются сведения о дуэлях случившиеся даже в начале XX века.

В воспоминаниях Ф.Ф. Юсупова описано что, его старший брат Николай погиб на дуэли с графом Арвидом Мантейфелем в 1908 г. –

“Узнал я подробности дуэли. Она состоялась ранним утром и имении князя Белосельского на Крестовском острове. Стрелялись на револьверах в тридцати шагах. По данному знаку Николай выстрелил в воздух. Гвардеец выстрелил в Николая, промахнулся и потребовал сократить расстояние на пятнадцать шагов. Николай снова выстрелил в воздух. Гвардеец выстрелил и убил его наповал. Но это уже не дуэль, а убийство”. Эту дуэль можно отнести к виду дуэль на месте по желанию.

А дуэль между Н.С. Гумилевым и М.А. Волошиным показывает не равноправие поединка, т.к. М.А. Волошин не был представителем дворянства. Поединок состоялся с нарушением многих правил. Дуэль состоялась 22 ноября 1909 г. на Черной речке, именно на том месте, где произошла дуэль между А.С. Пушкиным и Дантесом. Из воспоминаний А.Н. Толстого: “Меня выбрали распорядителем дуэли. Когда я стал отсчитывать шаги. Гумилеву я понес пистолет первому. На нем был цилиндр и сюртук, шубу он сбросил на снег. Передав второй пистолет Волошину, я по правилам в последний раз предложил мириться. Но Гумилев перебил меня, сказав, что намерен драться, а не мириться. Тогда я просил приготовиться и начал громко считать: раз, два, три. У Гумилева блеснул красноватый свет и раздался выстрел. Прошло несколько секунд. Второго выстрела не последовало. Гумилев требовал от Волошина выстрела, Волошин ответил, что произошла осечка. Волошин поднял пистолет, и я слышал, как щелкнул курок, но выстрела не было. Я подбежал к нему. Выдернул у него из дрожащей руки пистолет. Мы начали совещаться и отказались от продолжения поединка. Гумилев поднял шубу, перекинул ее через руку и пошел к автомобилям”. По решению суда последовал арест, для Н. С. Гумилева он составил семь дней, а для М.А. Волошина один день. Данный случай наглядно показывает, что дуэль перестает быть преимущество дворянским явлением.

Среди российского воинства дуэли процветали. Генералы с увлечением составляют и описывают пособия для ведения дел чести в офицерской среде. Однако на протяжении всего столетия власть ненавидит дуэль, ибо дуэль - это признак свободы. Дуэлянты дерзко позволяют себе распоряжаться своей и чужой жизнью, что, конечно же, не устраивало глав государства.

К концу века дуэль превращается скорее в экзотику. Дуэль сместилась из сферы сословной в культурную, и носителями дуэльного сознания порой были разночинцы. В сознании общества дуэль стала носить характер уже не защиты чести или своих принципов, а расценивалось как убийство или преднамеренное причинение вреда.

Дуэльные обычаи были широко распространены в XIX веке, они постепенно, преодолевая сопротивление властителей, врастали в русскую жизнь, и исчезли почти внезапно в начале XX столетия. Исчезновение дуэли связанно с новым мировоззрением людей, страна в начале XX века участвовала во многих вооруженных конфликтах, люди поняли ценность жизни и осмыслили, что решать споры, ссоры и другие разногласия можно и мирным путем.

Заключение

Внешний вид дворянства на протяжении XIX века постепенно изменялся. Менялись детали одежды, костюм стал упрощаться, это было связанно как с веяниями моды, так и с тем, что дворянство как сословие постепенно стало угасать.

Воспитание и образование дворян в целом на протяжении XIX века имело несколько форм. На примере биографий было выявлено, что не всегда образование было оконченным, а иногда оно проходило за границей. Женское образование практически отсутствовало, единственным учебным заведением для девушек был институт благородных девиц. А юноши во второй половине века меньше отдавали предпочтение обучению не в военных учебных заведениях.

Дуэль в течение всего XIX века оставалась популярна. Представители дворянства достаточно часто использовали дуэль, как способ разрешения разногласий. Целью дуэли было восстановление чести, снятие с обиженного позорного пятна, нанесенного оскорблением. Феномен дуэли был особо популярен в первой половине XIX века, так как именно в это время происходило большинство поединков. А во второй половине XIX века общество осуждает дуэли, и считает их лишь простой формальностью. В законодательстве появляются статьи запрещающие поединки и возводили их в ранг преступления.

В итоге изменения в дворянском быте повлияли на дворянство в целом. Во второй половине XIX века дворянство теряет свою общность, во многом это было связано с всесословной политикой правительства. К началу XX столетия дворянство как сословие начинает “затухать”, это было обусловлено как внешними, так и внутренними процессами.

Источники и литература

Источники личного происхождения

1. Аксаков К.С. Воспоминания студентства 1832-1835 гг. Русские мемуары. М., 1990.
2. Бунин И.А. Воспоминания. М., 2003. (www.zakharov.ru).
3. Водовозова Е.Н. На заре жизни. Т. 1. М., 1987. (www.zakharov.ru).
4. Волконский С.М. Мои воспоминания. В 2-х кн. М., 2004. (www.zakharov.ru).
5. Семёнов-Тян-Шанский П.П. Детство и юность. Русские мемуары. М., 1990.
6. Щепкина В.А. Воспоминания. Русские мемуары. М., 1990.

Литературные произведения

1. Куприн А.И. Рассказы. В 2-х т. Т. 1. М., 2002.
2. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени. M., 1988.
3. Пушкин. А.С. Евгений Онегин: роман в стихах. М., 1980.
4. Тургенев И.С. Отцы и дети. Л., 1985.

Делопроизводственная документация

1. Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном. Подлинное военно-судное дело 1837 г. СПб., 1900.

Законодательные источники

1. Полное собрание законов Российской империи. Правила о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде. Собр. 3-е. Т. XIV. СПб., 1898.
2. Свод Законов Российской империи. СПб., Т. XIV. 1912. Устав о предупреждении и пресечении преступлений.

Художественные источники

1. Боровиковский В. Л. Портрет А. П. Дубовицкого. 1804 г., портрет Д.А. Державиной. 1813 г. (http://www.bg-gallery.ru).
2. Брюллов К. П. Портрет A.Н. Рамазанова. 1821 г., портрет писателя Н. В. Кукольника. 1836 г., портрет графа А.А. Перовского. 1836 г., портрет Н.Н. Пушкиной. 1832, портрет М.О. Смирновой. 1830 г. (http://www.bg-gallery.ru).
3. Кипренский О. А. Портрет С.С. Уварова. 1815г., портрет А. А. Олениной. 1828 г. (http://www.bg-gallery.ru).
4. Крамской И.Н. Портрет И.А. Гончарова. 1874 г., портрет П.И. Ливена. 1879 г., портрет В.Н. Третьяковой. 1876 г., портрет Е.А.Васильчиковой. 1867 г. (http://www.artpoisk.info.ru).
5. Маковский К.Е. Портрет Д.И. Толстого. 1901 г., Семейный портрет. 1882 г., портрет М.Е. Орловой-Давыдовой. 1889 г., портрет М.М. Волконской. 1884 г., Портрет А.И. Сувориной. 1880-е гг. (http://www.artpoisk.info.ru).
6. Соколов П.Ф. Портрет Н.А. Челищева. 1817 г., портрет О. А. Голицыной. 1847 г., портрет П.Н. Рюминой. 1847 г., портрет С.П. Апраксиной. 1842 г. (http://www.bg-gallery.ru).
7. Тропинин В. А. Портрет А. И. Кусова. 1820 г, портрет А.И. Барышникова. 1829 г., портрет М.Ф.Протасьева. 1840-е гг. (http://www.bg-gallery.ru).
8. Фотографии И.А. Бунина. 1901 г., А.Ф.Тютчевой. 1862 г., З.Н. Гиппиус. Начало XX века. (http://ru.wikipedia.org).

Исторические предпосылки для создания быта женщины - дворянки

Рассмотрев понятие «дворянство», надо также уяснить, что женщина-дворянка получала это сословие только по наследству, т.е. для этого она должна быть рождённой в дворянской семье, женщины в России не служили, и соответственно не могли получить дворянского сословия по службе.

Задача данной курсовой работы состоит в том, чтобы показать быт женщины-дворянки в определённый исторический период, а именно – вторая половина 19 века – начало 20 века. Для этого совершим краткий исторический экскурс и вспомним, что же произошло в XIX столетии.

Итак, во второй половине XIX столетия достоянием человечества стали два открытия:

– электрическая энергия, которая начала использоваться в двигателях, средствах связи (телеграф и телефон), для освещения;

– двигатель внутреннего сгорания (1860 г.), благодаря чему появился автомобиль (1885–1886 гг.).

Использование электрического двигателя и двигателя внутреннего сгорания внесло существенный вклад в развитие производительных сил общества.

В XIX веке Европу потрясли буржуазно-демократические революции (во Франции, Германии, Австро-Венгрии и Италии) и войны.

К концу XIX века завершился раздел мира между крупнейшими капиталистическими державами. Сформировалась колониальная система, ставшая одним из важнейших источников получения прибыли.

В XIX столетия в странах Романо-германской цивилизации сложилась новая социальная структура. Теряет былое господствующее положение дворянство, уступая его буржуазии. Капиталистическое производство воспроизводит главного противника буржуазии – пролетариат. Формируется сильный интеллектуальный слой, который начинает играть возрастающую роль в духовной жизни и занимает влиятельное положение в социальной структуре общества.

Изменившиеся социально-экономические условия привели к существенным переменам во всех областях культуры – науке, литературе, искусстве. Бурный рост производства, необходимость его обслуживать дал толчок развитию научных фундаментальных и прикладных исследований, особенно естественных и технических.

В XIX веке продолжала терять своё влияние религия. Развитие науки и научно-технический прогресс углубили процесс секуризации. Несмотря на снижение влияния религии на систему воспитания и образования, где ведущие позиции занимали научные дисциплины, она в силу традиций сохраняла большое количество приверженцев. Однако сложным и противоречивым было положение не только религии. Не могли избежать такой же участи живопись, музыка, театр, художественная литература.

В искусстве сохранили своё влияние старые и возникли новые стили, школы, направления. Это можно объяснить рядом обстоятельств. Во-первых, старые формы перестали соответствовать новому содержанию; во-вторых, искусство почувствовало себя невостребованным. Пришедшая к экономической и политической власти буржуазия имела, как правило, невысокий культурный уровень, несомненно, проигрывая в этом отношении уходящему в прошлое дворянству. Художественные потребности и запросы новых богачей были более чем скромными. Они во многом носили утилитарный и рациональный характер.

И несмотря ни на что, в 19 веке в России успешно развивались общественные науки – история, философия, языкознание, политическая экономия. Небывалого подъёма и расцвета достигли русская литература, живопись, музыка, театральное искусство, архитектура – русская культура вышла на передовые мировые рубежи.

Первая половина 20 века ознаменовалась для России двумя кровопролитными войнами и тремя революциями, в результате чего огромная империя выпала из мировой капиталистической системы.

Быт женщины - дворянки во второй половине 19 века и начала 20 века

Быт дворянки, как и быт любого другого человека, определялся не только историческим временем, т.е. тем временем, в какую эпоху жил данный человек, но и принадлежностью к данному сословию, обществу, окружающему данного человека. Немногие дворянки принадлежали к высшему обществу – это зависело от многих причин, в том числе и от материального состояния дворянской семьи. По окончании войны 1812 года многие московские дворянские семьи потеряли при пожаре дома, мебель, и всё домашнее имущество, вторым ударом по дворянству стала отмена крепостного права в России. После отмены крепостного права, материальное состояние некоторых дворянских семейств было настолько расстроено, что они потеряли всякую надежду вернуться в высшее общество.

Все эти и многие другие предпосылки и обуславливали настоящий быт женщины-дворянки. Все эти факты очень хорошо были отражены в историческом романе Л. Толстого «Война и мир».

…«Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, а Петербурге общество их было смешанное и неопределённое. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их, к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.

Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: сосед по Отрадному, фрейлина Перонская, сын уездного почтмейстера, служащий в Петербурге…».

«Петербургский высший круг, собственно, один, все знают друг друга, даже ездят друг к другу. Но в этом большом круге есть свои подразделения…».

Дворянские семьи отличались от других семей, тем что дворянские дети должны были уметь не только читать и писать, но хорошо говорить на французском и других языках, уметь музицировать, хорошо танцевать и многое другое.

«…Все члены этой семьи, в особенности женская половина, представлялись ему покрытыми какой-то таинственной поэтической завесой, и он не только не видел в них никаких недостатков, но под этой поэтическою завесой предполагал самые возвышенные чувства и всевозможные совершенства. Для чего этим трём барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого всегда слышались по всему дому; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисования, танцы; для чего в известные часы все три барышни подъезжали в коляске к тверскому бульвару в своих атласных шубах; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару…».

Очень большое значение имел дом, в котором постоянно проживала дворянская семья, некоторые дворянские семьи имели не один, а несколько домов, и усадеб.

«Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшен, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограда и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зелёной краской; дороги были прямые, мосты были крепкие, с перилами. На всём лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности…».

В обустройстве дома почти всегда большое участие принимала хозяйка дома, хотя переустройство и постройка новых зданий и надворных построек полностью ложились на плечи хозяина – дворянина, но внутреннее убранство комнат, расположение комнат для членов семьи, всё внутреннее устройство быта семьи, вплоть до этикета – был уделом женщины-дворянки.

Имея в виду всё выше сказанное, не следует думать, что хозяин и хозяйка всегда самолично строили, убирали, готовили и прочее, прочее, прочее. В каждой дворянской семье были управляющие делами, экономки, кухарки, лакеи, приказчики, няньки, кормилицы, горничные, повара, официанты, прачки, служанки, и т.д.

Но присматривала за ведением хозяйства и руководила всё-таки хозяйка (дворянка).

Правда не каждой женщине-дворянке это было под силу, и не каждая женщина умело могла вести хозяйство.

«Графиня Лидия Ивановна исполнила своё обещание. Она действительно взяла на себя все заботы по устройству и ведению дома. Но она не преувеличивала, говоря, что она не сильна в практических делах. Все её распоряжения надо было изменять, так как они были неисполнимы, и изменялись они Корнеем, камердинером, который незаметно для всех повёл теперь весь дом».

Как известно жизнь человека начинается с его рождением, так и жизнь любой дворянки начинается с рождения. И от того, в какой семье она родится, зависело какой она будет в дальнейшем, какое воспитание, привычки, навыки, устои, обычаи она унаследует, впитает в себя.

Женщина-дворянка рожала детей дома, под присмотром акушерки и по возможности доктора, но не всегда роды протекали благополучно, медицина иногда была бессильна, да в самом смысле медицины в то время практически не было, всё было настолько примитивно, единственное, что отличало роды дворянок от женщин многих других сословий – это чистота и наличие ухаживающего персонала за роженицей и её младенцем.

Многие дворянки сами вскармливали своих грудных детей, не прибегая к помощи кормилиц. Такой пример, мы видим в историческом романе Л. Толстого «Война и мир».

«Наташа вышла замуж…и спустя семь лет у ней было уже три дочери и один сын, которого она страстно желала и теперь сама кормила».

Но большинство женщин-дворянок имели для своих новорожденных детей кормилиц, хотя и много времени уделяли своим детям.

«Кормилица-итальянка, убрав девочку, вошла с нею и поднесла её Анне. …Нельзя было не улыбнуться, не поцеловать девочку, нельзя было не подставить ей палец, за который она ухватилась, взвизгивая и подпрыгивая всем телом: нельзя было не подставить ей губу, которую она, в виде поцелуя, забрала в ротик. И всё это сделала Анна, и взяла её на руки, и заставила её прыгать, и поцеловала её свежую щёчку и оголённые локотки…Она отдала девочку кормилице…».

Некоторые женщины-дворянки старались проводить лето с детьми в деревне, на даче…

«Дарья Александровна проводила лето с детьми в Покровском, у сестры Кити…Кроме Облонских со всеми детьми и гувернанткой, в это лето гостила у Левиных ещё старая княгиня, считавшая своим долгом следить за неопытною дочерью…».

Женщины-дворянки, находясь летом с детьми в деревне или на даче, водили детей в лес за грибами и ягодами, на речку удить рыбу, купаться, что доставляло всем огромное удовольствие.

«…Грибов набрали целую корзину, даже Лили нашла берёзовый гриб. Прежде бывало так, что мисс Гуль найдёт и покажет ей; но теперь она сама нашла большой берёзовый шлюпик, и был общий восторженный крик: «Лили нашла гриб!

Потом подъехали к реке, поставили лошадей под берёзками и пошли в купальню…Хотя и хлопотливо было смотреть за всеми детьми и останавливать их шалости, и хотя и трудно было вспомнить и не перепутать все эти чулочки, панталончики, башмачки с разных ног и развязывать, расстёгивать и завязывать тесёмочки и пуговки, Дарья Александровна, сама для себя любившая всегда купанье, считавшая его полезным для детей, ничем так не наслаждалась, как этим купаньем со всеми детьми. Перебирать все эти пухленькие ножки, натягивая на них чулочки, брать в руки и окунать эти голенькие тельца и слышать то радостные, то испуганные визги; видеть эти задыхающиеся, с открытыми, испуганными и весёлыми глазами лица, этих брызгающих своих херувимчиков было для неё большое наслаждение».

Среди женщин-дворянок были те, кто очень любил заниматься ведением домашнего хозяйства и могли себе позволить заниматься любимыми занятиями.

«На террасе собралось всё женское общество. Они и вообще любили сидеть там после обеда, но нынче там было ещё и дело. Кроме шитья распашонок и вязанья свивальников, которым все были заняты, нынче там варилось варенье по новой методе, без прибавления воды. Кити вводила эту новую методу, употреблявшуюся у них дома…

… – Сделайте, пожалуйста, по моему совету, – сказала старая княгиня, – сверху положите бумажку и ромом намочите: и безо льда никогда плесени не будет». «В ленинском давно пустынном доме теперь было так много народа, что почти все комнаты были заняты…. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством, было немало хлопот о приобретении кур, индюшек, уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много…».

Все эти советы и нововведения говорят о том, с какой любовью женщины относились к своим обязанностям хозяйки дома.

Женщины-дворянки любили обустраивать своё жилище и всегда радовались всему новому, улучшающему его.

«Оставшись одна, Дарья Александровна взглядом хозяйки осмотрела свою комнату. Всё, что она видела, подъезжая к дому и проходя через него, и теперь, в своей комнате, всё производило в ней впечатление изобилия и щёгольства и той новой европейской роскоши, про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала ещё в России и в деревне. Всё было ново, начиная с французских новых обой до ковра, которым была обтянута вся комната. Постель была пружинная с матрасиком и с особенным изголовьем и канаусовыми наволочками на маленьких подушках. Мраморный умывальник, туалет, кушетка, столы, бронзовые часы на камине, гардины и портьеры – всё это было дорогое и новое…

…В детской роскошь, которая во всём доме поражала, ещё больше поразила её. Тут были и тележки, выписанные из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван вроде бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Всё это было английское, прочное и добротное и, очевидно очень дорогое. Комната была большая, очень высокая и светлая…».

«Обед, столовая, посуда, прислуга, вино и кушанье не только соответствовали общему тону новой роскоши дома, но, казалось, были ещё роскошнее и новее всего. Дарья Александровна наблюдала эту новую для себя роскошь и, как хозяйка, ведущая дом, – хотя и не надеялась ничего из виденного применять к своему дому, так это всё по-роскоши было далеко выше её образа жизни…».

«Кровать была высокой, с перинами, с пятью всё уменьшающимися подушками, с огромным одеялом».

Но не все женщины-дворянки могли себе позволить такую роскошь, некоторые жили намного скромнее.

«Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие».

Высшее светское общество имело свои привычки, устои, традиции, и люди принадлежащие к этому обществу, должны были следовать всем правилам, по которым это общество жило.

Очень часто (особенно в Москве и Петербурге) в дворянских домах давали балы, где молодые девушки-дворянки могли найти себе женихов, повеселиться и потанцевать.

«31 декабря, накануне нового года, был бал у екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.

На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещённого подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но и полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звёздах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда…».

«Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в восемь часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы её с самого утра были устремлены на то, чтоб они все были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых шёлковых чехлах, с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причёсаны a la grecque.

Всё существенное было уже сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно старательно, по-бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шёлковые ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; причёски были почти окончены…»

В этом отрывке из романа Л. Толстого «Война и мир», прослеживается приготовление девушек и женщин дворянок к большому новогоднему балу, хотя балы в дворянском обществе проходили очень часто – этот бал был особенно торжественным, так как на этом балу ожидали приезд государя и его семьи.

«Наташа с утра этого дня не имела минуты свободы и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.

В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты она в первый раз живо представила себе то, что ожидает её там, на бале, в освещённых залах, – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодёжь Петербурга. То, что её ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже…

…Она поняла всё то, что её ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещённой лестнице».

«Бал только что начался, когда Кити с матерью входила на большую, уставленную цветами и лакеями в пудре и красных кафтанах, залитую светом лестницу…

…Несмотря на то, что туалет, причёска и все приготовления к балу стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своём сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей и её домашним ни минуты внимания, как будто они родились в этом тюле, кружевах, с тою высокою причёской, с розой и двумя листиками наверху…».

Девочек воспитывали так, что все события, происходившие в их жизни, они обсуждали с матерью: просили их разрешения, совета, участия в их судьбе.

«В то время как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа, взволнованная, прибежала к матери.

– Мама!. Мама!. он мне сделал предложение…».

Первым у кого «просили руки дочери» – конечно была мать девушки-дворянки.

«– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей».

И только после разговора с матерью девушки, жених делал предложение и объяснялся в любви самой девушке.

«- Я полюбил вас с той минуты, как увидел вас. Могу ли я надеяться?.

– Любите ли вы меня?».

Получив положительный ответ, дворянин с этого дня считался женихом, а девушка, которой он сделал предложение – невестой.

Начинались приготовления к свадьбе.

«Берг уже более месяца был женихом, и только неделя оставалась до свадьбы, а граф ещё не решил с собой вопроса о приданном и не говорил об этом сам с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское имение, то хотел продать лес, то занять денег под вексель…».

Хотя малое приданное девушке-дворянке готовилось практически самого её рождения, то большое приданное иногда было спорным для родителей на момент свадьбы, так как у дворянина могло быть несколько дочерей, и это зависело от того, какая из дочерей первой выйдет замуж, какой жених ей достанется и многие другие факторы.

Свадьбе девушки-дворянки предшествовала помолвка и обручение.

Свадьба девушки-дворянки занимала огромное место в её жизни.

Так как свадебная церемония начиналась с венчания молодых в церкви, девушка задолго готовила себя к таинству венчания, которому предшествовала церемония таинства причащения и всех церковных мероприятии, которые сопровождали это событие.

Задолго начинались приготовления к свадьбе, шили венчальное платье, обсуждали и готовили приданное, приглашали гостей, заранее готовились закуски, вина и прочее, всё то, что требовалось для свадебного стола, приглашали музыкантов, танцоров и т.д.

Торжественный обряд венчания был наиглавнейшим во всей свадебной церемонии и готовился он особенно тщательно. После свадьбы молодые уезжали на постоянное место жительства, т.е. девушка-дворянка покидала родительский дом, переезжая к мужу. В доме мужа ей предстояла новая жизнь, нужно было привыкать к своему новому положению жены, хозяйки, а затем и матери.

Хотя жизнь на новом месте многое меняла в обычном укладе жизни теперь уже женщины-дворянки, оставались старые друзья, привычки, и всё то, что она получила в родительском доме.

Женщина-дворянка по образу и подобию своего родительского дома старалась создавать быт и уют в новом доме, добавляя элементы нового, своего, присущего только ей.

Женщины-дворянки интересовались не только ведением своего дома, но и делами мужа, новостями светской жизни, принимала гостей, выезжала в гости сама, посещала театры, много читала, вела активную переписку с родными и друзьями, и многое другое.

Очень модным увлечением молодых девушек и женщин-дворянок было ведение дневника или записок о жизни. В свободное время девушки, а также и женщины увлекались гаданием на картах, раскладыванием пасьянсов, музицировали, разучивали новые музыкальные композиции и произведения, читали модные журналы. Но жизнь дворянки в столице и в губернском городе имела большие различия: жизнь в провинции протекала менее интересно, скучно, т. к. была ограничена многими факторами.

Так дворянка-женщина, проживающая в столице больше времени уделяла своему дальнейшему просвещению, интересовалась политикой, зарубежными новостями и т.д.

Не чужды ей были прогулки, маскарады, всякие увеселительные мероприятия. Так, например, зимой кроме катания на санях и санках девушки-дворянки увлекались катанием на коньках, для чего они посещали катки, где могли также знакомиться с молодыми людьми, общаться.

Женщины-дворянки увлекались игрой не только в настольные игры, но и в крокет и другие не менее интересные игры.

«Общество партии крокета, на которое княгиня Тверская приглашала Анну, должно было состоять из двух дам с их поклонниками. Две дамы эти были главные представительницы избранного нового Петербургского кружка…».

Большим увлечением дворянских семей была охота. Некоторые женщины-дворянки принимали непосредственное участие в этом интересном мероприятии.

Некоторые девушки и женщины дворянки хорошо умели держаться в седле, не уступая иногда мужчинам, принимая в охоте скорее роль зрителей, чем самих охотников. Они наслаждались прекрасной природой, атмосферой напряжённой скачки за зверем, любопытством к финалу всей этой интересной затеи – поимки зверя.

После окончания охоты всё дворянское общество, которое принимало участие в охоте собиралось на домашний деревенский ужин. После ужина все веселились, пели, смеялись, иногда плясали и вспоминали самое интересное, что произошло на самой охоте. На ужин подавались самые незамысловатые закуски и угощенья: грибы, лепешки, орехи, мёд варёный и шипучий, яблоки, сотовый мёд, варенье на меду и на сахаре, ветчина, жареная курица и т.д.

«Вронский и Анна прожили всё лето и часть осени в деревне. Было между ними решено, что они никуда не поедут: но оба чувствовали, чем долее они жили одни, в особенности осенью и без гостей, что они не выдержат этой жизни и что придётся изменить её.

Жизнь казалось, была такая, какой лучше желать нельзя: был полный достаток, было здоровье, был ребёнок, и у обоих были занятия. Анна без гостей всё так же занималась собою и очень много занималась чтением – и романов и серьёзных книг, какие были в моде. Она выписывала все те книги, о которых с похвалой упоминалось в получаемых ею иностранных газетах и журналах, и с тою внимательностью к читаемому, которая бывает только в уединении, прочитывала их. Кроме того, все предметы, которыми занимался Вронский, она изучала по книгам и специальным журналам, так что часто он обращался прямо к ней с агрономическими, архитектурными, даже иногда коннозаводческими и спортсменскими вопросами…».

Многие женщины-дворянки могли себе позволить путешествия за границу, и не только на лечение, а просто посмотреть мир.

«Вронский с Анною три месяца уже путешествовали по Европе. Они объездили Венецию, Рим, Неаполь и только что приехали в небольшой итальянский город, где хотели поселиться на некоторое время».

За границей они посещали не только исторические памятники, театры, но и встречались с художниками, поэтами, жившими и творившими свои шедевры вне России.

«Вронский, Анна и Голенищев, возвращаясь домой, были особенно оживлены и веселы. Они говорили о Михайлове и его картинах. Слова талант, под которым они разумели прирождённую, почти физическую способность, независимую от ума и сердца, и которым они хотели назвать всё, что переживаемо художником, особенно часто встречалось в их разговоре, так как оно было необходимо, для того чтобы назвать то, о чём они не имели никакого понятия, но хотели говорить. Они говорили, что в таланте ему нельзя отказать, но что талант его не мог развиться от недостатка образования – общего несчастия наших русских художников».

Некоторые женщины-дворянки уезжали за границу по совету докторов – на лечение.

«…Уже перед концом курса вод князья Щербацкие поехали в Карлсбад, Баден и Киссинген к русским знакомым…Взгляды князя и княгини на заграничную жизнь были совершенно противоположные…Княгиня находила всё прекрасным и, несмотря на своё твёрдое положение в русском обществе, старалась за границей походить на европейскую даму, чем она не была, – потому что она была русская барыня, – и потому притворялась, что ей было отчасти неловко…».

Огромное значение на протяжении всей жизни дворянки имела религия, вера в Бога, послушание и уважение к родителям.

Всех детей родившихся в христианской семье – крестили, с этого начинали свой христианский путь и девочки-дворянки. И далее их воспитывали в вере и любви к Богу, поэтому их жизнь не представлялась без веры и послушания.

«Петровками, в воскресенье, Дарья Алексеевна ездила к обедне причащать всех своих детей. Дарья Александровна в своих задушевных, философских разговорах с сестрой, матерью, друзьями очень часто удивляла их своим вольнодумством относительно религии. У ней была своя странная религия метемпсихозы, в которую она твёрдо верила, мало заботясь о догмах церкви. Но в семье она – и не для того только, чтобы показать пример, а от всей души – строго исполняла все церковные требования, и то, что дети около года не были у причастия, очень беспокоило её…».

«Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и кряхтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей и с одним бедным пучком волос, выступавшим из-под белого коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, её дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву. Молитвенное настроение её было уничтожено».

Старые женщины-дворянки всячески старались поддержать своих детей, советом, наставлением, утешить в тяжёлую минуту, и всё женское было им не чуждо, хотя вели они себя очень сдержанно, из-за старомодного воспитания, из-за своего преклонного возраста, утраченного здоровья, и т.д.